У самой границы

ТО, ЧЕГО НЕ ВИДЯТ ДРУГИЕ

Шумят вершинами сосны, шелестят березы, озеро плещет волной. Никто не услышит, как в высокой траве пробирается враг,- пограничник услышит.

Вьюга с злорадным воем заметает следы, обжигает лицо, прячет, скрывает в снегах маскхалат нарушителя. Никто не увидит его в этой шуршащей снежными иглами мгле,- пограничник увидит.

Чей след? Лошадь прошла или лось, или копыта лося привязал к сапогам диверсант? Кто знает, почему на тропе сдвинут камень, почему сломан куст, почему на дальней поляне метнулась косуля? Пограничник узнает…

Капитан Рязанов прошел в сторону от разрытого бабкиного муравейника и остановился возле старого пня.

Лавров, Шакирзянов, Цюра слушали его с напряженным вниманием. Стояли они недалеко от валунов, между которыми было защищенное пространство, где еще вчера прятался с камнем в руке Саша.

— Цюра,- спросил капитан,- почему, заняв позицию в этих камнях, выстрелил по нарушителю Зябрин?

— Он и в казарме стрельнул,- отозвался Цюра,- а тут указали ему место за пнем, а он в камни залез — опять же приказ нарушил. Позиция в камнях безопасная, да обзор плохой. Потерял нарушителя из виду и выстрелил…

— А место придумали удобное,- заметил Лавров.- В муравейнике пересыльный пункт, пень — ориентир, в камнях и оборону держать можно.

Капитан наклонился и собрал возле одного из валунов в укрытом от дождя углублении несколько крупинок обыкновенной соли.

— А чтобы место это из-за кордона отметили,- продолжал он,- бабка здесь корове соль бросила: белую с черными пятнами шкуру далеко видно. Костер у палатки тоже не зря развела… Теперь выводы: до границы отсюда метров шестьсот, три минуты к муравейнику, три — обратно, и если бы мы прозевали, то и без всякого шума… А задумано было просто: ребята корову не привязали, ребята из деревни поплавок привезли, в муравейник бросили. А в поплавке между слоями бересты — система охраны участка, в прорезиненном мешке — схемы геологов.

Капитан замолчал, как бы ожидая вопросов.

— Старшина,- приказал он,- расскажите, как вели наблюдение, какие получили выводы.

Лавров подумал, что еще и трава не просохла после вчерашнего ливня, а уже вся эта история с бабкой и нарушителями осталась позади и рассказывать о ней нужно только для того, чтобы опыт пригодился на будущее. Если рядовой пограничник заботился о выполнении своих личных обязанностей по службе, то ему, старшине Лаврову, надо было передать, свои знания другим, научить солдат всему тому, что знал он сам о границе.

— Прибыла эта шпионка на заставу,- начал старшина,- в первый же день попался мне незнакомый след. Вижу, прошла женщина. Анна Федоровна, думаю, жена замполита? Нет, след с вдавленной пяткой,- молодые больше с носка ходят. Бабка? Да, она. Что делает?

Корову ловит. А почему корова прямо к границе бежит? Взял я Рекса да по следу и пошел, а сам смотрю, как она действует. Оказывается, бабка Сашин морской узел развязала и шею корове уколола. После мы с Цюрой и прокол этот нашли… Догнал я бабку и вижу: никак она корову не поймает. Что такое, думаю,- самое смирное животное, а шарахается от нее, как от волка! Скоро уж к самым погранзнакам выйдут. А потом заметил, что бабка так и заходит, чтоб корова от нее к границе убегала. Кричит: «Ой, кто тут есть?», а сама втихомолку участок просматривает. Приказал я Рексу лежать, кругом обежал, от границы их отрезал и вышел навстречу… В первый же день,- продолжал Лавров,- вызвал меня старший лейтенант Лузгин и показал в нашем альбоме героев семейную фотографию Макашиных. Шпионка была похожа на Макашину, но по глазам и всему обличию — совсем другой человек… Запросили кого следует, ответ получили… Тогда мне и дали приказ наблюдать, а как только выясним, что ей надо,- схватить за руку…

— А Макашину, родную мать пулеметчика,- прервал его капитан,- убили в немецком концлагере, для того чтобы с ее документами забросить к нам в тыл опытную и подготовленную шпионку… Мы знаем, что для шпионского отребья нет ничего святого. Враги наши готовы играть на самых высоких чувствах советских людей, на чувстве любви и уважения к памяти погибших героев. Но никакие ухищрения всех этих шпионов и диверсантов не должны нас обмануть… И мы не должны забывать ни на минуту, что фашистские подонки, целые своры наемных бандитов и убийц, нашли себе новых хозяев. Их выкармливают и вооружают, они живут и пытаются действовать…

Из леса со стороны границы вышел старший лейтенант Лузгин в сопровождении Зябрина.

