Глава 7
Наши дела плохи
Гвиневра
Пока я раздумывала, постучать в его дверь или нет, он сам неожиданно распахнул ее, удерживая в руках аптечку.
— Что ты здесь делаешь? — удивился он и отступил на шаг.
— Я так и не обзавелась своей аптечкой, поэтому хотела одолжить твою, — затараторила я. — Но не беспокойся, я ее завтра же куплю.
— Ясно. — Он рассмеялся, хотя ему не было смешно, и протянул аптечку мне. — Я как раз собирался отнести ее тебе.
— О, спасибо. — Я потянулась за аптечкой, балансируя на одной ноге.
Посмотрев на мою опухшую щиколотку, он вдруг передумал мне ее давать.
— Насколько все плохо? — Илай присел возле меня. — Ты почувствовала, что она щелкнула?
— Нет, правда, все нормально!
Я поставила больную ногу на всю стопу и тут же, скривившись от боли, подняла ее обратно.
— Это ненормально. Заходи. — Он взял меня под локоть, помогая войти.
— Илай!
— Просто иди.
Он подвел меня к серому дивану. В его квартире все было либо синим, либо серым. Все было раздражающе стерильным, словно в шоуруме или больнице.
— Сидеть, — скомандовал он.
— Я тебе не собака.
Вздохнув, он легонько подтолкнул меня назад. Едва я коснулась дивана, мне тут же захотелось на нем развалиться. Он оказался таким мягким.
— Как уютно! — прошептала я, поглаживая рукой подушки.
— Верно. Эта вещица называется диваном, просто замечательное изобретение! Зная, что у тебя в квартире до сих пор нет мебели, я не уверен, знакома ли тебе эта вещь?
Он присел на деревянный кофейный столик и приподнял мою ногу.
— Не смешно. Ай! — Я зажмурилась, когда он надавил на мою щиколотку.
— Как это случилось? — теперь он смотрел на меня.
— А тебе какое дело?
— А такая, что люди, увидев твою хромую походку, начнут сомневаться в безопасности нашего дома, и его цена снизится.
Я попыталась дотянуться до него и шлепнуть, но он опять надавил на щиколотку.
— Ой, больно же! Что случилось с «не делай больно ближнему своему»?
— Извини, просто проверяю, не порвала ли ты случайно чего-нибудь.
Он пожал плечами с притворной улыбкой на губах, разоблачающей его ложь.
— В первую очередь нужно приложить лед, — проворчал он, разворачивая просто огромный пакет со льдом. — Когда опухоль немного спадет, наложим компрессионную повязку. Подай-ка мне вон ту подушку.
Дотянувшись, я подала ему синюю подушку. Он подложил ее мне под ногу.
— Ты сможешь не двигаться в течение двадцати минут? Я знаю, это непросто, но…
— Не уверена, доктор Дэвенпорт, мне же всего пять лет.
Я закатила глаза и пошевелила ногой. Он молча обошел диван.
— Спасибо, — прошептала я.
— Ты что-то сказала?
Я была уверена на сто процентов, что он прекрасно все расслышал.
Этот мужчина решил довести меня до белого каления?
— Я сказала тебе спасибо, — буквально проорала я.
— Ладно. И незачем так орать!
Повернувшись, я взглянула на него. Он невинно смотрел на меня, держа в руках бутылку пива.
— Хочешь? Или могу предложить тебе «Кока-Колу» и…
— А у тебя есть ванильное мороженое? — У меня был такой радостный вид, что, готова поспорить, он смог подавить свой очередной гнусный комментарий благодаря только огромным усилиям воли.
— К сожалению, я ненавижу ваниль, поэтому у меня его нет.
— Ты не любишь ваниль? Это же базовая составляющая любого мороженого.
— Нет, базовая составляющая — это шоколад. Так ты не хочешь пива?
Он был слишком вежлив.
— Я чувствую подвох в твоих словах.
— Расскажи мне, что случилось?
— Нет уж, спасибо. У меня все в порядке.
Перед собой я увидела висящий на стене, как и у многих знакомых парней, огромный телевизор.
— Ну как знаешь!
