Трагедия закона

Глава 15 ИЗНУТРИ ИЛИ ИЗВНЕ?

Рэмплфордская сессия длилась целую неделю. Это была скучнейшая неделя в жизни Дерека. Длинные ночные дежурства, на которых продолжала настаивать Хильда, хотя в них, похоже, не было ни малейшего смысла, принесли физическую усталость. От Шилы не было никаких вестей, что держало его в неослабевающем нервном напряжении, и свои часы ночных дежурств он проводил в состоянии угрюмого нетерпения. Да и днем было ничуть не лучше. Судья сделался настолько замкнут и олимпийски холоден, что почти не походил на живое человеческое существо. Хильда же после инцидента с мертвой мышью стала необщительна, поглощена собственными мыслями и подсчетами, которыми не желала ни с кем делиться.

В сущности, единственным членом домашнего сообщества, который казался абсолютно довольным судьбой, был Бимиш. Рэмплфорд, как признался он Дереку, подходил ему. На самом деле он подходил ему как ни один другой город. Если не считать того, что здешний Высокий шериф оказался Добропорядочным Джентльменом, Бимиш не сообщил, чем именно так уж особенно подходил ему этот город, но Дерек заметил, что он взял за правило каждый день ускользать из резиденции, как только все собирались там после слушаний, и возвращался весьма поздно и в необычно веселом настроении. Скорее от скуки, чем по какой-то другой причине, Дерек сблизился, вернее, позволил Бимишу сблизиться с ним, и против собственной воли нашел его весьма занятным собеседником. Он был кладезем анекдотов про судей и адвокатов, которые представляли собой рассказы Петтигрю на те же темы, только в редакции, так сказать, «для людской». Но что больше всего поразило в них Дерека, так это тайная порочность, которая, похоже, была присуща всем их героям. Казалось, что поросячьи глазки Бимиша никогда не сияли удовольствием больше, чем тогда, когда он повествовал о провале или унижении кого-нибудь из них. Где-то в глубине его собственного мелочно-эгоистичного характера, чувствовал Дерек, таилась склонность к жестокости.

Однажды вечером, после того как судья и Хильда отправились спать, Дерек, дежуривший в первую смену, уже вышел в холл, чтобы подняться наверх, когда в проеме парадной двери возник Бимиш. Он приветствовал Дерека в расслабленно-дружеской манере, которая, как тот успел заметить, была ему свойственна после ночных экспедиций. На сей раз, как показалось Дереку, он был еще более расслаблен, чем обычно. Дело в том, что для Бимиша тот вечер выдался по-своему замечательным. После периода относительных проигрышей он вдруг обрел несокрушимую форму, и его победа над чемпионом местного канадского военного контингента была только что должным образом отпразднована.

— Не зайдете ли ко мне в комнату на минутку, маршал? — пригласил он. — Давайте поболтаем и выкурим по трубке.

— Нет, благодарю, — ответил Дерек. — Уже поздно, я как раз собирался подняться к себе.

Щедрость и гостеприимство посланцев доминиона развязали обычно очень сдержанный язык Бимиша.

— Подняться к себе, да? — повторил он. — Только не говорите мне, что собирались спать. Сейчас же ваша очередь заступать на дежурство, не так ли?

— Откуда вам это известно? — удивился Дерек.

Бимиш фыркнул:

— Господи! Вы что же, думаете, что мне об этом ничего не известно? Я, знаете ли, не вчера появился на свет.

Продолжая говорить, он двинулся к себе в комнату. После некоторого колебания Дерек последовал за ним.

— Я был бы очень плохим секретарем, если бы ничего не заметил при том, что происходит во время этого турне, — продолжал Бимиш, плюхаясь в кресло и начиная набивать трубку. — Работа секретаря заключается в том, чтобы знать все, не забывайте, маршал. Рискну предположить, что это я мог бы рассказать вам кое-что, чего вы не знаете.

Дерека всегда раздражало, когда Бимиш называл его «маршал». Вообще-то тот с самого начала предусмотрительно объяснил, что, называя его так, имеет в виду должность, а не фамилию, и что в таком обращении нет ни малейшей неуважительности, но все равно Дереку это продолжало резать ухо. Поэтому он ответил Бимишу весьма сухо:

— Думаю, в этом доме всем все об этом известно.

