Трудно быть замполитом

Глава 15: Корпоратив.

Ночной лес, таинственные шорохи, слабый свет фонаря в руке старосты и затаившаяся где-то во тьме ведьма — оказывается, даже такое клише мой организм способен выдержать.

Однорукий всеми силами изображал незнание дороги, то и дело останавливаясь и с задумчивым видом рассматривая деревья, вслух гадая «куда же дальше». Дурака не смущал факт, что мы идем по пусть и слабо, но все же протоптанной тропинке.

Впрочем ладно, и так все ясно. Не знаю, чего этот староста затеял и как именно решил нас кинуть, но полем боя станет его жопа.

Порядком надравшаяся Серина шла позади всех. В момент, когда староста в очередной раз начал тупить и выискивать дорогу, она тронула мой локоть.

— Сперва под волков подвел, потом под казнь… Вот объясни мне, ну с каких таких коврижек я позволяю тебе впутывать меня в одну историю за другой? Почему вожусь с твоей мерзкой рожей, почему трачу монеты, почему убиваю? И все за дарма…

— Во-первых, потому что я красивый, а во-вторых, ты пока еще никого не убивала.

— Болван, тот гвардеец в переулке, я…

— Это я его убил. Я и мой недочет. Ты вообще не при делах.

Причина раскисания аптекаря лежала на поверхности, достаточно было заглянуть в глаза. Я уже сталкивался с таким. «Микрофонщик» с разведвзвода увидел ствол пулемета торчащий из цокольного окна, и закатил в подвал гранату. Одну, потом вторую, третью…

Ствол пулемета оказался куском швабры, а засада «лохмачей» — кучкой перепуганных беженцев, по вине сломанного автобуса оказавшихся не в том месте, не в то время. Вопреки порывам старлея, желавшего отдать своего бойца под трибунал, я сумел спустить все на тормозах. Представил как провокацию партизан, умолчав о роли «микрофонщика». И даже не потому, что его перфоманс добавил бы седых волос всем офицерам в части, не за взятку от родственников, а просто так, за дарма.

А раскисшему пацану, по глупости загубившему двадцать ни в чем не повинных штатских, среди которых половина детей, я все объяснил ноги просто:

— Запомни, Серая, солдаты в ад не попадают. Вся ответственность лежит на командирах.

На командирах, генералах, политиках, господе-боге или пятой ноге сутулой собаки. Лишь бы не на мне, и не на тех, кто мне нужен.

Серина отмахнулась и скривилась, готовясь спорить, но вместо возражений из ее глотки донеслась только тишина. Я видел, как шевелятся губы, язык, мышцы на лице, но не слышал ни единого слова. Черт, походу рано я приключений на свою жопу искать собрался, от лихорадки не отошел.

— Погоди, меня чего-то кроет…

Ощущая сильный приступ головокружения, я на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, оказался где угодно, только не в лесу. Бревенчатые стены, заправленная кровать с соломенным матрасом, разведенный очаг, от которого несло свежей выпечкой.

— О, «господин» соизволил проснуться? — певучий голос застал врасплох.

Ощущая как по спине бегут ледяные мурашки, я уставился на Коллет. Опоясавшись кухонным фартуком прямо поверх ночнушки, она возилась возле печи, вылепляя пироги из глины. От вида ее полуулыбки грудь свело теплой судорогой.

Неописуемая радость подтачивалась расплывчатыми воспоминаниями. Разве я только что не шел через лес, не ссал в уши Серине не… Хотя, кто такая, блин, Серина? Знать не знал никого с таким идиотским именем.

Несмотря на радостный трепет в сердце при виде Коллет, отчего-то каждая клеточка моего тела противилась происходящему. Глаза кричали, что тени на стене пляшут неправильную сторону, нос говорил, что от глины не может раздаваться аромат свежего хлеба, а сознание шептало, что Коллет давно мертва.

Чушь полная, как она может быть мертва, если она передо мной стоит?

Не чуя ног, я сделал шаг к печи, не в силах оторвать взгляд от ее полуулыбки.

— Пока стряпня не поспела, мы могли бы… — она игриво облизала палец, слизывая начинку. — Леди всегда платят свои долги.

Фраза послужила спусковым крючком. Любовь, радость, облегчение, — все испарилось.

