Освидетельствование было кратким и не дало ничего утешительного. В опознании участвовал муж, и была проведена медицинская экспертиза. Причиной смерти Хетер Бэдкок явилась смертельная доза диэтил-гексил-барбо-квинделоритата или, будем откровенны, чего-то в этом роде! Установить, как вещество попало в организм, оказалось невозможным.
Дознание было отложено на две недели.
После освидетельствования инспектор сыскной полиции Фрэнк Корниш подошел к Артуру Бэдкоку.
— Я могу с вами поговорить, мистер Бэдкок?
— Да, конечно.
Артур Бэдкок выглядел еще более жалким, чем обычно.
— Не могу понять, — твердил он, — просто не могу понять.
— Я на машине, — сказал Корниш. — Мы можем поехать к вам домой, хотите? Там нам будет уютнее и спокойнее.
— Спасибо, сэр. Да-да, конечно, так будет лучше всего.
Они подъехали к аккуратненькой, выкрашенной в голубой цвет калитке дома № 3 по Арлингтон-Клоуз. Артур Бэдкок шел впереди, инспектор следом за ним. Бэдкок достал из кармана ключ от дома, но, прежде чем он успел вставить его в замочную скважину, дверь открыли изнутри. Женщина, открывшая дверь, слегка попятилась от неожиданности. Артур Бэдкок был заметно удивлен.
— Мэри, — выдохнул он.
— Решила приготовить тебе чаю, Артур. Подумала, будет кстати, когда ты вернешься после освидетельствования.
— Это очень мило с твоей стороны, — с благодарностью в голосе сказал Артур Бэдкок. — Э-э-э, — в нерешительности замялся он. — Это инспектор Корниш. А это — миссис Бейн. Соседка.
— Понимаю, — кивнул инспектор Корниш.
— Я принесу еще чашку, — засуетилась миссис Бейн.
Она исчезла, и Артур Бэдкок нерешительно провел инспектора в гостиную с обитой ярким кретоном мебелью, расположенную направо от прихожей.
— Она очень любезна, — сказал Артур Бэдкок. — Всегда очень любезна.
— Давно вы с ней познакомились?
— Нет. Уже здесь.
— Здесь вы живете, кажется, два года. Или три?
— Около трех, — подтвердил Артур. — Миссис Бейн перебралась сюда всего около полугода назад, — объяснил он. — Ее сын работает недалеко отсюда, поэтому после смерти мужа она переехала жить сюда, и сын у нее столуется.
В этот момент вошла с подносом миссис Бейн, темноволосая, довольно колоритная женщина лет сорока. У нее была смуглая, как у цыганки, кожа, очень гармонировавшая с цветом волос и глаз. Глаза смотрели настороженно. Она поставила поднос на стол, и инспектор Корниш сказал ей что-то приятное и ни к чему не обязывающее. Что-то у него внутри, какой-то профессиональный инстинкт был начеку. Настороженность во взгляде женщины, ее легкий испуг в тот момент, когда Артур его представлял, не ускользнули от его глаз. Ему было знакомо то едва заметное беспокойство, которое вызывало присутствие полицейского — своего рода естественного раздражителя и источника опасности — как у тех, кто, возможно, нечаянно совершил прегрешение перед его величеством законом, так и у еще одной категории лиц. И он был уверен, что именно этот второй случай имел место здесь. Наверное, миссис Бейн в свое время имела опыт общения с полицией, оставивший у нее неприятные воспоминания и сделавший ее подозрительной. Он решил подробнее разузнать о Мэри Бейн.
Поставив поднос на стол и отказавшись участвовать в чаепитии под предлогом, что ей срочно нужно домой, она ушла.
— По-моему, приятная женщина, — похвалил инспектор Корниш.
— Да, вы правы. Она очень любезная, очень хорошая соседка, очень добрая женщина, — подхватил Артур Бэдкок.
— Она была подругой вашей жены?
