У самой границы

ХАУКИЛАХТИ

На другой день ребята со старшиной Лавровым и Нюрой собирались в деревню Хаукилахти в гости к Карпу Яковлевичу.

Саша уложил в сумку найденные минералы, захватил дневник, компас и свою неоконченную геологическую схему. Из-за этой истории с пулеметом они так и не успели разведать Большие бугры. Но все равно поход в деревню через лес, да еще с Лавровым,- это же настоящее путешествие!

Вчера старшина сказал им, что «Хаукилахти», если перевести на русский язык, означает «Щучья губа», то-есть залив, в котором много щук. И еще он сказал, что геологи скоро должны вернуться в деревню, и потому ребятам надо спешить.

Саша и Славка совсем уж подготовились к походу, а Лавров все не приходил. Или он решил не ехать, или, чего доброго, капитан, вместо того чтобы дать выходной, взял да и послал его в наряд.

Надо было выяснить все это как можно скорее, и ребята отправились узнавать об отъезде у самого старшины.

Лаврова они нашли возле собачьих будок. Перед тем как уехать с заставы, он сегодня утром обошел с Рексом весь участок и сейчас наблюдал, как вожатые кормили своих собак.

Рекса Лавров кормил всегда сам. Будку Рекса он приказал поставить отдельно после того, как чем-то раздраженный Рекс чуть было не загрыз своего соседа.

— Осторожнее, — сказал Лавров, когда подошли ребята,- может броситься…

Рекс с чувством собственного достоинства, как будто зная, что честно заработал свой обед, с треском разгрызал кости в руку толщиной и неторопливо хлебал суп.

Неподалеку, возле небольшого вольера с проволочной дверцей, доедали завтрак неуклюжие толстые щенки Барс и Дозор. Вылизав бачок, они побежали к Рексу, торопясь и обгоняя друг друга.

Саша чуть было не крикнул: вот-вот бросится на них Рекс, и от щенков только клочья полетят.

Ничуть не бывало. Ворча и толкаясь, оба бессовестно влезли в его бачок, а Рекс, огромный свирепый Рекс, только показал им для порядка свои страшные белые клыки и продолжал есть, не мешая прожорливым и бесцеремонным щенкам поглощать суп.

— Ну-ка, пошли отсюда,- оттащил их Лавров и запер в вольер.- У этих ребят,- сказал он,- если бы не отчаянный аппетит, жизнь была бы очень даже сносной…

Саша понимал: Лавров занимался сейчас служебными делами,-спрашивать его о поездке в деревню просто неудобно. А старшина как будто никак не мог расстаться со своими собаками и стоял, словно обдумывая, что еще надо сделать.

Рекс лег возле бачка и стал подремывать, изредка щелкая зубами, чтобы отогнать комаров.

— Его и в наряде комары донимают,- сказал стар-шина,- плащ для него беру… Первый раз одевал,- рычал на меня: не положено, мол, а потом сообразил, что так-то лучше,- сам забирается.

По голосу и улыбке Лаврова чувствовалось, какая крепкая дружба была у него с Рексом.

— Цюра идет! — негромко сказал Лавров, и Рекс моментально вскочил, чтобы не пропустить идущего по двору Цюру.

— Эй, Рекс! — крикнул Цюра.- Дай!

Злобно рявкнув, Рекс бросился к бачку и доел суп, потому что совершенно не переносил слова «дай».

— Эго Зозуля придумал, чтобы он доедал суп,- сказал Славка.- А если он с цепи сорвется, так он даст!

— Ну, вы, наверное, меня ждете? — обняв ребят за плечи, сказал старшина, и Саша со Славкой наконец-то зашагали рядом с ним к дому, возле которого стоял запряженный в телегу Серый.

Ребята с самого утра были готовы в дорогу,- отъезд теперь задерживался из-за Альки.

Альке давно хотелось носить настоящие длинные брюки с поясом. Саша знал, как много значат эти, казалось бы, мелочи. Он и сам, когда только приехал на заставу, в самую жару не снимал свою флотскую тельняшку и внутренне был согласен, что для поездки в деревню Альке просто необходим настоящий костюм.

Нюра сшила ему все по форме, как у дяди Андрея, но эти несчастные брюки никак не держались на Алькиной фигуре и катастрофически ехали вниз. Вокруг Альки совещались и Нюра, и старшина Лавров, и капитан Рязанов. Даже Цюра, глубокомысленно сдвинув брови, посоветовал Альке ходить и, пока привыкнет, держать штаны руками. Все равно ничего не получалось. Алька ходил, ходил, но не будешь же их все время руками держать? Так и пришлось опять пришить помочи.

Чтобы утешить Альку, Нюра достала из стоявшей на телеге плетенки бутылку с морсом. Перед отъездом она надавила в кружке земляники с сахаром и залила ее кипяченой водой.

Алька попробовал и даже задумался.

— Знаешь, мама,- сказал он,- бутылка нам будет мешать,- давай я лучше сейчас выпью…

Наконец сборы закончились, Альку посадили на телегу рядом с Цюрой, капитан помахал им на прощанье рукой, и телега тронулась.

Саша и Славка зашагали с Лавровым и Нюрой по неизвестной и таинственной лесной дороге, где за каждым бугром и поворотом ожидало их что-то новое, где даже деревья, обступившие извивавшуюся двойную колею, были необычные, старые, замшелые, с узлами сучьев и натеками смолы, с протянутыми к дороге хвойными лапами.

