Февраль 1936 г.
СССР
Москва
В полутемных кабинетах самых что ни на есть «недр» Главного управления государственной безопасности наркомвнудел СССР работа не прекращалась даже с наступлением ночи. В одном из них, за массивным конторским столом, крытым плотным зеленым сукном, под настольной лампой с зеленым абажуром, напрягая и без того просевшее зрение, разбирал мелкие закорючки в донесении одного из агентов старший лейтенант госбезопасности Фролов. Мужиком он был крепким, с деревенскими корнями, но практически круглосуточная работа на износ пагубно отражалась и на его здоровье.
— Дал же господь почерк! — беззлобно ругнулся старший лейтенант госбезопасности, откладывая листок с донесением в сторону.
Бросив на стол очки, Фролов с облегчением потер пальцами переносицу, на которой отпечатались следы носовых упоров. Откинувшись на спинку, он зарыл глаза, давая отдых натруженным органам зрения. На раздавшийся стук в дверь он отреагировал, не меняя позы и не открывая глаз:
— Да!
В открывшуюся дверь проскользнул старшина госбезопасности Варфоломеев, стоявший в эту ночь «на тумбочке».
— Разрешите, товарищ старший лейтенант госбезопасности… — негромко поприветствовал он непосредственное начальство.
Фролов приоткрыл один глаз, скосив его на вошедшего сотрудника, но позы так не сменил:
— А, Варфоломеев… Что стряслось?
— Так это, товарищ старший лейтенант госбезопасности, тут к вам паренёк один рвётся… Пущать, аль гнать его в шею?
— Прямо ко мне? — усмехнулся Фролов.
— Сказал, что к тому, кто по вражеским, да ампирилистическим а̀гентам работает, — сообщил старшина. — Ну, а акромя вас, сегодня больше и не к кому…
— Ну, пущай, Варфоломеев, раз больше не кому, — тяжело вздохнув, произнес Фролов. — Хоть отвлекусь немного…
— Есть! — неуклюже козырнул старшина, исчезая за дверью.
Буквально через пару минут, в приоткрытую дверь смело постучал крепкий парень лет двадцати с небольшим.
— Можно, товарищ командир? — заглянув в кабинет, поинтересовался он.
— Проходи, — ответил Фролов.
Паренек, нервно сжав шапку в кулаке, шагнул за порог.
— Старший лейтенант государственной безопасности Фролов, Лазарь Селиверстович, — представился неурочному посетителю энкавэдешник.
— Чумаков… Иван… — переминаясь с ноги на ногу, ответил парень.
— Чаю хочешь, Иван? — неожиданно для Чумакова предложил чекист.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант! С превеликим удовольствием! — улыбнулся парень, разглядев во Фролове не только чекиста, но и обычного человека. — Продрог, как собака! Чертов холод уже всех достал! А до весны еще так далеко…
Фролов усталым движением подбородка указал в дальний угол кабинета, где на небольшой тумбочке притулились чайные принадлежности:
— Наливай — горячий еще… Разберешься там?
— Разберёмся, товарищ командир! — обрадовано произнес Чумаков, направляясь в угол. — Чай, не баре какие…
Он вернулся к столу «наперевес» со стаканами в жестяных подстаканниках, еще царской «чеканки».
— Вам бы тоже взбодриться, товарищ старший лейтенант… — Один из стаканов с чаем он решительно поставил перед Фроловым, второй оставил себе, усевшись рядом с чекистом на стуле «для посетителей».
— Спасибо, Иван! — поблагодарил Фролов, шумно отхлебнув горячий чай. — Взбодриться действительно не помешает… Ну, и что же тебя к нам привело, товарищ Чумаков? — с интересом поинтересовался Лазарь Селивёрстович после второго глотка.
— Я студент московского университета… — начал свой рассказ Иван, отогревая красные, и закоченевшие на морозе руки о горячее стекло стакана. Он старался говорить кратко, но ёмко. Ему хватило буквально минуты, чтобы рассказать о предыстории и перейти к главной причине его появления в главном управлении госбезопасности. — … а на улице к профессору Трефилову, когда все разошлись, подошел немец…
— Ну-ка, ну-ка? Немец, говоришь? — Фролов оторвался от спинки стула и с интересом подался вперед. — А его имени ты случайно не знаешь?
— Хорст, товарищ старший лейтенант! — выпалил Чумаков.
— Хорст? — Сонливость с Лазаря Селивёрстовича как рукой сняло, ведь именно этого немца он взял в «разработку» еще несколько месяцев назад. — Ты ничего не путаешь, парень? Точно Хорст?
