Туманная река 3

Глава 27

В перерыве по трибунам римского дворца спорта продавцы, с подвешенными на плечи ящиками, понесли пиво, закуски и прохладительные напитки. Том Мешери тоже взял себе бутылочку. Всё, второй тайм, если ничего не произойдет превратиться лишь в простую формальность, подумал он. Эта двадцатка русских, как демон на площадке, возможно, он стоит и двух миллионов долларов. Что я теперь скажу в штатах? Мистер Крутов — фанатик и псих предлагает провести матчевую встречу звёзды НБА и сборная СССР? Да меня на смех поднимут. С другой стороны это же гарантированные аншлаги на трибунах, реклама, продажа сувениров. Скажу им всё как есть, дальше пусть сами решают.

Не доходя до раздевалки, Юра Корнеев завернул в то кафельное помещение, в котором в недалёком будущем клипмейкеры будут «стряпать» свои видеошедевры. Но сейчас «непродвинутые» спортсмены об этом не догадываясь, использовали его по своему прямому назначению. Юра пристроился к одному из писсуаров, и только-только намеревался расслабиться, как рядом, по соседству, встал центровой Александр Петров.

— Корней, мы же с тобой всю дорогу в «Динамо» друганы, — начал под журчание желтого ручейка Петров, — прости, что я тогда с тобой не вышел, не заступился за Богданыча. Побоялся. До сих пор от этого противно.

— Я сам боялся, — признался Корней, — да и простил я тебя давно. Мир, Петя?

— Мир, — согласился Петров.

— О! Какие заботливые организаторы, — обрадовался, войдя в раздевалку Гурам Минашвили, — два ящика холодненькой минэральной воды! Пуст приезжают в Тбилиси, я им накрою такой стол!

— Много не пейте мальчики, — попросил игроков Суренович, сам откупорив себе бутылочку живительной влаги.

Я взял тоже водички из ящика и упал в самый дальний угол, чтоб немного остыть и собраться с мыслями на решающий период. И тут я вдруг случайно сдавил пластиковую бутылку в руке, и из пробки брызнула тоненькая струя, как из брызгалки. Перед глазами в момент всплыла неприятная история из 1995 года, матч ЦСКА — «Олимпиакос» в Афинах.

— Всем стоять! — заорал я, как не нормальный, — воду не пить!

— Ты что дорогой? — удивился Гурам, — пэрэгрелся?

— Вода отравлена! — я показал, как из пробки вылетает маленькая струйка, — кто-то шприцом в воду что-то добавил.

— Да не может быть, — Валдис Муйжниекс понюхал горлышко своей бутылки, — все выпили, всё нормально.

Первый грохнулся на пол спортивный врач Олег Маркович Белаковский.

— Все суйте два пальца в рот! — заверещал я.

Однако игроки один за другим стали терять сознание. Лишь богатырь Янис Круминьш, встав на четвереньки, пытался выдавить из себя яд. Вдруг в раздевалку зашли, где-то на счастье застрявшие, Петров и Корнеев.

— Стоять здесь! Воду не пить, она отравлена! Я за врачом, помогите пока ребятам! — выдал я скороговоркой и помчался в игровой зал.

Слава Богу в зале дежурила бригада итальянской скорой помощи. Лишь увидев, мои дикие глаза они сообразили, что случилось несчастье. И пока врач осматривал игроков сборной, его помощница убежала вызванивать дополнительные наряды эскулапов. Через пятнадцать минут в помещении остались ты, да я, да мы с тобой. А именно два московских динамовца Корнеев, Петров и я, человек без клуба.

В раздевалку зашёл взволнованный швейцарский арбитр Вебер с переводчиком.

— Ребята, я очень сожалею, но если вы сейчас не выйдите на поле вам засчитают техническое поражение, — сказал Вебер, это я понял и без переводчика, благодаря не понятно, откуда проснувшейся интуиции на языки.

После того как переводчик перевёл сказанное всем. Я еле сдержал Корнея, чтобы тот не порвал швейцарца на куски.

