Глава 14

Май 1936 г.

СССР

Москва


Медработники скорой помощи, появившиеся в профессорской квартире — пожилой доктор с чемоданчиком в руках и его молодой помощник с носилками, лишь с изумлением покосились на обесточенную машину (однако, продемонстрированные корочки НКВД быстро сняли все вопросы) и приступили к своим непосредственным обязанностям. Пожилой быстро осмотрел так и не пришедшего в сознание Чумакова.

— Думаю, ничего страшного, — поставил он диагноз, смазывая ожоги на ногах Ивана какой-то мазью, — несколько истощен и обезвожен, ожоги не критичны. Несколько дней в стационаре — будет как огурчик! — к обоюдному облегчению Трефилова и Фролова заявил врач.

Прекратив обрабатывать раны Чумакова, доктор осмотрел и труп второго «добровольца», которого Фролов с Саркисяном успели одеть, убрать выпавшие волосы и уложить на пол рядом с Иваном.

— А в этом случае медицина бессильна, — развел руками доктор, — да и пожил дедушка, судя по возрасту, изрядно… Никогда таких глубоких стариков не встречал… Вы как хотите, товарищ, но труп, товарищи чекисты, я с собой забирать не буду! — Встал «в позу» врач.

— И не нужно, — ответил Фролов, — с ним мы и сами в состоянии разобраться. Вот этого заберите, — указал старший лейтенант госбезопасности на Ивана. — Только с вами мой сотрудник поедет. Во избежание… Саркисян! — крикнул Фролов.

В комнату тут же заглянул горбоносый гэбэшник:

— Я, тащ старший лейтенант госбезопасности!

— Поедешь вместе с доктором, — распорядился Фролов. — Как придет в себя Ванька — чтобы лишнего не трепал! Да и ты тоже язык за зубами держи! Усек?

— Так точно! — Вытянулся «во фрунт» Саркисян.

— Ну, если с нами едешь — помогай, — произнес молодой помощник врача, «раскидывая» на полу, рядом с Чумаковым, матерчатые носилки с деревянными ручками.

Схватив Ивана за руки и за ноги, Саркисян с помощником загрузили его на носилки, и, подняв их за ручки, поволокли к машине «скорой помощи».

— Арам, а ты наряд вызвал? — опомнился Фролов.

— Так точно, тащ старший лейтенант госбезопасности! — кряхтя от натуги (студент оказался неожиданно тяжелым, а чекист — худосочным), отозвался Саркисян, уже выходя из комнаты с носилками. — Как только неотложку вызвал, в отдел позвонил. Сейчас появиться должны!

— Разрешите откланяться! — приподняв шляпу, попрощался с присутствующими доктор.

— Спасибо, отец! — Кивнул Фролов, выходящему из комнаты следом «за носилками» врачу. — Значит так… — задумался Фролов. — Бажен Вячеславович, собирайтесь!

— Посадите, значит… — не отрывая взгляда от изуродованного тела коллеги и друга, печально и устало произнес профессор. — Что ж, сам виноват…

— Бажен Вячеславович, вы опять? — укоризненно произнес Фролов. — Никто вас арестовывать не собирается! Еще и наградят! Ваше открытие дорогого стоит! — он взглянул в обтянутое сухой морщинистой кожей лицо доцента Сергеева и передернул плечами. — Если до ума довести, конечно…

— Если смогу… до ума… — выдохнул профессор.

— Бажен Вячеславович, сможете! — с жаром произнес Фролов. — Собирайте всю сопутствующую документацию по вашим исследованиям! — распорядился он. — Ничего не упускайте — даже черновики! Все, что каким-нибудь боком касается вашего открытия — с собой!

— Так это же не один чемодан бумаги наберется, — возразил Трефилов.

— Ничего, донесем как-нибудь…

— Здесь не вся документация — еще и в институте кое-что осталось.

— Собирайте, что здесь есть! В институт тоже наведаемся. Сейчас ребята подъедут…

В коридоре тренькнул звонок.

— О! Легки на помине! — обрадовался старший лейтенант госбезопасности, выходя в коридор. Запустив пару оперативников в квартиру, он вернулся назад. — Значит так, Сережа, — сказал Фролов, — слушай задачу: мы сейчас с профессором едем на Лубянку. Вы остаетесь здесь и охраняете его чудо-машину! И чтобы ни один винтик не пропал!

