Тот случай между Илаем и Гвен

Глава 26

Герой и Героиня

Гвиневра

Меня подташнивало. С каждым новым шагом в сторону аэропорта головная боль усиливалась, но я упрямо шла вперед, еле волоча за собой чемодан.

Все правильно!

Это будет правильно для моей карьеры!

Это то, чего я всегда хотела!

Но почему же мне кажется, что я изо всех сил пытаюсь себя что-то доказать? Мне ведь нравится то, что чем я занимаюсь, и теперь у меня появилась возможность делать снимки по всему миру и посещать места, о которых я всегда мечтала. Но мне все еще хотелось…

— Гвен?!

Повернувшись, я увидела широко улыбающегося Бэша с авиабилетом в руках. Его пиджак был буднично переброшен через руку. Я не могла этого вынести.

— Бэш...

— Да, знаю. Ты меня сейчас ненавидишь, и это нормально. Но однажды я полюбил тебя благодаря твоему искусству и надеюсь, это произойдет с нами снова, потому что ты…

— Бэш, я простила тебя. — Я улыбнулась ему. — И я не ненавижу тебя. Ненависть опустошает меня. Но ты должен понять, что прошлого не вернуть. И никакое искусство мира не способно изменить этого. Я не собираюсь меняться ради тебя, и, пожалуйста, позволь мне пройти.

Еще до того, как он успел ответить мне, я услышала голос, раздавшийся из-за спины, и тут же почувствовала холодок, пробежавший по спине.

— Гвиневра!

Я не повернулась, а только сильнее вцепилась в ручку своего чемодана.

— Гвиневра! — он позвал меня снова, его голос прозвучал ближе.

Я посмотрела на Бэша, и выражение его лица заставило меня рассмеяться, хотя по какой-то глупой причине мои глаза вновь наполнились слезами.

— Откуда ты здесь взялся? — удивленно спросил Бэш.

Илай проигнорировал его.

— Гвиневра… Я буду ждать, — тихо произнес он.

Глубоко вздохнув, я повернулась к нему вполоборота. Илай в медицинской униформе застыл прямо передо мной. Его темные волосы были взъерошены, а глаза смотрели на меня в упор. Когда я полностью повернулась к нему, уголки его губ медленно поползли вверх. Постепенно губы Илая растянулись в широкую улыбку, и я больше не могла противиться этому и улыбнулась ему в ответ.

— Не смотри на меня так. — Это было и приятно, и в то же время приносило нестерпимую боль.

— Прости, но я не могу не смотреть, — ответил он, подходя ближе. — Вчера ты попросила отпустить тебя, если я по-настоящему люблю тебя, и я так и поступил, потому что никогда не хотел стоять на пути твоих желаний. Думаю, я смог бы многое вытерпеть. Вообще-то, я чувствовал себя немного глупо из-за той речи о счастье, но потом понял, что на самом деле более эгоистичен, чем считал поначалу. Проснувшись сегодня утром, я понял, что не могу стать счастливым без тебя. Я понимаю, чего именно ты боишься. Прошу тебя, доверься мне. Я люблю тебя так сильно, как никогда бы не сумел описать словами, даже если бы очень захотел. Я просто не способен здраво мыслить в твоем присутствии. Не убегай от меня, Гвиневра. Если ты меня любишь — останься!

Он не просто лишил меня возможности дышать, он стал моим воздухом в легких, и у меня не оказалось слов, остались только слезы. Взяв в руки мое лицо, он стер каждую слезинку и улыбнулся. Чем дольше я смотрела на него, тем сильнее любила. Как в кино: сначала боль, через которую нужно пройти, чтобы обрести свое счастье. Я подумала, может быть, это не просто любовь, это судьба…

— Хорошо, — наконец произнесла я, сделав шаг в сторону от чемодана.

— Спасибо, — прошептал он, склонившись к моим губам.

И в тот момент, когда его губы соприкоснулись с моими, я осознала — это действительно судьба. Он — моя судьба!

Илай

Никто из нас не произнес ни слова с тех пор, как мы покинули аэропорт. Решение взять ее за руку и просто бежать далось нелегко. Гвиневре нужно было забрать Тайги и перенести, а не отменить, свое путешествие. Она пообещала Себастьяну позвонить утром. И я бы соврал, сказав, что теперь-то у меня все в порядке. Часть моей души чувствовала, что я лишь оттягиваю неизбежное.

— Налью нам вина, — сказал я, как только Гвиневра перешагнула порог моей квартиры. Она не ответила, просто села на диван, а Тайги свернулся у ее ног. Наклонившись вперед, она нежно погладила его.

Взяв два бокала и две бутылки, я подошел к ней и присел рядом.

— Ты хочешь напоить меня? — тихо спросила она, приподняв уголки своих губ.

— Да, — сознался я, и она наконец посмотрела прямо на меня. Выражение ее глаз сейчас отличалось от взгляда в аэропорту, доказывая, что, может быть, она сказала «да», оказавшись захваченной врасплох. — За вином у нас с тобой случаются самые лучшие беседы.

Откупорив бутылку, я наполнил бокалы вином. И снова между нами повисло молчание. Оно убивало меня. Гвиневра не была молчуньей, она всегда много болтала, и мне это в ней нравилось. Именно благодаря этому я понял, что причина ее молчания скрывается во мне.

— Чего ты боишься? — спросил я, сделав глоток вина.

— Ты сейчас несерьезно? — удивилась она, так и не попробовав вино, и уставилась на свой бокал.