Пофыркивает Серый, колеса с шорохом уминают глубокие борозды в песке, стучат по камням, катятся по плотному дерну, и тянется, тянется от поворота к повороту, поднимается на бугры, спускается в ложбины, тарахтит бревенчатыми мостками бесконечная лесная дорога.

Никто, кроме пограничников, не ездил по ней, никто не ходил в лес смотреть, как целые семейства грибов поднимают на клейких шапках сосновые иглы, как наливается сизым налетом ягод черничник и по набухшему мху заболоченных ламб рассыпаются белые ягоды клюквы. На этих звериных тропах, камнях и болотах, на этих деревьях шла особая, скрытая от глаз человека жизнь.

Может быть, здесь, где они шли, стлался по заячьему следу огненно-рыжий лис, и, увидев его, взлетели на деревья тетерки. Кто-то тяжелый ступил на бревно, вдавил его в мох, оставил на коре следы мощных когтей…

Может быть, здесь, где они шли, насмерть бился с волком лось-великан и умчалась сквозь чащу лосиха с теленком; а наутро, когда разгоралась заря, токовал на суку осторожный и чуткий глухарь.

Вереницей проплыли над просекой гуси, частой дробью ударил по дереву дятел, засосало у ручья след волчьей лапы, где-то далеко возле деревни заблеял ягненок.

Справа и слева подступал дикий лес с буреломом и завалами, каменными грядами и болотами, где годы и десятки лет, проходя над тайгой, настилали на озера и ламбы подушки мха, по которым наверное никогда еще не ступала нога человека…

— Ну-ка, бегом сюда! — наклонившись над чем-то, позвал их Лавров.- Кто прошел,- спросил он,- медведь или лошадь?

Ясно было, что медведь никак не походил па лошадь, но даже Славка — опытный пограничник — ничего не мог разобрать: на узенькой тропке лежали срезанные чем-то острым стебли травы, и больше ничего.

— А что это? — спросил Лавров и показал на кочку рыхлого мха.

Мох… Обыкновенная кочка мха, больше ничего…

— А ну-ка посмотрим,- сказал старшина и ощупал рукой вмятину подо мхом.- Лось прошел,- сказал он.- Лошадь переставляет ногу низко и стебли вырывает, а у лося копыта острые, он хоть и высоко поднимает ноги, зато траву, как косой, режет…

Вдруг Лавров сделал испуганное лицо и уставился на тропинку:

— Стойте! — шепотом сказал он.- Смотрите!..

Возле кочки мха поперек тропинки был не очень ясно отпечатан след сапога. Кто-то пересек тропинку и ушел в лес.

— Хорошенько смотрите! — приказал Лавров.

Славка даже на корточки присел и прямо носом водил по мху, Саша тоже присел и запустил руку под кочку, как это только что делал Лавров.

— Так не смотрят,- сказал старшина.- Если у вас малозаметный след, надо смотреть против солнца, тогда каждая впадина бросает тень и сразу видно — свежий след или старый, нормально шел нарушитель или вперед пятками… Сюда идите…

Ребята зашли на место старшины, опустились на корточки и, стараясь ничего не пропустить, уставились на отпечаток ног.

Старшина неожиданно подтолкнул их сзади, и они оба так и ткнулись носами прямо в мох. Ни Саша, ни Славка не ожидали, что он сыграет с ними такую штуку. Пока они поднимались на ноги, Лавров был уже на дороге и догонял телегу.

— Получше смотрите! — крикнул он.- Что другое, а след собственного старшины каждому солдату знать положено!

Саша ни разу еще не видел, чтоб Лавров был таким веселым.

— Ура! — крикнул Славка и бросился вдогонку, Саша за ним, оба прямо с ходу налетели на Лаврова.

— Ай-ай, что вы делаете?.. Ой!..- отбивался старшина.- Стойте! Не щекочите! Из пистолета дам стрельнуть!..

Альке страшно надоело сидеть на телеге,- Нюра не пускала его на землю потому, что в лесу было сыро. Высовываясь из-за узла с постелью, Алька кричал «ура» прямо с телеги.

— Давайте пистолет! — потребовал Славка.- А то опять защекочем!

— Что ж ты — возле границы будешь стрелять? — сказал Лавров.- Отъедем, тогда и стрельнем.

Опять он их перехитрил!

Цюра подождал на горке старшину и ребят: впереди был длинный пологий спуск. Все, даже Лавров, сели на телегу и покатили вниз к бревенчатому мосту через ручей, поблескивавший сквозь зелень кустов. И снова потянулись по сторонам укрытые мохом и черничником скалы, сосны, елки, молодой березняк и озера, озера, через каждые полкилометра.

— Теперь можно стрельнуть! — сказал, наконец, Лавров и спрыгнул с телеги.- Кто собьет коробок,- предложил он,- тот будет молодец, кто промажет, тот — мазила. А на мазиле молодец будет верхом ездить.

Ребята запротестовали. Надо было выговорить хоть какие-нибудь льготы. Ясно, что Лавров их обстреляет. В конце концов условились, что ребята будут стрелять по два раза, а Лавров — раз.

Коробок поставили на пенек перед березой, Лавров отсчитал двадцать шагов и вытащил из кобуры настоящий боевой пистолет «ТТ». Он стал, заложив левую руку в карман, расставив ноги на ширину плеч и несколько раз поднял руку с пистолетом, слегка разворачиваясь всем корпусом, чтобы проверить, правильно ли он стоит.