В тоненькой шейке блеснул бронзовый наконечник арбалетного болта, из зеленых глаз брызнули слезы, а взамен фальшивому треску печи пришел пронзительный гогот рябого.

Как и тогда, Коллет снова хваталась за мои плечи, в тщетной попытке удержать равновесие. Ее губы безмолвно шевелились, не в силах произнести и слова. Однако в моей голове все равно звучал ее слабый голос:

— Предатель, предатель, предатель.

Мне не хотелось ее отпускать, я отчаянно желал прижать ее к груди, сказать, что все будет хорошо. Что мы навсегда останемся здесь, в этом неведомом домике посреди небытия. Будем печь пироги из глины и выплачивать долги.

Но та слабая толика рациональности, что еще не сдалась под напором всеобъемлющей сентиментальности, заставила поступить иначе. Собрав все силы, я отпихнул от себя умирающую девушку.

Уютный домик превратился в едва освещенную землянку. Сырую, затянутую дымом, запахом застарелого пота и бесконечных сушеных трав.

Надо мной нависало загорелое лицо Пегги. Абсолютно голая, она сидела на мне, одной рукой держась за мое плечо, а другой вжимая мою ладонь в ее небольшую, но невероятно упругую грудь. Фрикции и хрипы, которые она производила, равно как и мои собственные ощущения не оставляли двоетолков.

Я уже почти решил, что из одного наваждения оказался в другом, но брюнетка вдруг замерла на середине:

— Зампо… Как… Что ты делаешь?!

— Это ты делаешь! И вообще, я не говорил останавливаться…

Брюнетка мигом вскочила с меня, разъединяя наши тела и прикрывая влажную промежность.

Вид накачанных, но очень даже сексуальных женских форм, в которых мне только что посчастливилось побывать, на какое-то мгновение заставил позабыть про все на свете. До тех пор, пока я не услышал хлюпанье в углу землянки. Никогда не был верующим, но увиденное заставило меня перекреститься.

У открытого очага, на расстеленных шкурах, на коленях стоял Коллин. Абсолютно голый, он склонялся над безобразным, сморщенным чучелом, страстно и даже с любовью овладевая им.

Разглядев «чучело» и определив, что оно является какой-то древней, высохшей бабкой, чье морщинистое тело могло спровоцировать скорее инфаркт, нежели возбуждение, я выдохнул:

— Коллин, ты ювелир…

Впервые с момента резни в крепости, я порадовался своему уродству. С одной стороны, обидно, что мной даже ведьмы брезгуют, а с другой — пусть и дальше брезгуют. Ну их нахер…

Похоже, Пегги была того же мнения, ибо заметив порно-шоу, тут же позабыла, что мы только что занимались тем же самым.

Во мне боролись два желания, первое — убежать в ужасе, второе, достать телефон и начать снимать. Где выход я не знал, да и телефона не было, так что пришлось идти на выручку.

Хватив первое, что попалось, а именно увесистый казан, я подскочил к «любовникам».

— Не лезь, она моя! — зашипел одурманенный Коллин сквозь вздохи. — Моя, слышишь, моя, не заберешь, не отнимешь, не…

Старуха не разделяла любовных переживаний своего кавалера, а потому, едва увидев меня, яростно, по-звериному зашипела, то ли пытаясь отпугнуть, то ли как-то отговорить. Но ведьмам слова не давали — не успела ее пасть продемонстрировать сгнившие зубы, как я вмазал казаном по голове. Послышался сдавленный хрип, треск, и из-под жиденьких седых волос на шкуры побежала слегка сероватая малиновая каша.

Убивать своими руками было куда проще, чем чужими. Но елки-палки, надеюсь она реально была ведьмой, а не обычной поехавшей старухой, охочей до рыцарских «мечей». Впрочем, это вряд ли, ибо Коллин, конечно, тот еще каблук, но добровольно пялить эту сушеную сливу точно бы побрезговал.

Рыцарь сначала посмотрел на меня, потом на любовницу, потом на меня… Его глаза в ужасе расширились, он вскочил, со звучным чпоканьем навсегда покидая тело своей суженой.

— Слышь, я конечно понимаю, старших надо уважать, но ты бы хоть предохранялся…

— Молчи, ни слова! Я… Колдовство… Проклятое чернокнижие! Наваждение! Не смотри так, это твоя вина, это ты нас сюда…

Его гнев чуть поиссяк, когда он заметил обнаженную Пегги. Благодаря наготе, мысли рыцаря стали понятны и без покрасневших щек.