— Напротив, я абсолютно серьезен и хочу услышать от тебя все, о чем ты сейчас думаешь, все твои мысли и страхи. Даже то, о чем ты не хочешь мне говорить. Именно наши разговоры я люблю больше всего: когда мы смеемся, дразним друг друга, еще больше смеемся и пьем. Еще до того как стать моей девушкой, ты стала моим другом.

Она залпом осушила свой бокал, пролив немного вина мимо рта. Выпив, она глубоко вздохнула и вытерла рот.

— Мы возненавидим друг друга, — призналась она, пока я снова наполнял ее бокал. — Не сразу, нет. Сначала мы будет стараться понять друг друга, но постепенно я начну ревновать сильнее и сильнее. Я буду видеть тебя рядом с дочерью и каждый раз чувствовать себя лишней. Самое ужасное в том, Илай, что она — твой ребенок. Я буду знать это, но все равно меня это будет задевать. Ты будешь чувствовать себя виноватым, а затем раздраженным, потому что я буду чувствовать себя несчастной и вскоре начну избегать тебя. Постепенно мы изведем друг друга… Мы начнем постоянно ругаться, потому что любим друг друга и не захотим отпускать, на самом деле понимая, что должны это сделать. Я ясно вижу это: себя, не имеющую возможности находиться рядом с тобой из-за своей работы, и тебя, не имеющего возможности быть рядом со мной из-за собственной дочери. Кроме того, у меня все еще остались некоторые карьерные планы, которые я хотела бы осуществить. Я эгоистична, Илай. Понимаю, что это неправильно, но... я не хочу делить тебя ни с Ханной, ни с твоей дочерью, ни с кем другим. Я чувствую, что они встали между нами. Я хочу проводить время с тобой, узнавая тебя все лучше. Вот об этих вещах я думаю теперь постоянно.

Я допил свой первый бокал вина и налил второй. Мысли в голове скакали с такой скоростью, что началась головная боль.

— Как бы герой и героиня справились с подобной ситуацией в твоих книгах?

Настроение Гвиневры приподнялось, она даже хихикнула:

— Героиня села бы в самолет, и все мы дружно ждали бы выхода книги номер два, чтобы прочитать о том, как они станут бороться за свою любовь.

Как же я соскучился по игривым интонациям в ее голосе.

— Кто, как ты думаешь, играл бы мою роль, если бы по нашей истории решили снять фильм?

— Том Хиддлстон, — ответила она, не задумавшись даже на секунду.

— У нас с ним ничего общего.

— Знаю, — усмехнулась она, дотянувшись до бутылки. — Но он такой сексуальный. А я с удовольствием сыграла бы саму себя. Заранее спасибо.

Я закатил глаза.

— Ага, удачи тебе в этом.

— Девушке не запрещено мечтать…

— Если ты мечтаешь о мужчине, трахающем тебя в душе, в кровати, в подвале дома твоих родителей, то я — то, что тебе нужно.

Ее брови приподнялись, и она посмотрела на меня так, словно хотела позлить.

— А если нет?

— В момент, когда я почувствую, как ты горяча и волнующа рядом со мной, я с удовольствием напомню тебе о сексе.

Ее взгляд скользнул по мне, и она сглотнула, отводя глаза. Усмехнувшись, я пихнул ее ноги на кофейный столик.

— Мы не в фильме, и мы не какая-нибудь парочка из твоих романтичных книжек. Мы — настоящие люди, которым ежедневно приходится иметь дело с некоторыми трудностями. Одно то, что ты встретил любовь всей своей жизни, не может гарантировать, что ничего больше не произойдет. Моя дочь, София, важна для меня. Не могу выразить этого словами, но я счастлив тому, что она появилась у меня, и неважно, кто ее мать. Я люблю ее. Но еще я люблю тебя и не хочу выбирать между вами. Я эгоист. Я хочу вас обеих.

— Илай…

Потянувшись к ней, я взял бокал из ее рук и поставил его на столик рядом с собой. Я распахнул свои объятия для нее, и она обняла меня, прижавшись лицом к моей шее.

— Ты должна перенести свой полет в Индию. Я не хочу тебя больше задерживать. Но когда ты уйдешь, помни, что у тебя есть парень, который ждет тебя дома. Мы будем писать друг другу, и кто знает... может. у меня даже появится время, чтобы навестить тебя, когда София будет с Ханной. Мы собираемся разделить опекунство, и Ханна знает, что это предел наших взаимоотношений. Мы собираемся работать, Гвиневра, и не начнем ненавидеть друг друга. Мы будем скучать друг по другу так сильно, что все остальное станет неважно.

— Илай, — прошептала она, сев между моих ног. Ее глаза нашли мои. Я провел пальцем по ее губам.

— Я сказал твоему отцу, что через десять лет все еще буду рядом с тобой. И я говорил абсолютно серьезно.

Когда ее губы открылись навстречу моим, я почувствовал, что мое тело наконец расслабилось. Мы больше не убегали друг от друга. Напротив, мы двигались навстречу друг другу. Да, на нашем пути были и еще будут препятствия. Да, мы иногда ссоримся. И я знаю, что начало долгосрочных отношений не стало столь романтичным, как я надеялся, но это послужило чем-то, что замкнуло пространство между нами.

— Ах... — простонала она мне в губы, когда я одной рукой накрыл ее грудь, а другой попку. Как хорошо, что на ней сегодня юбка...

У нас ничего не закончено. У нас все еще только начинается!