— Товарищ капитан,- доложил он,- участок осмотрен, в районе Черного ручья местами размыты кладки и мостки. Наряды службу несут отлично…

— Хорошо! — приняв рапорт, сказал Рязанов.- Зябрин, вам будет задание.

— Слушаю, товарищ капитан.

— Отстоите наряды, проведете с солдатами занятие на тему: «Выбор места для наблюдения и способы маскировки».

— Мне проводить занятия? — удивился Зябрин.

— А что ж тут такого? Вы и проведете. Думаю, что старший лейтенант вам все очень понятно объяснил.

— Оно, конечно, понятно…

— Ну вот и прекрасно! Не забудьте сказать о значении точного выполнения указаний командира.

— Есть провести занятия! — заметно повеселев, ответил Зябрин.

— А теперь,- приказал капитан,- шагом марш на заставу! Лавров, стройте группу…

Солнце было высоко и уже начинало клониться к западу, когда Саша проснулся.

У двери, усталый и взмокший, стаскивал с себя гимнастерку дядя Андрей. Из другой комнаты выглядывала Айно. Славка сидел рядом на диване и протирал глаза.

— Что такие серьезные? — глянув на ребят, спросил старший лейтенант.

— Проспали…- ответил Саша.- Хотели рано встать и проспали.

— Ну и на здоровье! Сон — штука полезная…

— А может, еще диверсанты были, а мы проспали,- возразил Славка.

— Что ж вы думаете,- сказал дядя Андрей,- пока вы спали, мы и границу не охраняли?

— Дядя Андрей, а сегодня диверсанты могут прийти? — спросил Саша.

— Диверсанты могут прийти, а могут и не прийти,- ответил старший лейтенант,- а наше дело — каждый час и каждую минуту быть начеку. В том и секрет, чтобы и через десять лет службы чувствовать границу так же остро, как и в первый день, и не пропустить ни одного нарушителя.

Дядя Андрей разделся по пояс, энергично намылил лицо и руки и долго плескался под умывальником.

Саша подумал, что вот они тут все вместе на заставе, а Зозуля где-то в больнице лежит один с простреленной ногой и ждет, когда ему будут вытаскивать пулю. В глубине души Саша завидовал Зозуле.

Многое он отдал бы, чтобы и у него в ноге сидела настоящая пуля и чтоб вся застава присылала ему письма в госпиталь.

— …А что касается иголок и ядов,- растираясь полотенцем, сказал дядя Андрей, — в Москве есть Музей пограничных войск, там выставлены всякие шпионские фокусы: и тросточки с кинжалами, и стреляющие авторучки, и яды — все это дешевка. Шпион может ранить одного пограничника, а двести миллионов советских людей все равно его поймают и к стенке припрут.

— Но все-таки,- возразил Славка,- яд у нее ведь настоящий был?

— Ну, вы идите во двор, скоро уже торжественная часть начнется.

— Какая торжественная часть? — в один голос спросили ребята.

— А что ж вы думаете: как шпионку поймали, так и праздника не будет?

Ребята, ни о чем больше не спрашивая, выскочили во двор. Старший лейтенант надел парадную гимнастерку с орденами и вышел вслед за ними.

— Торжественный вечер, посвященный десятой годовщине обороны заставы, считаю открытым,- сказал подполковник.

В зале все было так же, .как и вчера. За накрытым красной материей и уставленным цветами столом, прямо против Саши, сидел в президиуме старшина Лавров, рядом с ним — вернувшийся из деревни Карп Яковлевич, в центре — старший лейтенант, капитан и подполковник. А на расставленных рядами скамейках — пограничники своей и соседней застав, на одной скамейке с Сашей и Нюрой — гости: Айно и Сухомлинов.

— Слово предоставляю начальнику заставы капитану Рязанову,- сказал подполковник.

К трибуне вышел начальник заставы — Славкин отец.

— Товарищи! Мы с вами живем в такое время, когда каждый день приносит нам новые победы, новую, еще большую уверенность в наших силах…

Славка шeпотом стал объяснять Айно, какие ордена у Лаврова. Это было не так просто сделать, потому что у старшины вся грудь в орденах. Саша и сам прекрасно мог бы рассказать Айно об орденах, но раз Славка успел первый, Саша ему не мешал и старался сосредоточиться на докладе.

