Трое из Иудеи

Глава 22 Славное судбище царя Соломона

В приподнятом настроении вернулся молодой царь в город Иерусалим, посчитав случившееся с ним в жертвенном храме, последствиями периодического недосыпания. В столице Соломон вновь совершил щедрое жертвоприношение у ковчега завета, после чего устроил пир для всех желающих с плясками, выпивкой и массой развлечений, начиная от состязания на боевых колесницах и заканчивая бегом по пересечённой местности от голодных львов-ксенофобов.

Праздник удался на славу. Все хвалили Соломона, вовсю набивая свои животы за царский счёт. На следующий день, одолеваемый приступом полезной государственной деятельности и произнеся крылатую фразу: «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать это!», расположился царь в удобном судейском кресле у городских ворот и стал вершить суд, рассчитывая, что сие действо как следует его развеселит. Так, в конечном счете, и произошло.

Очередь выстроилась немалая. Все хотели высшей справедливости и правые и виноватые. Все желали убедиться в высочайшей мудрости молодого правителя, уделавшего всех претендентов на царский престол одной левой.

И кого тут только не было…

Ну, к примеру, двое нищих калек не поделивших деревянную ногу. Увидев колоритных бедняков, царь разразился очередной своей превратившейся в крылатую фразой: «Кто затыкает ухо своё от вопля бедного, тот и сам будет вопить, – и не будет услышан!».

Впрочем рассматривая самое первое дело Соломон особо повеселился, так как увечья побирушек не соответствовали искусно изготовленному протезу.

– Но ведь у тебя, Ибрагим, нет правого глаза, а у тебя, Авшалом, левой руки, – тихонько посмеиваясь, весело изрекал царь.

– Ну и что?!! – гневно орал одноглазый. – Это ни о чём ещё не говорит! Кто может гарантировать что завтра… да прямо завтра я не лишусь вот этой самой ноги, попав… к примеру, под колесницу. И что я буду делать без сего чудесного протеза?

– А как же я!!! – заглушая своего противника, визжал однорукий. – Ведь эту прекрасную ногу можно приделать на место моей недостающей руки. Кстати, я уже договорился с известным плотником Шимоном Шмунделем, он, кстати, тоже присутствует здесь.

Из толпы праздных зрителей тут же выступил высокий почтенного вида иудей с окладистой бородой в кожаном фартуке и очень важно кивнул.

– Но зачем тебе третья нога? – уже откровенно хохоча, поинтересовался царь Соломон.

– А как же иначе?!! – запальчиво возражал нищий. – А если начнётся облава на попрошаек, как не раз уже бывало при прежнем царе. Ведь на трёх ногах я смогу бежать намного быстрее, чем на двух. Кроме того ко мне не смогут придраться стражники, ибо ни в одном израильском законе нет положений, касающихся трёхногих калек. Я это точно знаю, так как наизусть выучил «Талмуд». Стало быть, мне будет положена за уникальность увечья большая государственная компенсация.

– Давайте всё-таки выслушаем плотника, – предложил царь, утирая расшитым золотом платком выступившие на глазах слёзы.

Шимон Шмундель важно расправил широкие плечи:

– Вы вот это всё здесь рассказываете на полном серьёзе? Ничем не рискуя? Нет, вы мне таки просто начинаете нравиться!

– Что, простите? – переспросил Соломон и даже слегка подался вперед, дабы получше расслышать ответ очень забавно изъясняющегося плотника.

– Приделаю!!! – и плотник грозно топнул ногой. – Но только не вместо руки, а вместо…

Тут на охальника зацыкали со всех сторон, а кое-кто из охраны царя Соломона даже показал плотнику кулак, после чего Шимон Шмундель величественно вернулся в толпу несколько оскорблённый таким поворотом судебного разбирательства.

– Не вели казнить царь, а вели слово молвить!!! – вперёд выступил начальник городской стражи.

– Ну, молви, коль есть что, – милостиво разрешил Соломон.

– Украли они эту ногу, – торжественно объявил седовласый воин. – У одного увечного богача ювелира.

Ой, что тут началось! Нищие калеки сцепились насмерть. Каждый из них тянул деревянный протез к себе. Раздалось оглушительное «крак» и…

Вздох изумления пронёсся по толпе добропорядочных иудейских граждан. Даже Соломона и того проняло, хотя слуги и опасались, что с минуту на минуту придётся отливать хохочущего царя холодной водой.

