Лодка стояла возле редкой полоски подходившего к берегу камыша. От каждой камышинки, извиваясь на легкой пологой ряби, бежала зеленая змейка отражения с дрожащими, меняющими свои очертания остроконечными листьями.
И стройная ель у дома Карпа Яковлевича, и большой дом с резным балкончиком на фронтоне, и мостки, и жерди на кольях — все это, слегка колеблясь, отражалось в молочно-белой глади воды, словно опрокинувшись в широком и мелком заливе.
Глянешь с борта в прозрачную глубину, а на светлой поверхности с черной полоской у лодки шевелится приплюснутая с оттопыренными ушами тень головы. Присмотришься, и видно, как проплывают полосатые окуньки и поблескивает серебряными боками плотва.
— Клюет! — шепнул Слава.- Дядя Ваня, клюет! Поплавок утащило…
— У тебя тоже клюет,- сказал Цюра.
Поплавок Славкиной удочки ушел на полметра в воду и тихонько гулял из стороны в сторону. Схватив удилище двумя руками, Славка потащил добычу. Из воды, как пробка из бутылки, вылетел рак.
— Крючок на дно ложится,- сказал Цюра,- опусти поплавок.
Алька зевнул, переменил червяка и забросил удочку рядом с удочкой Цюры: сам обязательно ошибешься, а Цюра — тот уж наверняка знает, где рыба.
На решетчатом настиле шлепали хвостами десятка два окуней — клев был в разгаре.
Славка насадил на крючок самого бойкого червяка и тоже забросил удочку возле поплавка Цюры.
Славкин поплавок сразу нырнул под воду. На этот раз сомнений быть не могло: самого бойкого червяка схватил окунь.
— Тащи! — крикнул Саша, и Славка рванул удочку. Леска зигзагом резанула воду, удочка выгнулась дугой: из воды, трепеща в воздухе и сверкая чешуйками на солнце, вылетел зеленый окунь. Ударившись о борт, окунь сорвался с крючка, перевернулся в воздухе и упал в воду. Славка бросился за ним, опрокинув банку с червями.
— Всю рыбу распугаешь,- недовольно сказал Цюра, удержав его за рубашку.
Шмыгнув носом, Славка полез было за червяком, но банка упала на дно лодки, черви плавали в воде под решеткой. Недовольно крякнув, Цюра начал их вылавливать.
У Саши было и терпение и выдержка, но сейчас он никак не мог сосредоточиться. Когда они утром садились в лодку, разбудивший их дядя Андрей вышел умываться и сказал:
— Получена телефонограмма. Сегодня утром геологи заедут в деревню за продуктами. Шакирзянов велел вам быть дома: приедет петрограф, хочет ваши образцы посмотреть. Может быть, сразу и договоримся о походе,- добавил дядя Андрей.
Рыбалка — рыбалкой, а геологов никак нельзя было прозевать.
В трех-четырех метрах от лодки на поверхности озера покачивались верхушки «окуневой травы». В воде были видны длинные стебли водорослей с темно-зелеными листьями. Пока Саша смотрел, не едут ли геологи, крючок его зацепился за эту траву, и вот уже несколько минут Саша никак не мог его отцепить. Саша посидит, посидит, глянет на Цюру и Славку — не видят ли они? — и начнет дергать удочку. Леска натянется, поплавок уйдет под воду,- Саша опять сидит.
Наконец, зажмурившись, он изо всех сил дернул удочку вверх: из воды с плеском вырвался пук темно-зеленых водорослей и упал на Алькин поплавок. Как раз у Альки только-только начало клевать.
— Эх, горе-рыболовы! — рассердился Цюра.- Толку с вами не будет.
На берегу послышался шум мотора. Из-за лесистой сопки выехал открытый «газик» и остановился у крайнего дома. В машине рядом с шофером сидел Шакирзянов, на заднем сиденье — еще один человек в широкополой шляпе с накомарником.
Ребята с Цюрой причалили к мосткам, человек в шляпе остановился с шофером возле дома, к берегу подошел Шакирзянов.
