Трофей для Зверя (СИ)

Глава 14

В темном проеме появился молодой кхассер и удивленно уставился на Мелену, безвольно висящую на руках у императора:

— Притомилась, бедная?

Маэс не ответил. Он ни черта не понимал, что происходит.

Тем временем Брейр заметил оборванку. При его приближении она отпрянула, громко зазвенев цепями, и совсем по-звериному зарычала.

— Это еще кто? — он нахмурился, рассматривая ее с изрядной долей брезгливости, — похожа на…

Брейр растерянно обернулся:

— Ее тоже забираем?

— Предлагаешь оставить здесь? — глухо спросил император.

Брейр снова начал приближаться к грязной пленнице. В этот раз примирительно разведя руки и почти улыбаясь:

— Тише. Мы не тронем тебя. Просто заберем из этой темницы. Эй!

Она бросилась вперед, метясь ломаными ногтями ему в лицо. Кхассер легко увернулся, заскочил ей за спину и, перехватив за костлявое запястье, заломил руку за спину.

— Уймись!

Они шипела, нечленораздельно вопила, брыкалась, пытаясь пнуть захватчика. Тогда Брейр сжал сильнее, а второй ладонью сдавил тощую шею, блокируя движения.

— Тащи ее на улицу, там разберемся.

Молодой кхассер выдрал из стены скобу, на которую крепилась цепь, и поволок находку на улицу. Хрипы стали громче, а движения еще бестолковее.

— Бешеная!

Чем дальше он утаскивал ее от затхлого, каменного мешка, тем сильнее она бесновалась. Все пыталась вырваться и сбежать обратно.

— Я сейчас ей тоже хребет сломаю, — угрюмо произнес он, когда она протяжно завыла, цепляясь пальцами за стены.

Снаружи их ждала притихшая, перепуганная Доминика. Сжимая в руках большой нож, она переводила испуганный взгляд то на обездвиженного кхассера, то на темный пролом в скале, из которого доносились дикие вопли.

Потом из тьмы вынырнул Маэс с Меленой на руках, а следом за ним, громко и выразительно ругаясь, появился Брейр, волоком таща за собой что-то темное, лохматое и несуразное.

— Что произошло? Что это?

— Еще одна находка. Подарочек, — он вытолкнул это вперед.

Оборванка неуклюже приземлилась на снег, но тут же вскочила на четвереньки, подобралась, как звереныш, и оскалила гнилые зубы.

— Она совсем дикая?

— И безумная, — Брейр натянул цепь, не позволив наброситься на Доминику, — не подходи к ней.

Ника и сама не собиралась приближаться к беснующемуся созданию. Вместо это медленно, бочком, отошла туда, где Маэс уложил Мелену на расстеленный плащ.

— С этой-то что?

— Я не знаю. Заметалась в панике, потом отключилась.

— В панике? — Ника с сомнением посмотрела на бледную Мел, — Она?

Уж кто-то, а глава королевской стражи меньше всего походила на паникершу или на человека, которого можно испугать.

Доминика опустилась рядом с ней на колени и прикоснулась к холодной, потной ладони, привычно находя линии жизни. У Мелены они были совершенно ровные и здоровые, без изгибов, узлов или перебоев. Даже ярче, чем прежде.

— Она совершенно здорова. Просто обморок.

Казалось бы, Мелена и обморок — вещи не совместимые, но в этом месте творилось черт знает что, и Маэс уже ничему не удивлялся.

Тем временем Брейр связал брыкающуюся оборванку, а рот завязал тряпкой, потому что от безумных воплей закладывало уши.

— Посмотри ее, — приказал император, и Доминике пришлось подчиниться.

Состояние у бродяги было плачевным. Слабая, истощенная, и казалось, будто нет ни одной линии без поломки. Вроде молодая, а по состоянию, как старушка.

Давясь от жалости, Ника ее вылечила и наполнила жизненными силами. Щеки у оборванки уже не были такими бледными, и вся она будто распрямилась, но по-прежнему продолжала шипеть и скалиться на остальных.

— Готово, — Доминика медленно поднялась, вытирая руки о плащ, — я сделала все, что могла, но голову вылечить мне не по силам.

