Убить героя

2

Я сидел в таверне «Кровавая Мэри», попивал пиво и следил за тем, как бармен пытается поймать водивших по потолком хороводы летающих рыбок. На этот раз сачок у него был новый, в веселенькую разноцветную клетку, на длинной, очень удобной рукоятке.

— Вот таким он наверняка кого-нибудь поймает, — сказал сидевший справа от меня Хоббин.

— А может и не поймает, — добавил пристроившийся с другой стороны Ноббин.

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что поделай он их на самом деле выловить, то уж наверняка бы давно это сделал. Такая мысль, голова садовая, тебя не посещала?

— Ах, это я голова садовая?

— А кто же еще?

Далее их слушать не имело никакого смыла. Вот накричатся, наобзываются...

Я отхлебнул из кружки и подумал, что Ноббин, вполне возможно, попал прямо в цель. Так ли трудно нанять какого-нибудь кукарачу? Он избавит «Кровавую Мэри» от этих рыбок в два счета. Причем, обойдется это достаточно дешево.

Зачем же тогда бармен разыгрывает целое представление с сачком? А если и в самом деле — представление? Для посетителей? Насколько я знаю, кое-кто уже заключает пари на время, в течение которого будет поймана хотя бы одна рыбка. А может, бармен решил, что должен поймать этих рыбок лично, своими руками? Почему? Ну, кто это может знать? Возможно, для него это вопрос чести, престижа? Своими руками избавить таверну от этой напасти...

Хоббин толкнул меня локтем в бок и спросил:

— Ессутил, веришь ли ты в мою честность?

Его огромные глаза смотрели на меня так пристально, словно бы от моего ответа зависело что-то и в самом деле важное.

— Хм... — сказал я. — В каком смысле? В делах?

— Между своими.

— Ах, между своими... — улыбнулся я. — Тогда — да, верю.

— Вот! — торжествующе вскричал Хоббин. — Что и требовалось доказать!

— И ты это хочешь выдать за доказательство? — Ноббин презрительно оттопырил нижнюю губу. — Да таких доказательств, если хочешь...

— Стоп, — встрял в разговор я. — Уж ни пытаешься ли ты сказать, что мое слово не имеет никакого значения?

— А почему бы... — начал было Ноббин, но тут же одумался, резко сбавил тон. — Вообще-то — нет, не считаю. Однако это не свидетельствует о твоем ко мне неуважении.

— Неужели? — спросил я.

— Понимаешь, ты, конечно свой, но не настолько, чтобы считать тебя совсем уж своим. Ну... как тебе объяснить?

— А ты попробуй, — сказал я. — Может быть, я и пойму.

Ноббин выбил своими массивными ногами короткую дробь и, придвинувшись ко мне поближе, проникновенным голосом сказал:

— Ты только не обижайся, ладно? Просто, ты зарабатываешь деньги не так, как мы. У тебя — дело. Ты, можно сказать, солидный член общества. Не то, что такие, как мы, прощелыги, живущие околпачиванием посетителей. В силу этого ты неизбежно понимаешь мир... ну, по иному, что ли.

Я покачал головой.

Вот это да. Оказывается, я — солидный член общества. Дожил, называется.

— И то, что у меня, — с горечью сказал я. — Не всегда хватает денег заплатить за свою кружку пива, конечно, не считается?

— Прежде всего, ты жив, — промолвил Ноббин. — Это немало.

— А потом?

— А потом... есть у тебя деньги на кружку пива в один, конкретный момент или нет, не имеет никакого значения.

— Почему?

— Потому, что это так. И дело даже не в твоей работе. Просто ты действительно не такой как мы. У тебя, к примеру, в отличие от нас, есть прошлое, проведенное там, в реальном мире. У тебя есть о нем воспоминания. А мы...

Он не договорил и горестно махнул рукой.

— Ладно, — мрачно сказал Хоббин. — Чего ты к нему привязался? У него все еще впереди. Вот раз сто, в самый последний момент увернется от мусорной ямы и станет таким, как мы.

— Не станет, — возразил ему Ноббин. — Не станет. И в тысячный раз увернувшись от нее, и добавив себе несколько полезных программ. Не станет.

— Не согласен, старый ты свиноух.

— Ах, свиноух? Это я — то свиноух?

— Ну, не свиноух, так лупоглаз.

— Ах, лупоглаз?

Я отхлебнул из кружки и обвел взглядом таверну.

