Туманная река 3

Глава 34

Даже сейчас в подземелье я невольно улыбнулся, вспоминая, как безжалостно Хрущев расправился с новеньким чайным сервизом. Внезапно амулет от Тьмы заметно нагрелся. Но я решил пока об этом не говорить компаньонам, и мы продолжили мерить шагами московские подземелья.

— Стоп! — наконец выдавил я из себя, — вот сейчас амулет снова стал остывать. Может быть, мы пропустили скрытый какой-нибудь поворот?

— Да хрен его здесь разглядишь, — пробубнил Корней, который сам уже стал себя ругать за то, что влез в это безнадёжное дело.

— Давайте топать обратно, — пожал плечами участковый Григорий Степанович Щелков.

Мы развернулись и с утроенной энергией принявшись шарить фонариками по всем углам, пошагали уже пройденным путём. В этот раз амулет был стабильно тёплым и никак не реагировал на изменения подземного убранства. Вокруг была всё та же кирпичная стена, и валяющийся по углам деревянный и тряпичный хлам.

— А может маньяк был за этой стеной, — я посветил фонариком в бок, — мы шли по эту сторону, а он крался по ту.

Степаныч вновь достал схему подземелий.

— Вот здесь, поворот, — он ткнул грязным пальцем в план, — нужно разделиться и погнать поганца, как на охоте в западню.

— Давай Богданыч, ты как самый быстрый из нас жди маньяка здесь, — Корнеев показал место для засады на карте, — а мы со свояком ломанёмся в обход и погоним мерзавца сюда.

— Голыми руками мне его брать что ли? — удивился я и выразительно посмотрел на служебный пистолет участкового.

Степаныч закряхтел, передвинув кобуру за спину, потом бросил взгляд по сторонам и подобрал для меня оружие ближнего боя, которым оказалась ржавая железная палка.

— Ты главное его не убей, — пробубнил милиционер Щелков, — нам ещё женщин бы найти, и желательно живыми.

Не знаю, что про меня наплёл своему свояку участковому баскетболист Юра Корнеев, но мои способности он заметно приукрасил. И что мне теперь сказать, что мне офигенно ссыкотно, что я боюсь и крыс и темноты? С другой стороны, я здесь самый резкий, чуть что убегу.

— Окей, поступим по-вашему, — промямлил я, — чего резину тянуть. Сейчас маньяка скрутим и по домам.

Последние мои слова и Корней, и Степаныч уже не слышали, так как поспешили претворить свой план в действие. И остался я один среди пугающей подземной пустоты, в которой где-то периодически что-то брякало, ухало, и вообще казалось, что за нами кто-то постоянно следит. Когда шаги моих компаньонов стихли, я поплёлся в противоположном направлении, каждые десять секунд бросая тревожные взгляды за спину, и не добрым словом поминая вчерашний фуршет.

— Пойдём, освежимся, — шепнул мне Корнеев, когда Лидия Русланова запела про валенки.

— Нельзя валенки носить, Hе в чем к милому ходит! — загорланила под аккордеон неприятным голосом старушка одетая в национальный костюм.

Мы с Корнеем вышли на крыльцо под колонны Большого театра, и отошли от другой компании курящих Олимпийских чемпионов метров на семь.

— У меня свояк есть, — Юра чиркнул зажигалкой и закурил, — работает участковым в Бауманском районе, здесь не далеко.

— У меня с законом пока все в порядке, — хохотнул я.

— Что за привычка хихоньки свои вставлять! — Корней смял свою сигаретку и бросил её в урну, — за неделю пропали две женщины.

Я хотел сказать, а я-то тут причём, но воздержался.

— А буквально вчера какой-то придурок совершил нападение ещё на одну жертву, — Юра посмотрел в сторону безмятежно шумящей улицы, — в газетах, понятное дело, про такое не пишут, зачем народ волновать. Женщине удалось отбиться, и убежать. Говорит, что нападавший был в противогазе и вылез он из коллектора. А я, когда из Рима приехали, под водочку свояку про тебя всё и растрепал, про то, как ты девочку помог найти.

— Надеюсь, про Борю Никонорова ты не додумался ему рассказать? — я смачно выругался про себя.

— Боря это другое, — виновато пробормотал Корней.

Юра, Юра, бубнил я зло себе под нос, пока ковылял по улицам непонятно кем отстроенного подземного города. Это же сколько труда вбухано в подземелье. Ровненькая кирпичная кладка, аккуратные своды высокого арочного потолка. Внезапно фонарик замерцал, и я похлопал его по корпусу, может контакт отошёл, как-никак китайцы делали. И вдруг мерцающий луч света выхватил голый белый торс и плоскую человекоподобную морду.

