— Вставай!
Меня разбудил этот надменный возглас прямо над ухом. Я открыл глаза. Камеру освещал яркий солнечный свет от решётки. Надо мной стоял тучный охранник, его толстые щёки лениво шевелились, словно перекатывали во рту жвачку. В правой руке он держал миску, а в левой — деревянную дубинку.
— Чего надо? — пробормотал я, сев на кровати.
— На, жри давай!
— Не хочу, — покачал я головой.
— Как хочешь? — пожал плечами боров, — Захочешь — съешь!
С этими словами он смачно харкнул в миску с едой и, поставив её на пол, удалился. Щёлкнул замок в камере, и я вновь остался один.
— Вот ублюдок! — произнёс я по-английски.
Делать было нечего, и я просто ждал. Я ходил по своей камере туда-сюда, периодически поглядывая в окошко. Сквозь решётку я видел залитую солнцем улицу. К сожалению, видимо, она была не слишком оживлённой, кроме как кирпичного дома напротив и мусорного контейнера, в котором копались жирные крысы. Время от времени я останавливался и отжимался от каменного пола, разминая свои мышцы. Рана на ноге уже не давала о себе знать, и я только мог гадать о том, как меня так быстро поставили на ноги местные индейцы. Эти знахари явно знали о ранениях гораздо больше, чем мы, бледнолицые. Сделав тридцать отжиманий, я вновь расхаживал по камере. Все мысли сходились в виде образов. Транквиландия, Дикий Билл, жуткий одноглазый солдат по имени Рамирес, Рауль, Перес, Герилья, Сэм Фьюри….
Я услышал, как партизаны открыли соседнюю дверь камеры. Спустя несколько мгновений, под конвоем провели Родриго. Выглядел он не самым лучшим образом: под глазом расплывался свежий синяк.
— Родриго! — я подскочил к своей решётке.
— А ну назад, падла! — зарычал толстозадый охранник, ударив по прутьям решётки деревянной дубинкой.
— Не волнуйтесь, сеньор Рене, — пообещал Родриго, — Я вас вытащу отсюда!
Партизаны бесцеремонно вытолкнули Родриго к лестнице, и он покорно зашагал по ней наверх. Я же продолжил своё наматывание по кругам своей обители. Так время подошло к вечеру. Родриго так и не вернулся в свою камеру. Я вновь и вновь отжимался от пола и продолжал ходить по камере. Жутко хотелось курить или, хотя бы выпить глоток хорошего пола.
Так прошёл ещё один день. Я вновь отказался от еды, поскольку, боров снова и снова удобрял баланду своим соусом харчо: утром и вечером. Я расхаживал по своей камере уже в милионный раз, пытаясь понять, что такое Транквиландия и как связаны между собой Перес, Рамирес и отравленный кокаин. Я расхаживал по своей камере, пытаясь унять стук в своей голове. Он непрерывно отстукивал какой-то собственный мотив, мешая моим мыслям собраться в кучу. Но тут, внезапно, я остановился. Стук в моей голове не прекращался. Я присел у дальней стены, и вдруг до меня дошло: стук доносится не из моей головы, а от стены. Прислушавшись к мотиву стука, я внезапно осознал: это азбука Морзе. Одно и то же сообщение, которое кто-то повторял снова и снова.
Слава Богу, я учил морзянку ещё когда служил на срочке и вскоре, написав себе шпаргалку, я прочитал адресованное мне сообщение:
— Укрепляй свой дух, Человек из Реки!
Ну, спасибо тебе, добрый индеец. Отстукав ему ответ, чтобы он не парился, я лёг на кровать. Второй день закончился. Третий день был всё такой же, как и предыдущий. Поразительно, что в Колумбии у меня подобное случалось только сейчас. Даже когда мы с Раулем находились на базе Ортеги, дни были разнообразными. Но сейчас, когда я был, будучи в тюрьме партизан, дни напоминали рутину. Я вновь расхаживал по своей темнице и размышлял.
Транквиландия. Перес. Рауль.
Я отжимался от пола.
Рамирес. Дикий Билл.
И вновь хождение по комнате.
Ортега. Герилья. ЦРУ. Парамилитарес. Кто же виноват? У кого искать ответы?
На Либертаде Эсперито опустились сумерки. Периодически я слышал чьи-то голоса на поверхности, но я не придавал им значения. Я продолжал ходить по камере, и тут у решётки мелькнула тень. Я остановился. Звук открываемой решётки и холодный голос:
— На выход!