За дальними столиками, пугливо глазея по сторонам, сидели три посетителя, принадлежащих в разряду самых бедных, о чем неопровержимо свидетельствовали как их некачественные, дешевые личины, так и то, что парочка спорщиков, с которыми я делил столик, до сих пор не обратила на них ни малейшего внимания. Возможность поживиться Хоббин и Нобиин чувствовали просто феноменально. Будь у этих посетителей хоть одна лишняя инфобабка, уж они бы давно, забыв о пустопорожних спорах, попытались ее выцепить, устроив на них тотальную охоту.

Вот у расположившегося несколько ближе типа личина была получше. На посетителя он совершенно не походил. Скорее всего был чиновником, заглянувшим в таверну ради любопытства, пропустить стаканчик, посидеть десять — пятнадцать минут, отдавшись своим мыслям, и уйти, чтобы, скорее всего, более сюда не возращаться.

Мало ли в киберах таверн и баров? И в каждом можно посидеть, выпить стаканчик укрепляющего, обозреть достаточно стандартный набор посетителей.

Еще ближе устроились несколько завсегдатаев. Парочка таких же, как Хоббин и Ноббин, бродячих программ, несколько невысокого полета кукарач, сидевших тесным кружком и обсуждавших какие-то свои, достаточно сложные проблемы, старик — Сплетник, взгляд которого так и шнырял от одного столика к другому.

Вот он остановился возле нашего, стал столбиком, так, как это умеют делать белки, и пропищал:

— Веселитесь?

Я насторожился.

Просто так взгляд Сплетника ни с кем не заговаривал.

— А почему бы и нет? — осторожно спросил я.

— Веселись, веселись. Говорят, кое-кто открыл на тебя охоту.

— Кто? — спросил я.

— Пока, мой господин этого не знает. Узнает, придет к тебе и сообщит. Не бесплатно, конечно.

— Ничего не знает? — спросил я.

— Совсем ничего, кроме туманных слухов, за которые не выручишь даже на кружку пива. Но это будет недолго.

Я посмотрел в сторону Сплетника.

Тот улыбнулся мне и помахал рукой.

Ну да, Сплетник — узнает. И вовремя доложит, и сорвет с меня неплохой куш. Все-таки, интересно, каким образом он умудряется быть в курсе многих и многих тайных дел? Если отбросить всякие там мистические объяснения вроде умения читать мысли... А почему, собственно? Это невозможно там, в реальном мире. Здесь же, в мире киберов, в виртуальном мире, так ли это невозможно?

Чем здесь являются мысли? Всего лишь информацией. А поскольку мир киберов весь состоит из информации, то почему бы не предположить, что некто нашел способ воспринимать ее и на таком уровне? Что-то вроде перехвата почтовых сообщений, который вполне может организовать достаточно квалифицированный кукарача.

Гм... чем не мысль?

Хотя, хотя... Скорее всего, как водится, все на самом деле не так... Да и стоит ли сейчас о подобном задумываться? Главное — это уже второе, если считать встречу с громилами, полученное мной сегодня предупреждение.

Что-то надвигается. Кому-то я, сам того не желая, перешел дорогу. Кому?

— Готовься. Скоро у моего хозяина появится информация на продажу, — пропищал взгляд Сплетника.

— Хорошо, — промолвил я. — Теперь мне это понятно.

— Готовься, — еще раз пропищал взгляд. — Можешь в виде аванса угостить его.

— Перетопчется, — сказал я. — Вот будет информация...

Взгляд покрутил острым носиком, и побежал дальше. Я еще раз посмотрел на Сплетника. Тот, как раз в этот момент, довольно заинтересовано рассматривал бедных посетителей и, соответственно, на меня никакого внимания не обращал.

Ну и ладно. Как нибудь разберусь в происходящем сам. Заодно и сэкономлю деньги.

И все же... Не слишком ли много за сегодняшний день предупреждений? Громилы, Сплетник... К чему бы это?

—... Может ли совершивший такие ужасные ошибки, хотя бы попытаться, хотя бы помыслить о том, чтобы чему-то меня учить? — спросил Хоббин.

Глаза у него были выпучены больше обычного, а коротенькая ручка патетическим жестом вскинута вверх, к потолку.

— А ты... а ты... — прошипел Ноббин.

Ноги его выбили под столом длинную, словно молитва дьячка-заики дробь.

— Ша, хватит, — сказал я. — Вам не надоело? Стыдно смотреть, особенно почти постороннему человеку.