— Нас же специально отравили, — постарался я взять себя в руки.

— Охрана говорит, что воду принесли парни с большими буквами СССР на груди, — Вебер опасливо покосился на взрывного Корнеева.

— Это же бля… подстава! Разве этого бля… не понятно? Суки ё…! — Юра высказал еще много чего интересного, что переводчик передать судье был просто не в состоянии.

— Ваше право парни, — пожал плечами швейцарец, — сейчас получите техническое поражение, золотые медали повесят американцам. Дальше можете подавать в суд.

— Не переводи это, — бросил я толмачу, — всё ясно! Петя, Корней, — обратился я к своим друзьям, — у нас с вами два выхода выйти сейчас и доиграть втроём. Вырвать золото. Либо наши чиновники будут доказывать долгие месяцы через суд, что мы не верблюды.

— Х… они что докажут! — Корнеев плюхнулся на лавку.

— Мы же ведём четырнадцать очков, 32:18, неужели мы двадцать минут не выстоим? — поднял кулаки Петров.

— У вас есть ещё минута, — сказал швейцарский арбитр Вебер и они с переводчиком покинули раздевалку.

— Внимание, внимание, мы продолжаем прямой радиорепортаж с семнадцатых Олимпийских игр, — до Николая Озерова долетели некие неприятные слухи, но он не придал им большого значения, — сейчас состоится второй тайм финального баскетбольного матча. Между сборными СССР и США. Итак, на паркете уже появились игроки в синей форме. Что-то задерживаются в раздевалке наши спортсмены. Хотя нет, постойте, на площадку вышел центровой Петров, форвард Корнеев и разыгрывающий защитник Богдан Крутов. Где же остальная команда? Вот уже швейцарский рефери Вебер готов дать свисток к началу игры. Что же случилось, товарищи, в перерыве матча?

Тут Озерову передали записку от судейского столика. Когда он прочитал её содержимое, Николаю показалось что земля сейчас уйдет из-под ног, и сильно закололо в сердце.

— Сейчас срочно только что сообщили, что вся сборная страны и тренерский штаб доставлены в местную клинику с подозрением на отравление, — Озеров сжал от злости кулаки, — а между тем Вебер подбросил стартовый баскетбольный мяч. Нет! Такой баскетбол нам не нужен!

Саша Петров здорово выпрыгнул и вновь выиграл стартовый спорный, откинув мяч в мою сторону. Я завладел баскетбольным снарядом и вместо того чтобы полететь в атаку обыгрывая всех кто окажется на пути повёл мяч в противоположную сторону, к своему кольцу. Правило зоны пока не придумали, время на атакующие действия не ограничены. Поиграем в поймай меня, если сможешь. Я накрутил Уэста, который сделал попытку номер раз, затем перевёл мяч за спиной и ушёл от Оди, и когда ко мне приблизился Робертсон, я отпасовал на Петрова, который убежал на половину поля американцев. А Саша, недолго думая, бросил мяч уже на нашу половину, где им завладел Корней. Я рванулся на открытое место, и Юра скинул мяч мне. Еще один слаломный дриблинг под кольцо сборной США и вот уже тридцать секунд, как корова языком слезала. И под конец этой беготни игроки в синей форме так запутались, что забыли Петрова под собственным кольцом. А зря 34:18.

— Вроде пока нормуль, — выдохнул Корней, когда мы поставили зону в защите.

Я просто кивнул, зачем друга расстраивать, и рассказывать, что через пять минут на такой жаре мы еле-еле ползать начнём по паркету. Вот тогда нас и возьмут тёпленькими, никакие плюс шестнадцать форы не помогут. Пит Ньюэлл наставник американцев это быстро просёк.

— Мальчики атакуем в быстром нападении, не давайте русским дышать, темп, темп, кто устал, заменитесь! — орал он с бровки.

В первой же атаке Уэст на десятой секунде владения сделал счет 34:20. Корней выскочил за лицевую, чтобы разыграть мяч, а студенты из соединённых штатов плотнее плотного зажали нас в нашей зоне.