— Сука! — выкрикнул я и отмахнулся железякой, и тут же сделал несколько шагов назад так, чтобы спиной прижаться к стене, — убью, бл…ть! Не подходи, порву, сволочь!

— А-у-у-а! — выкрикнуло чудовище.

С боков замелькало ещё несколько полуголых человекоподобных существ.

— У меня мясо отравленное! — заорал я, — размахивая палкой из стороны в сторону, — подавитесь твари уродливые!

Как назло фонарик продолжал мерцать, но я заметил, что краем палки успел зацепить кого-то, и по коридорам подземного лабиринта прокатился человеческий визг.

— А-а-у-у-у! — завыли остальные.

Я разглядел пять или шесть похожих на людей животных, все они были скрючены и перемещались прыжками, как лягушки, и небольшими перебежками на согнутых ногах. Наверное, часто приходится ползать на четвереньках, подумал я, и снова замахал уже окровавленной палкой.

— Хрен вы получите, а не Володю Шарапова! — я ринулся в резкую контратаку.

Зацепив ещё двоих, вновь откатился к стене, и зло заулыбался. Слава Богам фонарик заработал, как надо. Однако подземные дикари не спешили разбегаться, они как стая волков стали расхаживать взад и вперёд, предполагая взять меня измором. Но тут из темноты вышел, шагая, как вполне нормальный человек, косматый, бородатый и одетый в рванину старик.

— Эо ао эя, — прокаркал он противным голосом мне.

Это наша земля, понял я благодаря моему дару понимать всех, кто способен членораздельно выражаться, или почти членораздельно.

— Мне по херу, — я сплюнул презрительно на пол, — мы ищем маньяка, который похищает женщин. И если вы сейчас не разбежитесь по норам, то каждый из вас получит порцию успокоительного свинца.

Вдруг какой-то уродец схватил с пола камень и метнул мне в голову, надо признать он был более меток, чем Никита Сергеевич, но и я не подкачала. Я резко пригнулся, и когда каменная крошка посыпалась мне на волосы, я вновь ринулся в атаку, размахивая ржавой железякой. Того, кто бросил камень я зацепил по плечу, и ещё одного, который решил вцепиться мне в ногу я треснул по спине.

— Что съели, уроды! — я вновь откатился к стенке.

Ещё пара мерзких порождений подземного города завыли, зализывая раны.

— О аиэ о уаэ, — прокаркал самый крупный самец из всех полуголых уродцев.

Он спрашивает о чужаке, перевёл я для себя речь самца, которую тот обратил к косматому старику.

— Оаэ еу ооо уаа и у уои, — ответил ему мужик.

Покажем ему логово чужака, и пусть уходит, снова понял я.

— Давно бы так, а то лезете с голой пяткой на шашку, — я зло заулыбался и потряс окровавленной железякой.

— О а оиае, — удивился самец.

Он нас понимает, сказал, по всей видимости, молодой вожак стаи старому. Внезапно дикари завыли, как волки и бросились в разные стороны, растворяясь во тьме. Рядом осталась мелкая особь человекообразного животного. Либо ребенок, либо подросток решил я.

— Веди, Сусанин, — я облегчённо выдохнул.

Это я только внешне выглядел невозмутимым, а на самом деле, руки так и тряслись от страха и омерзения. Полуголый подросток поскакал на четырёх конечностях, поглядывая на меня, как собака, которая ведёт куда-то хозяина. Я побежал следом, опасаясь отстать и потерять из виду дикаря, ведь фонарик вновь начал барахлить и неприятно мерцать во мраке. Самое удивительное этот уродец привёл меня на то же самое место, из которого мы разошлись с компаньонами минут пятнадцать назад. Он отодвинул тяжелый деревянный ящик и моему взору открылся лаз в полу.

— У-у-у, — пропищал дикарь.

— Здесь? Ну, тогда держи, — я вынул из кармана не доеденный бутерброд с сыром, и протянул его, — заслужил.

Получеловек осторожно подкрался и быстро выхватил из моих рук еду, потом на его плоском лице рот исказился невероятно страшной беззубой улыбкой. И в следующее мгновение дикарь скрылся во тьме подземного лабиринта. Мне осталось только дождаться участкового Степаныча с Корнеем, чтоб высказать им «пару ласковых». Я автоматически потрогал амулет, он был стабильно тёплым, но не более. Из-за пережитого стресса мысли сами унесли меня во вчерашнее посещение презентации книги «Звездные войны. Скрытая угроза».

Когда я прямиком из Большого театра появился в квартире главной сексуально раскрепощенной редакторши «Пионерской правды» веселье уже было в самом разгаре. На кухне Гена Шпаликов с Андроном Кончаловским о чём-то громко спорили под коньячок. В большой комнате Толик Маэстро, который пришёл, как и моя Наташа вовремя, пел под гитару хит Юрия Антонова «Двадцать лет спустя».