— Большой палец надо вытянуть,- начал он объяснять,- рукоятку не зажимать, мушка должна быть все время в центре и на высоте прорези. Пусть себе пистолет тихонько круги выписывает, лишь бы не дрожал, как заячий хвост.

Первым стрелял Славка. Он пристраивался, пристраивался, а потом сгоряча трахнул оба раза мимо и, сунув пистолет Лаврову, побежал смотреть: может быть, попал? Но коробка не шелохнулась и, как ни крутил ее Славка в руках, была целехонька.

Когда Славка вернулся, Саша встал, как показывал Лавров, взял пистолет двумя руками и, стараясь удержать мушку в прорези, начал подводить ее под коробку.

Только коробка села на мушку, Саша дернул спуск. Грохнул выстрел, пистолет рвануло кверху и чуть совсем не вырвало из рук.

— Ого-го-гой! — обрадовался Славка, который со страшными мучениями ждал, попадет или не попадет Саша. Коробка не шелохнулась.

— Спуск не дергай! — сказал Лавров.

Саша прицелился еще раз. Мушка была в прорези, он тянул спуск, но не успел еще подвести мушку к коробке, как снова грохнул выстрел.

— Ого-гой! — крикнул Славка и осекся: коробки на пеньке не было.

Лавров взял пистолет, ребята помчались к березе. Целая коробка лежала в траве, но самый уголок ее был как будто обожжен — Саша все-таки задел его пулей.

Лавров достал четыре спички, сложил заборчиком и до половины задвинул под крышку. Отойдя на двадцать пять шагов и приказав ребятам стоять у него за спиной, он, как показалось Саше, почти не целясь, выстрелил. Когда ребята подняли коробку, все четыре спички были срезаны начисто.

— Ну-ка, мазилы, — сказал старшина, — давай на седловку: молодец кататься хочет!

Ничего не поделаешь, пришлось Славке, а за компанию и Саше, становиться на четвереньки.

Лавров их выравнивал и так и этак, требовал, чтобы они не ржали и не брыкались, делал вид, что собирается усесться на них верхом, а потом шлепнул обоих и убежал по дороге. Ребята гнались, гнались за ним — никак не могли догнать. А когда у самой телеги догнали, возиться уж никаких сил не осталось. Хорошо, что впереди опять был спуск, и все трое, запыхавшись, взгромоздились на телегу.

Нет, просто удивительно, до чего веселым был сегодня старшина!

Цюра уже битый час толковал с Нюрой о лошадях и этим лошадиным разговором совсем ее замучил. Когда ребята и Лавров догнали их, Нюра даже решила пройтись немного с Алькой пешком, чтоб поразмяться и порассеяться.

Спустившись с бугра, телега выехала к мосту. Цюра остановился возле запруды.

Под мостом, сбегая по желобу, журчала вода. Внизу, в глухих зарослях крапивы и малины примостилась потемневшая от времени старая мельница, срубленная из толстых бревен, крытая прогнившими, тесанными когда-то прямо топором досками.

Ребята спрыгнули с телеги и по тропке спустились вниз. Нюра даже Альку отпустила смотреть мельницу.

Сбежав по дорожке к невысокому входу, Саша попал в верхний этаж. Все здесь было старым и запущенным. На жерновах лежали какие-то деревянные короба, внизу — самодельные деревянные шестерни — короткие колья, вбитые по краю одного колеса, цеплялись за такие же колья другого. От шестерен расходились два вала: один к жерновам, а другой, сквозь наружную стенку, к теперь уже несуществующему водоналивному колесу. Такое устройство, наверное, и с места трудно было сдвинуть, не то что все время крутить. На оставшихся от пола досках лежали высохшие ветки, крепко пахло сухим березовым листом.

— Ту-у-у-у!-донеслось снизу. Алька сидел верхом на колесе и гудел, очевидно воображая, что он пароход.

— Эй, ребята, давайте сюда! — услыхали они голос Лаврова. Саша и Славка, а за ними и Алька по другому ходу, в который когда-то выносили муку, выбрались на свет. Здесь была нижняя часть плотины. Над каменистым руслом, поднимаясь над обветшалой крышей мельницы, густой зеленой сенью нависали деревья.

Продравшись через кусты малины, Саша и Славка выбрались на дорогу. Альку снова усадили на телегу, а Нюра с Лавровым и Саша со Славкой опять зашагали вслед между крутыми склонами, усеянными гранитными валунами.

Мерно помахивая хвостом, неторопливо шел Серый. На дороге то камень, то выбоина, то корень вывернется из земли, колеса наезжают на него, подскакивают, встряхивают пассажиров. Снова подъем, снова спуск, идет, идет от поворота к повороту дорога, веет в низинах сыростью, поднимается на гору — над нагретыми камнями струится легкое марево, и до самого горизонта видны уходящие вдаль сизые волны лесистых сопок.

Серый рысцой, как сказал Лавров,- «на тормозах» съехал в низину, вытащил телегу на высокий бугор и остановился. Саша и Слава вскочили на телегу.

Какой замечательный вид раскинулся перед ними! Вокруг широкого залива стояли огромные, как корабли, сложенные из темных бревен двухэтажные карельские дома. Словно братья-богатыри выступили они из леса и застыли у воды, красуясь высокими резными фронтонами, балкончиками и наличниками окон.