— Ну, за миссис Скуэр не скажу. Ее ничто, что за пределами кухни, не интересует. А что касается двух местных служанок, так те вообще ничего бы не заметили, если бы это не случилось прямо у них под носом. Да и в этом случае заметили бы, только если бы с этого нужно было стереть пыль. Будь ее светлость хоть чуточку в своей обычной форме, она бы уже давно на них собак спустила.

Так и не сумев раскурить трубку, он сдался и закрыл глаза.

— На чем я остановился? — вдруг встрепенулся он. — Ах да! Сэвидж знает все, маршал, можете не сомневаться, и Грин тоже. Нет, я с ними не сплетничаю. Я знаю свое место, но научил и их знать свое. Но в таком маленьком соб… сообществе, как наше, слухи, знаете ли, сами собой распростр… траняются.

Дерек ничего не ответил. Он пытался понять, что стоит за этим удивительным сообщением, когда Бимиш заговорил снова:

— Лично я думаю, что вы зря тратите время. И мне жаль видеть, как такой молодой человек, как вы, лишает себя первых, самых сладких часов сна просто так. Другое дело, если бы было ради чего борд… бодрствовать по ночам, так ведь нет, насколько я знаю. — При этих словах в его взгляде появилось многозначительное выражение, от которого у Дерека зарделись щеки. — Видите ли, маршал, — продолжал Бимиш, — здесь все просто: это дело рук либо кого-то извне, либо кого-то изнутри — если это вообще «дело», а не галлу… галлюцинация. Если извне, то на что существует полиция? А если изнутри, что ж, тогда это могли сделать-только я, Грин или Сэвидж, но чего ради кто-то из нас стал бы рисковать своим положением? Так или иначе, если это развлекает ее светлость — дело хозяйское. И если в результате она как-нибудь ночью схлопочет еще один синяк, я лично горевать не буду.

Он снова закрыл глаза, и Дерек было уже подумал, что он заснул, но через несколько секунд, по-прежнему не открывая глаз, Бимиш добавил:

— И в любом случае, маршал, могу сказать наперед, что во время эт-той сессии нич-ч-чего не случится. Между этой сессией и ос-с-стальными есть большая р-разница.

— Какая разница? — нетерпеливо поторопил его Дерек.

Бимиш открыл один весьма затуманенный глаз:

— Не д-д-догадывает-тесь? — сказал он все более заплетающимся языком. — Р-р-разница в с-с-составе с-с-су-да. Петтигрю нет. В-вот и в-все.

— Какого черта вы имеете в виду? — сердито закричал на него Дерек.

— Н-не над-д-о так ш-шуметь, маршал. Я всего лишь в-в-ысказ-з-зываю наб-б-блюдение. Между эт-т-тими двумя — Б-большая Враж-ж-жда… всегда б-б-была. Эт-т-то давно из-з-звестно. Секр-кретари знают все… вс-с-е. Эт-т-то их раб-б-бота, знаете ли. Большая Враж-ж-да…

На сей раз Бимиш и впрямь заснул.

Ни на следующий день, ни когда бы то ни было потом Бимиш ни словом, ни взглядом не намекнул на этот неловкий эпизод. Дерек со своей стороны был только рад забыть о нем — то есть в его памяти он, конечно, оставался, так же как и то мгновение на вокзале, которое тоже ни за что не хотело уходить из нее, но он охотно делал вид, что ничего не было. Хильде он, естественно, ничего не сказал, лишь робко предположил, что можно ослабить систему наблюдения, каковое предположение она не задумываясь отвергла.

Так или иначе, Бимиш оказался прав в отношении рэмплфордской сессии, во время которой не случилось ничего, что внесло бы хоть какое-то разнообразие в монотонный ход отправления правосудия. Ничего, если не считать двух незначительных инцидентов: одного настолько тривиального, что в обычных обстоятельствах он вообще прошел бы незамеченным, и другого, случившегося совсем под занавес, так что он едва ли мог иметь отношение к самой сессии.

