Тьма наступает

Глава 7

Анна принялась рассказывать. Рассказ давался ей тяжело. В обычной жизни она вообще говорила мало, а тут дело касалось её брата. Она надолго прерывалась, задумывалась, невнятно бормотала. Но в итоге у меня получилось собрать следующую картину.

Борис стоял в части парка, которую полагал безлюдной. Он достал жемчужину и посмотрел на неё. Похоже было, что делал это нечасто, поскольку увиденное его удивило.

— Не может быть, — прошептал он. — Нет. Я ведь не такой!

«Именно такой, — должно быть, ответила ему в этот момент Тьма. — Ты просто устал быть светлым, устал гореть. Отдохни. Я принесу покой».

— Мне не о чем с тобой говорить! — громко ответил Борис. — Ты ничего не несёшь, кроме разрушений и смерти. Отстань от меня!

«Ты так говоришь, как будто бы смерть — это что-то плохое. Все мучения, что существуют, происходят от жизни. Вспомни, как сам ты мечтал о смерти, лёжа в постели».

— Потому что ты меня иссушала! — выкрикнул великий князь. — Да, мечтал! Но я был болен — из-за тебя!

«Как и весь мир».

— Не весь мир болен! Не все здесь страдают!

«Ты серьёзно? Ты страдаешь из-за цвета жемчужины и юного возраста, который не даёт тебе сочетаться браком с возлюбленной. Твоя сестра страдает из-за того, что её собираются использовать как валюту в сделке. Твой отец сутками не спит из-за государственных дел, которые изматывают его. И это — только императорская семья. Думаешь, аристократы из Ближнего Круга страдают меньше? Или меньше страдают те, кто в него не входит? Мещане? Рабочие? Крестьяне? Если бы ты осмелился взглянуть на цифры, ты бы понял, что мир захлёбывается от вопля, он умоляет о смерти. И давно».

— Ты лжёшь, — прорычал Борис. — В нашей империи нет страданий!

«Давно ли ты был в Чёрном Городе? Ах, ты не был там вовсе… Ты не видел хижин, в которых ютится беднота. Не видел детей, моложе тебя, которые стоят у станков по шестнадцать часов в сутки. Не видел тех, кто потерял на производстве руку или ногу и остался без средств к существованию. Чьи жёны и дочери отправились торговать собой…»

— Но это же всё сделала ты! — Борис уже визжал.

«Я? Хм… Лестно. Но я нашла ваш мир лишь шестнадцать лет назад. Нашла по крикам, умоляющим об избавлении. Ты пытаешься противостоять мне и полагаешь это благородным. Но на деле лишь продлеваешь мучения людей. И свои собственные мучения».

— Чего ты от меня хочешь? — Теперь голос стал тихим, в нём звучало отчаяние.

«Сними браслет. Просто позволь мне наполнить тебя. Ты ведь помнишь, когда это случалось — тебе было хорошо. Ты забывал себя и — становился собой».

— Нет! — Борис вдруг резко выпрямился и сжал кулаки. — Человек — это не только инстинкты и желания. Человек — это то, как он себя держит, как он себя воспитывает, как противостоит искушениям. Я остаюсь собой. А ты — убирайся!

«Наивный юнец… Что ж, пройдёт совсем мало времени — лет шестьдесят или семьдесят — и мы поговорим с тобой вновь…»

— Пошла вон! — заорал Борис.

Эхо повторило его крик. Великий князь бросился бежать к академии.

— Н-да, — сказал я. — И было это три дня назад?

Великая княжна кивнула молча. Она устала говорить.

Ответов Тьмы она не слышала, их пришлось реконструировать. Но эта задача оказалась лёгкой — я хорошо успел изучить, как Тьма промывает мозги.

Борис — молодец, не поддался. Послал её лесом. Это — хорошо. Плохо то, что Тьма всё-таки раскрутила его на эмоции. Создав таким образом лазейку, через которую она потом обязательно попытается прошмыгнуть. А хуже всего — то, что Борис никому об этом не рассказал. Даже мне.

Значит, придётся самому с ним поговорить. С одной стороны всё понятно — пацан ведь ещё, перепугался. А с другой — он из императорской семьи, и ему пора, чёрт подери, повзрослеть.

