Дом торгаша занимал значительный кусок района. Он выглядел как наряженный бык, который ворвался в курятники и там уснул. Среди домов дельцов поменьше, он казался чужеродным, будто его насильно сюда затолкали.
«Сколько людей потеряли жилище, когда он решил тут развернуться?» — подумал Конрад, обходя невысокие стены по периметру. Охранники, стражники. Казалось, что они двигаются хаотично, размеренно, но задержавшись на несколько часов, он понял, что Нарайа все верно подметила. Оставалось только дождаться ночи и сигнала от заговорщиков. Это дело должно пройти без проблем.
Он спрятался в переулке, укутался в рванину и лег в углу, откуда можно было видеть шпили дома торговца.
«Безвкусица.» — подумал Конрад, погружаюсь в дремоту. Но почти сразу проснулся от того, что его пинал какой-то бездомный.
— Это моё место.
— Это угол. — ответил Конрад.
— Я всегда здесь сплю. Проваливай.
Конрад нехотя поднялся. До нужного положения луны, когда всё начнется, было еще часа два и где-то ему надо было переждать. Ссориться с бездомными — привлекать лишнее внимание.
— Прости. Приспичило. — сказал Конрад, зевнул и перешел в другое место.
Сигналом были три удара колокола, которые оповещали о нахождении луны в зените.
Он выбрался из переулка и пошел к нужному участку стены. Стараясь лишний раз не попадаться никому на глаза.
Дождался, когда пройдет охранник, который осматривал территорию за стеной, затем Конрад подождал три минуты, подтянулся и забрался. Теперь оставалось попасть в комнату девочки — а она на втором этаже, забрать её, связать и тем же путем уйти.
Густые сады, которые вырастил торгаш, играли только на пользу Конраду. Здесь можно было прятаться вечно среди бесчисленных кустов.
Он прошел мимо сторожки, где несколько охранников жаловались на скуку и на малое жалование.
Судя по чертежам, окна детской спальни выходили прямо на спальню жены торгаша. Когда Конрад оказался на месте, там прятался еще человек. Не знай он, что тут кто-то должен быть, вряд ли бы увидел. Собственно он и увидел только одного, потому что второй сидел совсем рядом — метрах в двух от первого.
Ему дали знак — забираться в окно. Один подставил спину, и Конрад, встав на него, забрался на парапет, подошел к открытому окну, которое загораживала занавеска. Внутри пол был устлан игрушками. Куклы, солдатики, животные, даже игрушечный лук. Там же куча всевозможных фруктов, которые уже потемнели, некоторые из них были надкусаны.
«Просто закидывает девочку чем попало. Как ей в этом хаосе выбирать?»
Он отогнал мысли, которые врывались в сознание и рисовали картины переживаний её отца, как самой девочке будет страшно, что их может ждать.
Конрад мягко ступал между этими звуковыми капканами. Задень один — он толкнет другой, а там девочка проснется и поднимется шум.
Кровать, запахнутая тканью от москитов, стояла у боковой стены — чтобы сквозняк от окна и двери проходил мимо.
Конрад подошел к ней, отодвинул ткань, заглянул в лицо девочки и замер.
Там лежала кукла. Большая кукла, выполненная искусно, но это была не девочка.
Его подставили? Или уже знали, что он придет? А если девочке снились кошмары, и она ушла к родителям? Кого она любит больше маму или папу? К кому пойдет за помощью?
Конрад стоял и перебирал в голове возможные варианты. Стоит ли выходить в коридор? Опасно. Охранники ходят внутри дома, а увидев чужака ни о какой скрытности и речи не будет.
Или все-таки вернуться без девочки? Это нарушит, по крайней мере, половину плана. Что тогда будет делать торговец? Будет ли он в отчаянии или примет как вызов? Проклятье. Надо было глубже узнать этого человека, понять, как он реагирует, хотя бы договориться на беседу с ним. А сейчас…
Он услышал шуршание. Несколько игрушек стукнуло, и небольшой деревянный конус из десятка колец выкатился из-под кровати.
Конрад замер, опустился на колени и поднял подол одеяла. Там, в обнимку с рыбой из ткани спала девочка. Он осмотрел пол рядом с ней — ни пылинки. Видимо, она часто здесь спала.
Сердце колотилось так, что удивительно было, почему еще сюда не сбежалась вся стража, почему никто его не заметил, не прервал, не заставил убегать, чтобы появилось хоть какое-то оправдание оставить дитя в безопасности.
