Туманная река 3

Глава 10

25 августа 1960 года открытие семнадцатых Олимпийских игр, я, как и все другие члены сборной встречали в подтрибунном помещении Олимпийского стадиона в Риме. Ждали специальной отмашки, когда нашей колонне наступит момент пройти круг почёта по стадиону.

Прилетели же мы в вечный город за неделю до стартов. Кстати, в день вылета в команде появилось ещё двое новых членов. Это спортивный врач Олег Маркович Белаковский, который работал больше с футболистами и хоккеистами армейских команд. Но так как футболисты пролетели мимо Олимпиады, Олег Маркович, по совету маршала Гречко, временно, на полторы декады, влился в наш дружный коллектив. И второй товарищ Шлёпов, кандидат наук по штыковому бою. Зачем нам, баскетболистам, штыковик догадывались все, но вслух никто старался этого не произносить. Сразу же по прилете в Рим, в автобусе, Шлёпов стал давать подробные инструкции нашего поведения вне спортивных площадок.

— Во избежание политических провокаций, — сильно гнусавил он, — в город выходить только группами по двое или трое человек. Избегать посещения районов, где бывают женщины с низкой социальной ответственностью.

— Ви сразу адреса скажите, куда не ходить! — заволновался Гурам Минашвили, под дружный хохот всей команды.

— Зачем тебе Гурам адреса? — влез я, — ведь руссо туристо облико морале, ферштейн! — гаркнул я на весь автобус.

Народ дружно грохнул от смеха, хотя надо признать эта фраза ни на одном иностранном языке не имела и не имеет логического смысла. Но русскому человеку в таких случаях перевод не требуется.

— А с тебя Крутов я вообще глаз не спущу, — признался чистосердечно кандидат наук.

— И в туалете будете, выходящие из меня лишние килокалории подсчитывать? — сказал я, пряча ладонями свое раскрасневшееся от смеха лицо.

На что штыковед обиженно уставился в окно автобуса и больше никаких правил приличия не зачитывал. А за окном мелькали кривые улочки старинного города. Что творилось на дорогах, умом не понять. Автомобилисты и мотоциклисты не соблюдали ни правостороннего, ни левостороннего движения. Каждый ехал сам своим путём, а кто громче бибикал, тот и был на дороге главным.

Расселили нас хорошо. Всех мужиков в одно длинное четырехэтажное здание по улице с говорящим названием Уньоне Совьетика. А прямо за углом в двух шагах расположился «Палаццетто делло Спорт», точнее этот баскетбольный свеженький дворец выглядывал из земли как панцирь гигантской черепахи. Вот в этой черепашке и предстоит мне с командой побиться за свое будущее, думал я, рассматривая, в целом, интересное архитектурное строение.

— Зачем девушек увезли, да? — высказывал своё возмущение Гурам кандидату наук по штыковому бою, — здесь всэм места хватит!

— Все девушки будут жить по ту сторону эстакады, в отдельно огороженном районе, — отмахивался от надоевшего грузина товарищ Шлёпов.

— Нужно срочно подавать протест, — шепнул я Гураму, — это дискредитация по полову признаку.

— Товарищ Шлопов, это дискрыдитация! — крикнул Минашвили вслед убегающему штыковеду.

Кстати, двух полосная дорога на бетонных опорах, которая называлась проспектом ди Франча, делила всю Олимпийскую деревню примерно на две части. А рядом если перейти Олимпийский бульвар расселились, в двух пятиэтажках, наши прямые конкуренты, американцы. Что характерно две открытые асфальтированные баскетбольные площадки архитекторы расположили точнёхонько под окнами звёздно-полосатых.

— Парни! — обратился к нам Спандарян, — вы давайте заселяйтесь, а я пройду по территории, поищу площадку для тренировок в другом месте.

— Богданыч, — толкнул меня в спину Корней, — пойдём кофе настоящего бразильского попьём.

— Какой кофе, Юра? — я вывернул пустые карманы своих концертных штанов, — когда в карманах ветер гуляет.

— Да ты чё, тут как при коммунизме всё бесплатно, — заулыбался Корнеев, — точнее кофе бесплатный, а за остальное платить придётся. Но мы не гордые, нам и кофе одного хватит.

Даже меня заинтересовало, что за кофе наливают бесплатно. Оказалось на Олимпийском бульваре, прямо с торца нашего корпуса, на нулевом этаже, в застеклённой кафешке веселый чернокожий парень действительно варил и разливал душистый ароматный «Нестле». Мы выстояли очередь из пяти человек, и присели с маленькими кружечками на банкетку в стороне от шумных посетителей. Смакуя подзабытый напиток из той своей жизни, я даже на секунду прикрыл глаза. Пока же в СССР хороший кофе был очень большим дефицитом.