— Нет. Нет, я бы не сказал. Они общались по-соседски, были в хороших отношениях, но и только.
— Понятно. А теперь, мистер Бэдкок, нам хотелось бы получить от вас как можно больше информации. Я полагаю, результаты дознания явились для вас неожиданностью?
— О да, безусловно, инспектор. Конечно, я понимал, что вы, по-видимому, подозреваете, что что-то не так, да я и сам готов был заподозрить что-то неладное, потому что Хетер всегда была очень здоровой. Она практически ни дня не болела. Я сразу сказал себе: «Здесь что-то не так». Но это кажется настолько невероятным, не знаю, понимаете ли вы, что я хочу сказать, инспектор. Поистине совершенно невероятным. Что за вещество — этот би-этил-гек-са… — Он запнулся.
— У него есть другое название, — пришел на помощь инспектор. — Оно продается под названием «кальмо». Знаете о таком?
Артур Бэдкок отрицательно покачал головой. Он был растерян.
— Оно больше известно в Америке, — продолжал инспектор. — Там, как я понял, его прописывают совершенно свободно.
— А от чего оно?
— Оно, насколько я понял, создает радостное и безмятежное настроение, — объяснил Корниш. — Его прописывают людям в стрессовых ситуациях, тем, кто страдает от страхов, депрессий, меланхолии, бессонницы и тому подобных вещей. В умеренных дозах оно не опасно, но передозировка не рекомендуется. Кажется, ваша жена приняла раз в шесть больше нормальной дозы.
Бэдкок смотрел широко раскрытыми глазами.
— Хетер в жизни не принимала ничего подобного, — сказал он. — Я в этом уверен. Она вообще не любила лекарств. У нее никогда не было депрессии или страхов. Она была одной из самых жизнерадостных женщин, каких только можно представить.
Инспектор кивнул.
— Понятно. И ни один врач ей ничего подобного не прописывал?
— Нет. Решительно — нет. Я в этом уверен.
— У кого она лечилась?
— Она приписана к доктору Симсу, но, по-моему, за все время, что мы тут живем, не была у него ни разу.
Инспектор Корниш задумчиво сказал:
— Выходит, она была человеком, которому вряд ли могло понадобиться такое средство и который не стал бы его принимать.
— Она не принимала, инспектор, я в этом уверен. Это какое-то недоразумение.
— Странное недоразумение, — не согласился инспектор Корниш. — Что она ела и пила в тот день? — Гм. Сейчас вспомню. На завтрак…
— Не стоит начинать с завтрака, — остановил его Корниш. — В таком количестве это лекарство действует быстро. Полдник. Начните с полдника.
— Значит, так. Мы зашли в павильон в парке Госсингтон-Холла. Там было настоящее столпотворение, но нам все же удалось взять по булочке и по чашке чая. Мы мигом все проглотили, поскольку в павильоне оказалось очень душно, и вышли на воздух.
— И больше она ничего там не ела — только булку и чашку чая?
— Так точно, сэр.
— И вы пошли в дом. Так?
— Да. К нам подошла девушка и сказала, что Марина Грегг будет очень рада видеть мою жену, если той будет угодно подняться в дом. Естественно, моя жена очень обрадовалась. Она целыми днями только и говорила, что о Марине Грегг. Ажиотаж был всеобщий. Да что там, инспектор, вы это знаете не хуже меня.
— Да-да, конечно, — признался Корниш. — Моя жена тоже сгорала от любопытства. Да и народ со всей округи готов был заплатить любые деньги, чтобы попасть на прием, посмотреть на Госсингтон-Холл, на то, как его переделали, надеясь хоть мельком увидеть Марину Грегг живьем.
— Девушка провела нас в дом, — продолжал Артур Бэдкок, — поднялась с нами по лестнице. Именно там и проходил прием. На верху лестницы. Но все выглядело, как я понял, совершенно не так, как раньше. Это была как бы огромная ниша, в которой стояли стулья и столы с напитками. Приглашенных было, по-моему, человек десять-двенадцать.