Деревянная нога разломилась пополам и прямо на мощённую камнем мостовую посыпались ярко переливающиеся драгоценные камни.

– Всё ясно! – молодой царь звонко хлопнул в ладоши. – Вяжите подлых контрабандистов, ребята!!!

Последнее относилось к верной старой неусыпной гвардии.

Выглядевшие несколько отрешённо и безучастно старички мгновенно активизировались и, проявив небывалую для своего возраста расторопность, мгновенно скрутили увечных, благо возмущённая толпа не позволила преступникам безнаказанно затеряться в своих плотных рядах.

– Одноглазому дать пятьдесят плетей, – вынес свой вердикт Соломон под удовлетворенный гул толпы. – Однорукого посадить в сырую яму на неделю. После отбытия положенного наказания оба навсегда изгоняются из Иерусалима. Ну а что касается изъятых драгоценностей, то они переходят в царскую казну, так как их владелец не соизволил заявить властям о пропаже.

– Так, наверное, он не успел на одной то ноге?!! – резонно донеслось из толпы.

– Кто не успел, тот опоздал! – торжественно изрёк Соломон и царские слуги, собрав блестящие камешки, торжественно унесли их с глаз долой.

– Мудр и справедлив! – говорили в бурлящей толпе. – Себя не забывает. Наш человек!

Славное судбище продолжилось.

К сожалению, просто невозможно описать все жалобы и споры в огромном количестве свалившиеся на мудрую голову молодого царя. Впрочем справедливости ради отметим, что Соломон держался молодцом, щёлкая довольно замысловатые на первый взгляд проблемы, словно орешки.

К середине дня царская казна значительно пополнилась изъятыми в пользу правителя вещественными доказательствами. Многие споры решались самым простым из существующих способов – конфискацией и, увидев такое дело, количество жаждущих справедливого суда резко сократилось до пяти человек.

Соломон с облегчением перевёл дух, уж больно умаялся бедняжка. Сидеть на жаре практически целый день это вам не шутки. С другой стороны ради высшей справедливости потерпишь и не такое.

Оставшиеся истцы оказались весьма любопытны. Два брата, судящиеся из-за отцовского дома, и трое молодых людей – двое юношей и красивая девушка.

Сперва Соломон решил разобраться с братьями, уж больно лица у тех были глуповатые. Молодой царь даже почувствовал некую ностальгию по старым временам, ибо истцы очень живо напоминали (особенно выражениями смуглых лиц) его непутёвого брата Адония, запропастившегося неизвестно где.

Но при более подробном рассмотрении дело братьев выходило куда сложнее, нежели казалось на первый взгляд. Отцовский домишка фигурировал в споре постольку поскольку. Суть заключалась совсем в ином. Оказывается братья довольно мирно поделили наследство. Старшему достался первый этаж, а младшему второй. Но старший, будучи в семье приличной сволочью, разобрал деревянную лестницу ведущую на первый этаж. Младший же даже в этой довольно непростой ситуации показал себя молодцом, не утратив смекалки и изобретательности свойственной почти всем иудеям без исключения. Обитатель верхнего этажа, не имея возможности спуститься изобрёл…

Он изобрёл деревянные крылья!

Ну, в том что изобрёл ничего страшного не было, но вот зараза старший брат… ультимативно потребовал запатентовать изобретение на своё имя. Мол, ведь именно его мысль разобрать лестницу, привела к столь впечатляющим научным последствиям.

Вот что двигало иудейскую изобретательность во все века – вражда между близкими родственниками. Соломон крепко задумался, после чего приказал предъявить всем присутствующим удивительное изобретение. Изобретение предъявили. Плод гениальной конструкторской мысли и впрямь выглядел необычно. Этакий деревянный крест в человеческий рост, украшенный птичьими перьями.

– И что на этом действительно можно летать? – недоверчиво спросил царь.

– Ещё как можно! – весело воскликнул изобретатель, любовно глядя на обожаемое детище.

– Ну-ка, голубчик… – задумчиво проговорил Соломон. – Продемонстрируй-ка нам столь удивительный симбиоз человека и птицы так сказать на практике.

– Да запросто, – и изобретатель бесстрашно продел руки в кожаные петли, специально приделанные к концам импровизированных крыльев. – Эх!!!

– Таки полетел… – изумлённо зашепталась толпа зевак.

Гениальному умельцу не понадобилось даже разбегаться. Он взял и прямо с места вспорхнул в синее небо, усиленно работая жутко скрипучими, но зато фантастически эффективными крыльями.

