Тьма наступает

Глава 16

У себя в кабинете Витман занял любимое место, на подоконнике. Я расположился в кресле — которое уже привык считать своим. Света с аппетитом уминала принесенные секретарем из буфета бутерброды, булочки и пирожные. Запивала всё это чаем и кофе попеременно. В камеру она с нами не ходила и пустую оболочку Кузнецова не видела. Впрочем, сомневаюсь, что зрелище, способное испортить аватарке аппетит, существовало в принципе.

Периодически Света отщипывала от булки куски и кидала Джонатану. Тот хватал угощение на лету. На наши с Витманом дымящиеся сигареты Света смотрела неодобрительно, но ничего не говорила. Помнила, наверное, о моей угрозе отправить её на чердак.

— Итак, что мы имеем. — Витман удрученно рассматривал стелющийся под потолком дым — будто в надежде увидеть в нём подсказку. — Мы имеем подтвержденную информацию о том, что места прорывов ваш фолиант указывает правильно. Так же, как правильно сообщает имена людей, которые связаны с организацией этих прорывов. Однако знание имён не даёт нам практически ничего. Следующим местом прорыва, если верить книге, станет парижский зоологический сад, а имя, которое упоминается в ней — Жан-Клод Дюбуа. Имя, которое по части распространенности смело можно приравнять к Степану Кузнецову. Самое обидное — я ведь знал это имя! Лично знаком с Кузнецовым не был, но тем не менее. Но мне даже в голову не пришло, что подобная личность может организовать бесплатную лотерею! Кузнецов был известен своей прижимистостью…

— Что такое прижимистость? — спросила Света.

Для того, чтобы задать вопрос, ей пришлось оторваться от пирожного.

Джонатан немедленно воспользовался заминкой. Выхватил недоеденный кусок у Светы из пальцев.

— Там же самое вкусное осталось! — возмутилась Света.

Джонатан вспорхнул на шкаф. Издевательски проорал:

— Государю императору — ура!

— В большой семье — не щелкай клювом, — перевёл с чаячьего на русский я. — Присутствуют тут некоторые, у которых и клюв покрепче, и пасть пошире… А прижимистость — это жадность.

— То есть, человек, который всё это устроил, был жадным?

— Прежде — да, — сказал Витман. — О проведении в Гостином дворе лотереи я краем уха слышал, но даже внимания не обратил. Место людное, там постоянно что-то происходит. Подробностями не интересовался. А зря, как оказалось. Если бы заинтересовался — несомненно, узнал бы и то, что лотерея бесплатная, и то, что билеты распространяются в изрядном количестве. И на Кузнецова наверняка вышел бы раньше. Мои люди успели опросить его домочадцев. Поведение хозяина резко изменилось около двух недель назад.

— Когда мы ликвидировали прорыв в Павловске? — уточнил я.

— Именно. Кузнецов сказал своему секретарю, что будет проводить бесплатную лотерею. Секретарь так изумился, что даже переспросил. Никогда прежде Кузнецов ни в чём подобном замечен не был. Благотворительность считал блажью, а тех, кто ею занимается — сумасшедшими.

— И вдруг резко изменился?

— Да, в одночасье. Помните, Константин Александрович, рассказывая о прорыве в Павловске, вы упомянули некую ускользнувшую сущность?

— Помню, конечно, — усмехнулся я, — ещё бы не помнить. И теперь мы доподлинно знаем, куда она ускользнула. Только вот легче нам от этого не стало… Ладно. Главное, что прорыв удалось ликвидировать. И следующая наша задача — не допустить новый. Сработать на опережение.

— Что вы предлагаете? Следующий прорыв, если верить вашей книге, случится в Париже.

Я кивнул:

— Подозреваю, что он снова случится при большом скоплении народа. Как мы уже выяснили, Тьма устраивает свои шоу в числе прочего для того, чтобы питаться людскими эмоциями.

— Эмоциями? — удивился Витман. — Не энергией?

— Одно с другим неразрывно связано, — снова вмешалась Света. — Человек, испытывающий сильные эмоции, выделяет больше энергии, чем тот, кто находится в состоянии покоя… Эй! Отдай! — она вскочила и бросилась догонять Джонатана — который, пользуясь тем, что аватарка опять отвлеклась, стянул с её бутерброда ветчину.