За домами поднимался зеленеющий овсом косогор. На косогоре росла целая роща высоких столетних сосен. Над ними вытянулась к небу сквозившая чистой голубизной прозрачная треугольная вершина самой высокой сосны, а внизу среди темных стволов и зарослей вереска виднелась замшелая часовня и покосившиеся, с покатыми истлевшими крышами кресты на погосте. Это и была деревня Хаукилахти, где жили Айно и ее сестра Катя — невеста Лаврова, где работал бригадиром рыбколхоза

Карп Яковлевич, где Саша обязательно должен был встретить геологов.

Через весь залив тянулись жерди с развешанными на них сетями. На берегу всюду мостки, лодки, свернутые рыбачьи паруса, веревки и якоря и какие-то огромные обручи, такие большие, что, пожалуй, и Серый вместе с телегой проедет в них и не зацепится.

А под горой на перепаде двух голубеющих озер, одно из которых было выше другого, стояло высокое, срубленное из свежих бревен строение с белыми изоляторами на стене. От изоляторов по столбам в сторону заставы и к деревне Хаукилахти уходили электрические, провода.

— Вот вам и Куйбышевская электростанция!-сказал Лавров.- Анна Федоровна! — крикнул он Нюре.- Не хотите ли нашу станцию посмотреть?

Лавров остался ждать Нюру, ребята побежали к электростанции.

В машинном зале никого не было. Посредине стоял генератор со шкивом, ременный привод от него уходил через пол куда-то вниз. На стене был укреплен большой мраморный щит с приборами и рубильниками

Саша опустился на колени и заглянул в разрез в полу, куда уходил привод. Алька лег прямо на живот, чтобы как-нибудь не свалиться, и тоже заглянул.

Вниз уходила крутая лестница. Там, где кончался привод, поблескивал в темноте шкив возле какой-то бомбы или бочки. Это была турбина.

— Вы чего здесь лазите? — раздался строгий мальчишеский голос.

В машинный зал вошел парень лет шестнадцати в форме ремесленного училища. Как видно, он собирался их отсюда прогнать.

— А что,- сразу занесся Славка,- хотим и смотрим, тебя не спросим!

— Давайте отсюда, моряки нашлись,- сказал парень.

Это уж было по адресу Сашиной тельняшки. Саша хотел начать миролюбивый разговор, но дело пахло дракой. На Альку надежды было мало, на Славку тоже,- кто его знает, каков он в бою?

— Федя, не надо ругаться, лучше нам станцию покажи,- послышался голос Лаврова.

— Товарищ старшина! — обрадованно крикнул Федя.- Вы к нам? А это, значит, ваши?

Сашу задело, что он говорит о них все-таки пренебрежительно.

— Пожалуйста, смотрите,- сказал Федя,- сейчас, правда, мы не светим,- так только, когда лес пилим или новую мельницу пустим…

— А воды хватает? — спросил Лавров.- Да вы познакомьтесь,- подтолкнул он Сашу.- Со Славкой, наверное, уже знакомы, а это Саша Панкратов.

Выражение лица у неприступного Феди стало как будто мягче, он даже первый протянул Саше руку. Но здоровался он не слишком долго и сразу стал объяснять Нюре и Лаврову устройство станции.

— Ну вот,- сказал он,- тут у нас щит управления. Это вот генератор, там турбина его крутит. Это медные шины — три фазы идут, это изоляторы, а это ведро стоит…

Саша и сам видел, что «это изоляторы, а это ведро стоит». Ясно было, что Федя задавался.

— А геологи уже у вас? — спросил Саша.

— Работают, чего им сделается! Сейчас куда-то ушли,- не сразу ответил Федя.

Саша хотел было спросить, где Айно, но сдержался и не спросил.

— А-а! Вот они где! Сергей Владимирыч! Анна Федоровна! Да что же вы застряли-то здесь?

В дверях стоял в своем пиджачке, высоких сапогах и выгоревшей кепке Карп Яковлевич.

— А помощников, помощников сколько! — обрадовался он, увидев ребят.- Ну, поехали, там и хозяйка моя и Аграфена Петровна ждут не дождутся…

— А Тобик живой? — спросил Алька и, вдруг сорвавшись с места, помчался к двери.

— Папа! — крикнул он и, завизжав от восторга, прямо с порога прыгнул на руки старшему лейтенанту.

Дядя Андрей подбросил его несколько раз над головой. Алька таращил от страха глаза и визжал так, что даже Нюра закрыла уши.

— Папа, а Тобик живой? — снова спросил Алька.

— Живой, все живы-здоровы,- ответил за него Карп Яковлевич.- Феденька,- обратился он к парню,- кончишь дела, приходи на беседу, гости-то у нас какие?- — Лицо у Карпа Яковлевича блестело от пота, из-под кепки выбились пряди волос.

— По коням!-скомандовал дядя Андрей.

Альку усадили на телегу. Все, кроме Феди, зашагали по дороге вдоль берега, и вот она — новая и незнакомая деревня Щучья губа — Хаукилахти выступила из-за деревьев.

— Смотрите, Тобик! — крикнул Алька и, вскочив на ноги, прямо с телеги закричал и замахал руками.

По мелководью бродил Тобик и, окунаясь по уши, охотился за мелкой рыбешкой.

— Это он у наших собачек перенял,- сказал Карп Яковлевич.- У нас все собаки рыбачат.

— Тобик! Тобик!-закричали Саша и Славка.

Тобик, не сразу сообразив, откуда слышит милые голоса, выбрался на берег, завертелся на месте и с визгливым щенячьим тявканьем во всю прыть помчался к ним навстречу.