— Ты — не человек, — буркнул Ноббин. — Ты такая же бродячая программа, как мы.

— Да неужели? — съехидничал я. — Кажется, кто-то мне совсем недавно объяснял, что считает меня себе не ровней.

— Стоп, — быстро сказал Ноббин. — Мы имели в виду твой статус, а не состояние, не то, кем ты физически в данный момент являешься. Это — большая разница. А если вдуматься...

Я замахал руками.

— А вот теперь прошу меня не перебивать. У меня к вам, обоим, есть один вопрос. Серьезный.

— Серьезный? — переспросил Хоббин и, немного подумав, милостливо кивнул. — Хорошо, давай свой вопрос.

— Может ли программа, обладающая достаточно развитой личностью, покончить с собой усилием воли? Ну, просто приказать себе перестать существовать и тут же исчезнуть.

— О! — сказал Ноббин. — Да, запросто.

— Ты пропустил слова «достаточно развитой личностью», — подсказал Хоббин. — Это — уже серьезно. Тут могут быть и варианты. Прежде всего хотелось бы знать, насколько эта личность развита?

— Достаточно, чтобы производить впечатление какого-нибудь посетителя. Я вообще не уверен, была ли это бродячая программа. Может быть, самая настоящая личность?

— Исключено, — заявил Ноббин. — Посетитель? Покончить с собой? Исключено.

— А вот как раз и нет, — возразил ему Хоббин. — Как раз — наоборот. Посетитель имеет больше шансов покончить с собой, чем какая-то бродячая программа. В реальном мире они это делают запросто. А вот у бродячей программы есть определенные команды, без которых она просто не может существовать. В том числе и — инстинкт самосохранения.

— Но если эту программу подавить...

— Кому это может быть нужно? Программа, подвергшаяся такой операции, не проживет и получаса.

— Почему? Отрицательное информационное поле...

— Балда, — сказал Хоббин. — При чем тут отрицательное информационное поле? Ты считаешь, что никто, кроме тебя, из здесь находящихся не знает как оно действует?

— Ну да, ну да, — промолвил Ноббин. — Тут ты прав. Конечно, этому проклятому полю требуется гораздо большее время.

— Вот именно. И я, говоря о том, что программа, у которой нарушат работу инстинкта выживания, не проживет и получаса, имел в виду несколько иное.

— А именно?

— Ее прихлопнет первый же встречный мусорщик. Он-то моментально определит, что перед ним программа с нарушением основных принципов жизнедеятельности бродячих программ. Ты понимаешь, насколько она может быть опасна?

Ноббин задумчиво почесал голову и неохотно признал:

— Да, тут ты прав. Возможно.

— Не возможно, а прав, как всегда.

— Вранье. Прав ты бываешь очень редко. Однако сейчас, и я готов это признать, ты близок к истине.

— А я...

Я решил, что настала пора вмешаться.

— Может, сейчас стоит забыть о спорах?

— Да, ты прав, — сказал Ноббин. — Нас снова понесло. Понимаешь — скука. Ни одного стоящего клиента.

— И вообще, — предложил Хоббин. — Может быть, ты расскажешь нам все по порядку? Какая такая программа покончила с собой усилием воли? Где это произошло? Что сопутствовало? Вообще, все-все...

Тут они были правы.

Я заказал нам всем еще по кружке пива, дождался когда его принесут и начал рассказывать о своем визите в рельный мир, на кладбище и, самое главное, о том, во что оно вылилось. Закончил я на том, как «актер», одним усилием воли, покончил с собой.

— Ну-у-у... — разочарованно протянул Ноббин. — С чего ты решил, будто это самоубийство?

— А разве есть другие объяснения?

— Да сколько угодно. И самое первое: это подпрограмма-сторож. Она включилась, как только возникла опасность, что твой «актер» сболтнет что-то не то.

Я хмыкнул.

А ведь он был прав. Вот об этом-то я почему-то не подумал. Подпрограмма-сторож... Но все-таки, получается очень странно. Выходит, пославший громил, учитывал и тот вариант, при котором не они меня побьют, а я — их. Не слишком ли он преувеличенного обо мне мнения? Я победил лишь благодаря чистой случайности. Не оставь смотритель кладбища своего «Паука»... И все же, босс этих громил — подстраховался.

Кто он, этот Босс? Зачем он пытался меня запугать? И вообще, как он может знать о том, что у меня в ближайшие пару дней появится клиент? Не просто какой-нибудь клиент, а некий, строго определенный, предложение которого мне не следует принимать ни в каком случае.