— Ну и зачем нам эти два безумца? — угрюмо спросил Брейр, — ладно…рысь. Он последний, за него еще можно побороться, но эта…

— Зачем ты так? — прошептала Ника, — мы не знаем, через что ей довелось пройти.

— Вряд ли она расскажет. Порой, лучше прекратить мучения, чем растягивать их в погоне за несбыточной надеждой.

Ей как-то удалось подняться, но при попытке шагнуть она снова повалилась на землю и поползла, извиваясь как змея. Безумный взгляд был неотрывно прикован к провалу в скале.

— Куда тебя несет, — кхассер подхватил ее под руки и усадил обратно, невзирая на судорожное мычание.

Император, до этого просто наблюдавщий за их возней, задумчиво произнес:

— Надо проверить пещеру.

— Что там искать? Вонь? Старое шмотье? Объедки?

— То, радо чего она так рвется обратно.

Начиная от самого входа, Маэс начал тщательно проверять каждое ответвление, и они неизменно оказывались тупиковыми. В конце концов он снова добрался до грязного логова. Прошелся по периметру, небрежно отпихивая с пути обглоданные кости и пустые жестяные тарелки, разворошил сальную постель, даже в черный от копоти и жира котелок заглянул. Ничего.

Но когда уже собирался уходить, услышал легкий шорох. Невесомый, будто бабочка задела крылом и такой же мимолетный. Он доносился из того угла, где высилась куча бессмысленного барахла.

Маэс подошел ближе, жадно прислушиваясь и втягивая воздух, в тщетной попытке что-то учуять. Брейр был прав, вонь стояла дикая — грязным телом, кхассером, гарью, тухлыми остатками еды и нечистотами. Вся эта мешанина перебивала любые другие запахи.

Император обернулся и тяжелыми лапами начал разбрасывать хлам по сторонам, в итоге докопался до стены.

Пусто!

Но шагнув в сторону, он увидел то, что раньше было скрыто от чужих взглядов.

Уступ, а за ним темную нишу.

И оттуда на него испуганно таращились два янтарных глаза.

Потом раздалось рычание, полное страха и бессильной ярости.

Император отшвырнул в сторону остатки барахла и подступил ближе.

В маленькой нише сидел звереныш. Такой же неопрятный, как и все остальное. Пятнистая шерсть свалялась и местами превратилась в одной сплошной колтун, еще не окрепшие крылья, покрытые паутиной розовых прожилок, были похожи на грязные тряпки. Досыта он, похоже, никогда и не ел, потому что даже в полумраке ниши была заметна худоба.

Жалкий, убогий, даже кисточки на ушах были редкими и неровными.

Стараясь не напугать, Маэс аккуратно приблизился к малышу. Тот забился в самый угол и их последних сил шипел, словно дворовая кошка, а потом растопыренной когтистой лапой ударил императора по носу.

Тот лишь фыркнул и обернулся. Увидев человека, звереныш вдавился в стену, прижал уши и даже шипеть уже не мог.

Маэс присел на корточки:

— Выходи. Не бойся.

Мелкий жалобно запищал, пытаясь спрятаться.

— Я тебя не трону, — Маэс протянул руку.

Рысенок замер, насторожено принюхиваясь. Потянулся следом, но стоило только пошевелить пальцем, как острые зубки впились в ладонь.

Маэс даже не дернулся, позволяя жевать свою руку. В итоге котенок смущенно отпустил, еще раз понюхал и отодвинулся.

— Иди ко мне, — опять поманил император.

Его звериные глаза наполнились тьмой. Она манила, увлекала за собой, успокаивала. Другие кхассеры тянулись за ней, и рысь не стал исключением. Он перестал дрожать и приживаться к стене, наоборот вытягивал шею, всматриваясь в незнакомца. Куцые кисточки на ушах настороженно подрагивали.

— Я не обижу тебя, — тихо произнес Маэс, — и не оставлю. Обещаю.

После этих слов малыш всхлипнул и бросился к императору. Заскочил на руки, когтистыми лапами обхватывая шею, и замер, закрыв глаза, смиряясь с тем, что может произойти дальше.

— Тише, тише, — Мэс гладил его по спине и под ладонью четко прощупывалась каждая косточка хребта, каждый позвонок.

Император с трудом сдерживал ярость. Не хотелось пугать и без того полумертвого от страха рысенка, но хотелось вздернуть на ближайшем дереве его папашу. Какого черта он сотворил такое?