— Идите, наш Сухотеплый хотел вас видеть,- крикнул он,- а я пока раза два удочку закину.
Шакирзянов достал из кармана намотанную на дощечку леску и стал прилаживать ее к вырезанному по пути березовому удилищу.
— Товарищ Шакирзянов, а вы с начальником экспедиции говорили? — спросил Саша.
— А как же! — ответил Шакирзянов.- Вот Аркаша, петрограф, и приехал вас повидать.
— И железо нашли?
— И железо нашли… Сухомлинов вам об этих делах все как есть и расскажет… Привет рыбаку! — поздоровался Шакирзянов с Алькой.
Алька, положив голову на руки, слабо реагировал на приветствие и не вылез из лодки: удить он готов был хоть круглые сутки.
Саша захватил свою сумку, и они со Славкой побежали к дому, куда ушел геолог.
— «Комары, вы меня не кусайте…» — напевал кто-то вполголоса за окном.
Потом другой громкий голос спросил:
— Аркадий, а куда мы хлеб уложим? В мешке крупа…
— Давай его в палатку,- ответил Аркадий.
Ребята заглянули в окно.
— Ага,- сказал человек в шляпе,- вы с заставы? Нутка, идите сюда.
Ребята поднялись на крыльцо и вошли в комнату.
— Зовут меня Аркадий Павлович Сухомлинов,- представился геолог.- Не слыхали? Ну, ничего, что не слыхали. Показывайте, что у вас есть.
Аркадий Павлович выглядел совсем еще молодо, немного постарше Феди, но держался, как старый опытный путешественник. Он отодвинул в сторону свертки и освободил часть стола. Саша достал из сумки кусок серного колчедана, лунный камень и свой замечательный кристалл.
— Вот это где нашли? — указал на кристалл Аркадий Павлович.
Саша развернул свою вымазанную глиной схему и показал отмеченное жирной точкой место, где он нашел кварцевую жилу.
— Ну, я тут не совсем разбираюсь, давайте смотреть по моей схеме,- сказал Сухомлинов и достал из планшетки карту, расчерченную стрелками и значками.
Саша сразу увидел маленький носок гранитного наволока, вдающийся в озеро. Примерно здесь была большая сосна.
— Вот здесь,- сказал Саша.- От этой сосны азимут 36, и в этом направлении на тысяча шестьдесят втором шагу и нашли.
— Ну-ну,- только и сказал Аркадий Павлович.- А шаг-то у тебя какой?
— Пятьдесят два сантиметра.
— Ну, молодцы! А серный колчедан где взяли?
— А серный колчедан еще до войны мой отец на Больших буграх нашел.
— Подожди-ка,- сказал Сухомлинов и придвинул к себе Сашину схему.- Так это и есть схема Панкратова?
Несколько минут он молча изучал копию, которую Саша перечертил в дневник, потом стал что-то сверять со своей маршрутной картой.
— Так где, говоришь, твой отец руду нашел?
— Вот здесь, у Больших бугров,- ответил Саша.- От сосны на наволоке азимут 240.
— И топаз у Больших бугров? — Сухомлинов взял прозрачно-золотистый кристалл.
Саша кивнул:
— Здесь, азимут примерно 243…- Он не сказал Сухомлинову, что никак они со Славкой не могли взять этот азимут и сколько ни ходили, так и не попали на то место, где Сашин отец нашел серный колчедан.
— Кто же научил-то вас? — удивился Сухомлинов.- Когда Шакирзянов сказал, что у ребят образцы, я думал — просто камней набрали, а тут на тебе: колчедан, лабрадор, топаз!
Саша заметил, что геологу понравился его прозрачный, играющий золотистыми гранями камень. Сухомлинов взвесил его на руке.
— Отличный образчик!-сказал он.- Мы его прямо в Ленинград, в минералогический музей доставим… Ну-ка давайте разберемся, где вы его нашли,- и Аркадий Павлович, сориентировав карту по компасу, засек направление, приложил небольшую линейку, отметив по масштабу место, где был найден топаз.
— Очень интересно,- сказал он.- А это откуда? — В руках у него был отбитый кусок заохренного кварца.