Инспектор Корниш кивнул.
— И там вас встретили. Кто?
— Сама миссис Марина Грегг. И ее муж. Не помню его имени.
— Джейсон Радд, — подсказал инспектор Корниш.
— Да-да. Правда, я его вначале не заметил. Короче, миссис Грегг очень мило поздоровалась с Хетер и была явно рада ее видеть, и Хетер стала рассказывать, как она когда-то, много лет назад, встречалась с миссис Грегг в Вест-Индии, и все, казалось, было в полном порядке.
— Все казалось в полном порядке, — повторил инспектор. — А потом?
— А потом миссис Грегг спросила, что мы будем пить. А муж миссис Грегг, мистер Радд, принес для Хетер какой-то коктейль. Диккери, или что-то в этом роде.
— Дайкири.
— Так точно, сэр. Он принес два. Один ей и один миссис Грегг.
— А вы, вы что пили?
— Я пил херес.
— Понятно. И вы втроем стояли наверху и пили из своих бокалов?
— Не совсем так. Видите ли, по лестнице поднимались новые гости. К примеру, мэр и другие люди — какой-то важный американец, кажется, с дамой. Так что нам пришлось отойти немного вглубь.
— И тут ваша жена выпила свой дайкири.
— Нет, не тут, не тогда.
— Гм. Когда же?
Артур Бэдкок мучительно припоминал, наморщив лоб.
— Мне кажется, она поставила его на один из столиков. Она там встретила подруг. По-моему, связанных с Ассоциацией Святого Иоанна, приехавших из Мач-Бенгэма или что-то в этом роде. Короче, они разговорились.
— И когда же она выпила свой коктейль?
Артур Бэдкок снова наморщил лоб.
— Вскоре после этого, — сказал он. — К тому моменту наверху скопилось уже много народу. Кто-то толкнул Хетер под руку, и она расплескала свой коктейль.
— Как-как? — Инспектор Корниш вскинул брови. — Ее коктейль расплескался?
— Да, так мне помнится… Перед этим она взяла его со стола и отхлебнула его, сделав удивленное лицо. Она, знаете, не очень любила коктейли, но все равно сдаваться не собиралась. Короче, в этот момент ее кто-то толкнул, и коктейль пролился ей на платье и, кажется, на платье миссис Грегг. Миссис Грегг была сама любезность. Она сказала, что ничего страшного, что пятен не останется, и дала Хетер свой носовой платок, чтобы та вытерла платье, а затем протянула бокал, который держала в руке, и сказала: «Возьмите, я еще из него не пила».
— Значит, она отдала свой собственный бокал? — уточнил инспектор. — Вы в этом уверены?
Артур Бэдкок на минуту задумался.
— Да, совершенно уверен, — подтвердил он.
— И ваша жена приняла бокал?
— Да, вначале она отказывалась, сэр. Она сказала: «О нет, как я могу», но миссис Грегг засмеялась и сказала: «Я уже выпила слишком много».
— И, значит, ваша жена взяла бокал и что с ним сделала?
— Она повернулась чуть боком и выпила его, довольно быстро, мне кажется. Затем мы немного прошлись по коридору, рассматривая картины и портьеры. Они из какой-то необычной ткани, мы такой никогда не видели. Потом я встретил приятеля, советника Эллкока, и как раз в тот момент, когда мы с ним болтали, я вдруг заметил, что Хетер сидит на стуле и как-то странно выглядит. Я подошел к ней и спросил: «Что с тобой?» Она ответила, что ей немного не по себе.
— В каком смысле не по себе?
— Не знаю, сэр. Мне было не до того. Ее голос звучал как-то странно и хрипло, а голова слегка подергивалась. И вдруг она судорожно стала ловить ртом воздух, и голова ее упала на грудь. Она была мертва, сэр, мертва.