Но его не заметили, да и всё это было частью плана, чтобы добраться до избранного.
Конрад бесшумно выдохнул, протянул руку и на мгновение задумался. Как ему вытащить то её? За тело, за ногу, за голову?
«Она хотя бы легла на что-нибудь». — подумал он, понимая, что девочка лежит на ковре, который прижат кроватью. Неверное движение — она испугается и зашумит. А время не ждет. Если его подельники уже вытащили женщину, то он может их задержать.
«Что за дурацкая девчонка?»
Конрад осмотрел кровать, ковер, на котором та стояла. Он мог отодвинуть её, но удастся ли это сделать бесшумно?
«Зависит от того насколько она тяжелая.»
Он подошел к изножью, приподнял кровать и отодвинул её. Край одеяло лежал на голове девочки, и из-под него доносилось бормотание.
Конрад замер, прислушался. Тишина. Подошел к ребенку и мягко поднял на руки.
«Ей следует засунуть кляп.» — подумал он.
Но даже тогда её попытки кричать могут привлечь внимание. Или рискнуть и вынести её как получится? Закрыть ей рот он всегда успеет, поэтому можно было пойти на некоторый риск.
Он покачивал девочку, когда подошел к окну. Увидел, как стражник прогуливался по мосткам у стены. Всё было спокойно. Пока что.
А в том закутке, где его подельники прятались, он заметил те же самые две фигуры, но с бесформенным мешком. Должно быть, уже удалось вытащить женщину.
Конрад выбрался наружу, прошелся по карнизу обратно, чтобы его скрыла тень.
Девочка что-то говорила во сне, улыбалась, и Конрад убаюкивал её мычанием, которым родители успокаивают младенцев. Пока что, это срабатывало.
— Ты там всё? — спросил подельник.
— Прими девочку. Она спит. — Прошептал Конрад, подавая ему ребенка.
— Где кляп? Солнце тебе в легкие. — Ругнулся мужчина, но просьбу исполнил.
Конрад спрыгнул на землю и забрал двое, а эти двое взяли мешок и понесли к стене. Казалось, что они нервничают. Даже больше, чем следовало на таком деле. Это из-за него или что-то пошло не так?
Тем не менее, тем же способом — из рук в руки, девочку удалось переправить и через стену. Несколько раз она почти просыпалась, но Конрад прижимал её к себе и гладил волосы, напевая мотив северных колыбельных.
Но все же, за две сотни метров от дома она проснулась. Открыла глаза, оглянулась, посмотрела на Конрада, испугалась. И первое, что произнесла:
— А где мама?
Он резко закрыл ей рот и прошептал.
— Мама рядом. Не бойся и не шуми. А то будет больно. Будь умной девочкой.
Упираясь губами в перчатку Конрада, девочка смотрела на него, и на глазах у неё наливались слезы.
— Если захнычет, схвати за горло. — Посоветовал один из похитителей.
Конрад не ответил. Уже сама эта фраза напугала ребенко. Хотя и не понятно было, знала ли она о своей судьбе или нет.
Они добрались до какого-то склада, где спустились в погреб. Первой внесли женщину. Даже в мешке она не сопротивлялась, как будто…
— Что вы с ней сделали? — спросил Конрад.
Похитители огрызнулись.
— Тебе какое дело? Все сделано чисто. Твоя часть работы выполнена. Мы сами все доложим госпоже. А ты не подставься под солнце.
Конрад нехотя отдал девочку, которая смотрела на мешок и проплакала:
— Мама?
— Будет кричать — заткни. — Посоветовал один похититель другому. — В подвале будет проще. А ты, малая, не бойся. Все будет с тобой, как в песенке. Какой? А ты сама выбери.
Конрад смотрел в глаза девочки, пока её не унесли.
На сердце становилось всё тяжелее. На какие еще злодейства ему придется пойти, чтобы выполнить свою миссию?
«Маленькая жертва ради большого блага.»
О Боги, как же ему надоело это повторять. Цель оправдывает средства, смерти, потери. Еще один шаг и он откажется от этого, и пусть его нутро разрывает от появления каждого нового избранного, пусть ощущение направления не дает покоя, но это уже переходит допустимые границы.
Он пошел прочь и стал шептать, стараясь то ли успокоить, то ли убедить себя.
— Это важно. Никто кроме меня это не сделает. Ни у кого, кроме меня, это не получится. Я обязан, я должен, я…
Ему хотелось выть.
