Во вторник перед репетицией вся наша музыкальная банда в полном составе разглядывала зелененькую книжечку водительского удостоверения.
— Имеет право управления автомобилем всех типов, — прочитал Санька надпись напротив моей фотографии, — это что значит?
— Это значит, что и танком и трактором, я тоже могу управлять, — улыбнулся я, — да шучу, могу управлять легковым автомобилем, могу автобусом, могу грузовиком.
Честно говоря, если бы не наш директор ДК, мне бы такой книжечки не видеть как своих ушей. Нет, я все экзамены сдал на отлично, и теорию, и вождение, из-за возраста комиссия заупрямилась. Пришлось звонить в дом культуры, потом Галина Сергеевна позвонила в квалификационную комиссию, очень долго объясняла, что работать некому, просила войти в положение. И вот новенькие права в моих руках.
— И паспорт у тебя уже есть, — Санька стал загибать пальцы, — права у тебя тоже есть. Что еще осталось?
— Свидетельство о заключении брака, дурак, — шлепнула его легонько ладошкой Наташа.
— А вы когда собираетесь подавать заявление? — скромно спросила Ирина.
Наташка многозначительно посмотрела на меня.
— Когда Марковы, брат с сестрой паспорт получат, — я сощурил один глаз, — а это произойдет не раньше августа, тогда и подадим заявление.
— А мы после ноября хотим, — внезапно сказал Вадька, — мне в ноябре будет шестнадцать.
— А мне в декабре, — обрадовался такому числу праздников Санька Земакович.
Кстати, его подруга Маша, как раз заглянула в нашу репетиционную комнату.
— Богдан, срочно поднимись к директору, — попросила она.
В просторном кабинете Галины Васильевны Ларионовой по театральному заламывая руки эмоционировал режиссер любительского молодежного театра Семен Болеславский.
— Вы не понимаете, — завывал театрал, — наш спектакль ждут в самом Ликино-Дулёво, а теперь, когда приведен в порядок наш штатный автобус, вы не желаете отпускать нас на гастроли! Как это понимать?
— Вы не горячитесь, Семен, — директриса взялась его успокаивать, как маленькое дитя, — Богдан получил права только сегодня, ему нужно время, автобус нужно выкатать, в конце концов. Вдруг он до вашего Дулёво не доедет.
— Я не понял? — тут возмутился я, — я значит должен этот погорелый театр возить во всякое захолустье? Сфигали баня упала?
— Богдан не выражайся! — крикнула на меня директриса.
— Да, — задохнулся от возмущения Болеславский, — деревня Ликино упоминается в книгах с 1637 года! А в Дулёво в 1832 году основан крупнейший фарфоровый завод в России! И вы батенька смеете называть это захолустьем? Да вы манкурт!
— Когда ехать? — сурово спросил я.
— В четверг, — смотря на меня исподлобья, выдавил Семен Болеславский.
— Во! — я показал ему здоровенную дулю прямо в нос, и вышел из кабинета директора ДК.
Да я бы может немного поломался и согласился, но манкуртом, человеком, превращенным в бездушное рабское существо, меня еще никто не называл. Злость кипела в каждой клеточке моего тела. Уволят так, уволят, решил я, но никаких дел с идиотом я иметь не желал. Я так увлекся, что чуть не сбил с ног Юлию Николаевну Семенову, мою бывшую учительницу русского языка и литературы.
— Богдан! — пискнула она, — что с тобой?
— Извините Юлия Николаевна, — разозлили меня всякие манкурты, — а вы здесь, какими судьбами?
— Я уже практически неделю занимаюсь в любительском театре, — смутившись, улыбнулась она, — театр — это моя давняя мечта. Играю у Семена Викторовича Зою Березкину в пьесе Маяковского «Клоп». Поговаривают, что мы скоро поедем на гастроли. А как ваши дела?
— А мы все поем, — ответил я, — извините, мне нужно зайти к директору.
Ну что, собственно говоря, я занервничал, спросил я себя, поворачивая к кабинету Галины Васильевны. Свожу их в это Ликино-Дулёво, автобус вообще не плохо бы проверить в деле. Я постучал в дверь и вошел.
— Предлагаю в четверг выехать в часов десять, — тихо сказал я, опешившим директрисе и режиссеру театра, — неизвестно, как машина поведет себя в дороге.