— Все будет хорошо, — бережно прижимая найденыша к груди, он медленно распрямился в полный рост, — идем отсюда.

Все время, пока он шагал по сумрачным тоннелям к выходу из пещеры, маленький кхассер неустанно цеплялся за шею и надрывно дышал. Было слышно, как его сердце заходится от страха, а когда вышли на улицу, он тихо пискнул и, зажмурившись, попытался спрятать мордочку на груди взрослого.

Брейр и Доминика встретили их растерянным молчанием, а лохматая бродяжка задергалась с удвоенной силой и замычала еще громче. Взгляд ее стал совсем безумным.

— Да что же это такое? — хрипло спросил Брейр, наблюдая за тем, как Маэс пытается отлепить от себя перепуганного звереныша, а тот судорожно цепляется и пищит, — У нас за котят любого в лоскуты порвут, а здесь такое…

— Не спрашивай, — императору удалось перехватить малыша, — тише. Успокойся. Смотри, какая девочка красивая. Ее Доминика зовут. Она поможет тебе.

Едва сдерживая слезы, целительница подступила ближе.

— Аккуратнее кусается, — предупредил Маэс, поглаживая жёсткий, свалявшийся загривок.

— Ничего, потерплю, — сипло ответила она. Малыш выглядел настолько жалким, что у нее самой сердце заходилось от боли.

Она аккуратно прикоснулась к сухому носу. Тут же раздалось рычание и щелкнули маленькие, острые зубы.

Доминика не дрогнула. Не обращая внимание на сопротивления, обеими ладонями обхватила мордочку:

— Тише, котик, тише. Я помогу.

На его линии жизни без слез не взглянешь. Бледные, никогда не знавшие полной силы, местами переходящие в едва заметные ниточки. Он бы не пережил эту зиму, если бы его не нашли.

Вернее ее…

— Это девочка, — тихо выдохнула Ника, повергая в ступор стоящих рядом мужчин.

— Девочка? — переспросил Брейр, — ты уверена.

— По-твоему, я настолько глупа, что не отличу пацана от девчонки?

Маэс молча перевернул найденыша и, не особо церемонясь, заглянул под хвост.

— Действительно девчонка. — растерянно уставился на лохматое чудо в своих руках, — их даже среди первых кхассеров почти не было. Зверь плохо уживается с женской сутью, а рожденные кхассеры-девочки и вовсе редкость.

Теперь он понял, что гнало его к Лосиному Утесу, почему сердце так болело и требовало немедленных действий. Не из-за обезумевшего рыся, а из-за нее. Это она звала, сама того не осознавая, просила о помощи.

— Она может обращаться?

— Я не уверен.

Обычно переходу их одной формы в другую учит отец, но судя по тому, что он мог только пускать слюни и бросаться на остальных — вряд ли малышка чему-то могла у него научиться.

— Разлепи этой рот, — Император указал взглядом на всклокоченную мать, — я хочу знать, как ее зовут.

Брейр сдернул тряпку с лица женщины, но ничего кроме мычания и воплей, им так и не удалось услышать. Она была невменяема.

— Нельзя ей давать мелкую. Погубит, — горько произнесла Доминика, — не со зла. Она будет думать, что защищает, а на деле навредит.

Котенок тоже не рвался к матери. Наоборот, когда поднесли ближе, она отвернулась и снова вцепилась в императора мертвой хваткой.

— С пополнением, — надрывно усмехнулся Брейр, — она сделала свой выбор.

Император понятия не имел, что делать с котенком, который так доверчиво жался к его груди, и как вообще быть дальше со всем этим безумным семейством.

— Пора возвращаться в Асоллу, — хмуро произнес он, — я возьму рысь и кого-то на спину. Тебе придется везти остальных.

— Донесу. Куда деваться. Одна на спину, другая в лапы.

И вот тут вставала проблема куда и кого. Ведь надежной была только Доминика. Она могла держать при себе котенка. Бродяга была не в себе, а Мелена — это Мелена. Сажать ее на спину — это все равно что подставляться под прямой удар. Желающих рисковать не было.

— Надо приводить ее в чувство.

Это оказалось не так просто. Мел провалилась так глубоко, что ни тряска, ни легкие пощечины не моги привести ее в себя. Она даже не морщилась, безвольно обмякнув на теплом плаще.

