Тьма наступает

Глава 8

Человек стоял молча, неподвижно. Казалось, он вовсе не замечал собравшейся толпы. Смотрел вниз, готовился.

Мы с Борисом выбрались из машины и присоединились к толпе. Я не успел начать расспросов — ко мне протолкалась Клавдия.

— Костя! — выдохнула она. — Ты как будто чувствуешь, когда необходим!

— Служу Отечеству, — пожал я плечами. — А что случилось-то? Пациенту не понравилось лечение?

— Если бы я знала! Его привезли с разбитой головой вчера вечером. Мы оказали помощь. А сейчас он… вот. — Клавдия показала на крышу. И спохватилась: — Здравствуйте, ваше высочество! — присела в реверансе. — Прошу прощения, не заметила вас сразу. Это всё из-за нервной ситуации…

— Не стоит извиняться, ваша реакция вполне объяснима, — пробормотал Борис, неотрывно глядящий на будущего самоубийцу.

В моём мире тут было бы уже полно полиции и прессы. Концерны категорически не одобряли попытки сведения счетов с жизнью — в отличие от зевак. В этом мире, в этот его район полиция и пресса добирались по остаточному принципу.

— Кто этот человек? Что о нём известно? — спросил я.

— Ничего, — пожала плечами Клавдия. — Его принесли бесчувственного. Как мне рассказали, принесли те же, кто избил. После лечения он сразу уснул, а утром мы не успели поговорить. Я даже имени его не знаю.

Вдруг самоубийца вздрогнул и повернул голову. В пяти шагах от него на край скользкой металлической крыши приземлилась чайка. А именно — Джонатан Ливингстон. Он ничего не предпринимал, не произносил ни слова. Просто стоял, как изваяние, и смотрел на человека, нагло вторгшегося в птичью среду обитания. «А не пошёл бы ты отсюда, дядя?» — всем своим видом говорил Джонатан. Но самоубийца был настроен решительно. Дёрнувшись, он отвернулся и вновь посмотрел вниз. Я заметил глубокий вдох — грудная клетка поднялась и опустилась. Похоже, ему вновь нужно было настраиваться — сбила с нарезки птичка.

— Ну что, ваше высочество? Наш выход, — сказал я, посмотрев на великого князя.

— А я здесь при чём? — изумился Борис.

— Ну как же. Хотите быть белым магом? Вот вам испытание. Простейшее.

— Это — простейшее⁈

— Ну да. Когда два мужика дерутся — сложно понять, кто из них хороший, и кого защищать. А вот когда человек хочет сигануть с крыши — тут вариантов уже меньше. Идёмте.

Мы с Борисом направились ко входу в клинику. Автомобиль охраны немедленно захлопал дверьми. Четверо дюжих молодцев вышли и обступили великого князя.

— Под мою ответственность, — сказал я.

Охранники не пошевелились. Угрюмо молчали.

— Ждите здесь, — сказал им Борис. — Или это будет ваш последний день на службе во дворце. Обещаю!

Вот теперь сработало. Ребята нехотя отступили.

Им было непросто принять такое решение. И смотрели они не на Бориса, а на меня. С мольбой. Понимали, что мне можно доверять, и мысленно просили, чтобы не подвёл…

Да не бойтесь, не подведу. Если Борис брякнется с крыши — мне тоже придётся несладко.

— Идём, — хлопнул я цесаревича по плечу.

Мы протолкались через толпу. Я открыл дверь, пропустил вперёд Бориса. Поднялись по лестнице, выбрались на тёмный холодный чердак, нашли дверь на крышу.

— И что мы там будем делать? — шёпотом спросил Борис.

— Спасать человека, — улыбнулся я. — У нас есть магия, на двоих — четыре руки, четыре ноги, две головы и чайка. Как-нибудь справимся, я в нас верю.

Борис глубоко вдохнул, выдохнул.

— Страшновато…

— А хорошие дела делать всегда страшновато. Вдруг не получится? Вдруг засмеют? Вдруг не поймут? Можно плюнуть и уйти, это проще. Нам-то какое дело до этого бедолаги, в конце концов.

— Но ты ведь можешь сам, один его спасти!

— Могу. Но это не у меня проблемы с цветом жемчужины. По крайней мере, я свои проблемы как таковые не идентифицирую.

— Ох, Костя… Если я не справлюсь, у меня не останется ни единого шанса!

— А вот тут вы ошибаетесь, ваше высочество. Если вы не справитесь, зная, что сделали всё возможное, шансов у вас только прибавится… Всё. Вперёд! Не будем тянуть время.

Глубоко вдохнув, великий князь вышел на крышу. Я, мысленно перекрестившись, шагнул следом.