– Честь для человека – отстать от ссоры; а всякий глупец задорен! – с искренней гордостью за соплеменников громогласно выдал молодой царь очередную крылатую фразу. – Возвращайся на землю, дружище, ибо решил уже я, как рассудить вас с братом.

– Не могу-у-у-у… – донеслось прямо с небес, где безумец закладывал опасный лихой вираж, которому могла позавидовать любая птица.

– Но почему? – бесконечно удивился Соломон. – Я не вижу никаких видимых препятствий для твоего благополучного приземления.

Вместо парящего в небе изобретателя ответил его старший брат:

– Идиот так и не научился садиться! Взлетать умеет, а вот чтобы вернуться на землю… В первый раз его дурную голову спасла удачно подвернувшаяся копна сена. Но сейчас… – ушлый родственник непризнанного гения сокрушённо покачал головой. – Умоляю тебя, царь, позволь мне немедленно запатентовать сие ценнейшее изделие, за коим несомненно великое будущее, пока придурок не размозжил свою голову оземь. В толпе наверняка отыщется нотариус, ведь в Иерусалиме юриспруденцией зарабатывает на жизнь каждый третий. Кстати, чертежи всегда при мне. Вот!

И ловкий иудей быстро скинул одежду, продемонстрировав искусно выполненную на спине татуировку.

– Точная копия со всеми комментариями, касающимися сборки отдельных частей.

– Немедленно верните его на землю! – гневно прокричал Соломон. – Эй, вы там… окончательно оглохли?!!

Разомлевшие на солнцепёке дедки не сразу сообразили, что царь обращается именно к ним. Старая верная гвардия зашевелилась, наполнив округу веселым хрустом поражённых артритом суставов.

– Туда! – царь указал перстом в небо. – Фас!!!

Увидев цель дедки, наконец, активизировались. Тут же из-за ближайшего угла появилась огромная осадная катапульта на больших деревянных колёсах. Артиллерийский расчёт взял цель в перекрестие прицела.

– О, царь, сжалься надо мной! – громко взвыл старший брат безумного гения. – Позволь же скорее запатентовать эти проклятые крылья!

Но Соломон был глух к любым мольбам.

– Заряжай!!! – грозно разнеслось над разинувшей рты толпой.

– Приготовиться! Пли!!!

И огромный камень по замысловатой дуге ушёл в ясное небо.

Самые сообразительные из иудеев тут же побежали, быстро догадавшись куда именно упадёт смертоносный снаряд, выпущенный в небо старыми кретинами. К слову сказать молодой царь, задрав полы длинных одежд и громко ругаясь, бежал впереди всех, подавая наглядный пример замешкавшимся по той или иной причине добропорядочным еврейским гражданам.

Огромный камень с ревом пронёсся на приличном расстоянии от нарезающего круги в небе изобретателя, немало того удивив, после чего обречённо рухнул вниз аккурат на то самое место, где несколько мгновений назад восседал молодой правитель. Позолоченное судейское кресло разлетелось в щепки, разбудив успевших в очередной раз задремать старых верных гвардейцев.

– А что таки случилось?!! – наперебой спрашивали обеспокоенные дедушки, противно шамкая беззубыми ртами. – Иерусалим снова атакуют филистимляне?

Но тут на место разыгравшейся оказии вернулся царь, и гнев его был подобен гневу рокочущего речного потока в период обильного весеннего половодья. Дряхлые гвардейцы имели весьма бледный вид, а кое-кто из особо впечатлительных даже упал в спасительные объятия глубокого старческого обморока.

Пообещав весёлым старичкам все мыслимые египетские казни, Соломон с удивлением увидел как летающий человек начал резко снижаться и через секунду уже стоял рядом с ним облегчённо вытирая обильно выступивший на лбу пот.

– Научился!!! – сияя, словно новенький золотой шекель, сообщил царю изобретатель. – Оказывается всё очень просто, сложил крылья за спиной во время спуска, а у самой земли снова их широко расправил!

При большом стечении народа Соломон будто родного брата обнял гения и, разжав крепкие мужские объятия, сообщил уже принятое окончательное решение:

– Полезную вещь ты придумал, дружище, и за это жалую я тебе ежегодный доход на безбедную жизнь и должность главного дворцового… кем же тебя мне назначить… ну, скажем, будешь… главным дворцовым мастером на все руки!!!

Старший брат изобретателя от зависти чуть не испустил дух на месте.