Ехать без навигатора по незнакомой местности то еще удовольствие. Хорошо, что Opel Blitz, нареченный Икаром, слушался управления справно, и не глох, когда ему вздумается. Лично я, перед поездкой обзавелся новеньким атласом автомобильных дорог 1960 года выпуска. И по нему, мне необходимо было проехать по Горьковскому шоссе до Малой Дубны, а потом повернуть направо и, миновав Орехово-Зуево, приехать в пункт конечного назначения.
— Девочки, а давайте споем что-нибудь веселое! — заголосил у меня за спиной исполнитель главной роли Ивана Присыпкина Никита Стрельцов, — мы едем, едем, едем, в далекие края.
— Веселые соседи, счастливые друзья! — поддержал Стрельцова весь автобус, который, кстати, был набит под завязку.
Когда Болеславский узнал, что штатный автобус дома культуры вмещает всего девять человек с водителем, он был вне себя от отчаяния, так как в спектакле было задействовано целых пятнадцать человек. Пришлось потесниться. Такая теснота молодежь, которая главным образом работала на стройке, в какой-то мере даже бодрила. И когда наш Опель подпрыгивал на очередной колдобине, я слышал веселые женские визги.
— Тра-та-та! Тра-та-та! — заливался наш веселый автобус, — Мы везём с собой кота, Чижика, собаку, Петьку-забияку…
У самой двери место себе заняла Юлия Николаевна, которая периодически на меня испытывающе посматривала. И меня такие взгляды, честно говоря, немного смущали. Рядом с моей бывшей учительницей сидел недовольный и напыжившийся сам режиссер, Семен Болеславский.
— Вы можете ехать поаккуратней, — недовольно обратился он ко мне, когда автобус еще раз сильно тряхнуло, — у нас все-таки в салоне реквизит.
— Обратитесь с такой просьбой в министерство шоссейных дорог, — немного зло бросил я в ответ, — вы же видите, что от асфальта здесь только одно название.
— Просто вы неопытный водитель, — не отставал Болеславский.
Да пошел ты, — послал я его мысленно в пень, и сосредоточился на дороге.
*****
В первом отделе, пятого управления КГБ СССР, ломал себе голову над первым своим серьезным делом Михаил Андроников. Он разложил на своем столе записи с текстами песен ВИА «Синие гитары», и пытался найти в них хоть какой-нибудь намек на антигосударственную деятельность. К столу незадачливого чекиста подошел старший лейтенант Петя Сидоров.
— Да я бы за такие песенки, семь лет назад давно бы упек всю группу на лесоповал, — Сидоров ткнул пальцем в тест песни «Ищу тебя», — кого это они ищут? Что им здесь в СССР не нравится? На что они намекают?
— Сейчас время не то, — робко заметил Михаил.
— Время всегда то! — старший лейтенант стукнул кулаком по столу, так что Андроников подскочил вместе со стулом, — вот здесь людишек держать надо! — Сидоров показал сжатый кулак, — чтобы жизнь медом не казалось. Там на верху, скоро перебесятся, и поймут, что сочинители таких вот песенок, должны гнить на нарах. Наш советский человек должен петь, мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
— Эх, валенки, не подшиты, стареньки, — Андроников припомнил еще одну популярную, разрешённую официальной пропагандой мелодию.
— Дурак, — просто ответил ему Сидоров, — этих супчиков я тебе взять помогу. Есть у меня свои агенты. Сделаем все в лучшем виде. Но запомни, с тебя должок.
— Конечно Петя, — промямлил незадачливый чекист, однако подумал, ничего, придет время и я тобой, Сидоров, еще сам покомандую.
— Ладно, — старший лейтенант еще раз посмотрел на тексты песен, — сгоняй за куревом. Да дрянь всякую не покупай. Не скупись летёха.
Андроников пулей выскочил из кабинета, чтобы не злить товарища по службе.
*****
Город Ликино-Дулёво, куда стремился всеми фибрами души режиссер Семен Болеславский, оказался обыкновенной уездной дырой. Главным образом населенный пункт был представлен покосившимися частными одноэтажными почерневшими домишками и лишь несколькими двухэтажными домиками в центре города. А культурная жизнь Ликино-Дулёво была сконцентрирована в самом красивом здании с шестью белыми колоннами, если не считать храм Иоанна Богослова, который возвышался на пригорке. К местному дому культуры вела улица с громким комсомольским названием 30 лет ВЛКСМ. Приехали мы, как я и панировал за четыре часа до премьеры. Однако никто, никакого московского театра в гости в этот день не ждал.
