Мои друзья, повинуясь приказу, разъехались. Я остался в академии один. Разумеется, не совсем один. Множество ни о чём не подозревающих курсантов продолжали ходить на учёбу, влюбляться, ссориться, смеяться, грустить и полагать, что так будет плюс-минус вечность.
О том, что я остаюсь, никто из Воинов Света не знал. А я должен был остаться по одной простой причине: здесь, в академии, учился великий князь Борис. Который в любой момент мог стать ещё одним прорывом Тьмы, и вытащить его в очередной раз с того света мог лишь очень опытный в таких делах человек. А никого опытней меня в округе просто не было.
Ещё остался Платон. Он обучал новичков, и это в долгосрочной перспективе казалось Витману важнее оперативной работы. Тут я с ним не мог не согласиться, как человек, сам в прошлом не чуждый командованию. Если забить на подготовку новых кадров, однажды, пойдя в атаку, обнаружишь, что за тобой некому идти. Увы, война — дело недешёвое. Она стоит боеприпасов, одежды, продуктов и, что самое грустное, людей.
Занятия с новичками, само собой разумеется, проводились глубокой ночью, чтобы никто не догадался. И первой же ночью я увязался с Платоном.
— И всё же, Константин Александрович, — говорил Платон, шагая к гимнастическому залу по коридору, — почему вы так резко против этой работы?
— Ну ты ведь военный человек, Платон. Неужели сам не понимаешь?
Платон промолчал, и я, вздохнув, ответил:
— Потому что эти ребята — пушечное мясо. И не говори, пожалуйста, что не думал об этом.
— А Воины Света?..
— Воины Света — мои друзья. Я постарался их обучить тому, что знал и понимал сам, чтобы они могли себя защитить. Когда они стали делать определённые успехи, приняли осознанное решение служить Канцелярии. И теперь ими, заметь, не разбрасываются. Они — по сути, генералы на этой войне. На текущей операции у них приказ — не ввязываться в ликвидацию прорыва до тех пор, пока не подойдёт подкрепление. А тех, кого обучаешь ты, Витман сразу готовит на роль «живого щита». Этих ребят будут швырять на прорывы первыми. Если они сумеют закрыть прорыв — хорошо. А если всё, что им удастся сделать — выиграть несколько минут ценой своих жизней?
— Иногда решают и секунды, и доли секунд. Вам ли не знать.
— Знаю. Но менее паршиво на душе от этого не становится.
— Они всё понимают. И готовы служить своей стране.
— Им — по шестнадцать-восемнадцать лет, и они — избалованные аристократы. Их служба стране — играть в куколки и оловянных солдатиков, а не заваливать своими телами прорывы.
— Вы же понимаете, ваше сиятельство, что это — вопрос как минимум дискуссионный.
— Если бы не понимал, я бы уже прекратил это любой ценой, — буркнул я. — Понимаю. И уважаю субординацию. Витман — моё начальство, как бы там ни было. Как чёрный маг, он принял решение вполне ожидаемое и логичное.
Мы вошли в зал. Десяток курсантов с личным оружием в руках уже ждали Платона. Но моё появление оказалось неожиданностью. Они зашушукались.
Я окинул новичков взглядом. С нашего курса узнал Авдееву, которая в конце прошлого года с изумлением узнала, что у неё — аж третий магический уровень. Увидел пару знакомых лиц с третьего курса. А остальные ожидаемо оказались первокурсниками. Теми, кто ещё достаточно гибки, чтобы измываться над своей энергетической системой.
Я покачал головой. Как скоро до Витмана дойдёт, что обучать детей школьного — или дошкольного — возраста проще и эффективнее? Наверняка уже дошло, но пока он ещё держится в рамках приличий.
То есть — возможно, держится. Я понятия не имею, чем занимается сейчас, к примеру, Кристина в Париже. Она, с детских лет воспитанная как воин, такому решению Витмана совершенно не удивилась бы. Вполне могла его принять и немедленно приступить к исполнению.
— Ты? — вдруг вырвалось у меня.
— Я! — с вызовом сказала Злата, сжимая в правой руке копьё. — Я тоже хочу защитить нашу…
— Так, а ну отойдём! — Я схватил Платона за рукав и бесцеремонно оттащил в сторону.
— Довольно, Константин Александрович! — Платон вырвался и остановился. — Что вы себя позволяете⁈ Можно было просто поставить глушилку.