– А как же… – робко начал неблагодарный родственник.

– «А как же» останется у меня! – бескомпромиссно отрезал Соломон. – Повелеваю чудесное изделие изъять в пользу дворца. Не исключено, что в будущем мне либо кому-нибудь из придворных придётся им воспользоваться.

Мудрое решение было встречено бурей всеобщего одобрения и царь на этом фоне произнёс новую крылатую фразу:

– Я увидел: нет большего блага, чем радоваться своим делам, ибо в этом и доля человека, – ибо кто его приведёт посмотреть, что будет после?

– Следующие! – громогласно объявил главный судебный распорядитель, ударив в землю массивным посохом.

Расположиться с удобством было теперь решительно негде и посему вершащий суд царь присел на камень у городского фонтана, время от времени бросая злобные взгляды на робко прячущих глаза пожилых телохранителей.

К Соломону подошли те самые двое юношей и прекрасная девушка, что ждали своей очереди.

– Ну, с вами заранее всё кажется ясно! – улыбнулся в бороду мудрый царь. – Неразрешимый любовный треугольник?

Все трое слаженно кивнули.

– Лучше жить в земле пустынной, нежели с женою сварливою и сердитою, – важно заметил Соломон, после чего указал на высокого голубоглазого брюнета. – Говори сперва ты!

– Я люблю эту девушку больше чем жизнь и нет мне смысла задерживаться на этом свете, если рядом со мною не будет её до конца дней моих.

– Теперь ты! – царь перевёл взгляд на невысокого надменного блондина.

– Без неё мне свет не мил, не убавить этот пыл! – гордо ответил блондин и попытался разразиться сочиненной своими убогими силами элегией, но первые строки были столь кривыми, что из толпы зевак тут же прилетело два камня, чуть не решивших исход неразрешимого спора в пользу голубоглазого брюнета.

– Ну а что скажешь ты, красавица? – лукаво поинтересовался Соломон у потупившей прекрасные глаза девушки.

– Я… я затрудняюсь с ответом… – тихо и как будто печально отозвалась та. – Оба молодых человека милы сердцу моему в одинаковой степени.

– Вдвоём быть лучше, чем одному… если двое лежат – тепло им; одному же как согреться?.. и втрое скрученная нить не скоро порвётся, – весело выдал царь свой очередной пёрл. – Стара ваша проблема как этот погрязший во грехе падший мир, но, по-прежнему, трудно разрешима. Тем не менее я вам помогу… Слуги, немедленно позвать сюда придворного чародея Зиновия Киоагапяна!!!

Слуги (к счастью, не имевшие честь служить в верной старой гвардии покойного Давида) поспешно умчались во дворец.

Над знатным судбищем повисла нешуточная интрига. Добропорядочные иудейские граждане были столь поражены приказом царя, что даже не могли предложить хоть какое-нибудь вразумительное объяснение. Превратить славное судбище в цирковое представление… о таком мог додуматься только лишь мудрый царь Соломон, давно славящийся своими нестандартными указами и решениями.

Зиновий Киоагапян явился к городским воротам тотчас, как только услышал о желании царя лицезреть его скромную персону.

– Готов вам служить верой и правдой, – таковы были приветственные слова придворного мага-чародея, когда он преклонил перед Соломоном колено.

Не говоря ни слова, царь хитро поманил мага пальцем.

Киоагапян подобострастно подошёл ближе и принялся бурно шептаться с ухмыляющимся правителем. При этом густые брови чародея поднимались всё выше и выше, а обеспокоенные глаза попеременно перебегали с лица Соломона на застывших на почтительном расстоянии молодых людей.

Наконец Зиновий Киоагапян в полной мере осознал поставленную перед ним задачу и учтиво поклонившись произнёс:

– Таки будет сделано, о мудрейший!

Дальше началось и вовсе нечто из ряда вон.

Задние ряды зевак стали напирать на передние, чтобы лучше разглядеть удивительно действо. Завязались стычки. Послышались оскорбления. Но старая верная гвардия оказалась начеку, быстро погасив очаги опасного недовольства крепкими тычками черенками копий под рёбра. Дедушек поносили на чём свет стоит, но ответить рукоприкладством боялись, ибо преклонный возраст в Иудее всегда был в неприкосновенном почёте.

Тем временем слуги привезли в повозке запряжённой ослом огромный разноцветный ящик и установили его рядом с фонтаном. Киоагапян, облачившись по случаю торжественного момента в яркий лиловый плащ украшенный белыми звездами и напялив на голову светло-зелёную чалму с изумрудной брошью, благосклонно поприветствовал недоумевающую публику.