— Так точно, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — козырнул приехавший чекист с тремя кубарями в петлицах[1].

Дождавшись, когда Трефилов упакует в пару потертых чемоданов чертежи и расчеты, Фролов, подхватив один из них, второй взял тот самый оперативник с тремя кубарями, вызвавшись донести его до машины, и они всем скопом покинули квартиру ученого. На улице оперативники сложили документацию в багажник казенного автомобиля, поджидавшего их во дворе.

— Бажен Вячеславович, — открыл перед профессором дверь автомобиля Фролов, — садитесь на заднее сиденье.

Профессор беспрекословно уселся на указанное место. Старший лейтенант госбезопасности закрыл дверь, обошел автомобиль с другой стороны и уселся рядом с Трефиловым.

— Вася, на Лубянку, — сказал водителю Фролов, захлопывая дверь.

Машина неспешно выехала со двора. Провожая её взглядом, младший лейтенант закурил, по привычке бросая настороженные взгляды по сторонам. Его внимание привлекла парочка выпивающих работяг-мужичков, устроившихся на лавочке возле соседнего подъезда.

— Непорядок, — негромко буркнул Сергей, отворачиваясь. Но что-то в поведении этих выпивох казалось ему подозрительным. Но вот что, он так и не мог понять.

«Не рановато для таких посиделок?» — наконец мелькнула в его голове мысль, но развить её чекист не успел.

— Разрешите прикурить, — раздался за его спиной мужской голос, отрывая лейтенанта от размышлений.

Чекист обернулся и «напоролся» грудью на лезвие ножа, которое просивший «огонек» мужчина отработанным до автоматизма движением вогнал в самое сердце младшего лейтенанта госбезопасности. Сергей сдавленно охнул и непонимающе взглянул на незнакомца. Но ноги чекиста враз ослабли, подгибаясь в коленях.

— Че ж, ты, так перебрал-то с утра, дружище? — произнес один из «алкашей», неожиданно оказавшийся рядом и подхвативший заваливающегося младшего лейтенанта под руку.

Со второй стороны гэбэшника подхватил под руку второй «алкаш»:

— Эх, не бережет себя парнишка!

Человек, просивший прикурить, резко выдернул нож из груди чекиста и спрятал его в карман широкого серого плаща и поднял с земли пузатый портфель.

— В подъезд его! — приказал он свистящим шепотом.

«Алкаши» безропотно повиновались, ловко затаскивая уже мертвого гэбэшника в подъезд. Настороженно оглядевшись по сторонам, убийца вошел следом, закрыв за собой дверь. В подъезде «алкаши» привалили тело Сергея к стене, а убийца поднялся на полпролета наверх — к площадке квартиры Трефилова, где в темном углу до сих пор стоял «на страже» Филиппенко.

— Товарищи! — негромко произнес убийца, так, чтобы звук его голоса был неслышен в квартире профессора. — Помогите, кто-нибудь! Тут человеку плохо!

И Филиппенко «повелся», выглянув из своего «укрытия»:

— Кому плохо?

— Там… — Неопределенно взмахнул рукой убийца, опуская портфель на ступеньки. — Внизу, у входа… — демонстративно схватившись за сердце, произнес он. — Кажется товарищ из органов…

Забыв об осторожности, Филиппенко побежал к выходу. Убийца прижался к стене, пропуская гэбэшника. Едва Филиппенко оказался на пару ступенек ниже, «алкаш» отточенным движением зажал голову сержанта в локтевой захват, а другой рукой деловито перерезал ему горло тем же самым ножом, которым несколькими минутами ранее убил младшего лейтенанта госбезопасности. И в этот раз ни единой эмоции не отразилось на его лице.

Филиппенко «споткнулся», хватаясь руками за перерезанное горло. «Забулькал», щедро орошая кровью, бьющей сквозь слабеющие пальцы, лестницу и подъездные стены. Упасть на ступеньки ему не дали «алкаши», ловко подхватывая заваливающееся тело и аккуратно укладывая его на лестничную площадку. После этого все замерли, прислушиваясь. Тишина.

— Чисто, герр оберштурмфюрер[2], — произнес один из подручных, заглядывая на пролет ниже, туда, где у стены лежал труп Сергея.

