У самой границы

"ДВОЙНАЯ ВОСЬМЕРКА"

Машина въехала во двор и остановилась у дома с двумя крылечками. Где-то совсем рядом разноголосо залаяли собаки; слышно было, как они рвались и свирепо хрипели на привязи. Алька на всякий случай присел на корточки и осторожно выглянул из-за борта. Тобик залаял в ответ, как будто знал, что в машине его не так-то легко достать. Саша решительно спрыгнул на землю.

Коренастый смуглолицый дежурный подошел к ним, поздоровался и откинул борт кузова.

Неподалеку под навесом стояли на костре накрытые деревянными крышками котлы. От навеса, улыбаясь и еще издали помахав приветливо рукой, быстро шел к машине высокий, немного нескладный пограничник в белой куртке и белом поварском колпаке. На его решительном и вместе с тем добродушном лице особенно заметными были широкие, густые брови.

— Здравствуй, Зозуля! — ответил на приветствие повара старший лейтенант.- Вот, знакомься с моими, всем семейством прикатили!

— Якый Бобик гарнесенький! — здороваясь с Нюрой и Алькой, удивился Зозуля.

— Тобик! — поправил его Алька.

— Ну да, и я кажу: Тобик…- согласился Зозуля.

Так вот он какой — Зозуля, испытанный пограничник,

боевой друг старшего лейтенанта, который и через огонь с дядей Андреем шел и Лаврова спасал… Но почему же он не с винтовкой на посту, а в каком-то колпаке и поварской куртке?

За домиком кухни, стоящим возле навеса (домик штукатурили два обнаженных до пояса пограничника), Саша увидел на высоком столбе ветродвигатель. Но пропеллер его был отвернут в сторону и не вертелся. Саша запрокинул голову и посмотрел на вышку. Интересно, кого увидел в бинокль часовой на вышке?

Дежурный начал снимать чемоданы с машины. Старший лейтенант помог сойти Аграфене Петровне и Нюре, снял и поставил на землю Альку. Айно, подвязав на затылке косички и что-то напевая, побежала в дом. Ничего особенного не происходило,- все было так, как будто приехали они не на пограничную заставу, а просто в деревню на дачу.

Саша ждал, что вот-вот промарширует по двору хотя бы взвод солдат или выкатят откуда-нибудь пулемет, но, так и не дождавшись, стал помогать вносить вещи в комнату.

Выходя из дома, он увидел в глубине двора ограду вокруг поросшего травой широкого холма, в центре ограды поднимался обелиск. Саша догадался, что это — братская могила, где защитники заставы еще в сорок первом году похоронили своих погибших товарищей. Он подбежал к ограде, обхватил руками узкие планки частокола, поднялся на нижнюю рейку. На обелиске была укреплена доска с именами: «Сержант Насонов… Макашин… Рогов», а внизу алюминиевая пластинка с надписью: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!..» Надпись эту на алюминиевой пластинке, вырезанной из солдатского котелка, сделал когда-то дядя Андрей обыкновенной ружейной отверткой.

Только сейчас Саша заметил, что Цюра уже приехал на подводе, распряг лошадь и потащил к конюшне сбрую и хомут, немного косолапо переставляя короткие ноги и согнув широкую спину. Слышно было, как Цюра напевал себе под нос: «Каким ты был, таким остался…»

Зозуля вернулся к своим котлам, штукатуры, поздоровавшись со старшим лейтенантом и Нюрой, продолжали работу, вокруг по-прежнему ровным счетом ничего не происходило.

В другом конце двора Саша увидел бродившего на длинной привязи рыжего лопоухого теленка, На морду ему кто-то надел и, как видно, привязал круглую плетеную корзинку. Пятясь и вертя головой, теленок пытался сбросить корзинку. Наконец это ему удалось: оборвав веревку, он вскачь помчался в дальний угол двора, где за проволочной изгородью паслась однорогая рябая корова.