— Смотри Кассиус Клей, только молоденький, — я кивнул в сторону афроамериканского атлета.

— Что я негров, что ли не видел, — удивился Корней.

— Если ему сейчас челюсть сломать, то одной золотой медалью в боксе у нас будет больше, — шепнул я Юре Корнееву.

— Здесь что ли? — заговорщицки огляделся Корней, — при всех?

— Да я пошутил, — улыбнулся я, — пойдём, а то Суренович нас уже обыскался.

— Не, ну если надо, — завёлся вдруг мой партнёр по сборной.

— Хэлло, — улыбнулся нам Кассиус Клей.

— Салют, — бросил я.

— И тебе не хворать, — ответил Корнеев американскому боксёру.

Скоро этот улыбчивый стройный полутяж станет боксёром номер один в Мире, потяжелеет, заматереет, вступит в какую-то исламскую организацию и поменяет имя на Мухаммед Али. Придёт время и весь мир с этой самой «мирной» религией ещё хлебнёт лиха. Кому-то из сильных мира сего будет очень выгодно вкладывать в ислам огромные деньжищи.

В Олимпийской деревне между тем царила атмосфера самого настоящего карнавала. Туда и сюда сновали спортсмены в чалмах, в сомбреро, африканские атлеты расхаживали в одних цветастых накидках, благо температура в Риме под тридцать пять градусов тепла в тени позволяла подобный национальный колорит. Очень часто попадались и японские группы туристов, обвешанные фотоаппаратами. Они как прилежные студенты все фотографировали и записывали, готовились через четыре года принять в Токио таки же международные игры.

— На казахов наших похожи, — высказался Корней, с которым мы заселились в одну комнату на третьем этаже.

— Аха, — поддакнул я, — только чисто выбритые и все в деловых костюмах.

Наши же советские парни и девчонки больше предпочитали до открытия передвигаться по деревне в синих спортивных олимпийках с большими буквами «СССР» на груди. Парадный костюм из красных джипсов клёщ и такой же по цвету джипсовой курточки мы, не сговариваясь, приберегли до 25 августа.

И вот назначенный день пришёл. Первая «уронила челюсть» от нашего прикида американская делегация, когда мы столкнулись с ней на Олимпийском бульваре. Именно туда подгоняли автобусы, чтобы постепенно перевезти всех спортсменов к Олимпийскому стадиону.

— Ват ис ит? — слышалось от одетых в стандартные белые брюки и темно-синие пиджаки американцев.

Я не слышал, что отвечали другие спортсмены, но Гурам активно жестикулируя, объяснял.

— У нас в Тбилиси всэ так одеваются, — посмеивался он, — и мама моя, и папа мой.

— Дэди из гуд, — похохатывая, давал американцам вольный перевод на английский Юрий Власов.

— Что ты им сказал? — переспрашивал Минашвили у нашего сильнейшего штангиста.

— Сказал, что папа у тебя очень заботливый, — гоготал Власов.

Девчонки из гимнастической команды, для которых тоже пошили джипсы клёш и приталенные джипсовые жакеты, подбежали ко мне и стали крутиться в разные стороны.

— Богданчик, — громче всех смеялась Лариса Латынина, — это нам тебя благодарить за такие наряды?

— Можете благодарственное письмо направить Никите Сергеевичу, — смеялся и я.

— Ну как тебе? — крутанулась вокруг своей оси одесситка Маргарита Николаева.

— Попка, во! — я показал большой палец.

— Фу, пошляк! — крикнула, похохатывая Латынина и все гимнастки побежали дальше, за более компетентным мнением.

В принципе до стадиона «Олимпико ди Рома» можно было пешком спокойно дойти за пятнадцать минут. А на автобусах объезжая все пробки по кривым улочкам дорога заняла почти полчаса. И хоть впереди нашей колонны ехал полицейский на мотоцикле, никого на дороге этот факт не беспокоил.

В подтрибунном помещении нам пришлось ждать чуть ли не дольше всех. Боря Никоноров из автобуса вытащил акустическую гитару и приволок её мне.

— Сыграй нашу, — улыбнулся боксёр легковес.

— Какую из двадцати? — удивился я, так как за пять вечеров успел перепеть весь репертуар «Синих гитар», плюс три песни Высоцкого, плюс как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Так уж получилось, что с боксёрами мы не только поселились в соседних номерах, но и выступать нам выпало в одном и том же зале в «Палаццетто делло Спорт». Лично мне он напоминал большую черепаху, а девчонки из сборной по гимнастике настаивали, что это огромный зонтик, из которого торчат спицы. Поэтому после сытных ужинов большинство сборников баскетболистов и боксёров кучковалось вместе. Мы вольготно рассаживались на зелёном газоне Олимпийского бульвара, именно на нём располагалось большинство столовых и ресторанов, под которые были отведены все нулевые этажи в зданиях. Так же часто к нам присоединялись и гимнастки сборной СССР. И на второй день как-то Боря Никоноров притащил гитару.