Он присел рядом, открыл бутылку и принялся щелкать пультом, выбрав канал, где показывали мужчину, идущего по канату, натянутому между двух гор.
Я отвернулась от экрана.
— Что?
— Ничего!
— И почему ты тогда смотришь на меня?
— Извини, — я перевела взгляд на часы.
— Ты боишься высоты так сильно, что не можешь даже просто смотреть на это?
— Не боюсь.
— Хорошо. Сейчас он уже на высоте пятидесяти четырех метров над землей.
— Да, я боюсь высоты.
— Серьезно?!
Я сердито посмотрела на него, и он переключил на «Энимал Плэнет».
— Так лучше? — Он указал на морских черепах.
— Намного.
— Что и требовалось, — пробурчал он, с наслаждением потягивая пиво.
Какое-то время мы просидели в тишине, уставившись на черепах, медленно плавающих на дне моря. Тишина и он, уютно потягивающий пиво, заставили меня разговориться.
— Я повредила лодыжку, когда удирала из ресторана. Мне показалось, что я увидела там Бэша, Себастьяна и Хану, вместе. Поэтому я захотела как можно скорее убежать оттуда, но столкнулась с официантом, который опрокинул поднос с мороженым прямо на меня. — Я вздохнула.
Он ничего не ответил мне, просто развалился на диване и протянул мне свое пиво.
— Но это оказались не они, да? У них с Ханой не было там свидания, — мягко добавил он, продолжая внимательно смотреть на черепах.
— Нет, это были не они. Я ошиблась, и это заставило меня почувствовать себя полной идиоткой. Хромая и жалкая я вернулась домой и залезла под душ. Все.
Я вернула ему бутылку. Он сделал большой глоток и уставился на нее.
— Честно говоря, я сегодня видел Ханну. И в моем случае это не было ошибкой, это на самом деле была она. Оказывается, уже неделю назад она вернулась к работе в больнице, а я об этом ничего не знал. Увидев ее, я запаниковал. Так кто из нас жалок, ты или я?
— А что бы ты сказал, если бы столкнулся с ней лицом к лицу? Я так много думала о крупной ссоре, о том моменте, когда смогу просто подойти к нему и сказать, как сильно он меня ранил, и как я… себя чувствовала.
— Просто поздоровался бы. — Он снова отпил пива.
— Что? Ты бы просто сказал ей «привет»?
— Да, — он кивнул. — Сказав ей о том, что мне больно, и показав свою злость, я лишь подтвержу, что мне до сих пор не все равно. Да, я все еще привязан к ней... Поэтому простое «привет» прозвучит так, будто бы ничего не произошло, и мне абсолютно пофиг. — Он был горд своим замыслом, но гордость очень быстро исчезла из его глаз. — Хотя, не думаю, что когда-нибудь буду способен на это. Поэтому я жалок.
— Я все еще могу побить тебя в собственном самоуничижении, — ответила я.
— Это почему? — Он посмотрел на меня.
— Потому что на девичнике я опозорилась перед несколькими будущими богатыми домохозяйками Нью-Йорка. Но самое худшее в том, что через три недели мне снова предстоит с ними встретиться, только уже на свадьбе. Ты даже не представляешь, насколько униженной я себя чувствовала…
— О, нет, отчего же, очень даже могу себе представить, — засмеялся он, допив пиво.
— Эй, вообще-то нам нужно поддерживать друг друга.
— А я думал, что мы тут просто хандрим.
Интересная мысль.
— А нельзя ли совместить одно с другим? С чего ты взял, что я вообще выделялась?
— Ну… — Он наклонил голову.
— Ну что?
— Ты же не кричишь: «Я тоже миллионерша», правильно?
— Что это значит? Мне стоило пойти в футболке с надписью?
— Это могло бы помочь, — он рассмеялся.
Мне захотелось ущипнуть его за щеку.
— Нет, правда. У тебя есть свой собственный стиль. Ты можешь надеть военные ботинки с платьем, и это неплохо, но не надейся в таком образе почувствовать себя равной людям, которые живут и дышат «Прада».
— У меня есть туфли на каблуках.
— Дизайнерские?
Я скрестила руки на груди.