В одну минуту все стали мокрыми и грязными от летевших с Тобика брызг и песка.

У дома на берегу, возле которого росла одинокая елка, гостей встречала Аграфена Петровна и вся семья Карпа Яковлевича.

Саша смотрел, смотрел, но нигде не видел Айно. А он-то думал, что она обязательно их встретит.

Как интересно бывает прийти в совсем незнакомое место и в первый раз видеть незнакомых людей, какие-то новые вещи, открывать совсем новые уголки и закоулки. Здесь все было необычно: и щеколда со шнурком из кожи, и дверь, такая низенькая, что Лаврову приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, и широкая лестница из сенец на второй этаж, и огромный сеновал над конюшней, хлевом и сараями, пристроенными прямо к дому. На сеновал, так же как на заставе, вел бревенчатый настил, по которому можно было въезжать с возом сена на лошади. Саша все это успел заметить, пока Карп Яковлевич провожал их в верхние комнаты, которые он полностью освободил для гостей. В первой комнате у двери стояла широкая русская печь, кровать с постелью Аграфены Петровны, вдоль стен — лавки, еще кровать и даже приемник на тумбочке.

Нюра сбросила плащ и прошла в другую комнату. Саша и Славка — за ней. Здесь в углу висели иконы. Под образами — яркий табель-календарь и открытка «16 декабря — день выборов». Карп Яковлевич даже зеркала повесил здесь для Нюры, которое, пока Саша проходил мимо, отразило его длинным и тоненьким, низеньким и пузатеньким. Саша даже вернулся и еще раз прошел. Но вид из окна открывался замечательный. В окно смотрела ель, чуть не касаясь стекол своими темными хвойными лапами, и прямо от дома начинался залив, уставленный кольями и увешанный сетями. На другой стороне залива над задымленной, похожей на башню из закопченных бревен ригой поднималась высокая лесистая сопка.

В комнату вошел Лавров.

— Анна Федоровна, ребятам можно купаться? — спросил он.

В следующую минуту Саша и Славка, прыгая через три ступеньки, чтобы поспеть за Лавровым, мчались вниз по лестнице. Навстречу с самоваром в руках, отворачивая, раскрасневшееся лицо от жаркой трубы, входила в дверь крепкая русая девушка.

Саша не понял, как все получилось, только увидел, что Лавров, словно жонглер, на лету подхватил кипящий самовар и даже успел плечом поддержать споткнувшуюся девушку.

— Сережа!..- вскрикнула она и, наверное от испуга, не сразу отстранилась.

— Идите, ребята, я только самовар занесу,- крикнул Лавров.- Ну, что ты, Катя, как неосторожно…- донесся его голос. Но такого голоса ребята никогда еще не слыхали у старшины.

— Глупости!-сказала Катя и еще что-то добавила, как-будто про Лаврова, чтобы он не задавался. Но Саше это было неинтересно. Саша бежал купаться.

Широко раскинулось прохладное озеро. У мостков стояли лодки, на другой стороне залива желтел возле камней чистый и влажный песок.

Что за наслажденье после утомительной дороги бултыхнуться в прохладное озеро! Когда они с Лавровым отъехали на лодке к другому берегу и старшина, сбросив форму, остался в одних плавках, Саша невольно залюбовался его сильной, словно литой, фигурой, а Славка, сам того не замечая, выпятил грудь и больше, чем всегда, оттопырил локти. Но «фигура» у Славки не получилась.

Старшина прямо с лодки бросился в воду и поплыл кролем, мерно и с силой выбрасывая вперед руки, разрезая головой воду и, как винтом, вспенивая ее ногами. Волна косым клином шла от него в обе стороны. Сзади, как от моторки, пузыристой дорожкой стлался пенистый след.

Саша и Славка причалили к камням и, вскочив на ноги, следили за старшиной. Саше не терпелось тоже прыгнуть в воду. Еще в прошлое лето он научился немного плавать кролем, и теперь было бы очень кстати показать свое искусство перед Лавровым. В глубине души Саша надеялся, что Айно откуда-нибудь увидит, как они будут нырять с лодки. А что Катя из окна смотрит на старшину, это он знал точно. Наверное, знал об этом и сам Лавров.

Доплыв до средины залива, старшина резко повернулся на спину, потом нырнул и, вынырнув метрах в двадцати от лодки, разрешил им, наконец, лезть в воду.

Ребята попрыгали в озеро, и Саша, подражая Лаврову, с силой забил ногами по воде, выбрасывая руки вперед и вытаскивая их для заноса «как из кармана», делая вдох открытым ртом и выдыхая прямо в воду.

— Не спеши, получается! Наплыв, наплыв больше! — крикнул ему Лавров и начал показывать, как надо разучивать самый быстрый и красивый стиль плавания — «кроль».

Когда ребята с Лавровым отправились купаться, Тобик бросился вслед, но, пробегая мимо кладовки, остановился. От кладовки мощной струей шел восхитительный запах пшенной каши. Тобик очень любил кашу. Он даже стойку сделал, как порядочный пес, вытянув в струнку обрубок хвоста и приподняв согнутую лапу.

Аграфена Петровна к приезду дорогих гостей отварила на молоке пшена для калиток и, чтобы остудить его, поставила горшочек в кладовку. Тобик решил умереть на посту, а никого не подпустить к горшочку.