Через два дня после пьяных откровений Бимиша и за день до окончания сессии помощник шерифа, как обычно, заехал, чтобы проводить судью в присутствие. Поскольку дело шло к концу, он прибыл один, но в остальном процедура была точно такой же, как во все предыдущие дни. Помощник шерифа прибывал ровно в десять часов утра, Грин встречал его и препровождал в маленькую комнату на втором этаже, которая, судя по всему, только для этой цели и предназначалась. Здесь разговором, который день ото дня становился все более и более вялым и бессодержательным, его занимали Дерек и Хильда, если она благоволила появиться. Сэвидж тем временем находился в комнате судьи, помогая ему надеть парик, мантию, белую нашейную ленту и тот странный кусок материи, который называют судейской пелериной. Через должный промежуток времени судья, в полном официальном облачении, спускался к ожидающим его помощникам. Резиденция располагалась на нескольких уровнях, и коридор, в котором находилась комната судьи, прямо соединял ее с комнатой ожидания, завершаясь коротким лестничным маршем. Брадобрей имел обыкновение спускаться по нему медленной церемониальной поступью, с торжественным выражением на лице, призванным подчеркнуть тот факт, что если какой-то час назад за завтраком он был просто брюзгливым пожилым джентльменом, то теперь он — ассизный судья его величества. Было видно, что эта маленькая церемония доставляет ему безобидное удовольствие.

О том, что случилось в тот день, рассказывать особо нечего. Судья находился в четырех ступеньках от пола, в одной руке он сжимал белые лайковые перчатки, другой деликатно поддерживал полы мантии, когда Хильда, на сей раз присутствовавшая в комнате ожидания, вдруг издала панический вопль и стремглав бросилась вперед как раз в тот момент, когда судья, оступившись, полетел вниз головой. В первый миг показалось, что сейчас случится большое несчастье, но Хильдино присутствие духа предотвратило падение тяжелого, с плохо гнущимися суставами мужчины, которое могло плохо для него кончиться. Она подоспела вовремя, чтобы принять его вес на свое плечо, и оба унизительно, но невредимо свалились на пол.

Маршал и помощник шерифа помогли им встать; парик был поднят с пола и водружен обратно на голову судьи, мантию поспешно отряхнули, и были произнесены все неизбежные в случае подобных маленьких несчастий восклицания. Хильда, однако, ничего не восклицала. Убедившись в том, что муж не пострадал, и весьма раздраженно ответив на вопрос о ее собственном состоянии, что она в порядке, чего не скажешь о ее платье, она прервала поток сочувствий и твердо заявила:

— Что я хочу знать, так это как это случилось!

Ответ прозвучал с верхней площадки, откуда за происшествием наблюдал Сэвидж:

— Думаю, на той ступеньке сломался прут, который держит ковер, миледи.

— А почему, черт возьми, он должен был сломаться? — сказала она, подходя к лестнице, чтобы удостовериться лично.

На этот вопрос никто не мог ей ответить.

— Опасная вещь эти пруты, — заметил помощник шерифа. — Помню…

— Мистер помощник шерифа, если вы готовы, думаю, нам пора, — перебил его Барбер, у которого не было ни малейшей охоты выслушивать воспоминания о несчастных случаях, произошедших с другими людьми.

— Наверное, я сегодня в суд не поеду, — сказала Хильда.

— Как хочешь, дорогая. Полагаю, тебе не помешает немного полежать. Боюсь, ты сильно переволновалась.

— Нет, я же сказала, что в полном порядке. Просто передумала.

Когда все остальные покинули комнату, Хильда посмотрела на Дерека взглядом, который принято называть многозначительным. Дерек это сразу понял, однако, к сожалению, не смог расшифровать, что именно он означал. Хильда, без сомнения, выглядела очень решительной и взволнованной, но чем? Не могло же ей прийти в голову, что этот инцидент имел какое-то отношение к предполагаемому заговору против судьи?

Но как оказалось, именно это ей в голову и пришло. Тем вечером она отозвала его в сторону.

— Дерек, я хочу поговорить с вами, — серьезно сказала она. — Утром я очень внимательно осмотрела пруты на ступеньках. Все они исключительно крепкие. Их крайне трудно сдвинуть с места. Но этот был намеренно выдернут из гнезда.

— Но это невозможно, — возразил Дерек. — Кому, Господи прости, это могло понадобиться?

— Об этом-то я себя и спрашиваю, — мрачно ответила Хильда.

— Ну, я могу предположить лишь то, что это была служанка. Им, наверное, положено вынимать и чистить пруты.

