Глава 26

С большим трудом Том Мешери раздобыл билет на решающий матч Олимпийского баскетбольного турнира. Ему пришлось немало побегать по Риму, посетить спекулянтов, большинство из которых толклось около Палаццо Колонна, в самом центре итальянской столицы. Американец переплатил, наверно, раза в четыре выше номинала. Но за такую игру не жалко решил для себя Мешери, протискиваясь на свое место на десятом ряду ближе к углу баскетбольной площадки. Что ж, буду смотреть матч по диагонали, немного взгрустнул Том.

Когда он уселся в кресло, ему вдруг пришла странная мысль, а за кого белеть? Одна часть его сознания хотела победы США, а другая, всплывшая из глубин подсознания, твердила: «Эй, парень, ты же русский, и сегодня будут биться твои кровные родичи, разве ты хочешь их поражения?»

* * *

Перед самой игрой Николай Озеров, которого потряхивало от напряжения, заглянул в раздевалку сборной СССР. Благо, что главный тренер Спандарян счёл уместным появления известного в стране комментатора перед игроками.

— Как настроение? — первым делом поинтересовался он.

— Велика Россия, а отступать некуда — позади Рим, — под хохот баскетболистов, ответил Богдан Крутов.

— Хорошо, что у вас такой боевой настрой, — улыбнулся мэтр комментаторского ремесла, — столько телеграмм пришло из всех уголков Советского Союза в поддержку команды.

— Николай Николаевич, нам бы сейчас с мужиками тет-а-тет пошептаться, — обломал замысел с зачиткой телеграмм, то же самый Крутов, — а телеграммы мы после игры почитаем.

— Ну, хорошо, успехов вам ребята, — пожелал Озеров.

* * *

В субботу 10 сентября, в предпоследний день Олимпиады накачка баскетболистов началась задолго до вечерней игры. Сначала, Шлёпов, учил нас Родину любить. Затем, Николай Романов, руководитель министерства спорта, рассказывал, с какой надеждой на нас смотрит весь советский народ. Потом подключился Суренович, что нам нужна одна победа, мы за ценой не постоим. Намекал на звания и премии. А перед самой игрой зашёл Николай Николаевич Озеров, который решил почитать телеграммы болельщиков нашей необъятной Родины.

— Ты почему так с Озеровом говорил не учтиво? — удивился капитан команды Валдис Муйжниекс, когда комментатор вышел из раздевалки.

— Потому что если бы Николай Николаевич зачитал все телеграммы, мы бы на игру не вышли, — ответил я, — мужики, давайте поступим так, всё что вам сегодня долдонили про премии, ожидания, ответственность, сейчас и здесь разом забыли. От нас сегодня требуется показать лишь то, что мы наиграли на тренировках. Потенциал нашей команды выше, чем у американских студентов. Выходим сейчас, с первой секунды показываем кто в доме хозяин, тогда во втором тайме поиграем в своё удовольствие. Просто повеселим публику.

— Правильно! — встал Корней, — выходим сейчас и херачим от ножа. Чтоб они навсегда запомнили, как с регламентом мухлевать!

— У нас в Тбылыси, за такое по лицу бьют! — высказался Гурам.

— В Латвии тоже жуликов не любят, — согласился Муйжниекс, смешно растягивая окончания слов.

— Сосиски, сардельки, редиски, нехорошие люди! — ляпнул я.

— Почему редиски? — удивился Корней.

— Потому что редиска с двойным дном, снаружи красная, а внутри белая, — пояснил я свою точку зрения, — сделаем сегодня штаты, да!? — крикнул я.

— Да-а-а, — вяло поддержала меня команда.

— Не слышу, да!? — заорал я.

— Да-а-а! — как стадо диких бизонов взвыла вся сборная СССР.

Вот с таким настроем можно и на паркет, подумал я.