Чуть ли не впервые я увидел, что Платон на меня злится. Если не считать того случая, когда ему мозги заколдовал Юнг. Ну, ещё бы — так пошатнуть преподавательский авторитет.
— Вы с Витманом кое-чего не понимаете, — прошипел я. — Эту девчонку нельзя использовать.
— Почему? Она сама…
— «Она сама»? Серьёзно? Прекрати оправдываться, как насильник перед судом. Злата и Агата — это то, чего никто в мире толком не понимает! Их суть и свойства под большим вопросом. Ты сейчас пытаешься забить гвоздь атомной бомбой.
— Атомной бомбой?..
— Вот именно! — Я щёлкнул пальцами. — Ты даже не знаешь, что это! Но схватил и долбишь по гвоздю! Эти две девчонки представляют для Тьмы такой же интерес, как Света.
— Откуда у вас эта информация? — быстро спросил Платон.
— Не поверишь — из первых рук! Тьма начала со мной торговаться. Предложила мне спасти сколько угодно людей, хоть всю академию. Но Света, Злата и Агата в этот список входить не должны. Эта информация, разумеется, строго между нами. Даже Витман ещё не знает.
— И что вы предлагаете? Что я должен сказать этой девушке? Она рвётся сражаться с Тьмой!
— Ничего. Я сам с ней поговорю. А ты начинай занятие.
Платон только развёл руками. Слава богу, спорить со мной не пытался.
— Я не хочу! Я не понимаю, что происходит? У меня начинается тренировка! — упиралась Злата, пока я тащил её за руку из зала.
Впрочем, упиралась она не слишком усердно — так, создавала лёгкое сопротивление, чтобы обозначить свою позицию, не больше. Всё-таки передо мной она робела. Да к тому же явно до сих пор испытывала ко мне совершенно лишние для нас обоих чувства.
— Так, — сказал я, когда мы вышли из зала и поневоле оказались на том же месте, где близко общались в прошлый раз — когда Злата поведала мне об их с сестрой детских попытках объединиться. — Ты, кажется, забыла, кто ты такая?
— Я никогда и не знала, кто я такая! — выпалила Злата, едва сдерживая слёзы. — Половинка своей сестры! Мы всю жизнь ждали, когда сможем стать настоящим человеком. Мы нашли тебя, и что же? И оказалось, что наше объединение уничтожит мир! Что ж, ладно! Я решила хотя бы помочь защитить его от Тьмы, сделать хоть что-то! А теперь ты мне и этого не позволяешь⁈
Судя по дрожащему голосу, истерика была не за горами.
— Первое, — сказал я нарочито жёстким тоном, чтобы никак не поддерживать эмоциональные выплески девчонки. — От идеи вашего объединения никто не отказывается. Просто, с учётом обстоятельств, его придётся отложить.
— Ага, до победы над Тьмой! — Теперь Злата залилась истерическим смехом.
— Второе. Да, нам необходимо сначала победить Тьму. И ничего в этом смешного нет. Знаю, она постаралась внушить всем, что победа невозможна, однако я внёс это в свой список дел. А значит, вариантов нет — мы эту суку прижмём.
Грубое слово сработало хорошо. Шмыгнув от неожиданности носом, Злата уставилась на меня осмысленным взглядом.
— А почему я не могу помочь? — спросила она.
— Можешь, — заверил я её. — Очень даже можешь. Но не так. — Я махнул рукой в сторону зала. — То, что делают они… Они — рядовые бойцы, понимаешь? Не думать, не задавать вопросов. По приказу — идти и делать то, что нужно. Ты — иная. Ты значишь гораздо больше, чем все они, вместе взятые. Если вдруг кто-то из них погибнет, то это, конечно, серьёзная потеря. Однако мир её переживёт. А твоя гибель приведёт к необратимым последствиям.
Кажется, я нащупал нужный тон. Сказать подростку, что он особенный — значит, однозначно завладеть его вниманием и доверием. Все хотят быть особенными, но — в хорошем смысле. В том смысле, когда от тебя зависит судьба мира, а не когда ты — фрик, над которым смеются за глаза.
— И что же мне тогда делать? — спросила Злата.
Тут я заколебался. Готовых идей у меня не было, а отложить решение в долгий ящик — значило никогда к нему не вернуться. Тогда Злата сама найдёт себе занятие, и это будет очередной бред, с которым придётся разбираться мне.