Джонатан уселся на оконный карниз. Запрокинул голову и метнул добычу себе в пасть.

— Государю императору — ура! — проглотив, сообщил он Свете.

— Ах ты, ворюга! — возмутилась аватарка.

Сняла с ноги туфлю и постаралась занять максимально удобное положение для того, чтобы швырнуть ею в Джонатана.

— … а следовательно, людей снова будут завлекать куда-то, обещая им нечто, что гарантированно вызовет эмоциональный взрыв, — обращаясь к Витману, закончил я.

— Да, — согласился Витман. — Пожалуй, вы правы. — За противостоянием «Света —чайка» он, как и я, наблюдал без интереса. И так было ясно, кто победит. — Скажу Кристине, чтобы смотрела в оба. Изучала газетные объявления и обращала внимание на всё, что может привлечь большое количество людей. Тем более, о месте прорыва мы знаем.

— Я мог бы присоединиться к Кристине в Париже… — начал я.

— Нет! — это Витман и Света воскликнули в один голос.

Посмотрели друг на друга и одновременно смутились. Витман взял себя в руки первым.

— Ваше присутствие необходимо здесь, — отрезал он. — Не забывайте, что в Императорской академии постоянно пребывает великий князь Борис Александрович. И его величество твёрдо рассчитывают на то, что вы будете рядом с ним.

«А ты так же твёрдо рассчитываешь на то, что я как можно дольше не окажусь рядом с Кристиной», — мысленно хмыкнул я.

Вслух сказал:

— Понял. Служу Отечеству. — Повернулся к Свете. — А ты-то чего взвилась?

Ходить вокруг да около аватарка не стала.

— Мне неприятно думать о том, что около тебя будет находиться девушка, — прямо сказала она.

— А ничего, что в академии около меня постоянно находятся несколько десятков девушек?

— Ничего. Это другое!

Тут уже ухмыльнулся Витман.

— Государю императору — ура! — победно гаркнул Джонатан.

Спикировал с карниза вниз и, пролетая мимо стола, схватил с тарелки последнюю булочку.

— С пови-и-идлом⁈ — взвизгнула Света на пределе негодования.

И зашвырнула таки в Джонатана туфлей. То есть, это по мнению Светы туфля летела в Джонатана. Но тот в последний миг ловко увернулся, а туфля продолжила полёт — к оконному стеклу.

— Благодарю вас, капитан, — проследив за моим движением, наклонил голову Витман.

— Не стоит благодарности. — Туфлю я перехватил цепью и вернул Свете. Встал. — Разрешите идти?

— Да, всего доброго. До связи.

— Государю императору — ура! — вежливо попрощался Джонатан.

С таким достоинством, как будто это не в него швыряли туфлей. И первым выпорхнул в открывшуюся дверь.

О том, что курсанты Императорской академии могут выписывать, среди прочих, иностранные газеты, я знал. Хотя до сих пор необходимости их читать у меня не было. Теперь же, вернувшись в академию, первым делом отправился в секретариат и объявил, что хочу получать все французские газеты, какие только можно достать.

Французских оказалось не много, всего три. Прочие на территории Российской империи не распространялись. Первая газета представляла собой серьёзный, официальный печатный орган. Статьи, публикуемые здесь, касались в основном внешней и внутренней политики, экономики Франции. Зато две другие газеты наполовину состояли из светских сплетен и скандалов-интриг-расследований. Вот эти я изучал с полной сосредоточенностью.

«Знаменитый медиум мадам Блаватская приглашает на спиритический сеанс! Только один день, количество мест ограничено! Спешите!»

Нет. Количество место ограничено — однозначно не наш вариант.

«Внимание: в нынешнюю пятницу состоится небывалый показ мод! Только новые коллекции осенне-зимнего периода! В показе принимают участие знаменитости! Спешите приобрести приглашения!»

Я посмотрел на стоимость приглашения. Тоже — однозначно нет. Эта забава даже не для среднего класса.

«Мои» объявления по идее должны были находиться не на первых страницах. Ближе к концу — там, где публикуют рабочие вакансии, сообщения о продаже и желании что-нибудь купить, кроссворды и некрологи. И — зоопарк. Объявление, так или иначе должно касаться зоопарка…

Я просматривал газеты день за днём, но ничего интересного не попадалось. И Кристина тоже молчала — значит, и она пока ничего заслуживающего внимания не обнаружила.