— Нет лучше товарища, чем очко… Оруженосца. Не идет рифма, не знаю. Ай и не важно. Так, все, никаких больше оргий, ни колдовских, ни товарищеских! Че уставились, одевайтесь, нехрен в меня письками тыкать! И где эта чертова…

Не успел я вспомнить про Серину, как она сама о себе напомнила.

— Что это… Кхм… Где я… — ее речь прервалась гортанными звуками и потоком рвоты.

Лежа на лавке возле грубой дверцы, аптекарь была единственной, кто оставалась в одежде. Похоже, количество выпитого бухла не позволило ей поддаться всеобщему наваждению и пропустить наш эротический корпоратив с ведьмой в роли тамады.

Ее речь продолжила Пегги:

— Как… Как мы здесь очутились?! Кто это, что происходит и где младенец?!

— Дома он. Ты так говоришь, будто его и правда кто-то воровал… Че смотрите, отравили нас. Дерьмо какое-то в вино подмешали. В то, которое мы пили, перед тем как в лес пойти.

Я говорил спокойно, размеренно. Так, будто с самого начала все знал. Имидж, блин, имидж…

— Я не пил! Я… — протест Коллина оборвался, когда он сообразил, что если его не одурманили, то он только что пялил старуху по собственной воле. — Верно и еду тоже отравили.

— Ну разумеется…

Честно говоря, я тоже не припомню, чтобы пил. Да и наркота с ядами работает несколько не так. Но лучше об этом умолчать, еще не хватало панику наводить.

Подхватив свои штаны, валяющиеся аккурат под нижним бельем Пегги, я спешно оделся. Остальные были не менее расторопны, явно не желая задерживаться в этой загадочной землянке дольше нужного. Прежде чем пришедшая в себя Серина начала сыпать вопросами, почему это мы полуголые и стараемся друг на друга не глядеть, я напомнил про общего врага.

— Староста… — Коллин пару раз моргнул, оглядывая помещение в поисках однорукого. — Верно! Меча которым он меня «одарил» тоже нет! Вот кто в ответе за беспутство, вот кто заставил леди Пегги отдаться такому ублюдку, как… К слову…

Рыцарь подозрительно прищурился. Похоже, в очередной раз изображая спокойствие и профессионализм, я невольно навел на себя подозрения.

— А не знал ли ты все это с самого начала, а не от того ли согласился, чтобы воспользоваться ее телом?

Мне оставалось только неопределенно пожать плечами. Признаваться, что я и близко не ожидал ничего подобного было слишком опасно для своего положения «самого умного». Пусть уж лучше считают засранцем, но безумно умным и хитрым, нежели просто изуродованным замполитом, который только и умеет, что туфту на уши двигать.

Поглядев на меня и Пегги, а потом сложив два плюс два, Серина аж подпрыгнула:

— Погоди-погоди, чем-чем они занимались?!

Странно, но мне показалось, что в ее голосе сквозила ревность. Но и хрен бы с ней, выяснению отношений я предпочту разборки со старостой. Впрочем, не то чтобы я испытывал к нему какую-то злость и жажду мести… Честно сказать, я ему даже несколько благодарен, но признаваться не буду. Не поймут. Коллин жаждет крови и если не ответит староста, то спросят уже с меня.

***

До деревни добрались только к обеду. Пока искали дорогу из этого чертового леса, пока пытались отбрехаться от Серины, которой не терпелось узнать, кто в кого и в каких позах совал, пока выслушивали оправдания Коллина, клявшегося, что у него просто штаны были приспущены, он никого не имел, а даже если имел, то ему совершенно точно не мерещилась Пегги.

Долбанный цирк…

Знакомый двор встретил клекотом куриц, ошарашенными глазами дочерей и отвисшей челюстью однорукого старосты. Не успел мужчина и слова сказать, как оказался сбит рыцарским тараном:

— Говори, подлец! Нет, не смей вставать, на коленях отвечай! Что затеял, отчего спутался с колдовством и как посмел подложить меня под… Кхм, предать мое доверие?!

Однорукий может и ответил бы, но оплеухи Коллина не позволяли ему и рта раскрыть.