Увидев, что теленок просунул голову через изгородь и припал к вымени, Цюра бросил возле конюшни упряжь и рысью устремился к изгороди. Теленок галопом помчался по двору. Цюра — за ним. Зозуля вышел из-под навеса и принялся кричать и махать руками, подавая советы, как ловить «быка». Штукатуры слезли со своей лестницы и отправились на помощь Цюре.

Виновник происшествия, не даваясь никому в руки, задрав хвост, галопом облетел весь двор и оторопело остановился перед Нюрой и Аграфеной Петровной.

— Тпруся, тпруся,- протянув руку, спокойно позвала Аграфена Петровна. Подойдя к теленку, она стала гладить его по шелковистой короткой шерстке, улыбаясь и как бы приглашая Сашу подойти и тоже погладить. Саша подошел.

Подобрав веревку, Макашина передала ее подоспевшему Цюре.

— Вы уж дайте мне какую-нибудь работу,- попросила она старшего лейтенанта,- хоть за коровой смотреть.

— Да вы отдохните сперва,- ответил Лузгин,- а потом, если хотите, можно и за коровой…

Из соседней двери, где, как догадался Саша, была квартира капитана Рязанова, Айно вытащила целый тюк половиков и, делая вид, что не обращает никакого внимания на Сашу, начала выбивать половики с таким ожесточением, что стоявшие тут же Карп Яковлевич и дядя Андрей, несколько раз чихнув, отошли в сторону.

— Видно, капитан, как его Маруся в Кисловодск уехала, всю эту музыку и трогать никому не велит,- сказал Карп Яковлевич.- Айнюшке вот только и доверяет,- добавил он, гордясь внучкой.

Саша догадался: Марусей зовут жену капитана. Вспомнив, что не сегодня-завтра должен приехать Славка Рязанов, Саша повеселел: Славка все про заставу знает! Со Славкой будет куда интереснее! И Саша незаметно поправил оттягивающий карман тяжелый самодельный пистолет, который смастерил еще в Петрозаводске. Пистолет можно было набить настоящим порохом и стрельнуть, чиркая коробком по приставленной к запальному отверстию спичке, но Саша сомневался, оправдает ли себя на границе такое самодельное оружие. Если бы пистолет увидела Нюра, она без всяких разговоров зашвырнула бы его подальше.

К обеду Аграфена Петровна переоделась и села за стол в новом темно-синем платье с воротником, застегнутым белой костяной брошью: в продолговатом овале во всю прыть бежала упряжка оленей, каюр, откинувшись назад, погонял ее, размахивая длинным хореем.

— А ведь я знаю эту брошку! — с удивлением глядя на Аграфену Петровну, сказал старший лейтенант.

— Да, делал ее Петенька. Пуще жизни берегу! ответила Аграфена Петровна.

Саша с большим интересом стал рассматривать брошку, сделанную здесь вот, на заставе, сыном Аграфены Петровны, ефрейтором Макашиным. Он спросил себя, смог бы он так искусно вырезать из кости оленей и каюра? И признался, что, пожалуй, не смог бы.

Саше захотелось угодить Аграфене Петровне, и он подвигал ей то хлеб, то горчицу, то заливное из судака.

После обеда Саша отправился во двор. Походил возле гимнастического городка на спортплощадке, прошел по дорожке, обсаженной кустами смородины, забрел в беседку, затянутую плющом. Во дворе по-прежнему никого не было, только на дальнем пригорке, где тропка выходила на открытое место, Саша заметил двух пограничников в плащах и с винтовками, возвращавшихся из наряда.

— Саша! Сашенька! — раздался Нюрин голос.

Нюра в клетчатом переднике стояла возле крыльца с плетенкой в руках.

— Саша, помоги нам корову напоить, а ты, сынок, набери шишек для самовара.

Алька взял плетенку и отправился за шишками.