Когда Саша и Славка после купанья подъезжали к мосткам, они увидели в верхнем окне перепуганную Алькину физиономию, мелькнувший платок Аграфены Петровны и кофточку Нюры. Из двери дома с горшочком в зубах показался Тобик. Задрав голову и спотыкаясь всеми четырьмя лапами, он кое-как перевалился через порог и заковылял по ступенькам крыльца, торопясь убраться с глаз долой. Горшок ему здорово мешал. Хоть Тобик ловко подцепил его изнутри нижней челюстью, все же приходилось расставлять лапы колесом и толкать горшок грудью, да и со ступенек, того и гляди, вниз головой загремишь.

С грехом пополам Тобик все-таки спустился на землю и благополучно убрался под крыльцо в свою конуру.

Со второго этажа с кочергой в руках мелкой рысью бежала по лестнице Аграфена Петровна.

— Ну, Анна Федоровна,- крикнула она и запустила кочергу под ступеньки,- как привезла я этого дьявола,- жизни мне нету: дочиста обворовал, проклятый! — Ее коричневый платок съехал назад, юбка запуталась в ногах, кочерга упиралась под крыльцом в какой-то столбик и никак не доставала до убежища Тобика.

Нюра спустилась вслед за Петровной и, посмеиваясь, послала Альку отбирать кашу.

— Ой, мама, что тут есть! — крикнул из-под крыльца Алька. На свет выехала синяя кружка, кастрюлька, масленка, блюдце, кусок бараньей шкуры и штук пять обглоданных костей. Алька даже и не подумал, что, не вытащи он все это из-под крыльца, не так бы выдал своего верного друга.

Тобик забился в угол и, блестя белками глаз, злобно ворчал, все же не решаясь его цапнуть: как-никак, Алька был свой. Улучив момент, он с визгом проскочил между

Алькой и стенкой дома, уселся в стороне и, насторожив уши, широко облизнулся: в суматохе Тобик все-таки успел попробовать кашу.

Аграфена Петровна прошла через всю деревню за молоком, чтобы снова сварить кашу для калиток. Следуя за ней в нескольких шагах и назойливо тявкая, Тобик проводил ее до крайнего дома, подождал, пока она выйдет, и таким же порядком проводил ее обратно.

Саша видел, что дядя Андрей и Нюра прячут улыбки и не смотрят друг другу в глаза, но Аграфена Петровна, кажется, рассердилась не на шутку.

По приказу Нюры Саша схватил Тобика за ошейник, потащил его за дом и привязал у соседней изгороди.

Во время обеда Карп Яковлевич рассказывал, как ловится рыба, как растет рожь в поле.

Айно по прежнему нигде не было видно.

Саша сидел рядом с Лавровым и недовольно посматривал на ту самую Катю, что чуть не уронила самовар. Странно: Лавров все время говорил только с нею. Катя вскакивала из-за стола, подавала то стеклянные кувшины с брагой, то рыбники, то заливное и, смеясь так, что блестели ее белые зубы, все подкладывала целые горы каждого кушанья на тарелку Лаврову.

По Славкиному лицу Саша видел, что он тоже, не одобрял эту Катю. Удивительно, что в ней нашел Лавров!

— А ну, Катя,- сказал Карп Яковлевич,- достань-ка документы, покажем нашим гостям… Все-таки, Андрей Григорьевич, за двести процентов я перебрался,- обращаясь к старшему лейтенанту, прихвастнул бригадир.

Катя показала квитанции. В это время Саша увидел в окно сидящих кружком возле ледника деревенских ребят, а среди них — Айно. Саша не мог рассмотреть со своего места, что они делали, но, по видимому, Айно и ребята были заняты чем-то серьезным.

Наконец обед кончился.

— Я думаю, нам пора готовиться,- сказал Лавров.

Саша, а за ним Славка вышли во двор.

Айно и ее товарищи сидели вокруг широких и низеньких ящиков с продольниками недалеко от того места, где Саша привязал Тобика. В ящиках лежал распущенный рыболовный шнур. Ребята насаживали на крючки мелкую ряпушку. Конечно, они, а в том числе и Айно, отлично знали, что с заставы приехали гости, но делали вид, что это их не касается, и занимались своим делом.

Алька был уже здесь.

— Здравствуй, Айно! — подходя, сказал Саша.

Айно кивнула в ответ, продолжая наживлять ряпушку.

Саша замолчал, не зная, о чем говорить дальше.

— Ты не так, Айно, наживляешь! — выручил его Славка и, присев рядом с нею, показал, как надо насаживать ряпушку.

Славка неумело зацепил наживку крючком и положил леску в пропил на бортике ящика. Все остальные крючки были наживлены гораздо лучше, чем это сделал Славка.

Наблюдавшие за ним ребята засмеялись.

— А чего смеетесь? — нисколько не смутившись, огрызнулся Славка,- думаете, я продольники не наживлял?

— Где у вас геологи живут? — спросил Саша.

— Они уже ушли,- ответила Айно.

Славка сделал большие глаза и посмотрел на Сашу.

— Знаете, кто это такой? — спросил он у ребят.

Саша вовсе не понимал, с чего это Славка вздумал выставлять его напоказ.

— Это Александр Панкратов,- сказал Славка,- поняли? Он у нас уже в наряде стоял…

— Правда, в наряде? — удивилась Айно и как будто с насмешкой посмотрела на Сашу.

— И нарушителя чуть не задержал,- добавил Славка.

Саше стало неудобно.