Саша и Славка, перебивая друг друга, рассказали все, что они видели в гранитном гроте.
— Вот,- показал Саша камень, который тоже ему нравился,- там целая стена из лабрадорита и голубые искры горят.
— Ну, а как там лабрадор оказался? Не знаете? И что это за породы, тоже не знаете? — По лицам ребят можно было понять, что в геологии они не слишком сильны.- Когда-то,- сказал Аркадий Павлович,- здесь были очень большие горы, потом они стали разрушаться и выветриваться. Из Скандинавии поползли на них огромные ледники в километр толщиной, натащили с собой валунов, песку, глины… А если снять этот покров, снять торф, песчаные отложения рек, озер, тогда откроется каменное основание самых древних на земле кристаллических пород. Вот эти древние породы мы и видим,- сказал Сухомлинов.- Всем этим скалам около двух миллиардов лет,- посчитайте, сколько это человеческих жизней! И в эти горы,- продолжал он,- из неведомых глубин под огромным давлением проникали расплавленные массы магмы, такой же, как лава вулканов. Лабрадор — это та же магма, проникшая в граниты и остывавшая медленно и постепенно. От такого остывания и растут большие кристаллы, и на гранях этих кристаллов наблюдается иризация, в лабрадоре, например, игра синего и зеленого цвета… Ну, а железистых источников в Карелии много, может быть, и у вас железо найдем.
— Обязательно найдем,- заверил его Славка.
— Аркадий Павлович, — спросил Саша, — а ваша фамилия Сухомлинов или Сухотеплый?
— Это кто ж вам сказал? — насторожился Аркадий Павлович.
— А Шакирзянов…
— Так… А что он еще про меня говорил? Как медведь на меня посмотрел и сдох?
— А медведь и правда сдох? — спросил Славка.
— Не знаю… а дело было…- Аркадий Павлович даже в затылке почесал.- В общем, иду я лесом, смотрю — медведь! — расширил он глаза, наверно, для того, чтоб ребятам было понятнее, какой медведь.- Громадный, лохматый, муравейник разорил и до муравьиного масла добирается… А меня еще не учуял. Что мне делать? Схватил я дубину, да по колоде как хлопну, да как крикну! Он — бежать, и медвежья болезнь на него напала. Ну, думаю, спасся! К муравейнику подхожу, а там целый ком масла лежит — это очень ценное лекарство и от ревматизма и от всяких болезней… Как, думаю, взять его? Котелка у меня нет, и муравьи перебесились: бегают, грызут меня, вроде я медведь. Нарвал я листьев папоротника, кое-как донес это масло до бивака, в кружку сложил, потом на станции в аптеку сдал — штука эта редкая.
— А медведь сдох? — еще раз спросил Славка.
— А кто его знает? От медведей, ребята, лучше подальше: оглянуться не успеешь, как благословит.
— Аркадий Павлович, а какую вы песню пели? — спросил Саша. Ему понравился куплет про комаров.
— Песню? Так это наша песня, геологов. Комар, ребята, самая проклятая штука: на тебе же в хату приедет, тебя же и грызет… Если хотите, у нас и получше песни есть.
— У нас Зозуля тоже песни сочиняет,- сказал Славка.- Знаете какие?
— Ну тогда другое дело, тогда спою вам песню,- и Аркадий Павлович негромко запел, следя за тем, чтобы Саша успевал записывать:
Нашу кожу сожгло солнце южное,
Душу — север немой закалил.
Страх развеяли ночи вьюжные.
Ветер Азии петь научил.
И в предгорьях седого Урала,
На Камчатке, у дальних морей.
Где бы наша нога ни ступала,-
Мы повсюду найдем друзей…
— Сами ребята-геологи сочинили! — сказал он. — А без друзей, ясное дело, ничего не выйдет,
Сухомлинов, наверное, был еще студентом, и хотя Саша и Славка называли его Аркадием Павловичем, пожалуй, с ним можно и на рыбалку поехать, и на лыжах побегать, и в поход, как с товарищем, хоть на край света уйти.
