Трофей для Зверя (СИ)

Глава 24

Тонкая ткань играла на ветру обнимая худые загорелые ноги. На ней было легкое розовое платье с оборками из белого шитья по низу подола и крепкие кожаные сандалии с ремешками. Мел удивленно смотрела на свой наряд и думала о том, что не помнит, когда последний раз так одевалась. Она ведь предпочитала другую одежду? Да?

В вокруг был лес. Сквозь кружевную вязь листьев пробивались ласковые солнечные лучи, мягкая трава тихо шелестела по ногами. Спокойствие и умиротворение сквозило в каждой былинке, но Мелена хмурилась, пытаясь понять, как она сюда попала.

В памяти легкими мазками проступала зима, холодные горы и ощущение бесконечной усталости. Отдельные обрывки, которые как стежки ложились на гобелен, но общей картины не складывалось. От нее веяло холодом и неясной тоской.

Неприятные воспоминания. Мел не хотелось в них разбираться, вместо этого она стала искать в траве лесную землянику и вскоре набрала целую горсть крупных ароматных ягод. Отправила их в рот, блаженно прищурившись, когда терпкая сладость с легкой кислинкой, разлилась на языке.

Вкусно

И тепло

И спокойно.

Зачем ей какая-то зима?

Между деревьев петляла едва различимая тропинка, такая узкая, словно ее создали специально для прытких зайцев или вечно ворчливых ежей. Интересно, куда она вела?

Мурлыкая себе под нос песню, которую напевала маменька перед сном, Мел скакала по дорожке, останавливаясь только чтобы понюхать росшие по бокам ярко-желтые цветы, или подобрать очередную ягоду, сверкавшую наливным бочком из-под сочных листов.

Сама не заметив как, она выскочила к болоту, над которым неспешно плыли обрывки тумана. Это место было ей знакомо. И та осина, которая склонилась над топью, и кочки, выглядывающие из мха. Они словно манили, приглашая отправиться в волшебное путешествие.

Мел не боялась. Она легко перескакивала с кочки на кочку, а тело привычно выбирало те, которые были безопасными.

— Кочка раз. Кочка два, — неуклюже взмахнула руками и тихо рассмеялась, — кочка три.

Ветер разгонял туману нее на пути и будто поддерживал, не позволяя оступиться.

— Кочка девять, — снова прыжок.

Остановилась на мгновение, чтобы перевести дыхание, и тут же взгляд зацепился за что-то яркое, наполовину прикрытое мхом.

— Это что? — Мелена подобрала валявшийся под ногами прут и, высунув язык от усердия, подтянула эту штуку к себе.

Сумочка. Маленькая и яркая, сшитая из разноцветных клочков ткани. Эта вещь тоже показалась ей знакомой, поэтому Мелена тщательно отряхнула ее от налипшей ряски и листьев, и повесила себе на плечо.

— Кочка десять.

Болотина закончилась так же внезапно, как и началась.

Мелена выбралась на твердую землю, потопала ногами, скидывая с легких сандалик налипшие комки грязи, и поскакала дальше. Через подлесок, изрезанный странными трещинами и дальше, туда, где в просвет между ровными стволами виднелась поляна, залитая светом.

Выскочив на нее, она остановилась и, громко охнув, прикрыла глаза ладонью. Солнце было таким ярким, что на миг она потерялась и зажмурилась. Потом аккуратно приоткрыла один глаз, второй, и наконец сморщившись, будто съела неспелую вишню, осмотрелась из-под ладони.

Большая поляна была сплошняком залита ромашковым цветом. То тут то там сквозь нее прорезались ярко-синие шапки васильков и желтые всполохи купейницы, а по краям причудливых трещин стелился темно-красный, как кровь боролист.

— Меленка пришла! — раздался звонких голос.

Чуть дальше, у подножья утеса, похожего на лосиные рога, на развалинах старой башни прыгали две девочки и махали ей руками.

— Мира! Софи!