— Петя вышли вместе на центр площадки! — скомандовал я, перекрикивая свит трибун, — и как только за нами потянулись американцы, я резко ускорился, вернулся назад под свой щит и получил мяч от Юры. И опять я сделал пару кругов по прекрасному римскому паркету, обыгрался с партнёрами и ещё сделал кружок. Когда стрелка отсчитала тридцать секунд, я отбросил мяч Корнею, Корней Пете, а Петя положил два очка из-под щита, 36:20.

— У эС эС эР! У эС эС эР! — стали разом скандировать трибуны, когда поняли, что трое сумасшедших русских просто издеваются над непобедимыми американцами. Гоняют мяч каждую атаку по тридцать сорок секунд.

— У эС эС эР! — заорал и Том Мешери, поддавшись общему настрою.

А я ведь тоже русский, какого чёрта, я ведь Томислав Мещеряков!

— Давай мужики! — заревел сын белоэмигрантов, — держись!

— Как отчаянно бьются наши ребята, — у Николая Озерова подкатил комок к горлу, — к сожалению, разница в счете неумолимо тает! Ещё играть почти полтайма, а на табло всего лишь 40:32 в нашу пользу. Только бы хватило сил.

— Богданушка потерпи! — орала прямо в радиоприёмник громче всех в комнате Наташа, — десять минут осталось, потерпи миленький!

— Терпите мужики! — ревел Прохор, — на фронте и не такое терпели!

— Держитесь парни! — хрипел Высоцкий вместе с Вадькой и Толиком.

— Всё в жопу! — крикнул я, когда мы забросили сороковое очко, — тайм-аут!

— Тайм-аут! — накинулся на главного судью, который в принципе был ни в чём не виноват, Корней.

Мы, как пьяные еле доплелись до своей скамейки запасных и повалились прямо на паркет. У меня в груди сердце ухало, как молот в кузнечном цехе, а по вискам била барабанная дробь.

— Сколько осталось тайм-аутов, — просипел Петров.

— Три, — Корней на удивление держался еще молодцом.

— Вот сейчас отдайте мяч мне, — центровой московского динамо встал, — сейчас буду играть я!

— Ты, Петя, совсем уже ебанько? — Юра посмотрел в мутные глаза своего одноклубника.

— А я сказал, что сейчас буду играть я! — Петров схватил Корнея за грудки и начал, что есть силы трясти его, как в пьяной бессмысленной соре.

— Прекратите бл…ь! — крикнул я.

Оба динамовца уставились на меня. Петя точно поехал, согласился я с Юрой, видя его помутневший взгляд.

— Вот чего я не люблю, так это актёра Сашу Петрова, который изображает из себя спортсмена…, - не смог договорить я, потому, что Петров опять заладил свое, что отдайте мне мяч и всё.

Главный судья Вебер дунул в свисток и пригласил команды продолжить финальное рубилово под названием, трое против всех, или все против троих.

— Сейчас дашь мне, — я шепнул Корнею, — я отпасую Пете, глядишь он и успокоится.

Мы встали в защиту, в треугольник, Корнеев и Петров по краям я чуть выдвинулся к линии штрафных бросков. Игроки же в синей форме беспрепятственно, как на параде, пересекли середину поля и сделали пару передач друг другу. И видя, что никто из нас уже не можем встретить игрока с мячом в поле, и что мы уже просто караулим отскок, разом заулыбались. А Джерри Уэст легко и хладнокровно забросил нам со средней дистанции два очка, 40:34. Американцы тут же встали в прессинг. Корней из-за лицевой линии бросил мне на свободное место, я из последних сил ускорился и завладел мячом. Петров с лицом полного отрешения от действительности понёсся в атаку.

— Давай дорогой, покажи цыганочку с выходом! Держи! — и я дал ему точно в руки мяч на ход.