— Эх, Аркадий Павлович,- сказал Саша,- зря мы тогда с пулеметом связались,- и серый колчедан бы нашли, и еще что-нибудь…
— Ну, не знаю, с каким вы там пулеметом связались,- ответил Аркадий Павлович.
— …А потом думаем, как же его ржавый и незаряженный дарить?
— Ну да, я тоже думал,- вмешался Славка,- может, групповой переход будет или провокация на границе, а у нас своя огневая точка! Сунутся фашисты, а мы давай чесать, давай чесать, ведь здорово?
— Кто там без приказа из пулемета чешет? — раздался голос дяди Андрея. У порога, наклонив голову и держась руками за притолоку, стоял Лузгин. По его лицу видно было, что большую часть разговора он слышал.
— Старший лейтенант Лузгин,- войдя в комнату, представился он Сухомлинову.
Тот поднялся и невольно принял стойку «смирно».
— В армии служили? — улыбнувшись, спросил дядя Андрей.
— Да нет, на учебном пункте, в лагерях. Смотрите-ка, уже в привычку вошло,- рассмеялся Аркадий Павлович.
— Значит, хорошо учили,- заметил старший лейтенант.- Так что ты, Слава, насчет пулемета сказал? — садясь за стол и ставя перед собой в ряд их образцы, спросил он у Славки.
Саша заметил, что старший лейтенант, разглядывая топаз и серный колчедан, молча посмотрел на Сухомлинова, как бы спрашивая — стоящие это или не стоящие камни.
Сухомлинов, уже оправившись от смущения, едва заметно серьезно кивнул головой.
— А что,- храбро повторил Славка -Думаете, если б у нас пулемет был, не смогли бы стрелять, да?
— Эх, вы, люди военные,- засмеялся дядя Андрей.- Ну-ка, скажи мне, что такое строй?
— Строй, это святое место,- с готовностью выпалил Славка.
— А если подробнее сказать: строй — это самый строгий порядок, а в строгом порядке у каждого свое святое место,- поправил его Лузгин.- Вот и было бы дело: открыли бы вы огонь из пулемета, а капитан Рязанов посмотрел бы в бинокль и сказал: «Что такое? Что там еще за точка? Своих никого я туда не посылал, значит, противник. А ну-ка всыпьте туда пару мин!» И остались бы от вас рожки да ножки… А насчет места в строю, взять хотя бы тебя,- обращаясь к Саше, продолжал дядя Андрей.- В капитаны метишь, а на капитанский мостик — сто ступенек. На первую не станешь, на мостик не попадешь. Пулемет — на десятой, а первая — русский с арифметикой. Вот здесь оно и есть, ваше святое место.
— Так ведь долго ждать до десятой! — возразил Славка.
Саша ничего не сказал. Последнее время он сомневался, готовиться ли ему в морскую школу или стать пограничником. Хорошо бы моряком-пограничником!
— Я, собственно, к вам вот зачем,- обратился старший лейтенант к Сухомлинову.- Вот эти молодые люди, если поручить их дельному человеку, могут оказать экспедиции серьезную помощь, хотя бы в районе нашей заставы… Ну, а для них это была бы огромная школа.
— Что ж,- подумав, ответил Аркадий Павлович.- Возьму ребят. Послезавтра станем недалеко от деревни, поговорю с главным геологом, если разрешит, быть по-вашему.
В комнату вошел шофер, как и полагается шоферу, в кожаной куртке с «молниями» и замасленных штанах.
— Аркаша, ехать пора,- сказал он, козырнув Луз-гину.- Один рыбу ловит, другой митингует…
— Молчи, Кузя, молчи! — живо отозвался Аркадий.- Тут серьезные дела делаем. Вот какие у нас хлопцы будут работать, настоящие геологи!
Кузя скептически посмотрел на «геологов», еще раз молча козырнул старшему лейтенанту и вышел.
— Дела они делают… Машину надо грузить, а не дела делать…- донесся его ворчливый голос.
— Сейчас погрузим,- крикнул ему вслед Аркадий,- зови там Шакирзянова! Ну, товарищи,- сказал он,- предложение ваше принимаю. Только бы начальник разрешил.