Я сначала не осознал, что меня зовут на допрос, но повторять свой призыва партизану не пришлось. Глубоко вздохнув, я понял: если меня не отпустят, я выйду из этой камеры уже только в мешке для трупов. Сопровождающий меня партизан, не стал проявлять никакой агрессии ко мне, а только указал на лестницу. Я покорно поднялся по ней и прошёл по старому коридору. Судя по всему, комендатура была бывшим отелем или домом отдыха: некоторые панели были вырваны с корнем, обнажив бетонную кладку, но какие-то остались: цикламенового цвета, леопардового тона. Какие-то картины в позолоте партизаны решили оставить, однако все они были весьма приличные — похабщину содрали явно сразу же. Поднявшись на второй этаж, я увидел, что капитальный ремонт дома Герилья явно не проводила: всюду виднелись следы от пуль, разбитые мраморные колонны и искорёженные осколками гранат стенами. На лестничном пролёте посередине висел огромный портрет вождя пролетариата Владимира Ленина. Я коротко присвистнул: однако хорошо партизаны сохранили холст с ликом вождя.
— Направо, — скомандовал мой конвоир. Кстати, был он сам похож чем-то на Ильича: лысый, аккуратные усы и борода и тоже слегка картавил. Я лишь усмехнулся: может стоит перед тем, как меня расстреляют, сказать ему об этом?
Однако, несмотря на вечернее время, охраны в комендатуре было порядочно. У каждой двери стоял вооружённый «Калашниковым» охранник в партизанском камуфляже. Выправка у этих ребят была очень хорошей, не чета нашей роте в Легионе.
— Вот здесь! — остановился у третьей двери «Ленин», — Заходи, команданте ждёт!
Я кивнул и уверенно потянул за ручку двери, заходя внутрь. Комнату, в которую я попал, освещал тусклый свет керосиновой лампы. Пахло порохом и терпким запахом кубинских сигар. Через окно, из которого виднелись крыши домиков, слышалась трель ночных сверчков. Но, я всего лишь мельком отметил всё это, надумывая прыгать в окно, если дело предпримет очень плохой оборот для меня. Внимание моё было приковано к широкому дубовому столу, за которым сидел самый настоящий Че Гевара. Это точно был он, судя по тем изображением что я видел: широкое скуластое лицо, чёрные, как смоль волосы, усы и борода. Весёлые чёрные глаза несколько нахально изучали меня, а из слегка приоткрытых губ вылетали колечки дыма от сигары.
— Садись! — команданте жестом указал мне на табуретку перед своим стулом, и я сел, продолжая изучать хозяина кабинета, — Итак, я команданте Эрнесто, командующий войсками Герильи в этом районе! У тебя есть что сказать мне?
— Хороший у вас стул, команданте! — лишь выдавил из себя я.
Стул действительно был хорош: резной, с высокой спинкой и массивными подлокотниками, почти что полноценное кресло.
— Ты прав, — команданте затянулся сигарой, — На таких стульях в этом здании некогда восседали эксплуататоры рабочего класса Колумбии, заказывая для себя приватные танцы несчастных бедных девушек. И, скажу тебе серьёзно, в стране осталось ещё много таких стульев с такими же сидящими на них буржуями.
— Охотно верю! — согласился я.
— Ладно, это всё лирика, — команданте открыл ящик стола и вытащил оттуда пачку документов, — Теперь поговорим вот об этом!
— Что это такое? — изобразил удивление я.
— Те самые документы, которые были при капрале Вагосе, — пояснил команданте, — Он рассказал мне о том, как напали на базу Сантьяго, как он попал в деревню индейцев и встретился с тобой. Он же сказал, что вы случайно напали на грузовик официалов и наткнулись на эти документы. Теперь я хочу услышать твою версию! Итак, … Кто ты такой, для начала?
— Меня зовут Рене Десперо, — представился я, — Я в Колумбии как турист, здесь зарабатываю на обратный билет.
— Но ты где-то служил?
— Французский Иностранный Легион.
— Как ты попал в индейскую деревню? — слова команданте уже больше напоминали допрос.
— На меня напали бандиты. Это было на юго-востоке от Санто-Валверде, на мосту. Забрали деньги, ключи от машины и скинули с моста. Индейцы выловили меня из реки.
— Значит, ты не следил за официалами? — решил уточнить команданте Эрнесто, — Может, чьё-то поручение выполнял?
— Нет, — покачал я головой, — Я случайно оказался в этой деревне.
— Ну а как ты тогда объяснишь, что вы захватили один из грузовиков снабжения для разведчиков шестой армии? — Эрнесто нахмурился, ткнув волосатым пальцем в карты из документов, — Помимо накладных о количестве оружия, боеприпасов и провизии, здесь имеется подробный план переброски войск с целью захвата Либертаде Эсперито. Эта операция готовилась официалами уже долгое время, и тут, случайно ваша троица захватывает грузовик с этими данными и, фактически, срывает всю операцию.
— Удивительно! — заявил я.
— Вот именно, гринго! — команданте втоптал окурок от сигары в край стола и убрал документы обратно в ящик стола, — Изначально, мы подумали, что это дезинформация, и мы выясняли это на протяжении двух суток. Так что, если это не очень большая удача, то очень хорошая актёрская игра! Ты уверен, гринго, что вы случайно сумели захватить этот грузовик?
— Да этот грузовик вообще не я предложил захватить, а Сонни, — оправдался я.