Будущий самоубийца отошёл от выхода недалеко — шагов на пять. Но, тем не менее, нас он заметил не сразу. Смотрел вниз, всё его внимание было сосредоточено там. На грубом небритом лице то появлялась гримаса страха, то её сменяла злость. То слеза блестела в глазу, который единственный был виден нам.

Борис оглянулся на меня. Я кивнул.

— Здравствуйте! — сказал Борис. — Вы не могли бы отойти от края крыши, сударь?

Лично я бы начал разговор иначе, но для аристократа из этого мира, пожалуй, начало было — самое то. И сработало так, как нужно: «сударь» вздрогнул, повернул голову и посмотрел на нас сумасшедшим взглядом.

Помятый, с опухшим красным лицом, на половине головы — повязка, глаза налиты кровью. Тяжёлое утро. Не иначе — работал допоздна, а утром даже позавтракать не успел. Вот всё и навалилось…

— Что вам нужно? — заорал самоубийца хриплым голосом. Как ворона, которой вдруг приспичило заговорить по-человечески.

— Чтобы вы отошли от края, — повторил Борис.

— Пошли прочь! Оставьте меня в покое!

Борис повернулся и посмотрел на меня. Я показал ему два больших пальца. До тех пор, пока этот несчастный не навернулся, всё хорошо.

— Я не знаю, что ещё ему сказать, — прошептал Борис, выставив глушилку.

Сам он сейчас выглядел не многим лучше того мужика. Тоже вытаращил глаза и казалось, будто того гляди полетит вниз головой. Это, конечно, был бы номер.

— А что говорит вам Тьма? — спросил я.

— Оставить его…

Я пожал плечами.

— … или спасти.

— Что? — вот теперь я удивился.

— Нет… Это не Тьма. Это я хочу его спасти! Но не для того, чтобы спасти его. А для того, чтобы все восхищались мной! Ничего не получается, Костя! — Борис отчаянно всплеснул руками. — Это — моя чёрная сторона! Она победит в любом случае!

— Не в любом, — отрезал я. — Действуйте, как считаете нужным. Доверьтесь интуиции!

Ох и не повезло пацану, реально не позавидуешь. Оказался меж двух наковален. С одной стороны поджимает Тьма, с другой — чёрная магия. Если он таки сумеет выкрутиться из этого переплёта, я, пожалуй, изменю своё мнение относительно лучшего кандидата на российский престол.

А не сумеет — не будет Бориса. По крайней мере, того Бориса, которого знаю я — больше не будет.

Великий князь отвернулся. Глядя в сторону, что-то забормотал. Я напряг слух.

— Что сделал бы Костя? Ну, что?.. Он просто связал бы его цепью и оттащил от края. Врезал в челюсть. А может, просто рявкнул бы, и всё… И даже связывать бы не потребовалось.

— Да не думайте вы о том, что сделал бы я! — прикрикнул я. — Это — ваша битва! Ваш выбор! Действуйте так, как никто, кроме вас, не смог бы действовать.

Дёрнувшись, будто от раздражения, Борис убрал глушилку и повернулся к самоубийце. Когда он заговорил, голос его звучал иначе. Сильно и уверенно. Это был голос не сопливого пацана, а Его высочества, великого князя.

— Что заставило вас проститься с жизнью, сударь?

— А тебе что за дело? — огрызнулся мужик.

— Я сам не так давно подумывал о смерти, поэтому вы в данный момент мне близки.

— Ты? О смерти? — Мужик хохотнул. — Да тебе сколько лет-то, щегол? Молоко на губах не обсохло — зато одет, эвон как! Батя, небось, деньгу лопатой гребёт. Чего тебе не хватает-то? Девчонка хвостом крутанула? Али вместо Франции мамка в Париж отвезла?

— Париж находится именно во Франции, с вашего позволения, — сказал растерявшийся Борис.

Мужик дёрнул плечом.

— Да позволяю, мне не жалко. Пусть хоть все там друг на дружке переженятся, неруси.

— … И с девушкой у меня всё прекрасно.

— Ну? — Мужик, похоже, развеселился окончательно. — Так и чего тебе о смерти-то думать? До того зажрался, что больше не об чем?

— Я боюсь не выдержать той ноши, которую вынужден нести, — серьёзно сказал Борис. — Боюсь, что сломаюсь под её весом. Погибну сам и всех погублю. Каждое утро я просыпаюсь с этой мыслью! Каждую ночь засыпаю с ней. А во сне вижу, как у меня подгибаются колени, и я падаю. Вниз и вниз, в бесконечную пропасть.