Когда продукты были уложены в машину, мрачный Кузя нажал на стартер. Шакирзянов и Аркадий Павлович помахали на прощанье рукой и скрылись за лесистой сопкой. Ребята и старший лейтенант долго еще стояли и смотрели им вслед.
Что-то хорошее и радостное только что было с ними, и хорошее это не ушло, оно осталось, осталось ощущение, что работа твоя нужна другим, что не зря ты живешь на земле.
А сколько таких вот людей, как этот Аркаша, шагали сейчас по лесам, степям и пустыням, заглядывали в потайные уголки, разведывая недра, и шаг за шагом отвоевывали у природы несметные богатства, раскрывали самые сокровенные тайны.
Досадно было, что они со Славкой так мало поработали над коллекцией,- могли бы и еще что-нибудь найти. Но все-таки их топаз, кусок лабрадора и серный колчедан уже пошли в общее большое и настоящее дело.
— А теперь будем книжки читать,- сказал старший лейтенант.- Что смотрите? Да, книжки. По минералогии. Раз уж я за вас поручился, извольте заниматься, чтоб от вас настоящий толк был.- И Лузгин с ребятами направился к дому.
На порог вышел Алька с кусочком хлеба в руках,
— Тобик! Тобик!-позвал Алька.
Саша только сейчас вспомнил, что целое утро нигде не видел Тобика.
— Тобик! Тобик!-закричали все трое.
Тобика не было.
— Аграфена Петровна, вы не видели нашего Тобика? — крикнул Саша в окно.
— За тетей Нюрой побежал, а больше я его не видала,- ответила Аграфена Петровна.
— Дядя Андрей, ты не знаешь, куда Нюра пошла?
— Я знаю,- сказал Славка,- тетя Нюра сегодня в медпункте больных принимает. Пошли спросим!
— Районного врача куда-то вызвали,- пояснил дядя Андрей,- вот ее и попросили больных принять. Ладно, поищите пока Тобика, а я вам кое-что подберу.
Медпункт помещался в том же доме, где и клуб, только первый раз Саша проскочил мимо него, не заметив на двери таблички с красным крестом.
Ребята вошли в большую комнату, где вчера Федя возился с приемником. На лавке, ожидая своей очереди, сидела старушка с живыми, быстрыми глазами. В открытую дверь справа видно было, как Нюра в белом халате с очень серьезным лицом выслушивала через трубочку веснушчатого загорелого мальчишку. Рядом с мальчишкой стояла женщина с его рубашкой в руках.
Нюра увидела Сашу, но продолжала прием.
Саша сложил руки коробочкой, отставил большие пальцы, чтобы они были похожи на собачьи уши, и похлопал ладонями: дескать, не знаешь ли, где Тобик?
Нюра вопросительно и сердито подняла брови. Конечно, она ничего не поняла. Тогда Славка присел на корточки, прыгнул и сделал вид, что лает. Если б у Славки был хвост, он бы и хвостом завертел.
Теперь Нюра поняла, еще больше рассердилась и энергично махнула рукой: никакого, мол, Тобика не знаю, убирайтесь отсюда.
Старушка, ожидавшая приема, посмотрела на них неодобрительно, но смолчала, чтобы не забыть, где и что у нее болит.
— Может быть, он опять в кладовке дежурит? — предположил Саша.- Или в сарай его заперли?
Ребята вернулись в дом Карпа Яковлевича и заглянули в кладовку. Тобика здесь тоже не было.
— Тобик! Тобик! — кричал на улице Алька.
— Тобик! — позвал Саша, но никто не завозился, не откликнулся.
— Славка, смотри, что тут есть,- сказал Саша.
В углу стоял запыленный ткацкий станок. На нем еще сохранились нити основы, крашенные луком или корой ольхи. Рядом — большая деревянная ступа, и — самое интересное — ручная мельница. Два круглых камня лежали друг на друге, к верхнему была приделана палка, другим концом укрепленная на раме. Саша потянул за эту палку — жернов тяжело и со скрипом немного повернулся. На всем: и на ткацком станке и на мельнице лежал толстый слой пыли. В это время Славка нашел какой-то обожженный кол с острым четырехгранным стержнем на конце. Он взял этот кол, как пику, наперевес и пошел в атаку на висевшие под потолком сетки.