Аграфена Петровна стояла возле конюшни и о чем-то разговаривала с Цюрой. Корова была привязана к старой березе и уплетала свежескошенное сено, которое бросил перед ней Цюра.

— Давайте я корову напою,- предложил Саша.

— Ну вот и хорошо, напои Милушку,- внимательно посмотрев на него, сказала Макашина.

«А может, эта Милушка бодается?» — подумал Саша.

— Милка, Милка! — позвал он, протянув руку.

Неожиданно для Саши Милка насторожила уши и двинулась ему навстречу. Саша остановился. Корова замычала и, облизывая ноздри, потянулась к его руке.

Саша отвязал веревку и повел Милку к озеру, где был построен из бревен причал. Рядом с причалом далеко в озеро вдавались деревянные мостки.

Когда Милка вошла в озеро и стала пить, Саша побежал по мосткам, лег на них и стал смотреть в воду. Со дна поднимались длинные тонкие стебли с зелеными листьями. В прозрачной воде были отлично видны круглые, покрытые мохом камни, ползающие по дну раки и Темные спинки окуньков, проплывавших между водорослями.

Корова напилась, шевельнула ушами и, подняв голову, протяжно замычала. Вода струйками стекала с ее морды.

Саша поднялся и посмотрел на озеро. Остров был виден отсюда во всей своей красе. Высокая тонкая ель на его каменистой вершине и массивная, утвердившаяся на гранитном наволоке огромной зеленой пирамидой сосна стояли друг против друга, как часовые, отражаясь в сверкающей под солнцем спокойной глади озера.

Саша подумал, что на эту ель и на этот наволок смотрел его отец, когда шел отбивать остров. А он, Сашка, из этого же озера корову поит…

Булькнув прямо перед ним, в воду шлепнулся камешек. Саша обернулся-. Поджав под себя ноги, опираясь о траву рукой, на берегу сидела Айно.

— А я знаю! — сказала она.- Ваша Петровна в немецком концлагере была, а когда их в другой лагерь перевозили она и убежала…

— А может, ты опять врешь? — спросил Саша.

— Честное слово, она нам сама рассказывала,- мотнула косичками Айно,- в настоящем концлагере! Страшно-то как! Их целую неделю искали, из автоматов, из ружей стреляли…

— Из винтовок! — поправил ее Саша.

«А ведь за обедом она ничего про концлагерь не говорила»,- подумал Саша.

Он знал, какие ужасы творили фашисты в Освенциме и Майданеке. Убежать из гитлеровского лагеря не каждый сможет!

— А что она еще рассказывала? — спросил Саша.

— Больше ничего. Она ведь только приехала. А ты б убежал? — спустившись к воде и усаживаясь на мостки рядом с Сашей, спросила Айно.

— Я бы не только убежал,- сказал Саша,- я бы всех своих освободил, а фашистов вместе с лагерем взорвал!

Саша покосился на Айно, подумав, что уж слишком горячо он все это выпалил.

— Я тоже, как ты…- вздохнув и глядя перед собой на воду, сказала Айно.- Вот приезжай к нам в деревню,- глянув на него большими зеленоватыми глазами, предложила она,- я тебе старые партизанские землянки покажу. Дедушка мой партизаном был, в лесу жил Они с капитаном Рязановым и твоим дядей Андреем еще тогда друг друга знали…

— И ты к нам на заставу обязательно еще приезжай,- сказал Саша.

— Я приеду,- сказала Айно,- меня Сережа всегда с собой берет…

— Какой Сережа?

— А старшина Лавров,- он нас каждое воскресенье навещает. Если б я была вместо нашей Кати, я бы сразу за него замуж вышла и не выдумывала бы! — Айно вздохнула и, болтнув ногой, подняла фонтанчик брызг Камни на дне, сваи мостков, уходящие в глубину, водоросли и окуньки — все закачалось, покрылось рябью и исчезло.