— Да нет, ничего, я просто так, думал задержать…- пробормотал он смущенно, не зная, как осадить Славку.

Но Славку уже понесло.

— И на заставу чуть не привел…- добавил он по инерции.

— Ну и что ж,- с откровенной завистью сказала Айно,- на заставе, конечно, нарушители могут быть, а в деревню они разве пойдут?

— И ты ведь задержала,- великодушно заметил Славка.

— Разве то я? — Айно вздохнула и откинула тыльной стороной руки прядку волос.- Один раз только какой-то дядька в деревню к нам забрел,- сказала она. Заметив, что Саша слушает ее с интересом, Айно продолжала:- Заходит к нам. «Где,- говорит,- дочка, хозяйка?» А я говорю: «В поле все, никого нет».- «Ну, тогда дай чего-нибудь поесть, я заплачу…» Я ему целый кувшин молока поставила, а сама и говорю: «Я вам, дяденька, с погреба холодца принесу», а сама бегом на поле и давай всех звать. Наши его уже возле электростанции задержали. Потом говорили — за границу хотел уйти.

Саша был посрамлен. Он, сын Панкратова, жил на заставе у самой границы, а нарушителя еще и в глаза не видал, а деревенская девочка Айно не то что видала, а даже чуть было не задержала его. И дернуло же Славку хвастаться!

— Я тоже в наряде стоял,- неожиданно громко заявил Алька.- Правда, Саша? Мы на стрельбище убежали, нам и дали наряд,- боясь, что не успеет рассказать, заспешил Алька,- Саша дрова пилил, а я в углу стоял. А потом сидел, заснул нечаянно,- добавил Алька, чтоб все до конца было ясно и совесть его была чиста.

Кто-то из ребят ехидно хихикнул. В зеленоватых глазах Айно запрыгали насмешливые огоньки. Сашу даже в жар бросило. И откуда только взялся этот Алька!

— Федя! — вдруг обрадованно крикнул Саша.- Федя, подожди, у меня к тебе дело…

Милый Федя, тот самый Федя, который чуть было не погнал их с электростанции, как ты кстати оказался рядом!

Саша быстрым деловым шагом пошел к соседнему дому, где в окне видна была подстриженная «под бокс» светлая голова Феди. В это время кто-то за спиной весело игогокнул. Ребята рассмеялись. Кажется, смеялась и Айно. В деревне Айно казалась совсем другой, не такой, как на заставе, но если б Славка не затеял этот дурацкий разговор, все было бы хорошо. И про геологов бы поговорили, и ребятам помогли, и партизанские землянки пошли бы смотреть… На заставе Айно сама находила его, и видно было, что ей интересно с ним дружить, а теперь прямо хоть на глаза никому не показывайся!

— Федя! — подходя к окошку, еще раз крикнул Саша.

По видневшемуся в окно лозунгу на красной материи

Саша понял, что это комната политпросветработы или, по-граждански, изба-читальня. Из окна послышалась музыка, обрывки речи, шипение и свист. Федя сосредоточенно ковырялся в приемнике; видно было, что каждого, кто не понимал в трудном монтерском деле, он и за человека не считал. Но Саша все-таки нажал щеколду и вошел в дом.

Дернуло же за язык этого Альку!

Поднявшись на второй этаж, Саша прочитал над входом широкую надпись: «Клуб». В первой комнате были только лавки, стоявшие под окнами, как и в доме Карпа Яковлевича. В углу — приемник, возле которого возился Федя. Сняв заднюю картонную крышку в круглых дырочках и схемах, Федя щупал все лампы по очереди.

— Ты и здесь работаешь? — спросил Саша.

— Да вот что-то кенотрон шалит, и «6К7» вроде эмиссию потеряла…

Федя снова полез в приемник, как будто ожидая еще вопросов. Но Саша в приемнике ничего не понимал и, чтобы не мешать Феде, заглянул в соседнюю комнату.

Там на столах лежали газеты и журналы, в углу стоял книжный шкаф, на стенах висели мандолины и гитары.

Саша взял со стенки мандолину, проверил, настроена ли она, и начал играть «Прощай, любимый город».

В дверях показалась взъерошенная голова Феди. Видно, он хотел запретить Саше играть, но Саша играл хорошо.

— Здорово у тебя выходит,- послушав, сказал Федя.- Кончу приемник, покажешь мне, а то я только учусь,- и Федя первый раз за все это время улыбнулся.

Саша сел поближе к открытому окну, так, чтобы его можно было слышать на улице, и начал играть двойными нотами по всем струнам «Скажите, девушки, подружке вашей». Втайне ему хотелось, чтобы Айно, с которой Славка, как ни в чем не бывало, стал наживлять ряпушку, услыхала бы, как он играет. Саша увлекся, перешел в третью и четвертую позиции, мандолина тоненьким голосом выпевала: «Очей прекрасных огонь я обожаю». Вдруг какой-то посторонний звук фальшивой нотой резанул слух. Саша оборвал игру и выглянул. Прямо под окном, задрав морду кверху, сидел привязанный к забору Тобик и, мерно перебирая лапами, скулил и подвывал: музыку он понимал по-своему.

Саша высунулся из окна и посмотрел в сторону ледника. Ни Айно, ни других ребят возле ледника не было, все они, вместе с Алькой и Славкой, помогали рыбакам на берегу.

— Саша, бегом сюда! — крикнул Лавров. Старшина стоял в высоких болотных сапогах прямо в воде и укладывал в лодку мережи — огромные обручи с сеткой.