— Все, о чем они говорили, я прекрасно слышал, — кивнул Иван. — Точно Хорст. Волли Хорст.
— И о чем же так мило беседовала наша и немецкая профессура? — поинтересовался Лазарь Селивёрстович, в глазах которого зажегся неслабый интерес.
— Хорст восхищался докладом Трефилова… — сообщил Чумаков.
— Прямо-таки восхищался? — Недоверчиво прищурился Фролов.
— Так точно, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — подтвердил Иван. — Называл его светлой головой, чуть ли не гением… И самое главное: он предложил Трефилову нелегально покинуть СССР! Обещал место в Берлинском университете… это… как же его? — Наморщил он лоб, вспоминая мудрёное название. — О! — наконец-то вспомнил Иван. — «Аненербе»! Предлагал любую помощь и средства для разработки его теории…
— Ого! — теперь уже изумленно воскликнул Фролов. — Неужели этот твой Трефилов придумал что-то этакое, что даже сам Хорст на это клюнул?
— А чего тут странного? — пожал плечами Чумаков. — Наши советские ученые самые лучшие ученые во всем мире! — убеждённо произнёс он.
— Ой, ли? — ехидно произнес чекист. — Ты просто не представляешь себе «уровень» Хорста. Ведущий профессор биологического отделения «Аненербе», на короткой ноге с его гендиректором Зиверсом. А тут какой-то Трефилов, пусть и профессор, но о котором в мировой науке практически ничего не известно.
— Ну, это вы зря! — вступился за Трефилова Иван. — Это ваш Хорст всё правильно сказал — профессор Трефилов настоящий гений! А сегодняшний доклад — просто настоящая революция в науке!
— А какова было тема выступления? — уточнил Фролов, прикладываясь к стакану в очередной раз.
— «Эффект длинного времени», — ответил Иван.
Фролов вновь шумно отхлебнул из стакана:
— И как наша научная общественность отнеслась к этому эффекту?
— Не понравилось им выступление… — Поник Чумаков. — Обвинили его в ненаучной ереси, мистификатором обозвали…. Завтра будут на партсобрании ставить вопрос о его исключении из университета…
— Вот даже как? — удивленно приподнял брови Фролов.
— Да они просто замшели в своих заблуждениях! — Иван с горячностью кинулся на защиту Трефилова. — Совсем не приемлют революционных методов Бажена Вячеславовича…
— Я понял, Ваня, — немного осадил парня чекист. — Ты точно перед немцем не засветился? — Фролов резко отодвинул в сторону опустевший стакан, только ложечка дзинькнула о стеклянный край.
— Обижаете, товарищ старший лейтенант… — Чумаков укоризненно посмотрел на чекиста. — Может, задержать его? Хорста-то? Тряхнуть, как следует… Ведь есть у него какие-то виды на изобретение профессора? Хотя, Трефилов от предложения фрица отказался наотрез…
— Ох, Ваня… — Фролов покачал головой. — Тряхнем? И чего этим добьемся? Если уж его коллеги-ученые ничего не поняли, куда уж нам разобраться?
— А чего ж делать-то?
— Значит, говоришь, Трефилов отказался от предложения Хорста? — переспросил Фролов.
— Отказался наотрез! — кивнул Чумаков.
— Но ведь он в любой момент и передумать сможет, — задумчиво произнес чекист. — Вот турнут его завтра из института…
— Помогите, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — взмолился Иван. — Нельзя, чтобы такие светлые головы в Германию утекали — нам нашу науку двигать надо!
— А ты, прав, Иван, — неожиданно согласился с парнем Фролов, — нельзя, чтобы Трефилова исключили. Какая-никакая, а «веревочка» для Хорста… — произнёс он себе под нос. — Если с этим возникнут проблемы — сразу ко мне! Хотя нет, сделаем так… Ты, Ваня, общественно-полезной работы, смотрю, не гнушаешься? Побудешь пока чекистом «на общественных» началах? Соответствующую бумагу я тебе выправлю… Людей у нас, понимаешь, не хватает, чтобы к каждому профессору, даже гениальному, человечка приставить.
— И что будет входить в мои обязанности? — Даже опешил от такого предложения Чумаков.
— Будешь курировать Трефилова, — пояснил Лазарь Селивёрстович. — Вот, кстати, заодно и проблему с его увольнением решишь — это и будет твои первым заданием…
Ранним утром ректор института биологии, стареющий солидный мужчина с «породистым» лицом и шикарной седой шевелюрой, зачесанной назад, склонился над бумагами, которые подсовывал ему на подпись парторг Кабанов.