* * *

В Москве, на окраине Измайлова, в небольшом частном доме трещал самопальный дряхленький радиоприемник, и каждые пять минут нехорошим словом поминали Саньку Земаковича. Сам же Санька «набрал в рот воды» и скромно сидел в самом углу комнаты, наглаживая черного кота Василия.

— Только ты меня в этом доме понимаешь, — бухтел тихо себе под нос Земакович.

— Это где же надо было умудриться купить такую рухлядь? — возмущался Вадька Бураков, — в чемодане денег не считанное количество, а мы вынуждены слушать одни радиопомехи.

Тоня с Наташей приготовили целый котелок варёной картошки, который сейчас дымил на столе. Из мансарды в комнату спустился бывший фронтовик Прохор. Наташа увидела в его руках очередную чекушку. Да, подумала она, что ему не говори, как не разъясняй пользу здорового трезвого образа жизни, бесполезно. Раз в неделю он всё равно хоть сто грамм, но обязательно на грудь примет.

— Наташа, — окликнула её подруга, — помоги мне селедочку разделать, а я пока лук порежу.

Кот Васька, унюхав кошачий деликатес, с громким мяу, что означало без меня попрошу не начинать, спрыгнул с колен Саньки, и пулей бросился на кухню.

— Предатель, — пробубнил Зёма.

— Блин! — выругался Толик Маэстро, который нервно ходил взад и вперед, и чуть не наступил на усатого проныру, — я тебе, Зёма, давно хотел сказать, как был ты в детском доме скрягой, так им и остался. Признавайся, сколько на радиоприёмнике сэкономил?

— Да что вам сдался этот приёмник? — не выдержал массовой травли Санька, — во-первых деньги любят счёт, а во-вторых сейчас уже у людей телевизоры в домах стоят. С такой хорошенькой линзой для дистиллированной воды, КВН называются. А злишься ты на меня, Толик, потому что Верка твоя в Ленинград от тебя сбежала. Не выдержала твоего склочного характера.

Маэстро сжал кулаки, и хотел было кинуться и поколотить друга детства, но тут кто-то звякнул в дверной звонок, который ребята прикрепили на воротах калитки.

— Это кого в двенадцать часов ночи сюда принесло? — встрепенулся Прохор, — Вадим, — обратился он к Буракову, — иди, открывай, а я двустволку возьму. Сейчас время не спокойное. Так оно надёжней будет.

Оказалось, что в полночь на окраину Измайлово приехал Володя Высоцкий с гитарой наперевес, который почему-то был уверен, что Богдан уже вернулся с Олимпиады в Риме.

— Так это, сыграли же уже с американцами, — удивлялся поэт, косясь на чекушку водки, что ждала своего звёздного часа на столе, — зачем же ещё раз с ними играть?

— Ясное дело, — высказался Санька, как самый политически подкованный, — президент Эйзенхауэр спит и видит, как нам в очередной раз насолить! Вот собака такая и насолил!

Вадька разлил по кружкам квас, девчонки, Тоня и Наташа, принесли из кухни селёдочку с лучком. Кот Василий, тоже счёл не правомерным отрываться в такой тревожный час от коллектива, и перенёс свою недоеденную рыбу к ребятам под стол. Радиоприёмник внезапно как следует протрещался и заговорил голосом Николая Озерова.

— Говорит и показывает столица семнадцатых Олимпийских игр город Рим. Сегодня будет разыгран предпоследний комплект медалей, в баскетбольном турнире, который выдался на редкость непредсказуемым и захватывающим.

* * *

— Да я не оговорился, — сказал в микрофон Николай Озеров, — эти летние Олимпийские игры впервые в истории ведут свои трансляции на несколько стран Мира. На США, Канаду и Мексику. Самые интересные соревнования записываются на кассеты и самолётом доставляются в эти страны. И уже из студий кабельного телевидения сигнал передается на обычные телевизионные приёмники. Но вернёмся к составу стартовых пятёрок играющих сегодня команд. Сборная СССР, центровой — Александр Петров, форварды — Зубков и Корнеев, защитники Богдан Крутов и капитан команды Валдис Муйжниекс.