Через несколько дней он зашел к Хале. Собрал кучу чертежей и прямо днем пошел к её имению. На удивление, к ней стояла куча просителей. Кто с пустыми руками, а кто с подарками. Охранники не впускали никого и давали односложные ответы. Единственное, что спасало просителей — множество навесов, что уберегали их от зноя. Мелочь, с помощью которой Хала держала поклонников и желающих её благоволения у своих ворот как можно дольше.
— Госпожа сегодня не принимает.
Конрад заискивающе улыбнулся, как это делал архитектор перед важными людьми.
— Я к госпоже. У меня новый проект её дома.
— Она сказала, что сегодня никого не принимает.
— Пожалуйста, мне надо её увидеть. Передайте ей, как только она узнает, то обязательно впустит.
— Иди своим путем. Если мы её побеспокоим, то две недели придется спать на животе.
Конрад закусил губу.
— А могу ли я обсудить или пообщаться с каким-нибудь из её мужей?
— Тоже заняты.
— Я насчет их подданных, которым перерезали сухожилия. — Прошептал Конрад.
Мгновение и вооруженные люди обратили на него всё внимание.
Поэтому он посмотрел им в глаза и спросил.
— Так вы позовете Унгала или Йорама?
Охранники отошли назад, не спуская взгляда с Конрада. Позвонили в колокольчик. Вскоре появился посыльный, который тут же убежал, а вернулся через пять мину вместе с Йорамом
При виде Конрада он помрачнел, сжал кулаки, но сдержался.
— Впустите его. — Прогромыхал Йорам.
Конрад снова нацепил заискивающую улыбочку и поклонился каждому охраннику.
Теперь они смотрели на него с нескрываемой подозрительностью.
Как только они отдалились, Йорам заговорил.
— Однажды, я сломаю тебе пальцы, ноги, и все ребра.
Конрад вздохнул.
— Ты видел, что я делаю за пальцы моего друга. Себя я ценю больше.
Они еще секунду посмотрели друг на друга. И в это мгновение Конрад успел соскучиться по беззаботной жизни человека, которого никто не знает. По возможности отвести взгляд, извиниться и уйти, спрятаться, показать себя слабаком или ничтожеством, которое никто не тронет, которое никого не заинтересует. Но Йорам показал себя, показал свою готовность навредить Конраду.
— Жду не дождусь, когда госпожа закончит с тобой.
— Не ты один. — Твердо ответил он. — и чем скорее ты меня приведешь к Хале, там быстрее покину твой дом. Уверен мы оба этого хотим.
— Когда ты был молчаливым, ты мне нравился больше.
Конрад пожал плечами.
— Сам скучаю по тем временам.
Еще несколько секунд взгляда глаза в глаза. И Йорам повел его дальше.
Хала сидела за столом и писала письма. Рядом с ней горела свеча, а запах сургуча, казалось, пропитал собой каждую частичку этой комнаты.
— Что непонятного в «не беспокоить»? — спросила она, едва открылась дверь.
— Это Чужак, дорогая.
— Он разве не должен сейчас работать?
Конрад ответил.
— Раз здесь, то не должен.
Наконец, Хала отвлеклась.
— Зачем пришел? У тебя работа кончилась?
— Я на несколько минут. Узнать, как там заложники.
— В подвале. Дорогой, оставь нас.
Йорам медлил.
— Оставить нас — значит закрыть дверь с противоположной от меня стороны, дорогой. Если есть возражения, я послушаю. — Она подняла палец, измазанный в чернилах. — но одну минуту.
Муж скрипнул зубами, поморщился и закрыл дверь.
— Ты всегда приносишь разлад в жизнь тех, с кем знакомишься?
— Чаще, чем хотелось бы.
Хала отложила перо, пергамент, расправила плечи, потянулась, встала из-за стола.
— Девочка в подвале. Если волнуешься о ребенке, то ей ничего не грозит. Она даже скоро повидается с отцом. — Хала взяла одно из писем, мельком глянула. — а если точнее, послезавтра.
— А её мать?
Она втянула воздух сквозь сжатые зубы.
— Вот о ней точно можно не беспокоиться.
— Те двое её убили.
— Тебе тоже есть кого убить.
— Но мы планировали просто похитить. И, надеюсь, вернуть?
— И у профессионалов случаются промахи. А что говорить о дебютантах.
Конрад посмотрел в сторону, на Халу.
— Торгаш же не простит смерти жены.