— И вот еще, Иннокентий Петрович…
Ректор взял протянутую Кабановым бумагу и, прищурив глаза поверх очков, бегло её просмотрел.
— Что это, Силантий Еремеевич? — оторвавшись от исписанного убористым почерком листка, спросил он.
— Повестка внеочередного заседания партийного…
— По вопросу об исключении гражданина Трефилова из нашего университета? — резко перебил Кабанова ректор.
— Да. Наша партийная ячейка считает, что вышеуказанный гражданин Трефилов не соответствует образу советского ученого! — Продолжал стоять на своем парторг. — И ему не место в нашем храме науки! — Пафосно закончил он свою речь.
— Да вы с ума сошли! Трефилов… — Раздавшийся стук в дверь прервал ректора, разозленного выходкой Кабанова. — Что еще⁈
В кабинет заглянула испуганная «сухонькая» и седая женщина — секретарь ректора:
— Иннокентий Петрович, тут к вам пришли…
— Я занят, пусть подождут! — рявкнул, словно разгневанный бегемот, Иннокентий Петрович.
— Но… — чуть ли не шепотом произнесла секретарша. — Это товарищ из органов…
Аккуратно отодвинув секретаря в сторону, в кабинет по-хозяйски зашел Чумаков, на ходу вынимая из нагрудного кармана удостоверение «внештатного сотрудника НКВД», выписанного вчерашним вечером старшим лейтенантом госбезопасности Фроловым. Он продемонстрировал удостоверение ректору и Кабанову, не передавая его в руки и не раскрывая.
— Сотрудник главного управления госбезопасности Чумаков, — максимально обтекаемо представился он присутствующим, опустив «внештатный».
Лица ректора и Кабанова синхронно «вытянулись». Ректор нервно поправил галстук, а Кабанов начал суетливо собирать подписанные бумаги с его стола.
— Ч-чем об-бязаны?.. — с трудом справившись с волнением, произнес ректор. — Постойте, — неожиданно узнал он Ивана, — вы же наш студент, если я ничего не путаю…
— Одно другому не мешает, товарищи! — строго произнес Чумаков. — Зато у соответствующих органов возникает меньше вопросов к учебному заведению, — продолжал он гнать пургу.
— Виноват! — слегка заикаясь, принялся оправдываться ректор. — Иннокентий Петрович Зябликов — ректор данного института, — ректор порывисто поднялся со своего места. — Ах, да… вы же меня и так знаете… Чем могу помочь нашим доблестным органам государственной безопасности?
— На данный момент меня интересует лишь один ваш сотрудник — профессор Трефилов…
— Вот, а я о чем, Иннокентий Петрович? — неожиданно влез в разговор Кабанов. — Данным гражданином уже и органы интересуются! Гнать его надо из науки, поганой метлой гнать! Правда, товарищ Чумаков?
— А вы, собственно, кем будете, товарищ? — строго взглянул на Кабанова Иван. — Не припомню вас среди преподавательского состава.
— Кабанов. Силантий Еремеевич, — став едва не по стойке смирно, представился Кабанов. — Парторг…
— Вот что, товарищ парторг… — Чумаков подошел к Кабанову и властно взял его «под руку». От этого прикосновения Кабанов ощутимо «напрягся». — Советую вам забыть про исключение товарища Трефилова из института.
— Но… я же… почему? — судорожно выдавил Кабанов. — Он же занимается не наукой, а черте знает чем…
— Забудьте про него! — беспардонно перебил парторга Иван. — Это всё, что вам необходимо знать! Вы меня поняли, товарищ Кабанов? Или по-другому объяснить?
— Понял… Так точно… Есть… — побледнев еще сильнее, промямлил Силантий Еремеевич.
Чумаков довел Кабанова «под руку» до двери кабинета и, отпустив, подтолкнул в спину:
— Тогда я вас больше не задерживаю, товарищ парторг. И держите язык «за зубами»!
Кабанов поспешно кивнул и стремглав выскочил из кабинета, закрыв за собой дверь. Иван вернулся к столу ректора и уселся на стул перед его столом.