Я зашелестел газетой, перевернув очередной лист. Иностранные газеты поступали в академию после ужина, и перед сном, лежа в кровати, я как раз успевал их просмотреть.

По перегородке вопросительно постучали.

— Войдите, — разрешил я.

Над перегородкой показалась всклокоченная голова.

— Костя! Ты только взгляни, что мне удалось сотворить!

Мишель свесился вниз и показал мне хрустальный бокал.

— Красивое, — оценил я. — А на фига… то есть, зачем он тебе? Ты же не пьёшь?

— Дело не в бокале как таковом, — отмахнулся Мишель. — Мне наконец удалось добиться полной симметричности граней!

— А-а, — протянул я.

Самая сложная штука в магии созидания — добиться точности передачи. Сделать так, чтобы тот же бокал, например, получился заданного размера, объёма, с заданной толщиной стенок и ножки, с правильным узором хрустальных граней, и всё такое прочее. То, что сотворил Мишель, было действительно работой высокого класса.

— Поздравляю, — искренне сказал я. — Растёшь.

— Благодарю… А что ты читаешь? — Мишель с интересом уставился в газетную статью. Прочитал: — Dépêchez-vous de voir: de vrais noirs africains! Une exposition sans précédent lors d’une exposition internationale!* — перевёл недоуменный взгляд на меня. — Тебе действительно это интересно?

— Что?

— Ну, настоящие африканские негры, которых будут представлять на выставке?

— Чего⁈ — обалдел я. — Негров? Представлять на выставке?

— Ну да, — встречно удивился Мишель. — А чему ты удивляешься? Жаль, у нас в Петербурге подобных выставок не проводят, я бы сходил с удовольствием. Я лишь однажды видел настоящего негра, когда в мой родной город приезжал цирк. Этот негр был борцом, в том цирке представление наполовину состояло из боёв. Бои мне были не очень интересны, зато негра я рассмотрел во всех подробностях! У него белые ладони, представляешь? Прямо как у нас с тобой. Да и вообще он во многом — почти как человек.

— Да ты чё? — изумился я. — Не может быть.

В моём мире человеческие расы перемешались так давно, что едва ли вообще оставались люди, могущие похвастаться тем, что принадлежат к какой-то одной. Уж в тех слоях населения, где вращался я, точно.

Подавляющее большинство моих бойцов, боевых товарищей и просто знакомых были мулатами. В ком-то преобладала азиатская кровь, в ком-то — негритянская, кто-то больше походил на европейца, кто-то — на латиноамериканца. Но похвастаться чистотой крови не могли даже те, кто знал своих родителей. Об уроженцах интернатов вроде меня и говорить нечего, мы понятия не имели из каких составляющих формировались наши эмбрионы.

Здесь, в этом мире, мысль о том, что «негр — это почти как человек» для парня вроде Мишеля являлась настоящим открытием.

Я вчитался в статью внимательнее.

В Париже, на территории зоологического сада, какая-то компания демонстрировала экспозицию «Африканские негры в естественной среде обитания». Так, как эта компания могла бы представлять, например, амурских тигров или австралийских кенгуру. Объявление уверяло, что в зоологическом саду выстроена настоящая африканская деревня, с настоящими жителями. Всего за два франка уважаемой публике предлагали полюбоваться невиданной диковиной. Сам я в статью пока не вчитывался и до слов «на территории зоологического сада» добраться не успел.

В качестве картинки для привлечения внимания к статье прилагалась фотография. С чёрно-белого снимка широко улыбались три красотки. Их короткие вьющиеся волосы были украшены цветами. Стройные шеи — рядами бус. А ниже бус не было ничего. В смысле — одежды. То, что одежда обычно скрывает, присутствовало в полном объёме. Надо сказать, весьма богатом.

— Неужели они правда, прямо вот так и ходят? — глядя на снимок, пробормотал Мишель.

Я поднял на него глаза.

— Наверняка. Обещают же естественную среду обитания. А что тебе не нравится?

Мишель залился краской. Едва ли ему что-то не нравилось. Но признаться в этом не согласился бы и под страхом смертной казни.

— Доброй ночи, Костя, — выдавил Мишель. И скрылся за перегородкой.

А я задумался.