Болеславский пятнадцать минут безуспешно пытался перекричать местного директора ДК, доказывая, что было договорено на этот четверг, тот в ответ так же яростно орал, что разговор шел о следующем четверге. Мужчины нашли друг друга, улыбнулся я, жаль, конечно, что съездили зря, с другой стороны, наш Икар получил боевое крещение советскими разбитыми дорогами. Наконец бессмысленное гавканье надоело актерам, и они угрюмо поплелись обратно в автобус.
— Мужчины, — я обратился к почетным работникам культуры, — криком делу не поможешь. У меня есть такое предложение, — сказал я, походя обругав себя, кто же меня за язык тянул, — сейчас одна часть труппы выставляет реквизит и строит сцену. А другая часть займется промоушеном.
— Чем она займется? — не понял меня директор ДК.
По всей видимости, бывший фронтовик, решил я из-за двух медалей на его пиджаке, хотя судя по лицу, он из обозников, то есть из тыловиков, то есть живого фрица в лучшем случае видел в бинокль. Но сейчас это не суть.
— Переодеваем актеров в костюмы, — стал разъяснять я свою мысль, — садим их в автобус и объезжаем весь город. Останавливаем наш кабриолет в местах скопления мирных граждан и даем небольшое уличное выступление, тем самым рекламируем спектакль.
— Чего? — скривился Болеславский.
— Нужно будет, чтобы актеры прочитали маленький фрагмент пьесы прямо на улице, — я стал вновь распинаться, — и объявили, во сколько состоится премьера спектакля московского театра.
Директор ДК и режиссер погоревшего театра, скрепя сердце, согласились на мою авантюру. Следующие два часа были самыми веселыми за последние дни. Я просто надорвал живот, наблюдая реакцию горожан на наш перфоманс. Первую остановку мы совершили около местного рынка. Как только наш Икар затормозил, и из него стали выходить одетые в рабочие комбинезоны актеры, именно они служили костюмами к пьесе, так сразу вся, ничего не подозревающая толпа, бросилась на утёк. Даже продавцы нехитрой снеди разбежались кто куда, бросив товар. Тоже самое произошло и в других частях города. И лишь когда слухи расползлись, что сегодня будет спектакль, а это всего лишь небольшое бесплатное представление, страх покинул сердца горожан. И пару раз раскрасневшимся актерам и актрисам даже предлагали выпить.
— Как ты здорово все придумал, — прошептала после очередного перфоманса Юлия Николаевна.
— Отличная идея! — хлопнул меня по плечу Никита Стрельцов, — я каменщик четвертого разряда, обращайся если что.
— Когда буду возводить родовой замок, так сразу, — хохотнул я.
Впервые на спектакль Семена Болеславского все билеты были проданы, правда они стоили по рублю и основной контингент составили мамаши с детьми, но это был прорыв, считал режиссер. Он даже задумал, что подобную акцию стоит провести в Москве. Я же впервые за день сладко задремал, растянувшись на двух сидениях в автобусе.
Часть выручки разомлевший от внезапной славы режиссер щедрой рукой бросил на фуршет. Самогонка, картошечка, огурчики, лучок, квашеная капуста, все это вмиг появилось на импровизированном столе прямо на сцене дома культуры. Актеры так впечатлились собственным выступлением, что сегодня решили никуда не спешить.
— Дамы и господа! — в седьмой раз я решил привлечь внимание к своей скромной персоне, — не пора ли нам домой, в Москву!
— Все нормально земеля! — кричал пьяненький Никита Стрельцов.
— А вас молодой человек, разве ждет дома жена? — томным пьяным голосом снова спросила меня одна из актрис.
— Семен Викторович! — крикнул я режиссеру, — ну скажите вы им!
— Я все контролирую, — уверил меня Болеславский и тут же упал лицом в тарелку с капустой.
— Я такая пьяная, — Юлия Николаевна прижалась к моей руке и положила голову мне на плечо.
Я же приподнял учительницу словесности и переместил ее поближе к режиссеру, на спину которого ее и уложил. Потом я пересчитал количество человек труппы, к моему раздражению не хватало троих. Пришлось изрядно побегать по закоулкам храма культуры, чтобы отыскать недостающих членов творческого коллектива. Одну актрису я вытащил из кабинета директора, можно сказать, снял с интимного места. И наконец, когда стрелка часов показывала десять часов вечера, я крикнул, что если сейчас добровольно вы не переместитесь в автобус, я вынужден буду вас всех связать и затащить туда силой. И лишь через пол часа мне удалось переместить неспокойную труппу любительского театра в наш маленький Opel Blitz.