— Никак ты в гости приехал? — спросил он.

Именно потому у Саши и было плохое настроение, что чувствовал он себя как будто гостем. Лавров это понял.

— Вот вам задание,- сказал он.- Здесь крючки, леска и ящик. Надо починить еще один продольник, на северной луде бросим. А насчет гостей я пошутил. В жизни надо быть не гостем, а хозяином, и ты тоже хозяин!

Крючки привязывать Саша был мастер,- не зря он изучал морские узлы.

— Слава, Айно,- приказал Лавров,- ну-ка в бригаду! Бригадир — Айно. Где нет крючков или поводок оборвался, надо привязать и наладить. А потом — наживить… Да повеселей!

Хоть Айно и была бригадиром, но теперь уже Саша показывал ей и Славке, какие бывают морские узлы, как лучше привязывать поводки и захлестывать надежной петелькой крючок. Алька разматывал шнур, Славка проверял привязанные через каждые три-четыре метра поводки, Саша там, где это нужно было, затягивал удавкой крючок, Айно, успевая за всеми, быстро наживляла кусочки ряпушки. Работа у них сама спорилась. Только успевай, чтобы не отстать друг от друга. Попробуй скажи теперь, что они в гости приехали! Саша и Славка работали, как самые настоящие коренные рыбаки.

Когда часа через два подошел к ним Карп Яковлевич, продольник был связан и наживлен. Целых двести крючков были выложены по бортам плоского ящика. Если на каждый крючок попадется по рыбе,- это же сразу двести судаков или окуней!

— Ну, ребята, будет вам премия,- похвалил их Карп Яковлевич.- Рыбу с вашего продольника класть буду отдельно, а сдавать повезу, так и скажу: «пионерская».

У Саши немного ныли натруженные шнуром пальцы, а на душе было спокойно и хорошо. Ребята уже в десятый раз проверили: вдруг какой-нибудь, крючок или поводок плохо привязан? Но нет, новый продольник был сделан прочно и на совесть, вдоль бортов ящика свисали умело и с толком наживленные кусочки серебристой ряпушки.

Наконец приготовления закончились. Рыбаки, а с ними и Лавров, погрузили в лодки вороты, которыми тянут невод, уложили просмоленные паруса и — в широких низких корзинах — сети. На весла в первую лодку Лавров сел рядом с Катей» и вот уже отошли лодки от мостков и с каждым взмахом ритмично опускающихся весел стали уходить все дальше и дальше к темнеющей на другом берегу полоске леса, к которой все ниже опускалось солнце.

Айно столкнула с мостков камешек и посмотрела вниз. Саша тоже посмотрел. Посмотрел и Славка. Все дно было усеяно рыбьей чешуей. Под голышами, распустив усы, сидели раки. Некоторые из них путешествовали по дну или, вытянув клешни, хвостом вперед проносились между водорослями.

Саша смотрел на расходящиеся от камешка круги и вспоминал, что вот так же, когда Айно была на заставе, сидел он на мостках и поил корову, а она подошла, бросила камешек и села рядом. Они стали говорить о войне и концлагере, и она очень просто рассказывала все, что придется, о своей сестре Кате, Лаврове и Аграфене Петровне. Сейчас Айно смотрела на него почти так же, как тогда, без прыгающих огоньков в глазах, без насмешки, как-то очень хорошо и доверчиво.

— А давайте еще раков наловим! — предложил Славка, и они до самого ужина, пока Нюра не позвала их домой, бродили по заливу с длинными расщепленными на концах палками и ловили раков. Целая плетенка шевелившихся зеленых раков стояла на берегу. Около плетенки дежурил Алька, наблюдая, чтобы добыча не расползлась.

По дороге к лесистой сопке прошла Аграфена Петровна, и опять, как сегодня днем, через всю деревню проводил ее до самой околицы Тобик, скучно и назойливо тявкая вслед, время от времени останавливаясь, чтобы погонять надоевших блох. Отстав от Макашиной, он снова догонял ее и наскакивал сзади, как бы собираясь укусить ее за ногу или просто показать свою храбрость.

Сколько Саша ни звал его, Тобик не обратил никакого внимания на угрозы. Пришлось Саше побежать за ним и насильно увести домой за ошейник.

Вскоре, набрав к чаю спеющей малины, вернулась и Аграфена Петровна.

За день Саша, Славка и особенно Алька так устали, что, поужинав, едва-едва добрались до подушек. Ребятам постелили на полу в большой комнате. С вечера Саша крепко уснул и только перед утром, когда стало светать, неожиданно проснулся.

Он и сам не знал, что его встревожило. Глаза еще трудно было раскрыть, но сон уже прошел. Саша увидел лампу на столе, поблескивающие в углу иконы и Аграфену Петровну под пестрым одеялом на широкой деревянной кровати.

Она не спала и, как показалось Саше, смотрела прямо на него внимательным и настороженным взглядом.

Всегда ласковая, очень спокойная, сейчас она о чем-то сосредоточенно думала, и от этого у нее было какое-то незнакомое, совсем чужое лицо.

Саша крепко закрыл глаза, полежал так несколько минут и незаметно для себя уснул.

Когда дядя Андрей разбудил их утром, чтобы они поудили с Цюрой у берега, Саша так и не мог вспомнить — приснилось ему или он на самом деле видел такое тревожное и настороженное лицо Макашиной.