Тропинки, пути, встречи

МОСКВА 1914. НЕУДАВШИЙСЯ ДИСПУТ В ОСОБНЯКЕ

В начале 14 года Е. И.Л. созвала в свой особняк на литературный вечер писателей, художников…[170]

Приглашения получили они через художника Миллиоти Н., статного, с красивым лицом, обрамленным живописной бородкой. Был приглашен и я. Народа собралось много, но, конечно, запомнились немногие: художники Ларионов, Феофилактов, Миллиоти Н., писатели Топорков А. К.[171], Шершеневич В., поэт и «мистагог» Вячеслав Иванов, издатель «Альционы» А. М. Кожебаткин.

То было время споров (и ссор) о путях искусства, о футуризме. Воинствующий Маринетти, глава итальянских футуристов, в те месяцы (начало 1914 г.) приезжал в Москву, шумел.

В салоне Е. И. Л. Миллиоти предложил собравшимся обменяться мнениями о путях искусства, о футуризме, его сущности. Но разглаголы не клеились. Вячеслав Иванов (в черном сюртуке напоминал профессора словесности) начал было что — то давно знакомое о «Дионисе» в искусстве. Его, однако, не слушали. Он обиделся и замолчал. Начал объяснять собравшимся Ларионов, что такое «лучизм» в живописи (это направление, насколько помню, сам Ларионов и придумал). Звучали слова «пуантилизм», «кубизм». Но говорили неохотно, вяло.

«Лучизм» Ларионова мне посчастливилось видеть в натуре. Как — то в 1913 году он завел А. М. Кожебаткина и меня в свою студию (где — то в районе Козихинских переулков) и, показав на полотне несколько пятен и линий, сделанных масляной краской, сказал А. М. К. — ну: «Автопортрет. Похож?» Я молчал. А А. М. К-н ответил протяжным: «Да — а–а-а»[172]. Впрочем, на вершинах лучизма Ларионов пробыл недолго.

Возвращаюсь к литературному вечеру. Беседа не удалась. Вернее, все заговорили, кто во что горазд — о новых книгах, о «Современном» театре, занимавшем тогда Московского зрителя, зрителя восхищенного или удивленного режиссерскими неожиданностями смелого талантливого режиссера этого театра Марджанова (Марджанишвили)[173]. Звенел обольщающим металлом голос юного Вадима Шершеневича, — цитировавшего французского поэта Жюля Лафорга (он переводил стихи этого поэта, изданные «Альционой» в 1914 г.[174]).

А потом все облегченно громко, иные тихонько, вздохнули, когда позвали к ужину, за которым немало ели, и немало же и пили.

Часа в 2–3 ночи разошлись, и вот настоящие — то горячие, хоть и не совсем связные, дебаты о футуризме начались на улице у «парадного подъезда».

Ларионов обругал презрительно Феофилактова: «график». Тот ответил ему не менее презрительно — «футурист»! Кто — то грозил кому — то дракой и лез в эту драку.

Но благоразумные гости пристыдили спорщиков, затеявших шум в 2‑х шагах от гостеприимного особняка. Драка рассосалась. Но «вечер» не удался, что такое «футуризм», так и не выяснили.