Веселье из глаз мужика пропало, как не было. Теперь он смотрел так же, как Борис — серьёзно, отчаянно. Прошептал:

— Вот и у меня — так же. Год за годом. День за днём. Ни просвета… Пью, чтобы хоть маленько забыться — и то не помогает. За комнату три месяца не плачено. Как с работы выгнали, так и… Завтра хозяйка всех нас выставит — жену, детишек. Давно уж грозится… А я вчера — поверил в счастливую звезду! Последний рубль на кон поставил. И теперь таким людям должен, что лучше бы убили сразу. Эх-х, да что там… — Он снова шагнул к краю.

— И сколько вы должны этим людям? — быстро спросил Борис.

— Много, пацан. Много. Почитай что сотню.

— Пф! — Борис даже рассмеялся. — Я, полагаю, за день трачу гораздо больше.

Я закрыл лицо рукой. Не лучшее высказывание в текущей ситуации…

Однако ситуация продолжала развиваться.

— Поздравляю. — Лицо мужика окаменело. — Вот иди и трать! А меня — оставь в покое.

— Вы меня не поняли, сударь. Если на то будет ваша воля — я выплачу ваши долги сегодня же. И тем страшным людям, и квартирной хозяйке.

— Смеёшься надо мной? — взревел мужик.

— И в мыслях не было. Мне это правда ничего не стоит. И если такая малость может спасти вам жизнь, то не помочь с моей стороны — безумие.

Тяжело дыша, мужик смотрел на Бориса. Потом — вновь поглядел вниз.

— А толку? — заорал он. — Смысл? Работы — нет! Выгнали! И не берут никуда. Я через неделю весь в долгах буду! Опять!

— Работу найдём, — подал голос я. — Ты, смотрю, руками работать умеешь?

Мужик посмотрел на свои руки. Здоровенные, как лопаты, грубые. Покрытые порезами, потемневшие.

— Меня ж за пьянку выгнали… — пробормотал он.

— Ну, тут уже сам, — пожал я плечами. — Голова есть — не просрёшь шанс.

Последняя фраза, произнесённая на языке, понятном собеседнику, подействовала хорошо. Мужик повернулся к нам весь, целиком. И я буквально почувствовал, как обречённость от него отступила. Появилась надежда.

— А вы кто ж такие будете-то? А? — заинтересовался он.

— Великий князь Борис Александрович Романов, — учтиво поклонился Борис. — А это — князь Константин Александрович Барятинский, мой лучший друг. Как мы можем обращаться к вам?

Мужик приоткрыл рот и выкатил глаза.

— Бор… Ал… Великий… Э-э-э. Барятинский⁈ А…

Что он попытался исполнить — не понял никто, даже, наверное, он сам. Не то поклон, не то реверанс. Не то сплясать хотел, не то подпрыгнуть. Итог же получился неожиданным: одна нога мужика зацепилась за другую, равновесие приказало долго жить, и самоубийца полетел с крыши вниз головой, сопровождая полёт хриплым рёвом.

Я, мысленно матерясь, бросился к краю, призвал цепь. Но быстрее меня оказался Джонатан Ливингстон.

Чайка сорвалась с крыши вниз, в мгновение настигла падающее тело. А потом случилось то, что я уже видел: Джонатан превратился в галдящую стаю ворон. Стая облепила мужика и замедлила его падение. А я ощутил, как у меня в голове возникло что-то вроде вопросительного знака. Фамильяр интересовался, что делать дальше.

Первым порывом было — поднять мужика сюда, обратно. Но потом вмешался здравый смысл, и я отдал приказ поставить его на землю. Что Джонатан и исполнил. После чего, опять обернувшись чайкой, взмыл в небо с воплем: «Государю императору — ура!»

Спасённый мужик поднял голову. И хрипло, обалдело каркнул в ответ:

— Ура…

Люди, собравшиеся во дворе клиники, разошлись. Свою порцию зрелища они получили, убедились, что умирать пока никто не собирается, и успокоились. Спасённого мужика посадили в смотровой, сунули ему в руки кружку с чаем. Сами мы вышли и теперь стояли в коридоре, где я объяснял Клавдии суть задачи.

— Для меня честь оказать вам помощь, ваше высочество, — только и сказала она.

— Но я надеюсь, вы понимаете, что всё это — строго конфиденциально? — спросил Борис.

— Во-первых, ваше высочество, — вмешался я, — об этом можно было не упоминать. Клавдия Тимофеевна не из тех, кто будет болтать.

— Прошу прощения, — раскаялся Борис.

— А во-вторых, то, что вы находитесь здесь, сохранить в тайне будет, боюсь, невозможно. Я бы, конечно, посоветовал вам встречаться ночами. Но и это вряд ли поможет. Слишком уж вы известная персона.