Подхватив подол Мелена, бросилась к ним:

— Девочки!!!

Цепляясь за прогретые камни, Мел вскарабкалась на большой плоски валун и тут же попала в объятия.

— Мы так по тебе скучали!

— И я скучала.

— У нас тут маленький пир, — Мира указала на расстеленный платок прямо на камне платок. На нем лежали пышные булочки с маком, первые летние яблоки, желтые, как солнце, и целый кулек ягод.

— А я вот что нашла, — она стянула с плеча сумочку и протянула ее Мире.

— Ох, а я думала, что потеряла ее на совсем, — сестра прижала находку к груди и радостно закружилась.

— Аккуратнее, — Мел поймала ее за локоть, когда та неосмотрительно сдвинулась к самому краю.

Мира только рассмеялась.

— Все хорошо.

— Девочки! — Софи капризно топнула ногой, — давайте есть. Я голодна!

Переглядываясь и улыбаясь друг другу перемазанными ртами, они с удовольствием уплетали лакомства. Потом Мира откуда-то достала флягу с ледяной, но очень вкусной водой.

— Теперь давайте играть! — крикнула Софи, — догоняйте меня.

И они бегали по поляне, ловили друг друга и пестрых бабочек, круживших над цветами. Ловко перепрыгивали через разрыв, плели разноцветные венки и играли в прятки. А потом усталые, но безнадежно счастливые, повалились прямо на траву и рассматривали облака, плывущие по яркому небу.

— Вон то похоже на цветочек, — Мира указала пальцем на большую кляксу, в которой, если постараться, можно было узнать очертания ромашки.

— А вон то на булочку!

— Софи, тебе лишь бы булочки.

— А ты, Мел? Что видишь ты?

Она ответила не сразу.

В ее облаках не было ни булочек, ни цветов.

Сначала ей почудились горные пики. Острые, как зубы дракона, потом они превратились в вихри, которые кружились на месте и медленно перетекали в высокие башни. Затем картинка рассыпалась, превращаясь в неясное пятно. Оно клубилось, ширилось, вытягивалось превращаясь во что-то странное.

Вроде зверь, похожий на кошку, только почему-то за спиной плавно покачивались широкие крылья. Облака наслаивались друг на друга и от того казалось, что шкура у него не простая, а полосатая.

— Так что ты видишь?

— Я вижу зверя, — тихо произнесла она.

— Милого? — тут же встрепенулась Софи, которая всегда испытывала страсть ко всяким зверюшкам и тащила в дом живность. То котенка, то щенка, а иногда и раненую белку из леса, или зайца, попавшего в силки.

— Да. Он похож…похож на кота, — это самое близкое описание, которое она могла подобрать. Подняв руку, Мел пальцем провела по воздуху, очерчивая невидимые контуры, — вот это хвост, это лапы, это крылья.

— Крылья? — удивилась Мира, — где ты видела котов с крыльями?

— Таких не бывает, — подхватила Софи.

А Мелена рассеяно улыбнулась:

— Бывают.

Она знала это наверняка, и неясная тревога, до этого отступившая под солнечными лучами, снова подняла голову.

Кто этот зверь, который смотрел на нее с неба? Он непременно должен быть сильным и справедливым, и конечно смелым. И особенным.

— Он плохой? — как-то слишком серьезно спросила Мира.

Мел покачала головой.

Неплохой. Сложный и жесткий, но не плохой.

Она повернула голову в сторону сестер. Мира выглядела совершенно счастливой и грызла травинку, не отрывая взгляда от неба. Сразу за ней лежала Софи, беспечно закинув руки за голову и качая босой ногой.

Тревога становилась все сильнее, и холодные завывания ветра из воспоминаний пронеслись над поляной пригибая зеленые волны до самой земли.

Кожа тут же покрылась мурашками, а сестры ничего не заметили, продолжая рассматривать облака.

— Я тоже вижу кота с крылышками! — внезапно воскликнула Софи, — смотрите! Вон там! Только она маленькая совсем. Крошка…но я так ее люблю.