Капитан говорил о том, как, глядя на наши успехи, злобствуют американские монополисты, как в соседнюю с нами Финляндию лезут разные иностранные «туристы», «ловят бабочек» на заводах и стратегических дорогах.

В Лапландии эти самые «туристы» устроили вдоль границы охоту на волков с конными егерями, автомашинами, самолетами. Убили четырех волков, а сфотографировали и облазили всю пограничную местность.

— Американские миллиардеры,- продолжал капитан,- стремятся посеять среди финского населения вражду к Советскому Союзу, помешать растущей и крепнущей дружбе между финским и советским народами, нарушить их мирный труд. Они содержат армии шпионов. Но не удастся шпионам водить за нос пограничников, не обманут они и народ наш советский, потому что не только на заставах у нас есть Лавровы. А мы на границе с корнем будем рвать эту погань, и плохо придется тому, кто посмеет непрошенным сунуться в Советский Союз!

Саше приходилось улавливать одним ухом, что говорил капитан, а другим, что Славка рассказывал Айно про героя — старшину Панкратова, его собственного отца. А кто мог рассказать про отца лучше, чем Саша? Но у Славки получалось очень здорово, так, что Айно слушала больше Славку, чем капитана. И только когда капитан заговорил прямо об операции и о том, какую большую работу проделал старшина Лавров, Славка, будь он неладен, наконец замолчал.

После выступления начальника все долго и горячо аплодировали.

Потом выступали Цюра, Шакирзянов и много еще совсем незнакомых пограничников с других застав. Все так хвалили Зозулю и Лаврова, что, Саша видел, старшине даже неудобно было. Он сидел, сдержанно улыбаясь, о чем-то говорил с Карпом Яковлевичем, с дядей Андреем, потом взял слово и вышел к трибуне.

— Сегодняшний вечер надолго останется у меня в памяти,- сказал Лавров.- Командование части и выступавшие здесь похвально отзывались о моей службе, а заслуги мои не так уж велики. Я только стараюсь честно выполнять свой долг и военную присягу. И я заверяю вас, товарищи, заверяю командование, что оправдаю ваше доверие…

Лавров не договорил: к нему подошел старший лейтенант Лузгин. В обеих руках он держал автомат.

Саша видел, как невозмутимый старшина Лавров, тот самый Лавров, которого трудно было чем-нибудь удивить и вывести из равновесия, вздрогнул и взялся рукой за стол. Он не сводил глаз с автомата, и лицо у него было такое, будто целая жизнь прошла перед его глазами, будто в этом автомате было для него что-то настолько значительное, что заслоняло собой все.

Саша сидел близко и хорошо рассмотрел царапины и вмятины на кожухе автомата, с которого сошел уже вороненый блеск и по всей длине которого до самого дульного среза выступила обнаженная сталь. Ясно были видны следы осколков на ложе и глубокая вмятина сбоку на диске. Не было на прикладе блестящей металлической планки, как на других автоматах, и весь он казался вынесенным прямо из боя, израненным и закопченным, еще горячим от пуль…

— Это автомат Панкратова,- сказал старший лейтенант.- Я получил его за прорыв через горящий лес и разгром ударной группы финнов… Сегодня я передаю это славное оружие лучшему воину нашей заставы… Бери, Сергей,- негромко сказал он,- ты заслужил его!

Старшина взял автомат. Наступила такая тишина, что слышно было, как шумят за окнами сосны, скрипит флюгер да где-то далеко за лесом кричат журавли.

— Я обещаю,- сказал Лавров,- с честью хранить это славное оружие до тех пор, когда придет время вручить его сыну Панкратова. Уверен, что ребята, которые живут жизнью нашей заставы, которые не боятся вступить в борьбу с нарушителями, вырастут мужественными и сильными людьми.

Все зааплодировали, повернулись к ребятам, Сашу и Славку подхватили на руки, поставили на скамейку, чтобы их лучше было видно. Славка улыбался и косился на Айно: ему, наверное, было интересно так высоко стоять.

Саша хотел вырваться и убежать, но его удержала Нюра, и он остался, смущенно поглядывая на Славку, оглушенный аплодисментами и поздравлениями. Саша чувствовал, что вокруг него родные и близкие люди, товарищи, с которыми он столько прошел и столько пережил. Здесь все знали и уважали отца, а теперь вот узнали и его, Сашку; здесь каждый гордился тем, что служит на заставе имени героя-пограничника Константина Панкратова.