— … что теперь будет?.. — прошептала Анна.

А вот это — самый серьёзный вопрос. Действительно, что? Пока Борис ещё держится, но он уже начал истерить и паниковать. В таком состоянии люди долго не выдерживают, это вам не японские мультики. Сломается быстро. Это нужно предотвратить.

Вопрос — как предовратить? Приковать за руки и за ноги в подземелье? Вряд ли это поможет, ведь для того, чтобы освободить Тьму, достаточно мысленно отказаться от браслета. Вырубить? Тоже не вариант. Я недавно вырубил Жоржа, и вон что из этого получилось… Сон разума рождает чудовищ.

— Поговорю с Борисом, — буркнул я.

— … Костя… — Великая княжна коснулась моей ладони.

— Что «Костя»? — поморщился я. — Ему в академию разрешили поступить только потому, что он там отчасти под моим присмотром. Вот я и присматриваю.

— … но…

— Разумеется, я ему не скажу, что это вы мне рассказали.

— … а откуда тогда?..

— А вот это уже вообще не важно. — Я встал. — Итак. Это все новости к этому часу, или вы меня собираетесь огорошить ещё чем-нибудь?

Анна Александровна помолчала несколько секунд, потом встала и посмотрела мне в глаза.

— … помните, тогда, в Кронштадте, я вас поцеловала?..

— Забудешь такое, — пробормотал я.

Не мог ведь честно сказать, что забыл уже тридцать раз, не так уж мало девушек меня целовало. Да и после поцелуев зачастую происходило много всего интересного.

— … я хотела сказать, что не сожалею о своём поступке……если бы я могла выбирать, я бы предпочла стать вашей супругой…

Отвечать мне, к счастью, не потребовалось. Анна развернулась и ускользнула в сторону дворца. А я ещё с минуту стоял, глядя ей вслед.

И что это такое было? Ничего не значащее высказывание? Крик души? Признание в любви? Поди разбери этих женщин, а великую княжну — в особенности.

— И чего вам всем не живётся-то спокойно? — вздохнул я.

Потом поёжился, покосился на небо, которое как раз начало вновь брызгать дождём, и пошёл обратно к академии. На середине пути мне на плечо спикировал Джонатан, который благородно не вмешивался в мой разговор с Анной.

— Где был? Чего видел? — осведомился я.

— Государю императору — ура! — рявкнул Джонатан.

— Ну хоть кто-то изъясняется ясно, просто и не думает лишнего, — вздохнул я. — Пошли грабить столовую.

Джонатан выразил свой восторг, описав три круга у меня над головой и огласив глухую ночь истошными чаячьими воплями.

— Такие вот дела, — вздохнул я. — Что думаешь?

Я сидел на чердаке у Светы. Всё, чем удалось поживиться в столовой, притащил сюда. Знал, что аватарка не прочь перекусить ночью, а если полезет в столовую сама, то это будет вариация на тему «слон в посудной лавке». Или разнесёт чего-нибудь, или опять налопается теста. Вроде поняла, что от него плохо, но и то, что оно вкусное — запомнила.

— Бедный мальчик, — с чувством сказала Света.

— А конструктивно? — поморщился я. — Технически ведь Борис — это ещё один прорыв, так? Ты можешь его как-то заштопать, что ли?

Света покачала головой:

— На человеке — нет. Вот когда Тьма его захлестнёт и выплеснется наружу — тогда получится. Но мы ведь не хотим этого.

— А совет какой-нибудь дашь? С точки зрения Света?

— С точки зрения Света могу сказать, что нужно стараться приблизить душу к Свету.

— Очень глубокомысленно.

— Да нет же, — поморщилась Света. — Ты сам всё знаешь. Это на поверхности. Тьма — состояние, Свет — деяние. Всегда. Нельзя стать лучше, бездействуя. Нельзя победить, защищаясь. Помнишь, ты рассказывал мне, как очищал свою магическую энергию? Вот…

— Точно! — воскликнул я. — И как сам не сообразил!

Не удержавшись, я привлёк к себе Свету и поцеловал её.

— Ой, — сказала она, и щёки её порозовели. — Это… почему?