Убийца кивнул, вытер окровавленный нож о пиджак Филиппенко, поднял портфель и поднялся на площадку, где остановился у дверей квартиры Трефилова. «Алкаши» тоже поднялись следом и встали с двух сторон от оберштурмфюрера, вооружившись пистолетами с глушителем. Поставив портфель на коврик перед дверью, убийца постучал костяшками пальцев по дверному полотну.

— Кто? — донесся из квартиры голос одного из чекистов, оставленного для охраны машины Трефилова.

— Свои! — ответил эсэсовец-диверсант, пытаясь подражать голосу погибшего Филиппенко.

— Петька, ты штоль? Чего хотел?

— В уборную бы мне…

— А! Терпеть мочи нет? — хохотнул гэбэшник, отпирая дверь.

Едва она распахнулась, как во лбу чекиста образовалось дырка от пули, выпущеной недрогнувшей рукой из пистолета одним из «алкашей». Но подхватить упавшее тело диверсанты не успели, и оно упало на пороге, с грохотом свалив массивную стойку-вешалку.

На шум из комнаты выскочили коллеги убитого и были методично расстреляны точными выстрелами. Переступив через убитого чекиста, оберштурмфюрер вошел в квартиру и, под прикрытием «алкашей», бегло заглянул во все комнаты — в живых не осталось никого.

— Занесите трупы из подъезда в квартиру, — распорядился он, возвращаясь к двери за портфелем.

«Алкаши» выбежали в подъезд, и вскоре трупов в квартире стало еще на две штуки больше. Оберштурмфюрер тем временем прошел в комнату с машиной. На секунду «зависнув» над постаревшим телом доцента Сергеева, всё ещё не увезенного в морг, он прошел к столу, поставил на него портфель и открыл. Из портфеля убийца достал несколько брикетов взрывчатки и фотоаппарат со вспышкой.

— Заминировать! — коротко приказал он подчиненным диверсантам, а сам принялся фотографировать машину профессора с разных ракурсов, не забыв сделать несколько снимков с изуродованным до неузнаваемости Сергеевым.

«Алкаши» сгребли со стола взрывчатку и разбежались по разным углам комнаты.

Когда они закончили раскладывать заряды, офицер успел убрать в портфель фотоаппарат.

— Mission abgeschlossen, — отрапортовал один из «алкашей», — Herr…

— По-русски, Генрих! — недовольно процедил гаптманн. — Мы не в Германии!

— Виноват! — вновь перешел на русский Генрих. — Мы закончили!

— Уходим! — произнес командир диверсионной группы, забирая портфель со стола.

После того, как они вышли на улицу, и отошли на значительное расстояние от дома, в квартире профессора прозвучал мощный взрыв, вынесший не только окна, но и обрушивший даже межэтажные перекрытия.

* * *

Выехав со двора, водитель неспешно покатился в направлении Лубянки. Фролов повернулся к Трефилову, оценивая психическое состояние профессора. Невзирая на трагическую случайность со смертью Сергеева, Трефилов уже практически «пришел в себя». Мало того, вооружившись блокнотом с ручкой, он рисовал на листке бумаги какие-то одному ему понятные схемы, при этом беззвучно шевеля губами.

— Бажен Вячеславович? — Оторвал его от этого увлекательного занятия Фролов.

— А? Простите… — Профессор оторвался от расчетов. — Не расслышал.

— У вас есть какое-то объяснение всему случившемуся? — спросил Фролов.

— Что именно вы имеете в виду? — уточнил Трефилов.

— Ну, почему постарел и умер доцент Сергеев мне более-менее понятно, — ответил Лазарь Селивёрстович. — Ваша машина вычерпала весь ресурс его индивидуального времени. Правильно?

— Совершенно! — отозвался профессор. — Его организм исчерпал все, что ему было отпущено природой.

— И все это время было перемещено в организм Ивана Чумакова?

— Несомненно, — кивнул профессор, — больше некуда.

— Тогда где же оно? Куда делось? Допустим даже, что Сергееву оставалось совсем немного жизни — несколько лет…

— Хм… задачка-то не из легких, — печально усмехнулся Трефилов. — Нужно будет провести еще кучу экспериментов, чтобы рассчитать хотя бы приблизительный КПД… А насчет «потерянного» времени есть у меня одна мыслишка: а что, если возможна ассимиляция индивидуального биологического времени разных организмов?