– Подойди же ко мне, красавица! – так обратился дворцовый чародей к раздираемой противоречивыми чувствами девушке.

Красавица подчинилась.

– Прошу тебя, ложись сюда и ни за что таки не беспокойся, – и на глазах у изумлённых граждан маг откинул крышку разноцветного ящика.

Киоагапян галантно подал руку и девушка послушно забралась вовнутрь.

Деревянная крышка стала на место.

Ящик был занятным, ибо голова красавицы и изящные маленькие ножки в новеньких сандалиях оказались снаружи.

– А теперь…

То, что произошло вслед за этим, ужаснуло всех без исключения. Один только Соломон мудро усмехался, поглаживая ухоженную бороду.

Из-под складок длинных ниспадающих одежд чародей извлёк зловещего вида зазубренный топор и, подняв оружие над головой, приготовился разрубить ящик вместе с бедняжкой.

– Кто-нибудь остановите его!!! – прокричали из замершей толпы, но было поздно, топор с глухим стуком вошёл в ящик, рассекая его точно пополам.

– А-а-а-а… – на самой высокой истошной ноте закричала какая-то женщина и в ту же секунду один из женихов (голубоглазый брюнет!) рухнул наземь, свалившись в обморок.

Глаза разрубленной пополам красавицы были, по-прежнему, широко открыты, лицо казалось слегка бледным, но абсолютно безмятежным.

– Кто-нибудь приведите этого юношу в чувства, – спокойно приказал Соломон и слуги тут же, набрав из фонтана воды, окатили брюнета ею с головой.

Претендент на руку сердце и другие не менее волнующие части тела юной прелестницы пришел в себя, но как оказалось ненадолго, ибо следующие слова царя вновь вернули его в состояние полного душевного покоя.

– А теперь выбирайте, друзья, какая часть кому больше нравится.

Брюнет снова лежал на земле в обмороке ну, а блондин презрительно скривившись, хладнокровно ответил:

– Я, пожалуй, возьму нижнюю!

– Однако какой практичный малый, – весело донеслось из толпы. – Да на таких людях иудейская земля вся держится… когда они в ней зарыты!

Соломон нахмурился и, звонко щёлкнув пальцами, отправил запыхавшихся слуг за очередной порцией холодной воды. Голубоглазого брюнета снова привели в чувства и маньяк-чародей, игнорируя гневные вопли добропорядочных граждан Израиля, требовавших немедленного суда над проклятым садистом, соединил разрубленные секции ужасного ящика.

– Алей оп!!! – торжественно воскликнул маг и, открыв деревянную крышку, подал руку вполне живой и совершенно невредимой девушке.

Красавица грациозно ступила на мостовую. Это был триумф. Толпа аплодировала. Соломон лукаво ухмылялся. Зиновий Киоагапян самодовольно смеялся, упиваясь своей короткой минутой славы.

Женихи были ошеломлены. Даже хладнокровный, словно египетский сфинкс блондин, очумело таращил глаза на любимую.

– Итак, слушайте мой вердикт, – царь утомлённо зевнул, прикрыв рот унизанной драгоценными кольцами рукой. – Пусть сие нежное создание предназначенное исключительно для любви достанется черноволосому юноше, потому что именно он любит её по-настоящему.

– Ну здрасте вам… – возмущённо начал обескураженный блондин, но царь не позволил ему договорить.

– Таково моё окончательное решение и никто не смеет его оспорить.

Под дружный рёв нескольких сотен восторженных глоток любимые заключили другу друга в крепкие объятия, однако до поцелуя так и не дошло, поскольку в те времена поцелуй считался вещью довольно интимной, недоступной для чужих похотливых глаз. Соломон подумал-подумал и решил отдать потерпевшего поражение претендента в солдаты, уж больно у того лицо было нехорошее, когда он смотрел на счастливых голубков…

С тех самых пор израильтяне ещё больше стали уважать своего царя, ибо убедились в том, что перед его мудростью ничто не скроется, ни мысль, ни деяние, ни проступок…

Ну а что касается знаменитого рассказа о двух женщинах и младенце…

Да-да и это в тот день случилось, но… из этических соображений, щадя чувства будущих и кормящих матерей, сей эпизод, пожалуй, благоразумно опустим.