И наш скромняга, и молчун, как бешеный бык повел баскетбольный снаряд, ударяя его в пол, на противоположную половину поля. То, что произошло дальше, лично я никак не мог от него ожидать. Петров высоко выпрыгнул и вонзил баскетбольное ядро в корзину прямо сверху, затем на пару секунд повис на дужках кольца и грохнулся на пол. Вся конструкция, к которой крепился щит, затряслась, завибрировала, и медленно повалилась вниз. Саша лишь в последний момент откатился в сторону.

— Ба-бах! — стеклянный баскетбольный щит разлетелся на сотни маленьких кусочков.

Охотники за сувенирами толпой ринулись на площадку собирать стекляшки. Гениально подумал я, и лег там же, где и стоял прямо на паркет. Двадцать минут минимум у меня есть, выдохнул я.

— Какой захватывающий баскетбольный спектакль! — не выдержал своих эмоций Озеров, — какой спектакль! Дорогие товарищи, это надо видеть. Центровой сборной СССР и московского «Динамо» вколотил мяч в корзину с такой силой, что баскетбольный щит не выдержал и разлетелся вдребезги! Сейчас организаторы, — уже более спокойным голосом продолжил комментатор, — приведут баскетбольную площадку в порядок, заменят щит, а я пока расскажу как…

— Да! — разом заголосили Санька, Толик, Вадька и девчонки, Наташа и Тоня.

— Съели гады! — заорал в избушке ветеран войны Прохор.

Высоцкий схватился за гитару, и со всей силы ударил по струнам.

— Идёт охота на волков, Идёт охота, — зарычал бард, свой новый шедевр, — На серых хищников

Матёрых и щенков! Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Владимир Семенович выбил финальный аккорд, и первая струна, не выдержав темперамента, лопнула с мерзким звуком — дзинь.

В комнате повисла тишина.

— Как сильно сказано, — пророкотал Прохор.

После того, как закрепили новый щит с кольцом, наступил в игре самый настоящий перелом. Да, эти два очка, которые вколотил Петя, не засчитали, наоборот, нам выписали технический фол за неспортивное поведение и дали пробить игрокам в синих майках два штрафных броска. Но у меня открылось второе дыхание, и я носился как угорелый, дриблинговал, пасовал и забивал. Разница в счёте, конечно, сокращалась, но так медленно, что я видел отчаяние в глазах американских студентов. Зал просто не переставая скандировал: «У эС эС эР»! Лишь мои партнёры уже еле передвигали ноги.

— Мужики! — твердил я им одно и то же, — у нас есть ещё тайм-аут, и осталось всего двадцать секунд. Нужно ещё немного потерпеть!

Парни неопределённо что-то промычали в ответ. Я посмотрел на табло USSR — USA, 49:48. Эти двадцать секунд хрен кто меня поймает.

— Нужно ещё потерпеть, — пробубнил я скорее себе и пошёл на паркет.

Корней из-за лицевой, как и весь второй тайм выбросил мяч на свободное место, где я был быстрее всех и полетел наматывать по площадке круги.

— Товарищи! — не переставая эмоционировать, в микрофон кричал Озеров, — это победа товарищи! Осталось всего десять секунд! Девять! Восемь!

То, что случилось дальше, мой мозг даже не успел зафиксировать, ступня сама собой «улетела» в сторону, и я беспомощно растянулся прямо на животе. Мяч подхватил американец Робертсон и ринулся на наше кольцо. Он сделал два шага и попал под «шлагбаум», который ему выставил Юра Корнеев. Судья Вебер тут же свистнул два штрафных броска. Я пригляделся к паркету и заметил маленькое стёклышко от разбившегося щита, которое прошляпили уборщики и охотники за сувенирами. Я медленно и угрюмо поплёлся смотреть, как уплывает наша выстраданная виктория.

Афроамериканец Оскар сияя своей белозубой улыбкой, положил сначала один мяч, в нашу корзину, а затем и второй, 49:50!

— Тайм-аут! — заорал я.

Американцы же высыпали на паркет и стали радостно отплясывать и поздравлять друг друга с победой. Трибуны непривычно затихли, кроме болельщиков звёздно-полосатых, которые дудели в дудки и орали такое милое сердцу слово — победа!