— Просто так. Спасибо за совет.

Я встал с кровати, на которой мы сидели. Кровать здесь поставили по распоряжению Калиновского. Да и вообще чердак изрядно облагородили. Технически, Света уже обитала в условиях куда более роскошных, чем курсанты.

— Ты уходишь? — поднялась и Света.

— Да, хочу ещё немного поспать этой ночью. Завтра будет… всякое.

— Ты можешь остаться у меня.

— Света…

— Что? Мы занимались любовью только раз. Почему мы больше этого не делаем? Потому что я перестала носить своё платье? Оно у меня осталось, хочешь, я надену его для тебя?

— Да дело не в платье, а…

— Тогда я ничего не понимаю совсем, — призналась Света. — Когда мне хочется есть — мне можно есть. Когда хочется пить — можно пить. Почему когда речь заходит о любви, ты только вздыхаешь и отворачиваешься?

Я внимательно посмотрел на Свету. Вот как ей объяснить?.. Что, во-первых, я устал и чрезмерно расслабляться, на мой взгляд, рановато. Во-вторых, то, чем она предлагает заниматься, это не совсем «любовь». В-третьих…

А с другой стороны — надо ли что-то объяснять?

— Куда мы едем? Что происходит? Я пропускаю занятия! — недоумевал Борис, сидя на пассажирском сиденье моей машины.

— Едем в одно место, которое для вас сейчас важнее академии, ваше высочество, — сказал я, осторожно ведя автомобиль по трассе.

Магическое ускорение не включал. В окне заднего вида ненавязчиво маячил автомобиль охраны. Не дай боже подумают, что я снова похищаю великого князя. Перепугаются, глупостей наделают. Отвечай потом за них…

Джонатан в салоне ехать не пожелал. Парил в небесах, иногда показываясь впереди — будто единственно ради того, чтобы напомнить о своём существовании.

А Борис ощутимо нервничал. Ёрзал на сиденье, оглядывался. Хватался то за браслет, то за жемчужину. Чуйка подсказывала ему, что дело в этом. А может, и Тьма что-то нашёптывала. Например: «Убей Барятинского».

— Успокойтесь, ваше высочество, — одёрнул я Бориса, когда он принялся отстёгивать и застёгивать ремень безопасности. — Это не расстрел.

— Что? — дёрнулся Боря.

— Я говорю, ваш отец ничего не знает. Я действую по собственной инициативе, и я хочу вам помочь.

— О чём мой отец ничего не знает? — пролепетал Борис.

— О вашей почерневшей жемчужине. И о том, что Тьма с вами разговаривает.

— А ты откуда об этом знаешь⁈ — Борис аж на месте подпрыгнул.

— Работа у меня такая — знать. Расслабьтесь, ваше высочество. Расскажите лучше, как продвигаются дела с Агатой?

Переключить подростка с одной серьёзной темы на другую — пара пустяков. А уж вопросы межполовых отношений в этом возрасте никак не менее важны, чем вопросы жизни и смерти.

Впрочем, для Бориса эти темы оказались внезапно очень жёстко связаны.

— Всё хорошо, — тихо сказал он. — С одной стороны. После того, что случилось… когда вы не взяли меня в Павловск…

— Сколько можно объяснять? — вздохнул я. — Вы бы там ничем не смогли помочь. Скорее, наоборот — навредили бы. В Павловске мы имели дело с одним прорывом и едва управились. А если бы Тьма рванула ещё и через вас — сейчас этот разговор некому было бы вести.

— Я понимаю! — огрызнулся Борис. — Но можно было хотя бы поставить меня в известность?

— Интересно, каким образом? Разбудить среди ночи и сказать, что мы с вашей возлюбленной едем в соседний город на бой, с которого можем не вернуться? Чтобы вы сидели, волновались и провоцировали Тьму на прорыв ещё и в академии?

Борис с силой долбанул кулаком по панели. От удара открылся бардачок, и на колени великого князя выпрыгнул револьвер. Борис уставился на оружие, позабыв о внезапной вспышке.

Пробормотал:

— Ой. Зачем он тебе?

— Пиво открывать. Положите на место, пожалуйста.