* * *

Буквально перед стартовым спорным броском тренерский штаб наконец-то решился, кого выпустить в первые минуты матча. Суренович настаивал на игре с центровым Петровым, а Алексеев хотел, чтобы вместо Александра вышел Гена Вольнов. Ещё золото не разыграли, а уже каждый думает о своей выгоде. Понятное дело второму тренеру Алексееву, который сейчас в ЦСКА главный, выгодней наигрывать своих ребят, Вольнова и Зубкова. Плюс к этому, я несколько раз был свидетелем, как Николаич сватает в свой армейский клуб и Корнея. Связка, конечно, может получиться мощнейшая, Вольнов, Зубков и Корнеев. Ну а про меня Алексеев вообще почему-то решил, что я уже одной ногой в его ЦСКА. Видать, кто-то из Москвы ему уже что-то наобещал. Без меня, меня женили.

Звёздно-полосатые своей стартовой пятёркой почти не удивили. Ожидаемо вышел центровой — Джерри Лукас. Форварды — Терри Дишингер и афроамериканский баскетболист Оскар Робертсон. Защитники — Джерри Уэст и Адриан Смит, по прозвищу Оди. Вот последнего атакующего защитника, ростом сто восемьдесят пять сантиметров выпустили, как раз под меня. Чтобы Уэст больше думал о нападении, а не за мной по пятам бегал.

Судья в поле швейцарец Вебер подозвал команды к центру площадки. Петров и Лукас встали в центральном круге, а я и остальные игроки по принципу свой, в белой майке и красных трусах, и чужой, в синей майке и синих трусах, расставились по окружности. И вот швейцарский рефери одной рукой, отправив баскетбольный снаряд в свободный полёт, дал начало новой главе в истории баскетбола. Весь зал разом сначала затих, а потом резко взревел. Пятнадцать тысяч глоток обрушились на мои уши. Петров, используя преимущество в росте над Лукасом, очень сильно скинул мяч на нашу половину поля. Я как самый невысокий, но самый реактивный на площадке ускорился и завладел ничейным мячом.

Американцы бодро откатились к своему кольцу. Кроме Оди, который остался караулить меня в центре площадки. Муйжниекс не глядя потрусил в левый угол, Зубков и Петров тоже побрели в зону атаки, а Корней решил помочь мне заслоном. Я кивнул ему головой, давая понять, что нечего заниматься дурью, дуй в расстановку и понёсся, как электричка в атаку. Своего оппонента Оди, я даже не успел заметить, он, как деревня Гадюкино, лишь мгновение мелькнул за окном. Так как меня благородно решили не встречать, я с восьми метров спокойно положил первую бомбу в корзину звёздно-полосатых.

— Каждый с каждым! — заорал я, — встаём в прессинг.

Два раза повторять, когда от адреналина кипит кровь, мне не пришлось. Мы плотно сажали растерянных американских студентов. Робертсон из-за лицевой на исходе пятой секунды отпасовал на Уэста, которому активно мешал Корнеев. Я, бросив Оди одного, сделал небольшой слаломный проход между своими и чужими игроками, и, выскочив, как прыщ на носу перед самым важным свиданием, выхватил мяч из рук опешившего американца. Зубков первым сообразив, что ему самое время нужно рвануться под кольцо, получил от меня быстрый разрезающий пас, и забил ещё два лёгких очка, 4:0.

— Отошли, отошли, — бросил я своим товарищам, — играем гибрид. Петя и Зуб из нашей краски ни шагу!

До сих пор реактивные студенты американских университетов медленно поплелись в атаку.

— Почему ещё раз не зажали синих? — спросил Корней.