В груди что-то стукнуло и болезненно сжалось. Мел тоже видела силуэт маленького зверя, ей даже показалось, что она может различить кисточки на ушах.

— Красивая.

— Лучшая.

Они замолкни. Даже природа затихла. Не слышно было ни жужжания мохнатых шмелей, ни пения птиц, ни шелеста травы. Мел продолжала смотреть то на маленького зверя, то на большого, и чувствовала, как ее тянет к ним. Сильно, непреодолимо.

— Мел… — позвала Мира.

Она обернулась.

Вместо двух девочек, рядом с ней были две красивые молодые девушки. Одна чуть постарше, с русыми волосами, а вторая — точная копия самой мелены.

Обе сестры смотрели на нее. Спокойно, тепло, с затаенной грустью в одинаковых темных глазах.

— Что? — в груди защемило еще сильнее.

— Пора возвращаться, — ласково произнесла Софи и совсем по-взрослому улыбнулась.

— Не хочу, мне и тут хорошо, — Мелена отмахнулась, — здесь, с вами. Давайте еще немного поиграем, а потом пойдем домой.

— Домой? — тихо переспросила Мира, — а где твой дом?

— С вами? — с надеждой спросила Мел, чувствуя, как тоска все сильнее сковывает грудь и мешает нормально двгаться.

— С ними, — тихо произнесла Софи и указала на небо, где две фигуры приблизились друг к другу и будто кого-то ждали.

— А вы?

— А наше место здесь, — Мира улыбнулась — мы здесь счастливы.

Глаза зажгло от непрошенных слез.

— Мама, папа…

— Мы передадим им привет. Иди.

— Я не хочу обратно. Там холодно и страшно. Там я одна.

— Не одна, — Софи снова кивнула на облачные фигуры.

— Я не смогу, — Мелена искала повод, чтобы остаться, — Мне не хватит сил…

— Мы поможем.

Софи взяла ее за плавую руку, Мира за левую. И этих прикосновений она не почувствовала. Смотрела на призрачно бледные руки и не дышала. Сердце ломило, и в уголках глаз крупными каплями собирались слезы.

— Навсегда вместе? — прошептала она.

— Навсегда

— Вместе.

Ее подхватило теплым порывом ветра и плавно оторвало от земли. Она взлетала все выше и выше, а под ней, среди ромашкового поля стояли Софи и Мира и, счастливо улыбаясь, махали ее руками.

Навсегда. Вместе. В памяти. В сердце. В душе.

— Как она? — хмуро спросил Маэс.

Ника только покачала головой. Никак.

Если сам император пришел в себя на следующее утро, а к обеду уже был на ногах и принимал отчеты своих генералов, то Мелена по-прежнему находилась на грани.

Ее состояние не было похоже на простой сон. Она, бедная как снег, лежала на койке, укутанная под самый подбородок толстым ватным одеялом, но все равно руки и ноги оставались ледяными, а губы так и не набирали яркость, сколько бы целители не пытались ее согреть.

Маэс угрюмо нахмурился и подошел ближе. У него самого внутри неспокойно было, давило между ребер и время от времени что-то екало под лопатками. В такие моменты он будто переставал слышать, что происходит вокруг, и все его внимание уходило вовнутрь на свои собственные ощущения. Он чувствовал, как нить, связывающая его с прежней главой стражей, начинала сокращаться и биться в судорогах, будто с той стороны кто-то отчаянно пытается ее оборвать.

Он не давал. Усилием воли направлял свои собственные неподатливые силы, подпитывая эту связь, кормил ее до тех пор, пока нить не успокаивалась и не переставала надрывно дрожать.

А иначе нельзя. Теперь настала его очередь вытягивать ту, которая несмотря на вражду и ненависть спасла его из снежного плена и умудрилась как-то вернуть в Асоллу.