Хм... клиент...

— Что сказали мусорщики? — спросил Хоббин.

— Ничего особенного, — пожал плечами я.

— А именно?

Я вздохнул, помолчал и промолвил:

— Ну, откуда я могу знать, что они сказали?

— Так, — с расстановкой промолвил Ноббин. — Значит, сбежал.

— Почему? Просто — ушел. Свидетелей не было, а у меня истекало время аренды искусственного тела. Ты представляешь, сколько мне пришлось бы его потратить на объяснения со стражами порядка?

— Еще бы, — сказал Ноббин. — Может быть, ты даже и прав. Если в ближайшие пару дней к тебе не заявятся мусорщики и не начнут задавать всякие идиотские вопросы...

— Да брось ты, — промолвил Хоббин. — Ну, останься он возле этого трупа... А дальше? Думаешь, удалось бы ему доказать, что он не убивал этого самого громилу? Ох, сомневаюсь я в этом. Особенно если не было свидетелей.

— Я примерно так и говорю. Если свидетелей не было...

— Если их и в самом деле не было, — задумчиво сказал Хоббин. — Если их и в самом деле... ну, ты понимаешь, что я имею в виду?

— Их не было, — заверил их я. — Вообще, никого.

— За исключением двух приятелей этого самоубийцы. — промолвил Ноббин. — Уж они наверняка вернулись, чтобы проверить, как себя чувствует их дружок. А обнаружив, что он мертв, они могли отправиться к мусорщикам.

— Громилы? — я покачал головой. — Зачем им это делать?

— Ну, им может приказать это сделать тот, кто их послал поговорить с тобой. Думаешь, нет?

Я кивнул.

Тут он, конечно, был прав. Тот, кто послал громил, для того чтобы не допустить моего участия в каком-то, пока не известном мне расследовании, запросто может прибегнуть и к такому способу. Причем, в этот раз его клевретам даже не будет нужды нарушать закон. Наоборот, они будут выглядеть его ревностными почитателями, а мне придется каким-то образом доказывать, что я всего лишь защищался. Кстати, это будет нелегко сделать. Их — двое. Два голоса против одного. Можно сказать — невозможно.

— О чем задумался? — спросил Ноббин.

— Все-таки, не стоило мне задерживаться на кладбище, — сказал я. — Правильно сделал, что ушел с него.

— Будущее — покажет, — промолвил Хоббин. — А вообще, не бери все это в голову. Давай лучше еще раз ударим по пиву.

— Почему бы и нет? — согласился я.

В самом деле... почему бы и нет? Еще по кружечке и можно отправляться домой. Вдруг меня там уже ждет некто, с предложением новой работы? Учитывая, в какую сумму обошелся памятник моему мертвому телу, оградка, а также установка всего этого, в данный момент я должен буквально гоняться за любой работой, способной помочь мне не свалиться в финансовую пропасть.

Между прочим...

Я улыбнулся.

А что, чем не мысль? Кажется, в ней действительно есть некое зерно здравого смысла. Чего, собственно, добивается этот, совершенно неизвестный мне недоброжелатель? Он не хочет, чтобы я брался за какую-то там работу. Как только я за нее возьмусь, система запугивая потеряет смысл. После этого мой таинственный радетель о том, чтобы я подольше сидел без работы, либо перестанет суетиться и решит отсидеться, либо... либо...

Последняя мысль мне уже не совсем нравилось. Впрочем, ничего тут поделать было нельзя. Мир несовершенен, и умному человеку, понимающему всю тщетность попыток его исправить, остается лишь принимать все таким, каково оно есть.

Проще говоря, вполне возможно, мое таинственный противник не успокоится, а перейдет от угроз и попыток запугать, к более серьезным действиям. К примеру, он может попытаться меня каким-то образом устранить. Каким именно способом? Было бы желание, а средства всегда найдутся.

Ну да, волков бояться — в лес не ходить. Кроме того, сейчас я предупрежден и готов к любым неожиданностям. А риск... риск есть всегда. Такую уж я себе работу выбрал. Кто мешал мне пойти по стопам двух прохиндеев, с которыми я сейчас сижу за одним столом?

Ноббин еще раз толкнул меня локтем в бок и спросил:

— Слышал ты о том, что старый Бубль-Гум загремел-таки в мусорную яму? Не смог удержаться на плаву.