— Потому что не с Пуэрто-Рико играем, зачем рисковать? — ответил я, и пошёл встречать Адриана Смита, по прозвищу Оди.

Адриан, только завидев меня перед собой, тут же отдал на Уэста, который скинул в край на Робертсона. Афроамериканца плотно закрыл Корней, поэтому он вернул мяч обратно Уэсту. А вот Муйжниекс прозевал рывок американца, который вышел на ударную позицию, и шмальнул с пяти метров. Мяч брякнулся о переднюю дужку кольца и вылетел в поле. Петров был первым на подборе. Я рванулся в прорыв, но Саша замешкался, и студенты в синей форме вовремя вернулись в защиту. Не всё, как говорится, коту Масленица. Валдис сам перевёл мяч в нападение, и, отдав на Корнеева, ушёл в левый угол.

— Зуб, заслон! — закричал Юра и тут же за счёт Зубкова оставил за спиной, опекающего его Робертсона.

Но под самым кольцом Корней упёрся в лес рук Лукаса, Дишингера и Смита, зато я в правом углу в одиночестве даже успел немного задремать. Скидка на меня, и я вновь на все сто использовал открытый бросок, 6:0.

Трибуны дружно заулюлюкали и засвистели.

* * *

Лишь первые секунды нервно ёрзал на стуле Том Мешери, которому с подачи руководства НБА посчастливилось увидеть интереснейший матч живьём. Когда первый мандраж прошёл, Том просто растворился в игре. Он с высоты десятого ряда читал битву между СССР и США, словно шахматную партию. Начало — полный разгром синих, 16:4. Игроки в белых майках и красных трусах играли хитрее пронырливых лис. То зажимали синих в защите, то, как пружина, резко распрямляясь, контратаковали. Двадцатка же палил, как безжалостный убийца в фильмах про самих метких ковбоев. Затем с паркета убрали игрока номер двадцать, дали отдохнуть Крутову, и игра моментом выровнялась, 20:12. Тренер коммунистов красный, как помидор, что-то яростно заорал и тут же выпустил своего джокера. И вновь счёт на табло медленно пополз в сторону Советов, 26:14.

* * *

— Свидетелями, какого баскетбольного спектакля мы сегодня с вами стали, — перекрикивая толпу, надрывался в микрофон Николай Озеров, — вы просто не представляете товарищи! До конца первого тайма пять минут и при счёте 26:14, тайм-аут взял тренер американцев Пит Ньюэлл. Интересно, что придумает американский наставник. Как он собирается нейтрализовать нашего двадцатого номера, Богдана Крутова. Кстати, пользуясь небольшой паузой, хочу сказать, что Богдан передаёт приветы своим друзьям и знакомым в Москве, а так же своей любимой девушке, Наташе.

* * *

— А-а-а! — заорал как человек, который наступил на гвоздь Санька, когда услышал из радиоприёмника привет от Богданчика.

— Что-то я нервничаю, — заёрзал на табуретке Высоцкий, — вроде ведём в счёте, а предчувствия нехорошие не покидают.

— Тогда для успокоения нервов по пятнадцать грамм, самое время, — крякнул Прохор и откупорил чекушку водки.

Наташа посмотрела, как в рюмашки наливается белая прозрачная жидкость, и тоже было подумала выпить для успокоения нервной системы. Но как только представила, что эта горькая неприятная на вкус гадость попадёт в рот, её просто передернуло. Нет уж, я как-нибудь сама справлюсь с трясущимися от волнения пальцами.

— Мы тоже тайм-аут сделаем, — пробурчал Вадька и, взяв за руку Тоню, вывел её из избы.

— Целоваться пошли, — хмыкнул Санька Земакович.

— Завидуешь? — посмотрел на него хмуро Маэстро.

— Констатирую факт, — Зёма придвинулся поближе к радиоприёмнику.

Прохор с Высоцким чокнулись по маленькой и закусили горькую гадость селедочкой.