Император не помнил, что тогда произошло в горах. Черные норкинты хотели напасть на Мелену — больше его тогда ничего не волновало. Он, не раздумывая, ринулся в бой, забыв и об усталости и том, что до этого была долгая и изматывающая зачистка роя.

Он не чувствовал ни боли, ни сомнений, только дикое яростное желание защитить свою пару и разорвать тех, кто посмел на нее посягнуть.

Потом нагрянул Сеп-хатти. Потом тьма и холод.

А когда открыл глаза, не сразу понял, где находится. Белый потолок, увитый сеточкой мелких трещин, теплое одеяло и знакомый запах трав. Ему даже показалось, что он словил белую горячку и тихо бредит, помирая где-то среди заснеженных пиков Драконьих Скал.

Однако оказалось, что никакого бреда нет.

Он действительно был в Асолле, в лазарете, под присмотром знакомых лекарей, прибывших с ним из Андракиса. Еще больше его изумление разрослось, когда ему рассказали, как он здесь оказался, кто его привез, и какой ценой.

Мелена. Ведьма с темными глазами и несгибаемым характером. Она не только смогла протащить его бездыханное тело через полстраны, но и вернуть Эссу в целости и сохранности, а еще поймать странную тварь, которая была настолько отвратительна, что вызывала лютое желание раздавить, как мерзкого слизняка.

Но вместо этого Маэс приказал посадить валлена в воздушную клетку и охранять. Если Мел поймала его и посчитала нужным притащить сюда, значит на то были серьезные причины.

К сожалению, сам валлен не умел говорить. Корона, которую пытался приладить к нему магистр Рамэй не действовала и показывала только камни и серую муть, а крошка Эсса так и не обернулась, поэтому никто кроме самой Мел не мог дать пояснений и рассказать, что случилось на самом деле.

— Когда она придет в себя? — хрипло спросил он, не отрывая взгляда от белого лица.

— Я не знаю, император, — низко клонив голову, ответила Доминика, — Мелена здорова и даже иногда улыбается сквозь сон, будто там, где она сейчас ей очень хорошо.

Знать бы, где это место — он бы отправился следом.

Маэс уже давно перестал врать самому себе, что Мел для него всего лишь пленница.

Не пленница она. А та, кто первой врывалась в его мысли, стоило только утром открыть глаза. Та, кого он всегда искал в топле прохожих. Та, ради которой хотелось свернуть горы и без раздумий отдать свою жизнь.

Когда это произошло? Когда он понял, что без нее никак и никуда? На этот вопрос не было ответа. Он только знал, что готов на все, лишь бы она выжила

Когда Доминика ушла, он опустился на койку рядом с Меленой и бережно поправил прядь волос, упавшую на холодный лоб.

— Возвращайся, — произнес тихо и замер, ожидая ответа.

Мелена не шелохнулась, но на какой-то миг на лице проскочило озадаченное выражение. Потом складка между бровей снова умиротворенно разгладилась.

— Знаешь, а ведь я без тебя не могу, — продолжил он и, горько усмехаясь, приложил ладонь к своей груди, — у меня вот здесь пусто. Что мне сделать, чтобы ты вернулась?

Ему нечего было предложить взамен. Кроме одного.

— Если захочешь уйти, я тебя отпущу. Только возвращайся.

Он действительно был готов ее отпустить. Пусть живет, пусть не с ним, но главное, чтобы была жива и здорова.

Зверь внутри тут же заворчал.

Как не с ним? Как отпустить? Никогда и ни за что! Она принадлежала ему! Полностью, без остатка, а он принадлежал ей. И одна мысль о разлуке вспарывала на живую, причиняя мучение.

— Отпущу. — твердо повторил Маэс, — Клянусь. Только давай…это… открывай глаза.