Два франка за возможность полюбоваться голыми девицами. Да ещё и негритянками. Если правильно понимаю, это не дорого. Совсем не дорого…

Я достал портсигар-передатчик. Связаться с Кристиной напрямую не мог, только через Центр. Отстучал сообщение:

«Лѣйтѣнанту Алмазовой. Прошу узнать, сколько билѣтовъ прiобрѣтѣно на посѣщенiя экспозицiи „Афрiканскiя нѣгръ въ естѣствѣнной срѣдѣ обитанiя“ въ зоологическомъ саду. О рѣзультатѣ доложить нѣмѣдлѣнно».

Ответ пришёл довольно быстро.

«Капитану Барятинскому. Прiнято. Искрѣннѣ надѣюсь, что заданiя связано съ прогнозированiямъ прорывовъ, а не съ Вашими фантазiями, пробудившимися въ связи съ изученiямъ газѣтныхъ фотографiй».

Я так отчётливо представил негодующее лицо Кристины, что едва не заржал. Набрал ответ:

«Лѣйтѣнанту Алмазовой. Свои фантазiи я прѣдпочитаю воплощать въ жизнь. Напомнiть Вамъ, какимъ образом?»

В этот раз ответ пришёл немедленно:

«Капитану Барятинскому. Я Васъ нѣнавижу! Доброй ночи».

— Эх, Кристина, — я откинулся на подушку и улыбнулся. — Да. Я тоже по тебе соскучился.

Зачем-то представил лицо парня, сидящего на передатчике в Центре. Стало ещё смешнее.

— Государю императору — ура! — напомнил вдруг о себе Джонатан.

Он сидел на спинке моей кровати и глядел в появляющиеся внутри «портсигара» буквы с таким видом, как будто умел читать.

— А что — я? — я пожал плечами. — Не я придумал эту дурацкую систему. Общались бы мы с Кристиной напрямую — никто бы не пострадал. А теперь парень, небось, полночи спать не будет. Надеюсь, хоть службу не проспит.

*Спешите видеть: настоящие африканские негры! Небывалая экспозиция на международной выставке! (фр.)

На следующий день вторым уроком была физика. Войцеховский устроил давно обещанную контрольную работу. А чтобы нам жизнь мёдом не казалась, объявил, что для получения положительной оценки необходимо решить не меньше двух задач, помеченных звёздочкой. В ответ на прокатившийся по аудитории дружный стон Войцеховский предложил недовольным поднять руку. Количество задач со звёздочкой для этих курсантов будет увеличено.

— Надо же, как разбушевался, — пробормотал сидящий рядом со мной Пьер Данилов. — Чего это он?

— Ему на днях прописали строгую диету, — отозвался Вяземский, другой наш одноклассник. — Вот и злобствует.

— Откуда ты знаешь? — к ним обернулась с переднего ряда Долгополова.

Вяземский сделал загадочное лицо:

— У меня свои источники информации.

Долгополова фыркнула.

— Кажется, я знаю, как зовут этот источник! Верно ли, что госпожа Вачнадзе недавно начала брать уроки целительства в академической клинике?

— Госпожа Долгополова, — прогудел Войцеховский. — Вы претендуете на дополнительную задачу со звёздочкой?

Долгополова, разумеется, не претендовала. Она с обычными-то задачами справлялась с трудом. Развернулась и постаралась слиться с партой.

В аудитории наступила мёртвая тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием карандашей по бумаге. Я углубился в решение первой задачи. На осторожный стук в дверь обратил внимание лишь потому, что прозвучала моя фамилия.

— Барятинский? — удивился Войцеховский. — Но у нас сейчас контрольная работа! Нельзя ли обождать до перемены?

Что ответил секретарь ректора — а в дверях аудитории маячила именно его костлявая фигура, — я не расслышал. Но вскочил немедленно. В отличие от Войцеховского, догадывался, что если меня сдёргивают посреди урока, то явно не по тому поводу, который может обождать.

Спросил у секретаря:

— Что?

— К телефону-с, — поклонился тот. — Срочно-с.

— Прошу прощения, — сказал я Войцеховскому.

И бросился к двери.

Звонок поступил в кабинет ректора.

— Госпожа Алмазова, — указывая подбородком на трубку, сказал Калиновский. — Крайне взволнована.