Борис послушно вернул револьвер в бардачок и закрыл крышку. В его картине мира огнестрельное оружие было практически бесполезно. Зачем оно, когда есть магия! Но я-то хорошо знал, что выстрел частенько опережает заклинания. Кроме того, когда ты аристократ, магии от тебя ждут, а вот огнестрела — не очень. Так что — штука полезная, пусть себе лежит.

— Так что вы говорили об Агате? — напомнил я.

— Всё прекрасно, — вздохнул Борис. — После того случая они со Златой больше не обмениваются… Ну, они как бы разделились. Не совсем, то есть. Но они могут закрываться друг от друга.

— Но при этом всё равно, когда хотят, могут обмениваться информацией? — уточнил я.

Борис утвердительно кивнул. Видно было, что этот момент его несколько смущает. Ну да, кому понравится, когда на свидании девушка пишет кому-то эсэмэски. Пусть даже сестре.

— А что вас угнетает? Не только ведь это?

Помолчав, Борис нерешительно сказал:

— Мне кажется, что это из-за неё.

— Что и из-за кого?

— Моя жемчужина. Тьма. Я общаюсь с Агатой и от этого становлюсь… хуже.

— Так! — повысил я голос. — Во-первых, чёрные маги не хуже белых. Уж это-то вы должны бы знать на первом курсе императорской академии.

— Я знаю! Но я не то имел в виду. Выражусь иначе: от общения с Агатой я становлюсь чернее.

— И вам это не нравится?

— Совсем не нравится. Я — белый маг, я чувствую себя таким. Но Агата осуществляет мои желания, и… Не знаю. Я живу только для себя. Мне кажется, нам с нею придётся расстаться.

— Нахрена?

— Что? — посмотрел на меня Борис.

— В смысле… Эм… Зачем вам расставаться? Вы друг другу нравитесь, Агата из благородного семейства. Вообще никаких препятствий не вижу. Это от вашей сестры ждут определённого решения, а вы, как я понимаю, более свободны.

— Ты меня не слушаешь! Агата делает из меня чёрного мага. А я… Я, конечно, не настолько смел в мыслях, чтобы занять место моего отца, такого совершенства я, наверное, никогда не достигну. Но я хочу быть белым магом!

— А теперь — задачка на засыпку, — усмехнулся я. — Чёрный маг — тот, кто действует в первую очередь в своих интересах. Использует в своих интересах других. Так?

— Ну… одно из определений, с одной точки зрения — да, — важно кивнул Борис.

— Ваш интерес — быть белым магом. Вы для достижения этой цели используете Агату — собираетесь её бросить. Внимание, вопрос. В итоге ваша жемчужина посветлеет или потемнеет?

Борис замер с открытым ртом, глядя на летящее под колёса автомобиля влажное полотно дороги.

— Что, злой плохой Костя пришёл и всё испортил? — спросил я. — Привыкайте, ваше высочество. Арифметика — может, и полезная наука. Но в жизни два плюс два не всегда равняется четырём.

Вскоре мы въехали в город, затем — в Чёрный Город. Автомобиль сопровождения прижался ближе. Наверное, ребята уже вспотели кровавым потом от напряжения.

Обеспечивать безопасность великому князю — та ещё задачка, я им даже посочувствовал. Два самых опасных человека сейчас сидят рядом в моей машине: один может уничтожить весь мир в любую секунду, а другой вертит баранку. Вот и защити тут кого-нибудь…

Когда мы въехали на территорию лечебницы, Борис удивился:

— Мы что — к Клавдии Тимофеевне? Но зачем? Госпожа Нарышкина залечила ожог, я полностью здоров…

— Вершить великие дела, — пробормотал я.

Впрочем, на великого князя уже не обращал внимания. Я заметил, что в больничном дворике как-то уж слишком людно. Судя по всему, весь персонал — врачи, медсёстры, санитары — все выскочили наружу. Наблюдалось даже несколько человек в больничных пижамах. Все они стояли, задрав головы, и смотрели куда-то вверх.

Остановившись, я опустил стекло, высунул голову и тоже посмотрел вверх.

На крыше четырехэтажной лечебницы у самого края стоял человек.