— Господи, да успокойся ты, все и так очевидно. Не ведьма то была, а жена его.

История понятна и банальна. Мужика нашла деревенская травница, охочая до интимной близости, но страшная, как смертный грех. Одурманила, опоила, употребила, да навешала лапши, что она страшная и могучая ведьма, а потом ему теперь никуда не деться. Вот бедный нас и преподнес, ибо лесная давалка была не прочь заполучить себе симпатичного рыцаря.

Озвучив эту версию и получив от Коллина ревнивое «Я и так это знаю!», я предпочел умолчать о том, что никакие наркотики и яды не могут начать действовать на всех одновременно, равно как и прекратить эффект, вместе со смертью «не-ведьмы».

От аптекаря такие детали не укрылись, но, слава богу, она промолчала, ибо была слишком занята, недовольно зыркая на Пегги.

Коллин нависал над одноруким старостой:

— Я понял, я все понял. И про дите, и про зятя твоего! Ты его тоже ведьме сдал, а сам наплел, будто в гвардию ушел!

И тут староста совершил страшную ошибку, начал говорить правду, а не поддакивать моему вранью.

— Нет! Зять не причем, вы первые, клянусь! Парнишку за кролика заточили, с полгода назад «рыба» за браконъерство на каторгу ссылать начал, вот я девке про гвардию набрехал, дабы не горевала.

Услышав это, замершая неподалеку мать новорожденного бросилась в слезы. Ее сестры принялись было утешать, но она отрезала:

— С каторги не вертаются! С тех пор, как «рыба» с баронишкой заодно стали, ни один не вернулся!

Господи, кому не насрать кого там… Погоди. Чего там Коллет говорила? Ну, не настоящая, а обдолбанная… «Предатель»?

Пока остальные были заняты оттаскивая Коллина от старосты, я отошел в сторону и уселся возле кострища, оставшегося со вчерашнего вечера.

Меня мало волновали оправдания однорукого или вопли его дочери про каторгу Клебера. Я вспомнил Коллет. Настоящую, ту, что внезапно решила сбежать вместе со мной. Что нашла караван до Хребта, который ее и погубил.

— «Предатель»…

А если это было не бегство девчонки от из опостылевшего дома? Если это было чем-то большим? Не просто же так именно в Хребет метила. Может Коллет пыталась встретится с «молочниками»? Правда, нафига? Чтобы сказать, какой у нее дядя козел? Что он людей для каторги скупает, что расплачивается за них чистым сереб…

Погоди, а не от того ли за мою голову объявили больше, чем за все арбалеты вместе взятые?

— Ну твою-то мать…

Конечно, срать барон со стюардом на смерть Коллет срать хотели так же, как и на мой провал с арбалетами. Стюард бегал по крепостям и Хребтам не из-за денег, а Дюфор послал за мной Хьюго не из мести.

Все понятно, и почему славящемуся скупостью Клеберу приглянулась авантюра с арбалетами, и что стюард оказался у Хребта, и ужас Дюфора, когда он понял, что штурма не будет.

Не Мюраты это воду мутят. Не они пытались столкнуть «молочников» лбом с Больжедором. А мелкий баронишка, чудом открывший серебрянный рудник и держащий его в тайне за счет жизней каторжников.

Вот только с чего бы «Предатель»? Клебер может и хитрый говнюк, пытающийся выкарабкаться со дна феодального общества, но никого не предавал.

— Замполит, ты… Ты как?

— А? Че?!

Я уставился на Пегги. Побитый староста валялся на земле собственного двора, пока испуганные девки вытаскивали из дома все ценности и подносили их к гордо стоящему рыцарю. Похоже, пока я ловил флешбеки, Коллин потребовал выкуп за жизнь старосты. Как это по рыцарски…

— Ты будто призрака увидал.

— Угу… Увидал. Помнишь твою идею зайти в Янтарный залив? Спрятаться за воротами? Так вот, я согласен, пойдем. Очень хочу спрятаться за этими воротами, откуда увозят людей, а привозят серебро.

Во всяком случае, это единственный вариант, который объясняет, как Хьюго оказался в городе одновременно с нами, откуда взял телегу с серебром и почему той ночью Серине мерещился парус.

Не мерещился, блин. Не мерещился…