Туманная река 3

Глава 15

На самом деле я практически не соврал. Суренович по моей просьбе на выходной день действительно назначил вечернюю тренировку.

— Почему не утром устроить занятие? — удивлялся второй тренер Алексеев.

— Если потренируемся утром, то днём сборники пойдут менять массово доллары на вино, — пояснил я простую логичную вещь, — а вино потом, чтобы оно не испортилось, выпьют.

— Решено, — согласился Спандарян, — значит, объявляем тренировку в восемнадцать ноль-ноль по местному времени.

На занятии, которое мы уже по традиции устроили подальше от своего корпуса и корпуса американцев, на самом берегу Тибра, как это не удивительно все были абсолютно трезвы. Единственное, половину состава постоянно пучило от выпитой халявной пепси-колы. Как малые дети, усмехался мысленно я, эта же пепси — отрава, которая к тому же не утоляет жажду!

Сегодня отрабатывали взаимодействия при плотном прессинге. Ведь секрет успеха в этом игровом компоненте — это единое движение всех игроков на площадке разом. Я даже предложил, чтобы нас впятером обвязали за талию одной веревкой, на расстоянии двух метров друг от друга, и таким вот пятиугольником мы пытались отобрать мяч у наших же товарищей оппонентов.

— Как только один пошёл на перехват, остальные в тот же момент должны занять пустующие позиции! — увлёкшись процессом, покрикивал я.

— Если в одном месте прибыло, то в другом убыло, — засомневался в правильности действий капитан команды латышский стрелок Валдис Муйжниекс.

— Правильно, — согласился я, — если двое наших выдвигаются на одного противника с мячом, то в другом месте против двух соперников останется один наш. Этим одним, который будет караулить передачи, на как бы свободных игроков буду я.

— Зубков, Вольнов, Корнеев, Крутов и Муйжниекс, — устал от наших пререканий Супенович и взял бразды правления в свои руки, — пытаются сыграть в прессинг против Минашвили, Семёнова, Озерса, Круминьша и Валдманиса. Через две минуты Петров заменит Круминьша, а Угрехелидзе Озерса.

— Э-э! Я тоже хочу играть прессинг! — возмутился несправедливостью Гурам.

— Гурам, когда кто-нибудь из нас «наесться», будешь, — ответил я.

В следующие полчаса на площадке шла настоящая драка за мяч. Мы не давали его свободно разыгрывать от кольца, а наши товарищи не давали нам нормально его, мяч, перехватить. И чуть что сразу прилетало по рукам и другим частям тела.

— Хватит! — дунул в свиток главный тренер, — поубивает ещё друг друга. Будем считать, прессинг отработан.

В принципе половину атак наших товарищей-соперников нам удалось погасить прямо в зародыше.

— Все в душ и на ужин! — похлопал в ладоши второй тренер Алексеев.

Вечером, первый выходной день на играх олимпийцы разных стран решили отметить песнями и танцами в международном клубе.

— Ну что вы идёте? — в нашу комнату заглянул разодетый в красный джипсовый костюм Гурам Минашвили.

— Сейчас! — крикнул, примеривая новую рубашку Корней, — Богданыч, ты не передумал, может с нами для поддержки?

— Если вам нужен человек для поддержки, — недовольно буркнул я, — позовите с собой Юру Власова. С ним можно хоть в злачные места Нью-Йоркского Гарлема на экскурсию завалиться.

— Ты как мой дедушка, да! — Гурам забежал внутрь комнаты и силой поднял меня с кровати.

— Ладно, ладно! Только без рук! — я надел на себя свой концертный костюм, а то как-то нелепо все в красных джипсах клёш, пусть хоть отличия будут.

В международном клубе, который представлял собой большой зал, где можно было послушать музыку из музыкальных автоматов, и стояли десятки столиков, народу набралось множество. Если учитывать, что в Олимпийской деревне проживало около шести тысяч человек, то в клубе была точно половина. За одним столиком меня позабавила следующая картина, за ним сидели боксёр Боря Никоноров, американская гимнастка Дорис Фукс и самый сильный человек в мире штангист Юра Власов. Два таких миниатюрных человека и один человек гора. Я подошёл, поздоровался, оказалось Юра, неплохо знал английский и переводил разговор счастливых влюблённых.

— Что сказала Дорис? — спросил Никонор Власова.

— Говорит, что она очень любит кататься на своём «Роллс-Ройсе» по Нью-Йорку, — прогудел штангист, — и спрашивает, а какой автомобиль у тебя?

— Что ответить то? — задумался Боря.

— Скажи, что у Бори есть лошадь, которая хорошо ориентируется на улицах Москвы, — хохотнул я и пошёл к Корнею и Гураму, которые уже стояли ближе к голове очереди за настоящим душистым кофе.

Вообще вся обстановка международного клуба мне напомнила турецкие, греческие, египетские и прочие туристические отели. Разве что никто здесь не хлебал литрами дешёвый разбавленный колой алкоголь, а народ больше пил кофе и пепси-колу. Из музыкального центра неслись аккорды зажигательных песен Элвиса Пресли. Короче говоря, всякое плохо аранжированное старье. Скукота, подумал я и решил незаметно смыться.

Но на улице меня перехватил Боря Никоноров.

— Ты чего ушёл? — крикнул он, догнав меня.

— Сам видишь, это тоска смертная, — я махнул рукой, — никакого сравнения с нашей алуштинской дискотекой.

— Это да, — согласился он не споря, — слушай, я завтра с местным боксером работаю с Франческо Муссо. Может, что посоветуешь?

— Это плохо, — я почесал затылок, — местных тут хорошо судят.

Я вспомнил баскетбольную игру между Италией и Венгрией, где раз пять или шесть судьи принимали странные решения.

— Ну, так что? — Боря несколько раз посмотрел на часы.

Наверное, ещё с Дорис хочет погулять, подумал я. И тут память мне выдала давно стёртый в голове «файл», как один раз в Черногории, в той моей жизни, подрались два итальянца, и один постоянно кричал другому: «бачьями илъкуло»!

— Значит так, — я махнул рукой, была не была, — подходишь на стартовое рукопожатие и шепчешь итальянцу, что он бачьями илъкуло. И вообще во время всего боя ему повторяешь, что он это самое.

— Бачьями илъкуло, — проговорил Боря по слогам, — а что это такое?

— Да хрен его знает, — я пожал плечами, — что-то обидное, в общем. Выведешь его из равновесия и бей так, чтоб до нокаута. По-другому могут победу не засчитать.

— Может ты и прав, — задумался боксёр легковес.

И попрощавшись со мной, счастливый влюблённый полетел обратно к своей Дорис. Ох и наплачешься ты, Никонор, за связь с американкой после игр в СССР, подумал грустно я. Почему обязательно нужно выстраивать железный занавес? Если построить в стране достойную человеческую жизнь без очередей, все в нормальном жилье и без грязи на улицах, без идеологической дури, без уравниловки и без вороватого быдла, дорвавшегося до кормушки, тогда никаких стен посредине Берлина городить не придётся. Неужели наш трудолюбивый и изобретательный народ этого не достоин? Да быть такого не может!