— Вспомни, что ты говорил об архитекторе и обо мне. Ему придется смириться. Тем более, я подыщу ему новую. Объясню проблему. Хотели немного придушить, но не рассчитали силы, время. Человек очень хрупок в самое неподходящее время.
— И вы оставили девочку вместе с трупом матери в подвале?
Хала прошлась по комнате.
— Признаю, некоторые люди отказываются думать головой. Как только я узнала, что женщина мертва, я сразу убрала её. Боюсь, девочке это не особо помогло, учитывая её плач.
— Она видела тебя?
— Помилуй. Конечно, нет. Кого она и могла запомнить, так только тебя. Так что, ты обзавелся еще одной причиной сразу после переворот сбежать отсюда вместе со всеми грехами, которые мы на тебя повесим. Тебе же всё равно?
Конрад отвел взгляд.
— Да делай что хочешь. Но мне кажется, что…
— Мы переступаем какие-то границы? — Она поймала взгляд Конрада и усмехнулась. — Ладно тебе. Мы это начали. Ты недавно искалечил трех человеком и глазом не повел. Даже не пытался договориться с ними. Сразу начал с ножа. Так дела не делаются.
— Это уже обсудили.
— Знаю, но хотя бы не лицемерь. Или мне станет казаться, что ты начал симпотизировать Кагану. Один раз зашел к нему в гости, затем он приехал к тебе посмотреть на здание. Что дальше? Пойдешь с ним пить чай?
Конрад посмотрел ей в глаза и кивнул.
Лицо Халы вытянулось.
— За какие…
— С его женой. Она пригласила.
Хала тут же расслабилась и выдохнула.
— Ах, эта девочка. Единственная, кого мне будет жалко. Созданная, чтобы рожать и восхищаться мужем. И, кажется, у неё это получается. Дурочка. Она такая добродушная, что мне даже хочется посмотреть на неё лет через десять или двадцать. При условии, если бы она осталась жива, увы. У-вы.
Хала пересчитала письма, пробежалась глазами по одному, отбросила в сторону.
— Конрад, ты ведь тоже убийца. — Продолжила женщина, уже тише. — Я была в ярости, когда узнала, что жена торгаша умерла. И не только потому, что это уменьшило бы весомость шантажа, но эта женщина не сделала мне ничего плохого, я не желала ей зла. Ей просто не повезло. Такое случается. Я и так делаю всё, что могу, чтобы избежать лишних жертв. — Она указала ему на кресло. — помнишь, как предложили поднять бунт? Вспомни, кто был против. Я не хочу крови, но… ты же не маленький мальчик. Это только первые ростки. Дальше мне придется убирать несогласных, вешать и преследовать тех, кто будет противостоять. Возможно, мне придется даже казнить бывших заговорщиков, друзей, может быть, мужей. Тем более, что они порой позволяют себе отвратительные вещи. И мне придется нести это всё на своих плечах. На хрупких женских плечах. Никто у меня не заберет этот груз. Никто не предложит разделить. И я буду помнить, что каждый мой приказ — это всё равно, что убийство моими собственными руками. Но что сделаешь ты? Просто уйдешь.
— Меня будут преследовать.
— Кто? Я мужьям скажу, что и они и их люди нужны будут здесь — возле меня. И это правда. Ты выполнишь свою функцию и уйдешь, а мне придется наводить здесь порядок, доказывать всем, что я достойна.
— Продавать людей в рабство.
Хала, всплеснула руками.
— Ты будешь припоминать каждое мое слово с обсуждений? Чем их жизнь, бесполезная и ничтожная, сейчас отличается от рабства? Один из моих предков был рабов, но со временем выкупил свободу и стал судьей. А кем они будут, если не придать им форму? Я делаю это ради… — Она закрыла глаза и улыбнулась. — нет, не ради них. Ради себя и выгоды, но я верю, что это пойдет на пользу всем, хоть они и станут проклинать меня за своё потерянное прозябание жизни. — Она выдержала паузу. — Я ведь тебя не убедила?
Конрад вздохнул.
— Увы. Но я согласен с тобой. Видимо, это только начало. Каждый раз надеюсь, что всё обойдется одной смертью.
Хала сдвинула брови.
— Каждый раз?
Он заглянул ей в глаза.
— Да, Хала. Каждый раз. Спасибо, что вселила надежду. Торгаш присоединится к нам?
Она снова превратилась в хищную и расчетливую женщину.
— Только в качестве почетного гостя. Знаешь, у которых завязаны глаза.