— Давайте ее бросим? — предложил Брейр, и перехватив хмурый взгляд Маэса развел руками, — ну а что? Уверен, она еще быстрее нас обратно доберется. Она же из стали сделана.

Маэс хмыкнул. Там в пещере, когда она уставилась на него огромными, перепуганными глазами, он увидел то, что было внутри, под железной маской. Страх, беспомощность, отчаяние. Она была живой, и совсем не такой несгибаемой, как ее привыкли видеть.

Им пришлось ждать не меньше часа, прежде чем Мелена слабо шевельнулась. Ее длинные черные ресницы затрепетали, дрогнули, а потом медленно распахнулись, и мутный потерянный взгляд устремился в серое небо.

Никто не трогал ее, не спрашивал, как она себя чувствует. Последние события напрочь отбили у всех присутствующих желание что-либо говорить. Никто ничего не понимал, никто ни на кого не смотрел, копаясь в своих собственных мыслях, и только маленькая рысь, сидевшая на коленях у Маэса переводила настороженный взгляд то на одного, то на другого. Она согрелась, успокоилась и заодно успела оприходовать половину их запасов, и теперь ее живот напоминал барабан.

Через силу повернув голову, Мелена уставилась на связанную бродяжку. Та сидела, прислонившись спиной к поваленному дереву, и рассматривала свои руки с таким удивленным выражением, будто впервые их видит и вообще не понимает откуда они у нее взялись.

С трудом поднявшись на ноги, Мел направилась к ней. Брейр дернулся, чтобы помешать ей, но Маэс едва заметно покачал головой, запрещая это делать. Он наблюдал, пытаясь разобраться что к чему, ухватить ниточку смысла во всем этом безумии. Можно было бы просто влезть в голову к оборванке, но вряд ли она выдержит такое вторжение. Там и так полный хаос и пляски оскаленных демонов.

Мелена остановилась в нескольких шагах от своей цели и медленно опустилась на колени. Едва дыша, она скользила горьким взглядом по лицу так похожему на ее собственное. С возрастом различия между ними стали заметнее. Нос у Софи был коротеньким и круглым, брови мягко закруглялись, а губы выглядели более полными. Она могла бы быть красавицей, если бы не бледность, измученный вид и синие мешки под глазами. Она выглядела осунувшейся и постаревшей, будто их разделяли не несколько минут при рождении, а десятки лет.

Ее лицо ни на секунду не оставалось в покое. Лоб то хмурился, то удивленно поднимался, глаза иногда стекленели, а иногда моргали быстро-быстро, словно в них попал песок, и губы постоянно находились в движении. То что-то жевали, то вытягивались трубочкой, то поджимались, будто из досады, то перекашивались в сторону.

Софи была не здорова. Мел уже доводилось видеть таких людей в Асолле. Обычно они сидели на паперти возле храма Трехликой одетые в рванину и просили милостыню у проходящих мимо богатеев. Порой их обижали уличные мальчишки, порой над ними потешались и взрослые, но в основном их предпочитали не замечать. Мелена уж точно была не из тех, кого волновала судьба таких бедолаг. И теперь, глядя на свою сестру она не могла понять, что испытывает.

Давно похороненная сестринская любовь не вспыхнула с новой силой и не захлестнула ее с головой. Было страшно, немного брезгливо, но в основном мучительно стыдно. За то что тогда, много лет назад, она не смогла привести взрослых и спасти сестру. Бросила на произвол судьбы, попросту забыв о ее существовании.

Софи, наконец заметила, что перед ней кто-то есть. Перестала раскачиваться, перевела на нее стеклянный взгляд, и постепенно он стал наполняться узнаванием.

— М..эл…

В сдавленном мычании с трудом узнавалось имя.

Мелена шумно выдохнула, чувствуя, как непривычно припекает глаза. Сердце болело и надрывно билось о ребра, морозный воздух при каждом вдохе обжигал легкие, ей даже пришлось закусить губы, чтобы сдержать неуместных всхлип. Медленно протянув руку, она убрала грязную прядь с лица. Провела пальцами по шершавой коже и тут же отпрянула, словно обжегшись:

— Прости меня, — прошептала, едва шевеля губами, — прости.