— Этот день нам вспомнится не раз, Я его так ждал, Как мне хорошо с тобой сейчас, Жаль, что вечер мал…

С нескрываемым интересом моего друга слушали и Белла Ахмадулина, и Юрий Визбор, и Андрей Тарковский, и Наталья Рязанцева, первая жена Геннадия Шпаликова. Удивительное дело эта красивая девушка была очень похожа на вторую жену поэта и сценариста Инну Гулая. Я скромно присел на стул в угол комнаты. Виновника торжества, Витюшу Прохоркина, я здесь не наблюдал. Зато Татьяна Владимировна была в длинном темно-синем облегающем платье и «поедала глазами» Толика. Предупредить бы товарища успеть, подумал я. В комнате были ещё какие-то не знакомые мне парни и девушки возрастом двадцать плюс.

— Хочу, чтоб годам вопреки, Так же были мы близки…

В поисках Наташи я встал и заглянул в соседнюю комнату, а там Витюша размазывал на кулак сопли. А моя ненаглядная пытаясь его успокоить, гладила по голове.

— Виктор разве можно перед такой красавицей распускать нюни? — я присел рядом на банкетку.

— Евтушенко, сказал, что моя книга полное говно, — швыркая носом, пожаловался писатель.

— Ну и дал бы ему в морду, делов-то на копейку, — усмехнулся я.

— В отличие от некоторых, — фыркнула Наташа, — Виктор человек интеллигентный и не может бить каждого встречного поперечного по лицу.

— Ничего, ничего, — я похлопал Витюшу по плечу, — учиться никогда не поздно, как сказал какой-то древнеримский мудрец.

После песен под гитару хозяйка квартиры поставила в радиолу нашу пластинку, ту самую, которую мы записали несколько месяцев назад. Стол с выпивкой и закусками отодвинули к самому окну, и народ бросился отжигать под «Синих гитар». Я же переместился на кухню, разговоры о будущем Советского кинематографа меня занимали куда больше, чем танцы.

— А я говорю снимать надо так, как Трюффо! — горячился Шпаликов.

— Да какая разница! — перекрикивал его Кончаловский, — главное в кино вернуть жизнь, снимать без декораций и приклеенных усов, прямо на улице, живой движущейся камерой.

— А как вам такой сюжет, — вмешался в разговор я, — льёт дождь, по асфальту идёт босиком девушка, а вокруг неё кружит велосипедист, который держит зонтик?

— Здорово, — согласился Геннадий Шпаликов, почесав задумчиво свой затылок.

Ещё бы не здорово, усмехнулся я, сам же этот сценарий напишешь для Георгия Данелия через пару лет.

— У кого учишься? Режиссёр, сценарист? — в кухню зашёл Андрей Тарковский, худой черноволосый паренёк.

— Не решил куда поступать, — соврал я, — а как вам такая идея, коммерческого массового кино, блокбастера. Огромная акула людоед атакует беззащитных туристов на пляже южного капиталистического городка. И в бой против чудовища вступает местный опытный рыбак, полицейский шериф и наш советский ихтиолог, приехавший сюда случайно на конференцию. Фильм держит в максимальном напряжении все два часа экранного времени. Очереди в кинотеатры из простой не изысканной публики вырастают в километры. А на афише крупными буквами название «Челюсти».

— Кино для масс, — презрительно цыкнул Тарковский, — ерунда. Кино должно воспитывать нового думающего человека.

— Давайте за это выпьем, — обрадовался хорошему поводу Шпаликов.

— Ну почему Андрей? — вступился за меня Андрон Кончаловский, поправляя на носу очки, — в этом тоже что-то есть, кино для больших масс не может быть сверхинтеллектуальным.

— Тем боле если деньги от блокбастера посыплются в государственную копилку звонкой монетой, — я похлопал Тарковского по плечу, — это совсем не ерунда.

В подземелье вдруг что-то громко зазвенело и зашуршало впереди. В левую руку я взял фонарь, а правой приготовился лупить всех монстров, которые готовы были выскочить из-за поворота.

— Бля…ь! — заорал, падая на кирпичный пол Корнеев, — понаставили здесь ящиков, суки!

— Ну чё как? — поинтересовался моими успехами участковый Петрович, пока Юра матерясь отряхивал брюки.

— Вот его логово, — я кивнул головой на дыру в полу и посветил туда фонариком.

Мы с компаньонами переглянулись, и без слов было понятно, что лезть первым в лаз никто не желал. Но так как ловить преступников — это дело, прежде всего милиции, а не баскетболистов сборной СССР, Щелков тяжело вздохнул и пошёл в логово маньяка первым. Я протиснулся следом, а замыкающим двинулся Корней. Нора, которую вырыл либо сам преступник, либо кто-то до него была метра полтора в диаметре. И Юре пришлось ползти на коленях, а я и Петрович шли по ней гуськом. Когда из ямы вылез я, амулет заметно потеплел. Петрович же непрерывно светил в одну точку, это была ещё одна дыра, но уже в стене. Если маньяк там, а амулет мне подсказывал, что это так, он сто процентов знал, что здесь пришли по его дьявольскую душу.