— Скверно, — сказал я. — А кто это был такой?

— Один из наших, — объяснил Хоббин. — Один из старой гвардии. Он жил в семнадцатом кибере и продержался очень долго, достаточно долго, чтобы стать местной знаменитостью. А совсем недавно кибер — 17 был продан с молотка компании «Джобер и Джобер». Ну, ты знаешь, чем они занимаются... Нет, не знаешь? Хорошо, как-нибудь я тебе это объясню, но только не сейчас. Короче, новые владельцы решили сменить назначение кибера, устроили полную реконструкцию. Бубль-гуму не удалось из него вовремя выбраться, и он застрял. А поскольку в кибер перестали заглядывать посетители, то его в конце концов доконало отрицательное информационное поле. Надо сказать достаточно стандартный конец. И все же — старина Бубль-Гум...

Он горестно покачал головой.

— Да-а-а... — протянул я. — Ну что тут можно сказать? Жаль.

Мне и в самом деле сказать было нечего. Может быть, лишь пожелать несчастному побыстрее пройти период распада? Раствориться в мусорной яме, перестать существовать окончательно, перестать осознавать свое умирание.

Мне стало не очень хорошо.

Был я у этих ям, видел, во что превращаются жертвы отрицательного информационного поля, не сумевшие заработать на еду и питье. Просто серого цвета бесформенные комки медленно и уже необратимо разлагающейся массы, способные лишь стонать и слегка подрагивать.

Отрицательное информационное поле. Откуда оно берется? Я вспомнил объяснения одного знакомого кукарачи. На самом деле, реально, нет ни меня, ни таверны «Кровавая Мэри», ни Хоббина с Ноббином. Есть лишь информация, из которой состоит мир любого кибера, а также все его обитатели.

Огромное количество информации.

И стоит ли удивляться, если некоторое ее количество теряется, становится, как это называют кукарачи, отрицательной? Эта-то потерянная информация, куски некогда существовавших программ, получившаяся из них мешанина, словно кислота, постепенно разъедает достаточно долго живущие в киберах программы.

Спасись от нее можно, только регулярно вводя себе восстанавливающие и закрепляющие программы. А они являются обязательным компонентом еды и питья. Проще говоря, если постоянный обитатель кибера не будет есть и пить, то он, так же как и в реальном мире, неизбежно умрет. Сам процесс умирания будет, конечно, происходить по другому, но суть его — так же самая. Смерть, неотвратимое исчезновение.

Я попытался прикинуть, сколько раз за время своего существования в виде бродячей программы был на грани смерти от голода. Получалось, раза два — три, не больше. Не так уж и много, если подумать. Действительно — не сотни. Но с другой стороны, это ровно на два-три раза больше чем мне хотелось бы.

Совершенно жуткое состояние — знать, что с твоим телом очень скоро начнут происходить некие изменения. Сначала небольшие и незаметные. Потом, когда они коснутся цвета твоей личины, их начнут замечать твои знакомые. Тут ты их почти наверняка потеряешь, но сначала, конечно, ты потеряешь клиентов. Кто даст работу программе, погибающей от голода? Из жалости? О, нет, здесь, так же как и в реальном мире, жалость — достаточно редкий зверь. Таким образом, на нее рассчитывать нечего. Тем более после того, как в твоей личине начнут происходить необратимые изменения. И это уже прямой путь к мусорной яме...

Я отхлебнул из кружки и откинулся на спинку стула.

Все-все, хватит. Нечего об этом думать. У меня и своих забот — полон рот.

Может, не стоило мне сегодня ходить на кладбище? Знал бы где упаду, соломку бы подстелил...

— Выпьем за упокой старины Бубль-Гума, — провозгласил Хоббин. — Пусть рано или поздно он возродится где-то в виртуалньой реальности.

— Пусть возродится. — пожелал я и сделал приличествующий случаю глоток.

Как раз в этот момент над нашим столом появилось письмо. Мерно помахивая маленькими крылышками, оно сделало круг у меня перед лицом и устремилось к находящемуся у меня на запястье левой руки информационному окошку.

Любопытно, очень любопытно. Что там могло стрястись?

Я взглянул на информационное окошко, дотронулся до него в нужной точке, и письмо раскрылось. Сообщение было очень коротким. Дом извещал меня, что посланец некоего клиента хотел бы предложить мне работу. Какую именно — он объяснит при личной встрече. Встреча эта состоится, если я буду не против, у меня дома, через полчаса.