В час ночи, когда актеры все как один мирно спали, произошло самое неприятное событие. Прямо на трассе заглох наш Икар. Я несколько раз попытался завести двигатель, но безуспешно. Неплохо было бы конечно его толкнуть, но кому? Все дрыхли без задних ног. Я потолкал Никиту Стрельцова, самого неугомонного члена коллектива, но тот тоже был, как труп. После чего я вышел на дорогу и заметил в метрах трехстах одинокий огонек. Не знаю, кому в такой глуши понадобилось строить дом, но он был, и в нем теплилась какая-то жизнь. Я спустился с дорожного полотна и осторожно стал пробираться через высокую траву. Вообще если бы ехать днем, то кроме редкого березового леса не заметил бы ничего. А так, вот, пожалуйста, среди стволов старых берез чернеет силуэт одноэтажного деревянного дома. И как хозяева выбираются к цивилизации, ума не приложу. Может где-то здесь в стороне пролегает грунтовая дорога. Я покрутился, но в такой тьме, решительно ничего нельзя было рассмотреть. Хорошо хоть на небе красовалась полная Луна. И тут за спиной хрустнула ветка. Я резко оглянулся, мне показался, что какой-то человеческий силуэт быстро метнулся в сторону.
— Никита ты? — обратился я в темноту, вдруг Стрельцов захотел в туалет, проснулся и вышел.
Однако мне никто не ответил. Я решил, что мне показалось, и снова двинулся к дому. Внезапно хрустнула ветка справа, и я встал в боксерскую стойку. Вновь какая-то тень исчезла среди деревьев.
— Эй, кто там? — крикнул я незнакомцу, который явно затаился в метрах тридцати, я просто кожей чувствовал его взгляд.
Я медленно, не спуская глаз с того места, где мелькнула фигура незнакомца, потрогал рукой амулет от тьмы. Он был совершенно холоден, возможно, даже холоднее чем обычно, впрочем, я сейчас был на взводе, и гарантий дать себе не мог. Черт с ним, с придурком этим, если хочет смотреть на меня из кустов, его дело. Я продолжил двигаться к странному дому и перестал обращать, что кто-то крадется следом.
— Что смотришь? Придурок! — крикнул я в пустоту, когда до избушки оставалось десять метров.
Из черноты леса раздался тихий смех сумасшедшего человека.
— Иди, лечись, Идиот! — уже смелее крикнул я, и вступил на крыльцо избы.
В горнице меня встретил странный чернобородый мужик лет пятидесяти. Он что-то вырезал ножиком из небольшой коряги.
— Доброй ночи, хозяин, — обратился я с порога.
Однако мужик лишь мельком посмотрел в мою сторону и забыл о моем существовании.
— Хозяин! — крикнул я, подумав, что тот глухой, — лошадь в хозяйстве есть? Мне бы автобус толкнуть!
В дверь кто-то активно стал царапаться, как пес, который не может войти в незапертую дверь. Я от греха прошел в горницу и сел напротив чернобородого мужика. Что-то во всем этом доме было необычным. Я посмотрел по сторонам, и понял что. Печь давно не топлена, вокруг нет никаких припасов, и вещей. Дом был абсолютно не жилым. Лишь чернобородый мужик, молча, вырезал диковинную фигурку. Я присмотрелся к ней и обомлел, это было мое лицо. И тут меня просто обжог кипятком мой амулет, и я стал терять сознание и задыхаться, как будто воздух вокруг стал вязким и жидким.
— Зеркало! — долетел до моего угасающего разума не весть, откуда взявшийся шепот.
Из последних сил я выхватил у чернобородого мужика фигурку в виде моего лица и швырнул ее в сторону черного старого зеркала. Сознание мое тут же померкло. Проснулся я от того что кто-то нюхал мой нос. Я резко вскочил, свет уже пробивался сквозь плохо сколоченные доски какого-то сарая, в котором я оказался. А около моих ног ползал обыкновенный лесной ежик. Я вышел на улицу, в метрах трестах от меня на дороге стоял наш автобус. Куда же далась капитальная изба? Я обошел вокруг этого заброшенного ветхого строения. И вдруг увидел маленькое старинное зеркальце. Стекло на нем было разбито на множество мелких трещинок. Прикасаться к нему у меня не возникло никакого желания. Странно, подумал я и двинулся к опелю. Актеры в салоне вповалку, практически друг на друге, мирно спали. Я сел за руль, и наш Икар спокойно завелся и тронулся с места.