— Во-первых, успокоиться, — сказал я. — Никакие действия, предпринятые впопыхах ради самого факта действия, нам не помогут, а лишь навредят. Во-вторых, тренировать тебя буду лично я.
— Так значит, мне всё же можно тренироваться? — воскликнула Злата.
— Можно… Но не в составе этого отряда. И сразу предупреждаю: когда — и если! — их отправят в бой, ты с ними не пойдёшь. Как бы тебе этого ни хотелось!
— А зачем тогда мне тренироваться?
— Ты помнишь, с кем встречается твоя сестра?
Злата медленно кивнула.
— Великий князь на особом контроле у Тьмы. Да, у него есть защитный амулет. Да, он изо всех сил старается контролировать себя и достиг определённых успехов. Но, тем не менее, риск остаётся весьма и весьма высоким. А у Агаты нет защитных амулетов. Она не умеет сражаться с Тьмой, не умеет управлять Светом. И в случае если ей будет угрожать опасность, она ничего не сможет поделать.
— Мне нужно будет защищать Агату? — предположила Злата.
— Именно так. Её и великого князя. Видишь ли, я из академии часто отлучаюсь, не всегда могу за ними присматривать. А вот ты… Ты — очень пригодишься. Ведь у тебя с Агатой есть связь. Если что-то случится, ты ведь это сразу почувствуешь?
Злата не на шутку задумалась. Даже начала покусывать нижнюю губу — что выдавало глобальную работу мысли.
— Наверное, — сказала она. — После той ночи в Павловске мы с Агатой научились закрываться друг от друга… Но сильные и неожиданные чувства всё равно прорываются. И нам всё ещё снятся одинаковые сны… к сожалению. Невозможно контролировать себя постоянно.
— Ну вот мы и нашли тебе дело, — улыбнулся я. — Такое положение вещей тебя устраивает?
— Не очень, — честно сказала Злата. — Мне кажется, что вы, Константин Александрович, выдумали мне это задание только сейчас.
— Так и есть, — пожал я плечами. — Но это никак не отменяет того факта, что задание — важное.
— Что ж, по крайней мере, не обманываете, — фыркнула Злата.
— Вот и договорились. А теперь — как насчёт тренировки?
— Сейчас⁈ — Злата изумилась.
— А когда? У твоих бывших однополчан муштра в самом разгаре.
Тут в зале ярко полыхнуло Светом. До такой степени ярко, что контуры двери осветились, а сама дверь показалась чёрным пятном. Кто-то взвизгнул, что-то упало.
— Мы пойдём к ним? — спросила Злата.
— Нет. Мы пойдём на улицу, в парк.
— Но… там же холодно!
— И? Холод помешает тебе сражаться с Тьмой? На зиму возьмёшь отпуск?
— Нет, конечно! Но… Нам ведь нельзя по ночам покидать корпус.
— Злата. Когда ты со мной, правила я беру на себя.
Ещё пару секунд о чём-то подумав, Злата решительно кивнула.
Через двадцать минут после начала тренировки Злата со стоном рухнула на землю.
— Простудишься, — сказал я. — Не май месяц. Впрочем, в мае я бы тоже такие формы досуга не советовал.
Занимались мы в глубине Царского села, подальше от академии и от построек, среди деревьев. Старинные эти деревья и так были то тут, то там рассечены трещинами, поди докажи в случае чего, что мы виноваты в ещё одной.
— Я никогда раньше так не уставала, — проскулила Злата.
Тем не менее, она ухватилась за мою протянутую руку и, опираясь на неё, поднялась на ноги. Ноги дрожали.
— Платон обычно помягче? — спросил я.
— Гораздо!
— Ну вот видишь. Со мной ты достигнешь гораздо большего.
— Мне нужно присесть…
— Идём.
Я отвёл госпожу Львову к аллее и усадил на скамейку. Сам сел рядом, вытянул ноги и посмотрел вверх. Занимались мы настолько интенсивно, что тучи разлетелись, и на нас лили свой холодный свет луна и звёзды.
Вот интересно, а когда мы победим Тьму окончательно, над Санкт-Петербургом перестанут сгущаться тучи?
«Когда», надо же. Эким я оптимистом сделался. Впрочем, как известно, оптимист — это тот, кто не может, но делает, а пессимист — тот, кто может, но не делает. Так что я, пожалуй, всегда был из первых.
— Я так и не поняла одной вещи, — сказала Злата, положив голову мне на плечо.