Саша еще раз покосился на Айно, удивляясь, чем только у девчонок забиты головы.

— Что там за совещание? — донесся чей-то голос. По другую сторону причала, раздевшись по пояс, умывался дядя Андрей.

— Мы корову поим,- ответила Айно.

— Сюда идите! Отведете Милку и приходите! — крикнул им старший лейтенант.

— Пошли, Милка, домой! -Айно потащила корову за веревку к огромному сеновалу. Подобрав хворостину, Саша пошел вслед, решив обязательно расспросить Мака-шину о концлагере.

Он накрепко привязал корову к березе морским узлом — двойной восьмеркой — и, проверив узел, вернулся вместе с Айно к озеру. Дядя Андрей ждал их у причала с полотенцем в руках. Поднявшись к большому валуну вместе с ребятами, он два раза крепко ударил каблуком о землю.

— Слышите?

— Гудит…

— То-то, гудит! Тут загудит — в Москве слышно. Пустота в камне, подземная пещера.

Саша прижался к камню ухом и действительно услышал какой-то очень далекий, но отчетливый гул, как будто где-то глубоко под гранитной скалой кузнецы били кувалдами.

— На Волге плотины строят, Жигули взрывают — у нас слышно,- почти серьезно сказал дядя Андрей.

Саша покрепче топнул ногой. Снова послышался неясный гул, и даже можно было ощутить легкую дрожь под ногами.

— И за кордоном слышно? — спросил Саша.

— Главное, здесь вовремя услышать,- заметил дядя Андрей.- Возьми сейчас газеты, пойдем комнату полит-просветработы смотреть.

Они пошли вверх по склону. Айно, вышагивая рядом с Сашей, что-то тоненько напевала.

Под сосной, недалеко от ограды, сидел Алька и с увлечением отковыривал палочкой чешуйки коры. Пустая плетенка стояла рядом.

— Жучок сюда забежал, черненький…- не отрываясь от своего занятия, сообщил Алька.

Айно опустилась рядом с ним и, все так же напевая, быстро набрала шишек в плетенку.

Когда старший лейтенант вышел из дому с пачкой газет, раздался цокот подков на каменистой тропинке. Капитан Рязанов, боком сидя в седле, птицей взлетел вверх по склону и у самого дома осадил Буяна. Перебирая стройными сухими ногами и запрокидывая назад оскаленную, с прижатыми ушами морду, Буян заплясал на месте. Капитан ловко соскочил на землю, дежурный принял приседавшего на задние ноги коня.

— Зайдем, Андрей Григорьевич,- доставая из сумки пакет, сказал Рязанов,- почитаем, что нам прислали.

Старший лейтенант посмотрел на свои газеты, свернул их толстой трубкой, подал Саше.

— Ну вот что, иди тогда в казарму один. Вон она, рядом с вышкой, там есть комната политпросветработы. Положишь газеты, посмотришь фотографии…

Капитан и старший лейтенант вошли на половину начальника заставы, где до обеда так старательно убирала Айно. Саша направился к дому у вышки. Поднявшись по крепким широким ступенькам, он открыл дверь в тамбур. Дальше — еще две двери. На одной надпись: «Общежитие», на второй — «Комната политпросветработы».

Саша открыл эту дверь и зажмурился от яркого света. Солнце светило в окна, под его лучами алел кумач на столах.

Против окон висел портрет Ленина, а на стене справа в черной рамке, обвитой красными лентами,- большая фотография Сашиного отца.

Так вот почему дядя Андрей послал его сюда!

Саша подошел ближе.

Отец смотрел прямо на него светлыми спокойными глазами. У отца действительно была огромная воля. Об этом говорил честный и открытый взгляд, даже как будто с легкой смешинкой. Казалось, отец был уверен: все, что он сделает, будет сделано хорошо, все, что он решит, будет решено совершенно правильно.

Под портретом на красном полотне написано золотом: