Товарищ «Чума» 3

Глава 15

Май 1936 г.

СССР

Москва

Оберштурмбаннфюрер СС Волли Хорст в ярости метался по маленькому кабинету, предоставленному в его распоряжение дипмиссией Германии в СССР. На стуле возле рабочего стола сидел оберштурмфюрер СС Хайнц Кёллер, тот самый убийца, вогнавший нож в сердце младшего лейтенанта госбезопасности.

Кёллер неторопливо курил, невозмутимо смотря на беснующегося профессора невозмутимым белесым взглядом снулой рыбы, и стряхивал пепел прямо на пол. А на полу, отделанном мраморными плитами, в луже воды лежал так и не пришедший в себя профессор Трефилов.

— Ты идиот, Кёллер! — брызгал слюной Хорст. — Как можно было провалить хорошо подготовленную операцию и практически уничтожить всю бесценную документацию?

— Виноват, герр оберштурмбаннфюрер! — спокойно произнес Хайнц, не отрицая своей вины. — Произошла досадная случайность! — попытался выкрутиться он. — Парни профессионально отработали: Трефилова захватили практически целым! А чемоданы…

— Виноват? — Хорст остановился перед Кёллером, злобно вращая глазами. — И Трефилова захватили практически целым? — передразнил он командира диверсионной группы. — Да он до сих пор не пришел в себя! Ты должен был лично проследить за его безопасностью! А он говорит — случайность! — рассвирепел Хорст. — Не кажется ли тебе, Хайни, что слишком много случайностей⁈

— Случайность, — продолжал спокойно стоять на своем Хайнц. — Парни унтерштурмфюрера[1] Франка лучшие специалисты в решении таких задач.

— Что ты заладил, как попугай: лучшие, лучшие… Признай, наконец, что сегодня вы обосрались!

— Так точно, герр Хорст, мы обосрались, — не стал отрицать Хайнц, глубоко затянувшись. — Поэтому я готов понести…

— А, готов он! — обреченно махнув рукой, произнес Волли, немного успокоившись. — Что я доложу рейхсфюреру? Что мы своими собственными руками угробили единственного и неповторимого разработчика? И что теперь его некем заменить?

— Волли, так ведь этот русский профессоришка еще жив! И документация, пусть и слегка попорченная пулями, тоже у нас, — напомнил Хорсту Кёллер. — Фотографии машины я делал лично. Неужели среди наших ученных не найдется никого, кто смог бы во всем этом русском дерьме разобраться?

— Не знаю, Хайни, не знаю… Время покажет. Пока разберемся, могут пройти годы и десятилетия! Трефилов вынашивал свой проект целых двадцать лет!

— Я сожалею, Волли!

— Сожалеет он… — Хорст присел на корточки перед лежащим навзничь профессором.

— Ничего с ним не случится, Волли! — вновь заикнулся Кёллер.

— Ты отдаешь себе отчет, Хайнц, что, если с его головой что-то случится — наши головы тоже могут полететь! — на повышенных тонах произнес Хорст. — В его светлой ученой голове содержится настолько уникальная информация, что тебе, чертову солдафону, даже близко не представить ее ценность! — вновь накинулся на Хайнца профессор Хорст.

— Я бы попросил, герр Хорст… — зло отозвался Хайнц на замечание своего оппонента. Тебе ведь нужен был результат, Волли? И как можно скорее? Ну, так я не знаю других способов похищения людей из-под охраны красных комиссаров без применения грубой силы…

— Но, можно же было как-то полегче? — не успокаивался Хорст.

— Прости, парни немного перестарались! — попытался извиниться Кёллер. — Если бы не эти коммуняки, висевшие у нас на хвосте, все бы прошло в куда более благоприятной обстановке. Неужели тебе так важен этот слизняк, Волли? Ведь мы же изъяли всю документацию по его дьявольской машинке, да и саму машинку…

— А если не всю, Хайнц? Если основной секрет находится только у него в голове? Ты же видел, что сотворила его машина?

— Согласен, Волли, жуткое зрелище! — согласился с оппонентом Хайнц.

— Теперь молись каким угодно богам, Хайни, — прорычал Хорст, — чтобы этот гениальный русский старикашка выжил и пришёл в себя! Иначе… Рома! Ром! Ты чего, заснул с открытыми глазами? — прошептал Хорст голосом Акулины прямо мне в ухо.

— А? — Картинка с фрицами и распластанным на полу профессором Трефиловым подернулась рябью и пропала. — Похоже, заснул… — Не стал я пускаться в пространные объяснения, сфокусировав глаза на девушке.

После всего «увиденного и услышанного» я обосновано засомневался, что сумел «стянуть» полученную информацию именно из памяти деда. Ведь многих моментов, как, например, в случае с нападением на машину Фролова, он просто не мог знать, поскольку не присутствовал при этом. Но я-то «увидел» это, как будто был непосредственным участником этой трагедии.

Мне было до слёз жаль старшего лейтенанта госбезопасности Фролова, и безжалостно убитых диверсантами парней-чекистов, и доцента Сергеева, умершего от старости за одно мгновение во время испытания фантастической машины Трефилова. Им бы еще жить и жить…

Да и самого гениального профессора тоже — он, скорее всего, не выжил после нападения немецкой диверсионной группы. Ведь никакой информации о нём после этого происшествия не поступало. Ну, по крайней мере, мой старик ничего об этом не знал, даже по прошествии целых шести лет с того крайне несчастливого дня. Дед считал Трефилова погибшим, хотя его тела никто не видел.

Я пока не стал заморачиваться над неожиданно открывшимся «прозрением» или «ясновидением» — на данный момент хватало других проблем. А вот полученная таким чудесным образом информация требовала серьёзного осмысления. Ведь, если задуматься: что же на самом деле извлекал из людей аппарат профессора? Неужели, действительно «время»?

У меня крепло подозрение, что профессор Трефилов ошибался в своих выводах. Ведь извлекал он из людей, судя по всему, не время, а ту самую жизненную энергию, которой я поделился с Лихоруком. Ведь мы со злыднем, по сути, один в один повторили опыт профессора со мной в роли донора, только без применения всяких машин.

За это предположение говорил тот факт, что я тоже постарел. Правда, не так «основательно», как бедный доцент Сергеев. Но, теоретически, я тоже от этого недалеко ушёл и, если бы Горбатому вовремя не получшело бы, мог бы тоже легко превратиться в подобие египетской мумии. Хотя, где-то в глубине души, присутствовала слабенькая надежда, что с ведьмаками всё не так просто, как с обычными смертными.

У меня и у самого была целая куча вопросов: ни в веде, ни в лете не было дано четкой классификации и разделения двух, на мой взгляд, очень важных определений, как «искра» и «живительная сила». Прана[2], как её еще называл Афанасий Никитин, долгое время путешествовавший по Индии.

Что есть «искра созидания»? И что есть «прана»? Это взаимозаменяемые понятия и синонимы? Одним словом, это одно и тоже? Или нет? Если нет, то где заканчивается действие «искры» и начинается действие «живительной силы»? А что, если применить ко всей этой неразберихе теорию Трефилова? Просто поменять понятия приобретенного и личного времени, на «искру» и «прану»?

Черт! Нет! Всё слишком сложно получается и путается в голове. Но над этим вопросом нужно обязательно подумать! Ведь процесс, запущенный с помощью уничтоженного агрегата профессора, очень и очень похож на поглощение «жизненных сил» упырями, которые растратили собственные искры и лишились источника, позволяющего извлекать те крохи энергии созидания, что содержатся в окружающем нас эфире.

Тогда выходит, что машина Трефилова делала из обычных людей (если принять во внимание, что раньше они даже никакого задатка за душой не имели) этаких инвалидов-недоведьмаков — упырей, не умеющих поглощать магию из окружающего мира, но, при определенных условиях (в случае профессора и деда — это машина, а в случае с упырём-фрицем — неизвестно, может, он реально кровь сосёт, как вурдалак из сказок) способных поглощать чужую прану.

И еще момент: прана и магия — взаимозаменяемы! Это я тоже вычитал в лете, правда поначалу не придал этому внимания. Что я, дурак по-вашему, перегонять в магию собственную жизненную энергию? Которая, как оказалось, весьма влияет на физический организм.

Но сама жизнь легко вносит свои коррективы — бах, и нету полутора десятков лет! И выгляжу я вместо румянолицего юнца, этаким побитым жизнью мужиком. Пока еще не очень старым, но это как раз дело поправимое. А мне бы успеть еще с фрицами поквитаться, а то я до них как следует всё добраться не могу. Не помереть бы от внезапной старости до этого момента.

Я показательно потянулся и мотнул головой, пытаясь выбраться в реальность из тех обрывков прошлого, которые еще стояли у меня перед «глазами». После чего я внимательно осмотрелся: Глафира Митрофановна всё еще колдовала над щекой деда.

Но, по всей видимости, операция по улучшению физиономии моего помолодевшего старика подходила к концу — в помощи Акулины мамашка уже не нуждалась. Значит, я «выпал» не на такое уж и продолжительное время. Дедуля продолжал сидеть с каменным выражением лица — не выдавая своего состояния ни единым звуком или жестом. А ведь операция проходила без всякого обезболивающего, если не считать за оное стакан французского коньяка. Кремень мужик!

Помимо воли я загляделся на четкую и отлаженную работу Глафиры Митрофановны — ни одного лишнего движения. Сразу видно — работает настоящий профессионал своего дела. Да еще весьма и весьма симпатичный… Так, опять началось? Гнать надо от себя подобные мысли! Сейчас передо мной стояла другая задача — освободить Лихорука от гребаной инквизиции. И как можно скорее!

Я взглянул на часы — времени до начала совместной операции с партизанами еще было вполне достаточно. Главное, чтобы дед не оплошал и сумел выполнить задуманное. Ведь в основном именно от его действий и зависит исход нашей миссии. А ему придётся очень и очень трудно, хотя я тоже буду рядом «на подхвате». Но была бы у меня хоть чуточку сил…

А взять их сейчас реально неоткуда. То, что я выжимал из эфира с помощью источника, было сущей мелочью. В резерве даже «донышко» не прикрыло… Погоди-ка… Какая-то смутная мысль, связанная с резервом, мелькнула у меня в голове. Вот только я никак не мог её ухватить «за хвост» и понять: где тут собака порылась?

Что же такое на мгновение мелькнуло у меня в голове? Что-то очень и очень простое, лежащее буквально на поверхности, связанное с чудо-аппаратом профессора Трефилова и резервом… Что это? Что? Ну же, думай, дурья башка! Думай!

От напряжения у меня реально даже голова разболелась. Но на эту мелочь я уже и внимания не обращал, поскольку у меня пред глазами маячил пример настоящей стойкости — дедуля, терпевший куда более сильную боль. Точно! Дедуля!

Как я уже выяснил, задаток у него имелся, а вот источника не было и в помине. А вот как обстояли дела с резервом, я узнать так и не удосужился. А ведь куда-то же должна была слиться искра несчастного доцента Сергеева? Если не в резерв, то куда подевалась вся эта энергия? Ну, действительно, не ассимилировалась же она?

Нет, мысли об ассимиляции я тут же откинул — ведь я знал дальнейшую судьбу деда, и никаким супер-долголетием он не обладал. Да, он был здоровым и крепким телом до самой старости. Да, прожил несколько дольше, чем большинство стариков. Но, ненамного — даже за сотню не перешагнул. Значит, эта энергия должна была где-то храниться — смог же он ей воспользоваться, когда в партизанском отряде активировал вместе со мной в «аварийный режим».

Я перешел полностью на магическое зрение, пытаясь разглядеть этот самый пресловутый резерв. Не знаю, каким образом, но его задаток я ощущал каким-то неведомым мне «органом чувств». Как говорится, рыбак рыбака…

А вот дальше начиналась полная неразбериха. Мало того, что пред глазами светилось красочное разноцветье аур, так еще и синестетические реакции моего мозга на звуки, запахи и прочие «чувственные» ощущения, по-настоящему сносили чердак.

Однако, потратив некоторое время на поиск «структурной разницы» между дедом и моими красавицами, я вычленил у него «дополнительный элемент», которого не было ни у Глафиры Митрофановны, ни у Акулины. Хотя у Акулины имелось какая-то похожая энергетическая структура, только едва-едва заметная. Наверное, из-за того, что её резерв был либо ещё не развит, либо пуст.