В этом жесте не было никакой романтики, ей просто действительно было тяжело держать голову ровно — я крепко измотал девчонку. Из личного опыта знаю: усталость — лучший антидепрессант. Когда на ногах не стоишь и всех мыслей — только о том, как бы доползти до постели и отрубиться, как-то не до кризиса самооценки.
— Какой же? — спросил я.
— Почему объединить нас — плохо?
Н-да, видимо, требуется больше упражнений…
— Потому что ваше разделение — это побочный эффект защитной реакции мира на Тьму. Мир ей сопротивляется. Он живой, противоречивый, в нём кипит движение. А Тьма хочет всё это остановить. Если вас объединить, примирить противоречия — защита спадёт, и тогда мы будем говорить уже не о прорывах, а о всемирном потопе. Вашей вины в этом нет. Вы просто попали под раздачу. Случайность. На вашем месте мог оказаться любой другой младенец. Или дерево…
— Или бактерия, — пробормотала Злата. — Почему бы этому не случиться с бактерией? И пусть бы Тьма разыскивала её среди триллионов…
— Эй, не засыпать! — Я дёрнул плечом, и Злата встрепенулась. — На руках я тебя в комнату не понесу. Мой моральный облик и так уже под большим вопросом.
— Ох, простите, господин Барятинский! — Злата выпрямилась. — Я, право, не имела в виду ничего такого, просто действительно очень устала…
— … возможно я смогу вам помочь…
Голос раздался совершенно неожиданно. Я даже не засёк шагов. Что за?..
— Ваше высочество? — Я встал и поклонился. — Какая честь.
Злата тоже попыталась встать перед закутанной в серый плащ фигурой, но упала обратно на скамейку.
Лицо великой княжны Анны скрывала тень от капюшона, только стёкла очков поблескивали, отражая лунный свет.
— … не нужно этих формальностей……я здесь инкогнито…
Она приблизилась к скамейке и протянула ладонь к голове Златы. Та замерла. Разумеется, с великим князем она общалась неоднократно, но его сестра была личностью гораздо более таинственной. По крайней мере, на взгляд Златы.
— … не волнуйтесь……я просто заберу вашу усталость……мне как раз не спится…
Я вспомнил, что Анна говорила мне о грядущем замужестве, и мысленно вздохнул. Видимо, так и не смирилась, мучается, бедолага. Но я-то здесь чем помогу?
Мягкий огонёк загорелся на кончиках пальцев Анны. Огонёк этот коснулся головы Златы, и та вдруг резко и глубоко вдохнула.
— … всё…
Анна, как-то неуклюже повернувшись, шлёпнулась рядом со Златой на скамейку. Капюшон упал, открыв лицо. Лицо было предельно усталым. Зато Злата как будто подзарядилась энергией — сна ни в одном глазу.
— Вы сами-то до дома теперь доберётесь? — спросил я.
— … не знаю……оставьте меня здесь…
— Ещё чего не хватало. Идёмте!
Мы подхватили великую княжну под обе руки и повели в сторону дворца.
— … я не хочу домой… — пробормотала она.
— Ваше высочество, вы ведь всё прекрасно понимаете.
— … я не хочу быть высочеством…
На это у меня контраргументов не нашлось.
— Я и не думала, что она — такая, — сказала Злата на обратном пути, когда мы сдали целую и невредимую великую княжну начавшим уже легонько волноваться фрейлинам.
— Какая?
— Грустная и одинокая. — Злата шмыгнула носом. — Теперь мне кажется, что нам с сестрой ещё повезло. Мы никогда не одиноки.
— Вот видишь, — усмехнулся я. — Какая судьбоносная встреча.
А на следующий день после завтрака меня позвали к телефону. Я ожидал услышать Витмана, но услышал Свету.
— Костя, ты мне срочно нужен, — объявила она.
— Что-то случилось?
— О, да! Ткань мироздания над Гостиным двором истончается.
— А почему ты не воспользовалась пудреницей? Нужно было написать, мы ведь обсуждали…
— Да, конечно. Но тут ничего не горит и нет крокодилов!
Отведя трубку ото рта и закрыв микрофон ладонью, я крепко выругался. Уши дядьки, который присматривал за будкой, спасла уже на автопилоте выставленная глушилка. А то, небось, в обморок бы рухнул.
— Понял, скоро буду, — бросил я в микрофон и повесил трубку.
Ну что ж, понеслось.