— Ты думаешь, что я потрачу кучу денег на какие-то туфли?
— Именно! — Он ткнул в меня пальцем. — Твоей первой мыслью стали деньги, даже если ты на самом деле можешь себе позволить купить их. Для таких людей как они первым встал бы вопрос о том, насколько хорошо они будут смотреться в них. Ты не станешь своей среди них, потому что смотришь на мир по-другому, не так, как они.
— Ты несколько раз повторил: они, их. А сам-то ты разве не из числа тупых толстосумов?
Он покачал головой.
— Это моя семья считается обеспеченной, а я, Илай, всего лишь финансово стабилен.
— Ха, точно так же ответил бы ребенок любого богача.
Он передвинулся, не отводя взгляда от экрана телевизора.
— Ну а что тогда делаешь ты со всеми теми деньгами, которые заработала как аферист… То есть как художник?
— Даже не думай, что я хоть на секунду поверила, будто бы ты сейчас случайно оговорился. И, отвечая на твой вопрос, я занимаюсь благотворительностью. Ну чего ты на меня уставился?
— Благотворительностью? — Он удивленно приподнял брови. — Правда?! Ты кто, Мать Тереза? Должна же ты куда-то их тратить? У тебя есть слабости? У всех они есть.
— Вероятно, это… — Я замолчала.
— Ты продолжишь или так и будешь смотреть в никуда?
Я повернулась, чтобы тоже посмотреть на морских черепах, но он тут же выключил телевизор.
— А на что ты тратишь свою «финансовую стабильность»?
— На красивую одежду, часы и машины.
— Буржуй. — Я закашлялась и положила руку на горло. — Ты такой же, как они.
— А я никогда и не утверждал, что с ними что-то не так. Я сказал, что это ты другая. И можешь не притворяться, что существует что-то более привлекательное, нежели стильно и модно одетый мужчина, например, стильно и модно одетый я.
Боже, какое же у него раздутое эго!
— Так на что же ты тратишь свои деньги? Ну же, поделись!
— Ничего особенного, так, путешествия и… — Я снова запнулась.
— Гвиневра, я бы назвал тебя вторым именем, но, к сожалению, не знаю его. Итак, По, куда уходят твои сбережения?
Он выпрямился.
— Не может быть…
— Что?! — Я почувствовала, что он пытается просверлить во мне дырку взглядом.
На миг на его лице показалась ухмылка, будто он о чем-то знал. Затем он снова включил телевизор.
— Ничего, — он пожал плечами.
— Что?
— Просто единственное, что трудно открыто признать женщине вроде тебя, это секс.
— Это вовсе не секс.
— Ты так яростно защищаешься…
— Это романтические новеллы. У меня в комнате огромная коллекция, которая способна заставить практически каждую любительницу романов позеленеть от зависти.
— Так я и знал! — Он иронично улыбнулся.
— Но это не секс!
— Ой, пожалуйста, только не говори мне, что ты тратишься на Диккенса? Дай-ка сам догадаюсь. У тебя там найдется все, от «Гордости и предубеждения» до «Пятидесяти оттенков серого»?
Я ненавижу его!
— Это все же книги!
— Да брось ты! Это же порнография на бумаге! И у тебя еще хватило наглости стучаться той ночью в мою дверь с жалобами на слишком громкий секс?!
— Ты бы не стал продолжать?
— Слава богу, некоторые любят заниматься сексом в реальной жизни, а не только в воображении!
Захотелось придушить его.
— По крайней мере, ты не такая ханжа, как я думал. Просто притворяешься скромницей.
Я накрыла его рот рукой.
— Во-первых, что бы ты там ни хотел сказать, лучше промолчи. И, во-вторых, тот факт, что я не трахаюсь с мужчинами возле соседской стены, не значит, что я скромница.
Я убрала руки с его рта.
— Почему нет? Ты не замужем, не помолвлена, ты — свободный человек. Не вижу причин, чтобы не хотелось наслаждаться жизнью…
— После секса со всеми этими женщинами ты чувствуешь себя лучше? Только не говори о тех моментах, когда ты еще в процессе или сразу после. Когда они покидают твой дом, и ты остаешься один, ты чувствуешь себя лучше? Если ты искренне ответишь мне «да», я завтра же сниму парня и приведу его к себе.