— Я поговорила со служанкой. Она категорически утверждает, что не прикасалась к этим прутам ни разу с тех пор, как мы приехали.

Дерек, припоминая комментарий Бимиша по поводу здешней прислуги, вынужден был признать, что, вероятней всего, так и было. Допустив, что шокирующее подозрение Хильды имеет под собой основание, он попытался рассмотреть другие возможности. Последним, кто пользовался этой лестницей, предположительно был Сэвидж. Неужели он мог не заметить сдвинутого с места прута? Не обязательно, поскольку он шел вверх. Наблюдая сверху за падением судьи, он выглядел искренне удивленным. Или все же удивление было наигранным? Задним числом трудно точно восстановить в памяти выражение чьего-то лица. Может, в нем было что-то особенное?..

— Теперь вы понимаете, почему я считаю, что мы не должны ослаблять бдительность? — говорила между тем Хильда. — Очевидно, что опасность может грозить изнутри так же, как снаружи, и мы должны быть к этому готовы. Ужасная ситуация: я не знаю, кому можно доверять.

И снова Дерек вспомнил замечание Бимиша: «либо кто-то извне — либо кто-то изнутри». А если изнутри, то Сэвидж подходит не хуже любого другого. Но почему именно Сэвидж? Что он, Дерек, на самом деле знает обо всех этих людях, с которыми делит свою бродячую жизнь последние несколько недель? Что в действительности стоит за молчаливостью Грина, подобострастием Сэвиджа, фамильярностью Бимиша? Или все происходящее, заимствуя выражение того же Бимиша, — лишь галлюцинация? Конечно, все это слишком абсурдно, чтобы быть правдой, эпизоды слишком уж не согласуются между собой, версия Хильды слишком оторвана от обычной жизни. Единственный несомненный факт состоял в том, что ее светлость находилась в крайне взвинченном состоянии. Но еще немного, чувствовал Дерек, и его собственное состояние будет ничем не лучше.

Дерек был искренне рад покинуть Рэмплфорд. Последний день пребывания там оказался отмечен, хотя и не слишком радостно, письмом от Шилы, в котором она писала, что ей слишком трудно объяснить все на бумаге, но если бы только они могли вскоре увидеться, она бы все ему рассказала. Наконец-то был сделан хоть маленький шажок по направлению к долгожданному, хоть и тревожному, моменту, и даже тот факт, что Бимиш, описывая Уитси, следующий пункт их маршрута, лаконично назвал его отвратительным, не мог умерить стремления Дерека поскорее туда попасть. Вот почему он испытал большое облегчение, снова оказавшись в отдельном вагоне и разглядывая в окно неизбежный полицейский караул и помощника шерифа, почтительно разговаривавшего с отъезжающими на фоне канадских солдат, которых, похоже, весь этот спектакль немало забавлял.

Прозвучал свисток, и остатки непривилегированных пассажиров набились куда-то в переполненные «простые» вагоны поезда, когда на перрон выбежал офицер полиции. Он поспешно отдал честь Главному констеблю и что-то передал ему, произнеся несколько неслышных слов. Главный констебль, в свою очередь, забарабанил по окну судейского купе, которое Дерек только что поднял.

— Милорд, это только что доставили из резиденции, — сказал он, когда окно снова немного приспустили. — Письмо, видимо, пришло уже после вашего отъезда. Надеюсь, в нем нет ничего важного.

Он просунул конверт в оконную щель. Судья взял его, распечатал и быстро просмотрел.

— Послушайте, — крикнул он сердито. — Как оно попало…

Но было слишком поздно. Поезд уже набирал скорость. Главный констебль, с поднятой к козырьку рукой и приклеенной к лицу дежурной улыбкой, уплывал от них назад. Помощник шерифа, с облегчением сняв с головы свою высокую шляпу, уже почти скрылся из виду. А на коленях у судьи лежал маленький листок бумаги с напечатанным на машинке текстом и конверт без штемпеля.

Хильда взяла листок. Ей не понадобилось много времени, чтобы прочесть следующее: «Знай, больше тебе не удастся так легко отделаться».

Хильда опять посмотрела на Дерека многозначительным взглядом. На сей раз расшифровать его значение не составило никакого труда.