Итак, Соломон получил в наследство могучее и богатое иудейское государство, процветающее в мире и благоденствии. Соседние народы не представляли для Израиля в то время никакой угрозы. К примеру, с богатым царём тирским Хирамом Израиль был связан договором о дружбе и ненападении.

Кроме того Соломон одержал блистательную дипломатическую победу, женившись на дочери египетского фараона и получив в приданое отобранный у ненавистных филистимлян город Гезер. Женился он по большей части также от безделья, дабы в очередной раз храбро сразиться с вечно побеждающей скукой. И впрямь молодая красивая жена не располагала к унынию. Другое дело, если бы он сочетал себя узами брака с какой-нибудь кривозубой страшидлой… Да, а ведь могло случиться и такое, ведь династические браки дело тонкое и выбирать себе невесту на этом неблагодарном поприще особо не приходится. Берёшь, как правило, такую, какую дают и при этом ещё пытаешься изобразить искреннее счастье и даже в особо тонких случаях, лёгкую безумную влюбленность. Большая политика многого требует, в том числе и личных драматических жертв.

Родство с египетской царской династией обеспечивало безопасность южных границ Израиля от посягательств всевозможных мелких врагов, коих во все времена у евреев было больше, нежели того им лично хотелось. Иудейские племена ВПЕРВЫЕ с незапамятных времён могли жить в мире и беспрепятственно заниматься своими внутренними делами.

Память об этом дивном времени сохранится на долгие поколения и один из летописцев чуть позже напишет: «И жила Иудея с Израилем спокойно душа в душу как любящие муж и жена, каждый под виноградником своим и под смоковницей своей, от Дана до Вирсавии, во все дни Соломона».

Вот оно как!

Соломон оказался также и отличным администратором, назначив на все ключевые должности в государстве близких родственников по материнской линии. Зная свой любимый народ как облупленный, Соломон решил слегка ослабить израильские племена, дабы те поменьше между собой грызлись, с завидной регулярностью пуская друг дружке кровь. Сделать сие оказалось непросто, но молодой царь и тут нашёл подходящее решение, разделив страну на двенадцать административных округов. Во главе каждого из них он поставил своего родственника по материнской линии, строго приказав наместникам: «Пороть мерзавцев плётками из хвостов броненосцев лишь при одном намёке на междоусобную вражду».

Армия тоже подверглась глубокой реорганизации. Старые пердуны покойного Давида были безоговорочно переведены на относительно спокойную службу дворцовой стражи. Таким образом средний возраст защитников Израиля с семидесяти восьми уменьшился до тридцати.

Прежний царь, как известно, уважал исключительно пехоту, а сам во время боя смешно скакал на хромом верном ослике по имени Наум Гершкович. Но и тут была сокрыта немалая хитрость, ибо враги при виде приближающегося войска со скачущем на осле предводителем валились с ног от смеха, становясь лёгкой добычей для иудейских пехотинцев.

Ослик, конечно, осликом, но ситуация в целом выходила нелицеприятная, поскольку Соломон получил в наследство устаревшую, не соответствующую требованиям времени армию. Теперь следовало модернизировать войска и, прежде всего, преодолеть глубоко укоренившееся предубеждение израильтян против конницы. А всё дело в том, что пехотинцем сражаться было безопасней, да и бежать с поля битвы если что намного сподручней. Другое дело лошадь либо колесница, штука заметная и неповоротливая. Ко всему ещё многое зависело от искусства возницы, если в боевом экипаже ехало два либо три человека, а полагаться в бою на кого-то другого ни один иудей категорически не желал, всегда доверяя только собственной силе и смекалке.

Несмотря на яростное противодействие консервативно настроенных военных чиновников и простых израильских солдат, Соломон организовал мощный конный корпус, состоящий из нескольких тысяч боевых колесниц и всадников. Также не избежали модернизации армейские обозы, в которые были введены вместительные повозки и конные упряжки с усиленной охраной.

В ряде крупных израильских городов построили конюшни – залог благополучия богатой страны, ибо лошади в те далекие времена были чем-то вроде конвертируемой валюты. Если куда и следовало вкладывать кровно заработанные деньги, так это исключительно в коневодство и доход вам в будущем был строго гарантирован. Самые большие конюшни возвели в легендарном городе-крепости Мегиддо, где был расквартирован крупнейший отряд новой конницы.

Благодаря этим нововведениям ещё больше укрепилась мощь израильского государства, а Соломон в очередной раз прослыл великим мудрецом и продвинутым реформатором.