— Что возможно? — переспросил Фролов.

— Ассимиляция… смешивание… совместимость… если организм, получив донорское время, не ускорился, а адаптировал приобретенное время под свои нужды? Расширил, так сказать, изначальные границы, отпущенные ему матушкой природой?

— Но это значит, — медленно формулируя свою мысль, произнес Фролов, — тот, кому постоянно будут вливать это самое донорское время, никогда не умрет?

— Ну, если допустить, что его тело не получит критических для жизни повреждений, оно сможет функционировать бесконечно долго…

— Но это же эликсир бессмертия! — ахнул Фролов. — Этого не может быть!

— А почему нет? — удивился такой реакции чекиста Трефилов. — За примерами далеко ходить не надо: вспомните тех же библейских патриархов, каждый из которых прожил под тысячу лет! Что есть так называемая «Божья благодать», позволившая им прожить так долго? Не индивидуальное ли биологическое время? А Адам, изначально обладавший личным бессмертием, но лишенный его после грехопадения?

— Вы представляете, профессор, что начнется, если ваша догадка окажется верной? — с тревогой произнес Фролов.

— Увы и ах, уважаемый Лазарь Селивёрстович, — развел руками Трефилов, — понимаю.

— А если эти разработки попадут не в те руки… — Договорить Фролов не успел: на перекрестке бок служебного автомобиля протаранил идущий на полной скорости грузовик с крытым кузовом тентом. Фролова, сидевшего со стороны удара, откинуло на профессора, обдав градом осколков от разбившегося окна покореженной ударом двери. — Накаркал! — прошипел, Фролов, пытаясь справиться с болью. Он потянулся за пистолетом, но правая рука не слушалась.

Из кабины грузовика выскочил крепкий небритый мужик, вооруженный «Вальтером» и подбежал к смятому ударом автомобилю. Резко распахнув дверь с противоположной от удара стороны, он наметанным взглядом мазнул по салону, где копошились пребывающие в шоке пассажиры, пытаясь прийти в себя.

Рванув за грудки профессора, мужик вытащил его на улицу и поволок по асфальту вяло трепыхающееся тело пожилого ученого, голова которого была окровавлена. Едва он отбежал на незначительное расстояние, тент в кузове грузовика откинулся в сторону, открывая троих автоматчиков, изготовившихся к стрельбе. В мгновение ока они расстреляли автомобиль чекиста, превратив его в некое подобие решета.

Оглушив Трефилова мощным ударом кулака, диверсант вернулся к машине и внимательно осмотрел оставшихся пассажиров. Запрокинутая голова водителя зияла пустой окровавленной глазницей — левый глаз выбило пулей. А окровавленное тело старшего лейтенанта госбезопасности Фролова застыло в нелепой позе, застряв между рядами сидений.

— Еin toter Mann! — Удовлетворенно кивнул диверсант, выдергивая из багажника простреленные пулями чемоданы с документами. — Scheisse! — выругался немец сквозь сжатые зубы, оценив состояние подпорченного груза, после чего забросил их в кузов грузовика.


[Он не жилец! Дерьмо! (нем.)]


Пока он изымал груз, бессознательное тело профессора Трефилова его подручные успели закинуть в кузов, причём, особо не церемонясь. И без того разбитая голова профессора сильно ударилась об угловатую металлическую подставку пулемета, но в сознание он так и не пришёл.

— Уходим! — по-русски прокричал диверсант, запрыгивая в кабину.

Грузовик взревел, выпустил клуб вонючего дыма и сдал назад. Объехав побитый и изрешеченный пулями автомобиль, он, громыхая, помчался по улице прочь от места «аварии».


[1] Звание младший лейтенант государственной безопасности — 3 квадрата [так называемые «кубари»] в петлицах образца 1937—1943 годов, условно соответствовало воинскому званию старший лейтенант РККА.

[2] Оберштурмфюрер (нем. Obersturmführer, cок. Ostuf) — звание в СА и СС, соответствовало званию обер-лейтенанта в вермахте. Эквивалент cтаршего лейтенанта в РККА.

Загрузка...