Участковый показал нам с Корнеем знаком, чтобы мы встали по краям с разных сторон от пролома в стене. Если бы у маньяка был бы огнестрел, он давно бы уже пустил его в ход, подумал я, и пока Петрович не знал, как начать штурм, я выкрикнул.

— Гражданин маньяк ваше положение безнадёжно! Выходить приказываю с высоко поднятыми руками, тогда мы гарантируем сохранить вам жизнь! Иначе открываем огонь на поражение, на раздумье одна минута!

Из-за стены раздались жалкие женские стоны. К сожалению нельзя было разглядеть, что там внутри происходит, так как с той стороны пролом был завешен плотной тряпкой.

— Ты чё охренел? — зашептал мне милиционер.

— Пока нет, но сейчас точно охренею, — процедил я и сделал два шага назад.

Выдох, вдох и я резко рванув прямо на дыру в стене, прыгнул вперед головой. Я влетел ласточкой в комнату и сделал кувырок, как на тренировке в спортзале. В помещении высоко на стеллаже горела тусклая свеча, но и этого света хватило, чтобы рассмотреть в углу большую клетку, в которой сидели чумазые в изодранной одежде женщины. Рты и руки у обеих невольниц были завязаны грязными тряпками. Самого же маньяка нигде не было. Через пару секунд в комнату ворвались и Петрович с Корнеем.

— Сбежал падла, — пророкотал участковый.

И тут из-за грязного топчана с тряпьём выскочила фигура в шинели и противогазе. В руке безумец сжимал молоток, которым он первым делом зарядил в голову игроку баскетбольной сборной СССР. Но Юра вовремя успел отклонить корпус, однако боёк молотка знатно чиркнул его по лбу. Корнеев грохнулся на пол и, воспользовавшись нашей заминкой, маньяк тут же юркнул в дыру. Я перепрыгнул через тело поверженного товарища и припустил следом. Преступник, как ящерица нырнул в лаз. Я, не раздумывая, тоже прыгнул ногами вниз, и гуськом пошагал по узкому проходу. Когда же моя голова появилась над поверхностью пола, меня ждал «веселый» сюрприз, молоток, летящий прямо в глаз. Я интуитивно тут же нырнул обратно, и хоть древнейший ручной инструмент и пролетел мимо, отскочив от стены, он все же шмякнул меня по макушке. Но нащупывать шишку под взлохмаченными волосами было абсолютно некогда. Я высоко выпрыгнул из лаза вверх и заметил, как маньяк улепётывает за поворот. Упустил, билась предательская мысль в голове, когда я летел, перепрыгивая завалы из досок и тряпья. Неужели упустил суку, материл я сам себя. И тут на очередном крутом повороте я еле затормозил и вдруг запнулся за что-то и полетел руками вперёд. Фонарь откатился в сторону. На счастье падение моё оказалось мягким, ведь я приземлился прямо на спину беглеца. Всю злость я вложил в боковые удары, которые несчастный маньяк стал получать из-за своей спины. Секунд двадцать я молотил мерзавца, как грушу, пока тот не перестал мычать и шевелиться. Я с трудом встал, отдышался и поднял китайский фонарик, и вдруг заметил, что впереди в проходе мелькнул голый торс дикаря, который и показал мне логово преступника.

— Эй, парень! — крикнул я, — спасибо!

Я стащил с башки маньяка противогаз, под которым оказалась самая заурядная внешность короткостриженного зэка. А через две минуты за спиной замелькали лучи фонарей моих товарищей.

— Я же просил не убей, — расстроился участковый Щелков.

— Да живой он, просто в отключке, — пробурчал я, нащупывая большую шишку на макушке, — и что я теперь дома Наташке совру? — я тяжело вздохнул, — Кстати, Петрович, а у тебя еда ещё осталась?

— Проголодался? — удивился милиционер, — вот только кусок сахара завалялся.

— Какой на ху… сахар, сейчас идём в ресторан, если ты, Петрович, после всего этого не проставишься, прокляну, — улыбнулся Корнеев, прижимая ко лбу кусок марли.

— Да без базара, — хохотнул участковый, — сейчас только этого определим в отделение, а женщин в больницу.

Подумать только, дикарь, который вырос в этих жутких катакомбах, оказался более человечным, чем человек, выросший среди людей, на воле, горько усмехнулся я. Потом взял у Петровича кубик сахара и аккуратно на бумажке положил его поближе к стене.