— Стой, Славка,- крикнул Саша,- это рогатина! Наверное, с нею и на медведя ходили!
Славка дал и Саше подержать рогатину, потом они осмотрели целую гору железок у стенки, покрутили самодельную ручную крупорушку и вышли в коридор. Тобика нигде не было. Не было его и в сарае.
— Тобик! Тобик! — надрывался Алька на улице.- Саша, иди скорей! — крикнул он.- Старшкна Лавров едет…
Над озером, отдаваясь эхом от склонов сопки, разносилась песня «Славное море, священный Байкал!» Пел старшина, несколько голосов не совсем стройно вторило ему.
Из-за мыса показались лодки. Лавров неторопливо греб, толчками продвигая вперед груженую лодку. С весел блестящей пленкой стекала вода, все ближе и ближе подходили высоко поднятые осмоленные носы лодок. В них не видно было обручей и сеток, только в одной лежал темной массой невод, а в широких корзинах и прямо под скамейками везде была рыба — крупная, отборная и столько, сколько за один раз Саше никогда еще не приходилось видеть.
— Эй, пионерия! — крикнул Карп Яковлевич.- Вот она, добыча! На ваш продольник самая большая щука попала — двадцать фунтов!
Подцепив крупную щуку под жабры, Карп Яковлевич поднял ее из лодки. Пасть щуки была раскрыта; пожалуй, Алька влез бы в нее прямо «с ручками».
Лодки, шурша по песку, причалили к мосткам. На берег пришли деревенские ребята, с ними — Айно. Карп Яковлевич дал еще немного полюбоваться зубастой щукой, темными полосками и пятнами на ее спине и бросил ее в лодку.
— А как вы узнали, что двадцать фунтов? — спросил Саша.
— А вот они, весы-то, еще дед мой вешал ..- В руках у Карпа Яковлевича была большая деревянная колотушка — палка в метр длиной с деревянным шаром на конце. По всей палке чернели зарубки, возле шара болталась подвижная веревочная петля.
— Самый точный безмен! — спрыгнув в воду и вытаскивая лодку на берег, сказал Лавров.- Карп Яковлевич больше употребляет его как булаву, а тут не утерпел и щуку взвесил.
— Ну-ка, ребята,- удерживая лодку с неводом, сказал Карп Яковлевич,- просушите пока невод. Айно, покажи, где его развешивать.
Саша прыгнул в лодку, Славка за ним. Айно села на весла и оттолкнулась от мостков.
— Давай я буду грести!- предложил Саша. Он занес весло и целым дождем брызг окатил Славку. Славка взвизгнул, но Саша и не думал баловаться — грести ему приходилось не так уж часто, а тут, как и во всяком деле, требовалась сноровка.
— Давайте, ребята, я буду грести,- предложила Айно,- вы сильные, вам и развешивать будет удобнее.
Айно тихонько гребла вдоль жердей, которые тянулись через весь, залив на вбитых в дно крестовинах кольев, Саша и Славка развешивали сетку так, чтобы она не скручивалась жгутом и равномерно свисала по обе стороны — грузилами к лодке, а «кярбышками» от лодки. Кярбышками сам Лавров назвал легкие, скрученные и сплетенные из бересты поплавки, на которых очень хорошо держится верх невода.
Несколько корзин с рыбой Карп Яковлевич велел поставить в ледник, а остальную, и главное — двадцатифунтовую щуку, что попалась на «пионерский» продольник, отправил лодкой на сдаточный пункт.
Если бы они не сделали вчера вечером продольник, может быть, не было бы и этой щуки, а теперь, пожалуйста, никто не скажет, что в деревне они — только гости.
Когда невод был развешан, ребята снова отправились искать Тобика.
— Тобик! Тобик! — кричали и Саша со Славкой, и Алька, и Айно, и даже Нюра.
Но ни один человек не видел ёго сегодня,- Тобик пропал, как в воду канул.