Ника, как и остальные наблюдавшая за этой сценой, не выдержала и отвернулась, незаметно ткнув в коленку своего кхассера. Он тоже опустил взгляд. То, что они сейчас видели, было слишком личным и настолько пропитанным болью, что любые слова казались неуместными.

Тем временем узнавание в глазах бродяжки исчезло, и она снова принялась рассматривать свои руки, по очереди изучая каждый палец.

Мелена еще долго сидела перед ней на коленях, не замечая ни снежного холода, ни присутствия других людей. И только когда сестра уронила голову на грудь и размеренно засопела, она с трудом поднялась на ноги. Ни на кого не глядя, мотаясь из стороны в сторону, словно хмельная, Мелена вернулась к расстеленному плащу и тяжело на него опустилась.

В груди расползалась пустота и не хотелось ровным счетом ничего. Разве что вернуться на пятнадцать лет назад и погибнуть вместе с остальными…или вместо них. Утонуть в болоте, быть похищенной диким зверем, или попросту сгореть.

Это место до сих пор носило отголосок их магии. Теперь, когда развеялась пелена с памяти, детали, которые до этого казались несвязанными, переплетались в одну картину.

Страшный пожар начался по вине Миры, зона в центре, свободная от ядовитого дыма с болот и гари образовалась благодаря Софи, а глубокие разрывы, похожие на борозды от гигантских когтей и обваленная башня — дело рук самой Мелены.

Это все сделали три маленькие одаренные девочки из глухой деревни. Они не хотели зла, просто играли, пробуя свои силы и не понимая, к какой трагедии приведут их игры.

Раньше Мелена относилась к Вейлору прохладно, презирая в глубине души и считая его ничтожеством, теперь же люто ненавидела, но в одном он был прав. Магия — это зло и все беды от нее.

— Кто это? — тихо спросил Маэс.

Мелена ответила не сразу — слова не хотели срываться с губ и складываться в слова:

— Ее зовут Софи. Она моя сестра.

Больше император ничего не стал спрашивать, и так было понятно, что это не та тема, которую хочет обсуждать Мелена. И силой заставлять — нет смысла.

Мелене было плохо, и он чувствовал это. Ее ощущения жгучей крапивой проходились по его собственным нервам, вызывая не то тоску, не то лютое желание что-то сделать. Эта потребность мучила, но полностью пригасить ее, затоптать на корню не удавалось.

Он видел, как она сжимает кулаки, как морщится от боли, словно кто-то снова и снова вонзает в нее острый клинок. Видел тот взгляд, который она бросала на бездвижного кхассера. В этом взгляде пылала ненависть и обещание лютой расправы.

— Даже не думай, — его голос был ровным, но только глупец не заметил бы в нем жесткого предупреждения.

Мелена глупостью никогда не страдала. Едва заметно скривив губы, она посмотрела на Софи, завалившуюся на бок во время сна, потом перевела задумчивый, тяжелый взгляд на императора. В нем читалось только одно.

Попробуй останови…

Уж кто-кто, а бывший пленник Асоллы знал, что Мел была не той угрозой, которую можно скидывать со счетов.

— Выдвигаемся, — наконец произнес он, разбивая затянувшуюся тишину.

Брейр тут же поднялся:

— Давно пора. Мороз по коже от этого места.

Сборы заняли немало времени. Нужно было как следует упаковать безумного кхассера и его подругу, да и Мелену следовало обездвижить. Слишком большой груз у них был, чтобы еще и с ней во время полета бороться.

Вдобавок маленькая рысь напрочь отказывалась идти на руки к Доминике. Она изворачивалась и шипела, когда целительница хотела ее как ребенка на перевязи пристроить под плащом.

— Тише!

Бесполезно. Маленькие крылья бестолково хлопали, когти и клыки щедро шли в ход. В результате пяти минут борьбы повязка была разодрана в клочья, а сама Ника запыхалась.

И это на земле! А что делать в воздухе, если мелкая начнет брыкаться? Хоть пешком иди.

Рысь буянила, как самый настоящий капризный ребенок и, увидев в Маэсе защитника, отказывалась идти к кому-нибудь кроме него. Она то рычала, то кряхтела, то протяжно подвывала. Вырывалась и яростно барахталась в чужих руках, и пусть размером она была лишь в два раза крупнее обычной кошки, сладить с ней не было никакой возможности.