— И что делать? — пожал плечами Борис.

— Забить и не парить… Эм. Я хотел сказать, не обращать внимания на молву. Вы ведь понимаете, что будете здесь делать, ваше высочество?

— Ну… Чистить жемчужину. Энергию, если быть более…

— Не совсем так. Прежде всего, вы будете помогать Клавдии Тимофеевне спасать людей. Самых простых людей, которых только можно представить. Точка. И это — хорошо, это — правильно. К образу будущего монарха — одни плюсы. Вот на этом и сконцентрируйтесь. А теперь, не сочтите за дерзость, но мне нужно переговорить с Клавдией Тимофеевной с глазу на глаз.

— О, ну что вы, конечно. Я буду в том конце коридора.

И Борис отошёл. Я на всякий случай поставил глушилку.

— Ещё что-то случилось, Костя? — прошептала Клавдия.

— Нет. Я просто хотел предупредить. Ну…

— О чём? — Клавдия хлопала глазами, не желая понимать меня с полуслова.

— Просто когда ты восстанавливала свою энергию через меня, у нас всё заканчивалось… Э-э-э…

— Костя! — Клавдия покраснела и, кажется, едва сдержалась, чтобы не влепить мне пощёчину. — Мне кроме тебя помогают многие люди! Мужчины в том числе. Неужели ты думаешь, что со всеми получается — вот так?

Да чёрт меня знает, что я думаю. Откуда мне, собственно, знать? Я свечку не держу, когда тебе другие помогают.

— Извини, — вслух покаялся я и поднял руки.

— Как только в голову могло прийти, — продолжала негодовать Клавдия. — Да, после восстановления я немного сама не своя! Но это вовсе не значит, что я…

— Клавдия, я ведь уже извинился. И в мыслях не было тебя оскорбить. Просто проявил беспокойство…

— Не стоит беспокойства! То, что происходило между нами, имеет отношение только к нам. Ты мне сразу же понравился, а потом… Тогда… От тебя исходила такая аура, что мне всё казалось правильным. Если вдруг тебе интересно, ты — всего лишь второй мужчина в моей жизни. И третьего не было.

Клавдия всё ещё пылала праведным негодованием. Я огляделся по сторонам. В коридоре не было никого, кроме Бориса, но он стоял к нам спиной. Я счёл возможным коротко поцеловать Клавдию в губы. Она ответила на поцелуй. Улыбнулась.

— Мир? — спросил я.

— Мир, — вздохнула она. — Пора идти его спасать. Совместно с великим князем… А ты уедешь?

— Отскочу ненадолго, потом вернусь забрать Бориса. Этого парашютиста с собой заберу, — кивнул я на закрытую дверь.

— Хорошо. Не задерживайся, пожалуйста!

— Ни в коем случае. Не бойся, я не оставлю тебя наедине с его высочеством дольше, чем того требуют обстоятельства.

Дождавшись, когда Клавдия с Борисом зайдут в палату, я открыл дверь и шагнул в смотровую. Мужик уже допил чай и теперь тупо смотрел перед собой.

Ну, всё правильно. Первый шок прошёл, уступил место глубокой задумчивости.

— Значит, так. — Я взял стул и, развернув его спинкой вперёд, сел напротив. — Слушай меня внимательно. То, что его высочество тебе пообещал, он сделает. Долги твои покроет. А мы с тобой прямо сейчас поедем на завод, который выпускает боеприпасы. И тебя туда возьмут.

Мужик посмотрел на меня с сомнением.

— Возьмут?.. Я, кажись, знаю, о каком вы заводе. Там платят — огого! А берут — ох, не каждого.

— Возьмут, об этом не беспокойся. Но имей в виду: я всех предупрежу, чтобы за тобой смотрели. Если вдруг начнёшь исполнять — ну, ты понял — в тот же день выпнут под зад мешалкой.

— Не начну! — Мужик прижал руки к сердцу. — Ей-богу, ваше…

Я резко дёрнулся вперёд, схватил его рукой за затылок и притянул к себе.

— Слушай сюда, уёжище. Мне твои клятвы не нужны. Ты себе поклянись. Если думаешь, что когда в следующий раз сольёшь всё в выгребную яму, можно будет опять влезть на крышу и решить все проблемы — жестоко ошибаешься. Тебе сегодня дико повезло, ясно? Счастливая случайность. Может быть, самая счастливая за всю твою жизнь. Не превращай это дерьмо в привычку! Понял меня?

Мужик кивнул и прошептал дрожащими губами:

— П-п-понял.

— Приятно поговорить с понимающим человеком. — Я отпустил его и встал. — Всё, поехали. Хватит языки чесать, пора на работу устраиваться.