— У местных обменял на футболку и значки, — смеялся боксёр, — играй Богданыч, — сунул он инструмент мне.

— А что будешь с гитарой делать после игр? — спросил предпринимателя Корней.

— Потом, — задумался Боря на мгновение, — потом мы все на ней распишемся и продадим обратно итальянцам.

Так вечерами на час другой мы ежедневно начали устраивать небольшие концерты прямо посреди Олимпийской деревни. На звуки гитары и русские песни к нам иногда подсаживались коллеги из Югославии, Болгарии и Чехословакии, которые неплохо понимали русскую речь. Кстати, пару раз заглядывали ребята из объединённой команды Германии, из восточной её части, из ГДР. В последний перед открытием Олимпиады вечер Латынина привела на огонёк гимнасток из сборной США.

— Специально для гостей из солнечных и соединённых штатов Америки! — провёл я по струнам.

— Юэ май хат, юэ май соул, — запел я первый хит группы «Modern Talking», под который я отплясывал на школьных дискотеках в той своей жизни, — Ай кип ит шайнин евриуээр ай гоу,

Юэ май хат, юэ май соул Айл би хоулдин ю фэревэ, Стей уиз ю тэгезэ. Юэ май хат…

— Знай наших! — крикнул мне в ухо Корней, когда все дружно хлопали под весёлый и мелодичный припев немецкой евродиско-группы.

Пока я наигрывал куплет, слова которого я не знал, поэтому заменял их на простое на-на. К нам присоединились высоченные чернокожие ребята и стали пританцовывать. Затем припев горланили уже всей толпой. Вдруг на танец Борю Никонорова пригласила миниатюрная американская гимнастка светловолосенькая вся в веснушках девушка.

— Ты мой хлеб, моя соль, моя ты радость и моя ты боль! — орал я уже песню на русский манер.

Поэтому перед выходом на Римский Олимпийский стадион я и спрашивал, какую из наших песен исполнить?

— Давай героев спорта, — к нам подошёл человек гора, Юрий Власов с флагом СССР.

— Будет небесам жарко! — ударил я по струнам, — Сложат о героях песни…

И тут нашей делегации подали сигнал, что наша колонна должна выдвигаться.

— А давайте пройдём с песней! — предложила Латынина.

— Пусть все слышат наш Советский союз! — поддержал гимнастку Власов.

Так мы и вывалились на беговую дорожку Олимпийского стадиона. Юра Власов на вытянутой одной руке нёс красное полотнище, за ним неофициальные руководители Советской делегации во главе с Николаем Романовым, председателем комитета по физической культуре. После чиновников шли наши самые красивые девушки в мире, ну а дальше мы, мужики.

— Мы верим твёрдо в героев спорта! — дружно пела вся наша делегация, — Нам победа, как воздух нужна. Мы хотим всем рекордам Наши звонкие дать имена!

Да, смотреть церемонию открытия Олимпиады по телику и участвовать в ней две большие разницы. В одном случае видно всё, в другом ничего. Хорошо Круминьшу, его куда не поставь, для него всё как на ладони. Саше Петрову с его двумя метрами восьми сантиметрами тоже нормально должно быть. А я вижу только флаги на флагштоках. Ещё слышу какой-то бубнёж с импровизированной кафедры, которую установили на поле. Лекцию что ли кому-то вдруг решилось прочитать?

— Богданыч? — ко мне пробрался Боя Никоноров, — как тебе Дорис?

— Американка? — пожал я плечами, — жениться, что ли на ней собрался?

— Почему бы и нет, — обиделся боксёр, — у неё папа — миллионер.

— В КГБ тебе такого папу миллионера покажут, мало не покажется, — я потрогал свою челюсть, — и вообще Боря ни о том думаешь. Золото Олимпиады возьмёшь, тогда и с Дорис можно будет что-нибудь придумать.

Наконец хор начал исполнять олимпийский гимн, и кто-то стал поднимать олимпийский флаг. Боря махнул на меня рукой и стал протискиваться к другому краю колонны. Вдруг раздались три артиллерийских залпа. Откуда-то со стороны трибун вылетело большое число перепуганных голубей и зазвонили колокола во множественных церквях Рима. Шоу на три с минусом, подумал я, когда в сторону чаши для олимпийского огня побежал парень в белой футболке. Я уже было подумал, что с этого солнцепёка нам уже можно разбежаться по своим номерам, но я горько ошибся, дискобол Адольф Консолини решил дать клятву по-рыцарски состязаться во славу спорта. Вот чего я больше всего не люблю так это официально узаконенного лицемерия. Ведь как только раздастся судейский свисток, каждый будет думать, как обхитрить своего оппонента.