Мелена, все это время сидевшая на плаще, устала наблюдать за тем, как трое взрослых людей борются с одним непослушным котенком:

— Эсса! Хватит!

Услышав ее голос, хулиганка замерла, и кисточки на ее ушах настороженно вскинулись кверху. Кажется, она только сейчас обратила внимание на молчаливую мрачную фигуру.

— Откуда ты знаешь, как ее зовут?

Мелена раздраженно дернула плечом:

— Софи всегда говорила, что назовет дочь в честь матери.

Она равнодушно наблюдала за тем, как звереныш спрыгнул на землю и осторожно, припадая при каждом шаге к земле, крадется к ней. Когда между ними оставалось меньше метра, рысь остановилась и, вытянув шею, принюхалась. В янтарных глазах читалось недоумение.

Она села. Склоняя голову то на один бок, то на другой рассматривала Мел. Та рассматривала ее в ответ, теряясь в противоречивых эмоциях. С одной стороны кхассер, пусть и маленький — это враг. С другой стороны она — частичка Софи, а значит не чужая.

— Ты утомила, — жестко произнесла Мелена.

В ответ мелкая зевнула, демонстрируя острые клыки, и передвинулась на шаг ближе. Потом еще немного ближе, и еще. Пока не осмелела настолько, что одной лапой уперлась Мел в колено и, приподнявшись, начала обнюхивать ее лицо.

— Уйди, — процедила то сквозь зубы, — воняешь, как грязная мочалка.

Сказала и отодвинулась, брезгливо сморщив нос.

На хлесткие слова рысь не обиделась, возможно даже не поняла их, зато уже двумя лапами облокотилась на Мелену, продолжая с громких пыхтением ее изучать. Потом как-то утробно заурчала, ткнулась жесткой макушкой в подбородок, провела головой до самой шеи, вернулась обратно и потерлась с другой стороны.

— Хватит! — Мелена подхватила ее под лапами и отсадила подальше от себя.

Хватило ненадолго. Эта меховая грелка, не прекращая тарахтеть, тут же полезла обратно. Терлась об руки, которые пытались ее оттолкнуть, прижимала уши в ответ на громкие сердитые слова, но продолжала напирать. В итоге даже смогла провести шершавым языком, оставляя влажный след на пылающей щеке.

— Кажется, я знаю, кто ее повезет, — ухмыльнулся Брейр.

Мел тут же вперила на него яростный взгляд. И без того проблем хватало, чтобы еще и на чужих котят тратить силы, но остальных похоже этот вариант устраивал. Потому как Доминика слишком явно выдохнула, демонстрируя облегчение, а Маэс так и вовсе коротко кивнул, одобряя предложенный пятнистым выход.

— Я не буду с ней возиться, — огрызнулась Мел, уворачиваясь от теплого языка.

— Будешь, — император был непреклонен, — довезёшь ее до Асоллы в целости и сохранности, получишь послабление. Нет — отправишься на цепь. Выбирай сама.

У нее было слишком много задач, решение которых не терпело отлагательств. Добраться до безумного кхассера, сломавшего жизнь трем девочкам, отомстить Вейлору, сбежать, в конце концов.

Находясь под контролем Маэса, сложно будет все это провернуть. Поэтому пусть будет послабление. Ради этого Мел была готова потерпеть.

— Клянешься, кхассер?

Заметив, как решительно свернули ее глаза, Маэс нахмурился. Он знал, что она что-то задумала, чувствовал это, но других вариантов не было.

— В рамках разумного.

Такой ответ удовлетворил Мелену и, бодро поднявшись на ноги, она потребовала:

— Мне нужна новая перевязь, несколько кусков сушеного мяса и фляга воды.

Она сама завязала тряпку, как надо. Сама усадила туда притихшего, любопытного детеныша и накинув поверх плащ, так что их прорези виднелась лишь мохнатая макушка, нетерпеливо произнесла:

— Долго вас ждать.

Спустя несколько минут в небо взмыли два тяжело груженых кхассера. Пятнистый в когтях тащил перемотанную коконом Софи, а на спине — Доминику. В лапах у императора бесчувственным грузом болтался рысь, а на загривке, прижимая к себе Эссу, восседала Мелена.

Ему все-таки пришлось усадить ее верхом на себя.