Он снова пересел на кофейный столик и принялся накладывать компрессионную повязку на мою щиколотку.
На это раз я не отдернула ногу.
— Догадываюсь, что сейчас должна последовать моя реплика… Ты права. Вообще ничего не чувствую. — Он посмотрел на меня мертвыми глазами, без эмоций, его лицо посерело. — Я привожу их, раздеваю и трахаю во всех мыслимых и немыслимых позах до тех пор, пока они больше не могут ходить, и все равно ничего не чувствую после. Но что прикажешь делать, Гвиневра? Тосковать по ней? Читать книги о выдуманных несуществующих идеалах? Я был готов отдать ей свою жизнь, свое имя, все, что у меня было. А она швырнула все это мне в лицо, словно это ничего не стоит. Поэтому, да, я трахаю женщин, и в этот момент я кайфую! Уж лучше так, чем никак. Потому что остаться ни с чем гораздо больнее. Тебе это известно.
Закончив перевязку, он встал, собрал все со стола и ушел на кухню.
Я молча встала, всего раз посмотрела на него и вышла из квартиры. Когда я вернулась к себе, Тайги бросился ко мне, потерся об мою ногу и следом за мной засеменил в спальню. Единственной мебелью в спальне были кровать и шкаф, наполненный книгами от пола до потолка. Сидя в центре кровати, я смотрела на все это. Мои книги… это ничто. Это просто еще одна маленькая мечта.
У него был классный секс, который дарил ему моменты облегчения, а я читала об этом, погружаясь в придуманную жизнь героев.
Мы с ним абсолютно одинаковы.
Илай
Как это возможно? Даже врубив музыку, я все равно продолжал слышать ее голос. Когда Гвиневра ушла, я оделся, позвонил Логану и направился на восемьдесят третью улицу, где находился самый модный ночной клуб города. Модный на ближайшие две-три недели, пока люди не найдут что-нибудь интереснее. Это Нью-Йорк, здесь ничто не длится вечно.
— Это ты пригласил меня сюда, а веселюсь я один! Что с тобой? — спросил Логан, удобно устроившийся за барной стойкой и наблюдавший за симпатичной брюнеткой позади меня.
— Ну и не веселись, погрусти немного, — ответил я, опрокидывая скотч.
— Ого! Серьезно, что с тобой?
— Гвиневра По, — сообщил я, взяв в руки следующий стакан. — Кстати, как звучит ее полное имя? Не могу материться от всей души, не зная ее полного имени.
— А мне-то откуда знать?
— Ты же вынудил нас познакомиться, разве забыл? Это ты пригласил ее жениха на мою свадьбу, а когда он слинял оттуда вместе с моей невестой, остались только бедняги Гвиневра и Илай. Хотя бы по этой причине тебе не стоит веселиться, ты должен быть таким же жалким, как и мы с Гвен.
Почему он раздваивается у меня перед глазами? Похоже, я напился.
— Мама сказала, ты сегодня видел Ханну. Поэтому мы здесь?
— Нет, — улыбнулся я, погладив его по плечу. — Не все в этом мире вращается вокруг Ханны. Я не могу бесконечно думать только о ней. Сегодня виновницей моей злости стала Гвиневра. Ей удалось заставить меня задуматься над тем, над чем мне совсем не хотелось бы думать. А теперь, если ты меня извинишь, я сниму женщину, потому что именно за этим я сюда и пришел.
Развернувшись на стуле, я попытался присмотреть кого-нибудь, но куда бы ни глянул, повсюду мне мерещились лишь ее большие карие глаза и лицо в форме сердца.
«Чувствуешь ли ты себя лучше после этого?» — в голове снова раздался ее голос.
Вздохнув, я развернулся обратно к барной стойке.
— Что же случилось со съемом?
— Иди и повеселись, Логан. — Я кивнул бармену, чтобы он налил мне еще порцию.
Нужно запомнить: держаться подальше от женщин. Они слишком легко могут предать. Наверное, их учат этому еще в школе.