— Богданыч, — Корней приобнял меня, — по херу на них. Мы сделали всё, что могли.

— Я такую игру никогда не забуду, — прогудел Петров, — классно бились, мужики. Сильно.

— Пока финальная сирена не прозвучала, надежда есть! — крикнул я, — собрались б…ть! Юра выбросишь мяч сразу на кольцо американцев. Саша и я, мы встаём в центральном круге. Я делаю рывок, вылавливаю мяч и кладу его прямо в яблочко. За три секунды иногда решается целая жизнь! Сделаем это, да?!

— Да-а-а!!! — взревели мы разом, но наш крик потонул в море американского веселья.

— Три секунды до конца матча, 49:50, - Николаю Озерову, как никогда захотелось опрокинуть рюмку горькой русской водки, — какое досадное падение. Но ничего не попишешь, есть еще время для одного точного броска в цель. Обязательно нужно верить!

Швейцарский судья Вебер с большим трудом усадил празднующих победу американцев и передал мяч за лицевую линию Юре Корнееву.

— Не дайте двадцатке бросить по кольцу! — с бровки выкрикнул Пит Ньюэлл, — возьмите его как следует втроём!

Меня тут же плотно зажали, Уэст, Оди и Дишингер. Сашу Петрова караулил центровой Лукас. А Робертсон, который забил два решающих штрафных, мешал сделать нацеленную передачу из-за лицевой Корнею. Юра отступил на два шага назад, рванулся и как метатель диска, запулил мяч через всю площадку. За пару мгновений до этого я, словно мышка выскользнул из американской коробочки и понёсся вылавливать длиннющий пас партнёра. Прыжок и вот он я, красивый, и мяч у меня в руках, и лечу я белым лебедем прямёхонько за плоскость стеклянного щита. Ещё мгновение и моя голова воткнется в зрительские кресла, из которых разбегаются люди.

— Простите мужики, — успел прошептать я и выбросил, как невеста свадебный букет, баскетбольный мяч наудачу себе за спину.

Удар по моей настрадавшейся за последнее время голове, и в глазах разом потемнело. И что я увидел, как креветка, лежащая на разломанных стульях, когда зрение прояснилось?

— Бросок! — Озеров вскочил со своего комментаторского кресла, — и сборная Советского Союза забивает мяч! Победа! Товарищи, это победа!

Весь зал, весь «Палаццетто делло Спорт» просто взревел вмиг обезумев! Неужели попал? 51:50, как в финале Олимпиады в Мюнхене в 1972 году, пронеслось в голове. Американские баскетболисты похватались за головы, а кое-кто обессиленно рухнул на паркет. Юра Корнеев, с сумасшедшими глазами пробегая мимо скамейки запасных звёздно-полосатых заорал.

— Ху… вам! — и бросился ко мне.

А это Вадик Евсеев, 2003 год футбольный матч Уэльс — Россия, автоматически оценил хулиганскую выходку мой медленно приходящий в себя мозг.

— Ху… вам! — проорал Саша Петров пробегая тем же маршрутом.

А это уже плагиат, усмехнулся я. Корней и Петя подбежали ко мне и, схватив за ноги, потащили по грязному римскому баскетбольному паркету.

— А-а-а! — орали они.

— А-а-а! — орал и я.

Вдруг меня кто-то приподнял за подмышки и тоже заорал что-то нечленораздельное прямо в ухо. А когда меня принесли в центральный круг, и наконец, поставили на ноги, я увидел, что вместе с нами скачет сын белоэмигрантов из Америки Томислав Мещеряков.

— Россия, я тебя люблю! — закричал он.

На окраине Измайлово, в комнате, где оттрещал на последнем издыхании самопальный радиоприемник рыдала белугой Наташа.

— Мы же победили, ты чего ревешь? — удивился её брат, Толик Маэстро.

— Хочу и реву, — сквозь слёзы бросила она.

— Загадочная женская душа, — ляпнул первое, что пришло в голову Санька Земакович.