И, кстати, мне весьма повезло с объектами сравнения. У меня имелся обычный человек — Глафира Митрофановна, не имеющая вообще никакого необычайных возможностей. Неинициированная ведьма — Акулина, с задатком, со спящим источником, который так никогда и не проснётся (если вы помните, она же сама отказалась от ведьмовской «карьеры», да ещё и таким хитрым способом — используя пространственно-временной континуум).

И родной мой дед, произведенный в недоделанного ведьмака уничтоженной машиной профессора Трефилова. Его задаток, активированный неестественным путем, не сумел сформировать источник, но построил всю энергетическую структуру с резервом в том числе.

Если верить заверениям Никитина, что я прочитал в лете, подобной энергетической структурой обладают только упыри, так же, как и мой дед, лишённые источника, но вполне себе приспособившиеся выкачивать искры созидания из душ обычных смертных людей. Хорошо, что моему старикану об этом ничего не известно, а то бы обиделся на упыря…

— Рома, — шепнула мне на ухо Акулина, легонько толкнув в бок свои острым локотком, — ты опять что ли уснул?

— Нет, — мотнул я головой, — задумался… Как получше операцию по освобождению злыдня провернуть, чтобы у товарища Януса ум за разум не зашёл, — прошептал я на ухо девушке. — Я хочу у него чуть-чуть силы из резерва отщипнуть…

— Сдурел? — зашипела Акулина. — Из какого резерва? Он что тоже?..

— Да, у него задаток, — ответил я, наблюдая как округляются от удивления глаза девушки. Причём, инициированный, но без дара…

— Как это, без дара? — не поверила Акулинка. — Так разве бывает?

— Выходит, что бывает… — шепнул я. — Там сложно всё и долго… позже расскажу… А сейчас дай мне минутку…

Акулинка понятливо кивнула и отошла в сторонку. А я продолжал ломать голову, как мне оттяпать у деда хоть маленькую долю сил. Ему-то они всё равно не пригодиться — он ей пользоваться не умел. А тот случай во время опыта шесть лет назад был чисто спонтанным, а в партизанском отряде «аварийный режим» активировался с моей подачи. А так, имей я хоть немного магии, шансы на благополучный исход операции у нас реально повысятся.

— Ну, вот, — устало, но довольно произнесла Глафира Митрофановна, отходя от деда на шаг, и любуясь собственной «вышивкой», — как затянется — настоящим красавчиком будешь!

Я продолжал мучительно размышлять, как же мне достать сил из резерва деда? И, не придумав ничего, я решил попробовать тот же «фокус», который мы проворачивали на пару со злыднем — просто делясь друг с другом энергии. Только с Лихоруком у нас была энергетическая связь, поддерживаемая действием магической клятвы, а вот с дедом такой связи у нас не было. Но попытаться я был обязан…

— Можно и мне посмотреть? — произнес я, подходя к деду со стороны оперированной щеки.

На самом деле большой разницы я не заметил — уж слишком у него все там распухло и покраснело. Однако, грубых и неаккуратных стежков, превращающих воспаленную плоть в этакое подобие колбасы-вязанки не было. Но шёл-то я сюда не за этим — сделав вид, что оступился, я схватился рукой за ладонь деда. Какой-никакой, а контакт, пусть пока только тактильный.

Я представил себе, как из резерва деда по видимым мне меридианам течет поток магической энергии. С первой попытки у меня ничего не вышло, но я не опускал рук, продолжая тянуть и тянуть, и тянуть. А невидимая обычному глазу «субстанция», неожиданно тронулась, вливаясь в энергетические каналы старика.

И между нами, черт побери, неожиданно выстроилась настоящая связь! Магическая, энергетическая, родственная ли — не знаю, но она была едва ли не больше и крепче, чем подобная же между мной и Лихоруком. А в моей голове неожиданно всплыло «забытое» воспоминание из моего детства:

— Деда, а откуда у тебя этот шрам на щеке?

— А это, внучек, на войне в меня ворона гранту бросила.

А у меня не было таких воспоминаний…

[1] Унтерштурмфюрер (нем. Untersturmführer, cок. Ustuf) — звание в СС, соответствовало званию лейтенанта в вермахте.

[2] Пра́на (букв. «дыхание» или «жизнь») — в йоге, традиционной индийской медицине, эзотерике — представление о жизненной энергии, жизнь. В йоге считается, что прана пронизывает всю вселенную, хотя и невидима для глаз.