— Его мы тоже допросим! — команданте улыбнулся, — Ну а что же насчёт тебя, гринго? Какое у тебя отношение к революции?
— Я ещё не встречался прежде с Герильей, — признался я, — Только с Санчезом и немного — с наркокартелем.
— Хм, это два наших самых опасных врага в регионе, — команданте достал новую сигару и, обрезав кончик, щёлкнул огнивом, — Что же ты решил, гринго?
— Не самые честные и справедливые в отношении платы работодатели, — ответил я уклончиво, но похоже, такой ответ вполне устроил команданте Эрнесто:
— Чтож, мы не сможем тебе платить столько, сколько они, но будь уверен — мы будем честны и справедливы в отношении тебя. Если твоя лояльность нам будет полезна революции, мы поможем тебе вернуться домой.
Я подумал о том, что, вполне возможно, Герилья, может помочь мне с поисками Переса, и произнёс:
— На самом деле, мне нужно найти информацию о местонахождении одного человека.
Команданте откинулся на кресле, затягиваясь сигарой:
— Вот, как! И кого же ты ищешь?
— Одни называют его Робин Гудом, другие — бандитом с большой дороги, третьи — конкурентом! Но все знают его под именем Переса, — ответил я.
— Да, знаю такого, — команданте Эрнесто с интересом смотрел на меня, — А с какой целью ты ищешь Переса?
— Ему известна информация, которая мне нужна, — пояснил я, решив не раскрывать команданте легенду о Транквиландии. — Я не собираюсь его убивать, мне нужно лишь побеседовать с ним.
— И мне тоже, гринго! — команданте погладил свою пышную бороду, — Вот уже долгое время я хочу завербовать его в партизанскую армию, но всё никак не удаётся отыскать его. Насколько мне известно, Перес очень часто кочует с места на место, так как врагов у него огромное количество. Так что, давай заключим сделку, гринго! Ты помогаешь революции в нашей борьбе с местными хищниками, а я постараюсь разузнать как можно больше! Идёт?
— Идёт! — согласился я, и мы с команданте пожали друг другу руки, но мне не давал покоя ещё один вопрос, — Кстати, как там Родриго? Что с ним?
— Всё в порядке, — последовал немедленный ответ, — Родриго в увольнении, наконец-то увидел свою невесту. Жаль, что мы не смогли узнать, что именно произошло на базе Сантьяго. Так что, о нём не волнуйся! А что насчёт твоего участия в революции — мы всё решили, верно?
— Да, команданте, договорились! — поднял я вверх большой палец.
— Меркадер! — крикнул команданте, и в комнате появился тот капитан, которого я назвал «Лениным» — Отправь нашего нового товарища в расположение! Завтра мы поговорим о деле! Не волнуйся, своё оружие ты получишь, как выйдешь из комендатуры, но не забывай — у нас, в Либертаде Эсперито, пушкой не машут — патруль сразу успокоит! Запомни это!
Последнюю фразу команданте Эрнесто произнёс весьма твёрдо, почти металлическим, уверенным в себе голосом, так что я на все сто осознал, как он прав.
— Идём, гринго! — тихо проговорил Меркадер, явно робея перед грузной фигурой команданте.
— А как же Сонни? — уже на пороге вспомнил я об индейце.
— Не волнуйся, гринго! — ответил добрый дядюшка Эрнесто, — Скоро ты тоже с ним увидишься!
— Ладно, доброй ночи!
На этот раз меня сопроводили не в тюрьму, а отвели на первый этаж, на котором я окончательно убедился в том, что когда-то здесь находился бордель: чудом уцелевшие плакаты с обнажёнными красотками, на одном из окон располагались бордовые занавески. По коридору мы прошли в расположение: длинная комнатка с рядом коек и мирно спящими на них бойцами. Расположение ничем не отличалось от обыкновенной армейской казармы, в которой я сам когда-то проходил срочку. Однако, в отличие от казармы, партизаны оставляли у каждой кровати свой «Калашников», а спали прямо в обмундировании. Меркадер, однако, открыл небольшую комнатку рядом с расположением и пригласил меня внутрь. Видимо, это было караульное помещение, хотя оно не так уж и отличалось от подвальной камеры: железная койка, стол да стул.
— Я закрою тебя на ночь, гринго! — произнёс тихо Меркадер, чтобы не разбудить солдат.
— Ладно, — согласился я, присев на кровать.
Меркадер закрыл дверь, и спустя пару секунд я услышал, как повернулся щёлкнул замок. Конечно, я вновь был под замком в неволе, но на этот раз всё было вполне оптимистично. Надеюсь, что команданте отпустит и Сонни. Я встал с кровати и подошёл к окну. Жутко хотелось курить, но, к сожалению, не было даже самокруток. На улице стояла тихая ночь, и лишь только стрекот ночных сверчков был единственной мелодией. Глубоко вздохнув, я вновь вернулся к своему лежбищу и, немного поёрзав на неудобном матрасе, заснул.