* * *

От воплей переполненного Палаццетто голоса главного тренера слышно с моего места, где я чуть-чуть расслабился, почти не было.

— Богданыч, ты уже передохнул? — Суренович внезапно обратился ко мне.

— Нужно ещё немного поддавить американцев! — добавил второй тренер Алексеев, — давай Богданыч, уже скоро перерыв.

Куда силы беречь, подумал я, последняя игра турнира. И я встал со скамейки запасных. Так получилось, что на последние пять минут вышла вся стартовая пятёрка сборной.

— Мужики, — обратился я к товарищам по команде, когда мы выходили на паркет, — руки подзабились, сейчас с дистанции могу не попасть, есть одна идея. Разыграем аллей-уп с пасом от щита.

— Не понял? — удивился Корней, а так же ко мне наклонились Петров и Зубков.

— Всё то же самое, — махнул я рукой, — я прохожу под кольцо, выманиваю на себя соперника, но пас отдаю ударом об щит. Ведь угол падения равен углу отражения.

— Нежданчик сейчас самое то, — поддержал меня латыш Муйжниекс.

— Расставились в защите, расставились! — заорал с бровки Суренович.

Я выдвинулся и прихватил Джерри Уэста. Ведь из двенадцати несчастных очков он нам забил восемь. Вот что значит не дали звёздно-полосатым разбежаться. А уж как после первых побед на Олимпийском турнире американских студентов превозносила мировая пресса, что эту машину не остановить. Как же! У нас в Советском Союзе на любой БЕЛАЗ канавы найдутся. Уэст скинул мяч на Дишингера, который отдал на Робертсона. Афроамериканский игрок, лихо обманув Корнея, пошёл в проход. Сейчас выманит на себя Зубкова с Петровым и скинет под щит Лукасу, понял я и, бросив своего игрока, помчался параллельным курсом.

— Куда? — успел только крикнуть мне Валдис Муйжниекс.

Я мячик вот он мой хороший, в моих загребущих руках. Пас на латыша, рывок на другую половину. Ну, давай родной не тормози, мысленно обругал я Валдиса. Хороший у нас капитан, сообразительный. Мяч тут же полетел мне в спину. Ну, на это мне, честно говоря, начхать, главное чтобы бросили в мою сторону, а я его всё равно выловлю. Два шага, небольшая подкидка, и на табло USSR — USA уже 28:14.

— Зажали! Зажали! Зажали! — заорал я своим товарищам, — нужно ещё синих дожать.

Уэст попытался длинной передачей быстро разрушить наш, вновь возникши из ничего, удушающий прессинг. Но мяч перехватил Зубков. Пас на Корнея. Я не дожидаясь передачи, забрал уже баскетбольный снаряд из рук Юры.

— Играем уллей-уп, — бросил я на ходу.

Петров мне поставил заслон, я ушёл от Оди, показал, что сейчас отдам в угол Муйжниексу, обманув Робертсона, выманил на себя Лукаса и Уэста и бабах мячом в щит. И Корнееву осталось лишь в одном прыжке переправить его в корзину, 30:14. Запахло тотальным разгромом. Пит Ньюэлл выкрикнул несколько раз нецензурное английское слово и брякнулся на скамейку запасных. А через минуту довольный, как кот, дорвавшейся до сметаны, меня посадил на лавку Суренович.

* * *

— 32:18, с таким счётом команды уходят на перерыв, — с облегчением выдохнул Озеров, — кстати, сегодня в этом же зале, в «Палаццетто делло Спорт» прошёл финал и соревнований среди тяжелоатлетов. Олимпийским чемпионом в весе свыше девяноста килограммов стал наш знаменосец выдающийся спортсмен современности Юрий Власов, который обыграл американцев Джеймса Брэдфорда и Норберта Шемански. Надеюсь, что и баскетболисты поддержат хорошую традицию оставлять атлетов из США позади себя.

Загрузка...