Он никогда не умел вести проникновенные речи и бросаться трепетными словами, как влюбленный мальчишка. Он был воином. Беспощадным к врагам, жестким и порой жестоким. И он не умел выражать свои чувства, привыкнув всегда держать их под контролем. Да и сами чувства были в новинку. Он знал, что такое дружба, семья, преданность своей стране и людям, но вот такого, когда сердце сжималось и отчаянно дергалось в груди при взгляде на женщину — такого он не испытывал никогда. Это было больно и мучительно сладко. Это было награни. Это было тем, что пугало до дрожи, но давало бесконечную силу, потому что ненависть, сжигавшая поначалу, переродилась в совсем другое чувство, глубокое и сильное, как сама жизнь.

Император был готов весь мир перевернуть с ног на голову, лишь бы Мел пришла в себя. Он чувствовал ее присутствие, легкое и невесомое. Она была где-то рядом, порой казалось, что протяни руку и ухватишь, но Мел неизменно ускользала, оставляя после себя щемящую тоску.

Он еще раз прикоснулся к холодной щеке и поднялся:

— Я тебя жду. Кто будет меня доводить до белого каления и испытывать нервы на прочность? Кто будет поступать по-своему, наплевав на мои приказы? Давай, девочка, возвращайся.

Маэс покинул лазарет в разобранных чувствах. За отстраненной маской пылал такой пожар, что никакими ливнями не погасишь.

Впереди раздался тяжелый грохот кованых сапог и крики:

— А, ну иди сюда, мерзавка мелкая!

И навстречу ему, прямо под ноги выкатился маленький пушистый комок. Неуклюже взмахнув крыльями, Эсса попыталась проскочить мимо Маэса, но тот одним молниеносным движением встал у нее на пути и, подхватив за шкирку поднял, в воздух.

— Попалась.

Маленькая рысь зашипела и вцепилась зубами в его руку, но когда Маэс никак не отреагировал, продолжая молча наблюдать за ее бунтом, она как-то сникла, перестала его жевать и угрюмо свесила кисточки.

— Вы поймали ее…слава богам, — следом выскочил запыхавшийся стражник. — только дверь приоткрыли, чтобы еду принести в башню. А она — шмыг! И понеслась! Боялись, что на улицу вырвется и все, поминай как звали, а она сюда прибежала с перепугу.

Маэс хмыкнул, потому что маленькая рысь выглядела сердитой, решительной и расстроенной, но никак не испуганной.

— Давайте, я отнесу ее обратно

Снова раздалось шипение.

— Не надо. Пока будет со мной. — коротко распорядился Маэс, и когда горе-няньки ушли, поинтересовался, — ты ведь к ней шла?

Эсса жалобно и совершенно по-детски шмыгнула носом. Тогда император перехватил ее поудобнее, устроив так, чтобы она сидела на руках, упираясь лапами на его правое плечо, и отправился обратно в лазарет.

Главный целитель был категорически против живности на его территории и даже от кхассеров неизменно требовал, чтобы те были в человеческом обличии, но, когда в палату вошел император с котенком на руках, ему никто не сказал ни слова.

А Эсса, увидев Мел, начала отчаянно вырываться. Спрыгнула на пол и тут же заскочила на кровать. Урча и тоненько причитая, начала тереться жёсткими щеками о лицо Мелены, а потом просто легла ей на грудь, обняв лапами и закрыла в глаза.

— Пусть будет здесь..

— Вдруг сбежит? У нас некому за ней присматривать, — о шальном характере маленькой Эссы знали все

— Не сбежит, — уверенно произнес он.

— Почему она к матери своей так не бежит? — поинтересовался один из целителей.

Он просто не знал, что между потерявшей разум Софи и ее маленькой девочкой, рожденной от нелюбимого жестокого кхассера, никогда не было настоящей связи. Отравленная безумием, она получилась слабая и ущербная. И крошка Эсса, отчаянно жаждущая тепла, рассмотрела его в молчаливой, отстраненной Мелене, так похожей на ее собственную мать.

А еще никто из них не подозревал, что Софи, заснувшая в своей белой камере, больше не проснется. Она тоже была там, где тепло и хорошо и, наконец, стала счастливой.

И свободной.