— Да вы присаживайтесь, Иннокентий Петрович, — «добродушно» улыбнулся он, — разговор у нас с вами будет долгим…
Выскочив из приемной ректора, Кабанов остановился в коридоре, навалившись одной рукой на облупленный подоконник. Потер свободной ладонью в области груди, «массируя» отчего-то занывшее вдруг сердце. Слишком многие сотрудники института в последнее время бесследно «исчезли» после таких вот визитов товарищей из органов. Слишком многие…
Что б он провалился, этот Трефилов, со всей своей безумной теорией! Кабанов сделал несколько глубоких вдохов, щемящая тяжесть в груди вроде бы улеглась. Отлипнув от подоконника, Силантий Еремеевич неспешно побрел вдоль закрытых аудиторий, глядя себе под ноги. Он не переставал размышлять, чем же все-таки ему аукнется этот разговор с наглым сопляком-чекистом. Не замечая ничего вокруг, он столкнулся с доцентом Сергеевым, перегородившим ему дорогу.
— Товарищ Кабанов, — с ходу «взял быка за рога» Сергеев, — я хотел поговорить с вами о Бажене Вячеславовиче… А конкретнее — о его исключении…
Кабанов резко толкнул плечом Сергеева, освобождая проход:
— Да отстаньте вы от меня со своим Трефиловым! Никто его не собирается исключать!
— Правда? — с недоверием переспросил Сергеев.
Но Кабанов, не отвечая и не оборачиваясь, монотонно удалялся от Сергеева.
— И собрания не будет? — прокричал в спину удаляющемуся парторгу доцент, но ответа так и не получил.
— Андрей Михайлович… — со спины к Сергееву подбежала запыхавшаяся секретарша. — Вот вы где! Устала вас искать…
Сергеев обернулся:
— И к чему такая срочность?
— Не знаю, но вас срочно вызывает Иннокентий Петрович! Идите, голубчик! А мне еще нужно отдышаться…
Добравшись до дверей в кабинет ректора, Сергеев остановился, пригладил рукой растрепавшиеся волосы и постучал. Не дожидаясь ответа, распахнул дверь и вошел в кабинет.
— Можно, Иннокентий Петрович?
Открывшаяся картина слегка удивила доцента: на «законном» месте ректора, за его столом, восседал смутно знакомый Сергееву молодой мужчина, изучающий личное дело Трефилова. Сам же Иннокентий Петрович нервно «мерил» шагами кабинет, «мечась» из угла в угол, как загнанный дикий зверь.
— Проходи, Андрей Михайлович. — Словно за спасительную соломку ухватился ректор за Сергеева. — Только тебя и ждем! — Вместе они подошли к столу, за которым расположился Чумаков. — Познакомься — это товарищ из органов…
Иван поднялся из-за стола и протянул Сергееву руку:
— Иван Чумаков! Особый отдел Главного управления государственной безопасности!
— А я вас помню, молодой человек! — удивлённо пожав протянутую руку, произнес Сергеев. — Вы посещали мои лекции…
— Вы правы. Андрей Михайлович, — не стал отрицать очевидного факта Чумаков. — Считайте меня куратором университета со стороны органов…
— Ну, вы тут беседуйте, а у меня лекция, — поспешно заявил ректор и суетливо покинул свой кабинет — вникать в секреты работы органов госбезопасности у него не было никакого желания.
— Присаживайтесь, Андрей Михайлович, — предложил Чумаков.
Сергеев присел на краешек свободного стула.
— Скажите, Андрей Михайлович, вы хорошо знаете профессора Трефилова, Бажена Вячеславовича?
— Так вот оно в чем дело? — Сергеев порывисто вскочил со своего места. — Этот гад, Кабанов, значит, вместо собрания решил в органы на Трефилова кляузу написать?
— Успокойтесь, Андрей Михайлович! Никто ничего в органы не писал. И парторг Кабанов в том числе!
— Правда? — с надеждой спросил Андрей Михайлович.
— Правда. И садитесь, пожалуйста.
Сергеев с облегчением упал обратно на жесткое сиденье:
— Тогда почему вы интересуетесь Баженом Вячеславовичем? Он ничего такого не совершил. Я за него ручаться могу! Это после вчерашнего выступления на него Кабанов взъелся. Теория профессора Трефилова на самом деле не совсем обычная… Даже, можно сказать, фантастическая…
— Вот именно поэтому мы и решили к вам обратиться, Андрей Михайлович. Нам очень нужно разобраться в его теории.
На лице доцента проявилась крайняя степень изумления:
— Но постойте, а зачем органам госбезопасности разбираться в теории Трефилова? Я не понимаю… Ведь это лишь рассуждения на тему времени, этакая игра ума… В большей степени философский вопрос, чем прикладной… Ну, по крайней мере, такой позиции придерживается большинство товарищей из нашего института.
— Товарищ Сергеев, — не мигая посмотрел на доцента Чумаков, — вы хотите помочь профессору Трефилову?
— Конечно! — порывисто произнес Андрей Михайлович.
— Тогда мы с вами сделаем вот что…