— Итак?..
Какое-то время мы молча сидели у жаровни, пока, наконец, Гиндзо-сан не смог хоть что-то произнести. Его мрачный голос напомнил мне стук камешка, падающего в пустой колодец.
— Итак?.. — повторил Киндаити-сан. Он один всё ещё улыбался.
Инспектор подался вперёд.
— То есть Кэндзо-сан покончил с собой?
— Верно.
— Убил Кацуко, а затем себя. — Голос Гиндзо-сана полнился болью.
Рюдзи-сан опустил голову.
— Да, именно это и произошло, — сказал Киндаити-сан. — Поэтому я попросил доктора Ф. Присоединиться к нам. Доктор, вы первым изучали оба тела. Расскажите о ранах Кэндзо и положении тела. Соответствуют ли они только что увиденному вами эксперименту?
— Если вы имеете в виду, возможно ли, что он нанёс по своему телу раны в нескольких местах, прежде чем заколоть себя ударом в сердце, — ответил я, — это возможно. Думаю, если он использовал только что увиденное нами устройство, то, да, это вполне возможно.
— Так что нет никаких несоответствий?
— Нет, не думаю. Но вопрос — зачем?
— Он прав, Киндаити-сан, — сказал инспектор Исокава. — Вопрос состоит в том, зачем Кэндзо совершать такой отвратительный поступок? Зачем убивать свою невесту и себя в брачную ночь? Это немыслимо. Зачем же он это сделал?
— Инспектор, думаю, вы знаете ответ из нашей утренней беседы с Сидзуко Сираки. Думаю, тот факт, что Кадзуко не была девственницей, мог иметь прямое отношение к этому делу.
Инспектор уставился на Киндаити-сана.
— Но… но что-то такое тривиальное… Из-за того, что женщина не девственна — да если проблема была в этом, можно было разорвать помолвку!
— И, по-вашему, нет беды в дружном хохоте всех родственников? Ну да, выпрвы. Обычный человек, наверное, мог бы вынести такие последствия. Но Кэндзо не мог, и в этом была причина этой ужасной трагедии.
Киндаити-сан помолчал.
— Инспектор, — очень медленно продолжил он, — фокус, который я только что вам показал, ничего не значит. Обычно мы узнаём, в чём суть трюка, говорим «Ого!» — и всё это слегка разочаровывает, как детская игра. Истинный ужас этого дела не в способе его воплощения, но в причине, а чтобы понять её, нужно сперва понять, каким Кэндзо был человеком — его личность и, самое главное, атмосферу в семействе Итиянаги, в которой он вырос.
Он повернулся к Рюдзи-сану.
— Среди нас присутствует Рюдзи, человек, должно быть, знавший Кэндзо лучше всех. Уверен, он правит меня, если я в чём-то ошибусь. Прошлой ночью я прочитал все дневники Кэндзо. Больше всего меня заинтересовало, как он их вёл. Обычно, дневник — это что-то такое, что открывают каждый день, триста шестьдесят пять раз в год. Каким бы дотошным хозяин не был, переплёт будет немного расшатан, а углы страниц слегка потёрты. Там будут пятна, кое-где даже кляксы или чернильные отпечатки пальцев. Но в дневниках Кэндзо ничего этого нет. Они безупречны. Они выглядят так, как будто их только что принесли из книжной лавки и развязали стопку, но если вы решили, быть может, что он просто забывал вести дневник, и объяснение в этом, вы ошибаетесь. Напротив, он его скрупулёзно заполнял. Весь его почерк, каждый иероглиф, каждый взмах пера был непоколебимо прекрасно исполнен. Я смотрел на его каллиграфию, и у меня перехватывало дыхание от столь кропотливо достигнутого совершенства. И это уже создаёт мне образ человека чувствительного и придирчивого. Я расспрашивал горничную, Киё. Вот один пример из рассказанного ей: по её словам, однажды зимой в дом пришёл посетитель, и она поставила жаровню. Рука посетителя слегка коснулась жаровни. Когда он ушёл, Кэндзо места себе не находил, пока жаровню не продезинфицировали спиртом. Я бы назвал это ненормальной озабоченностью чистотой. Скажу даже, что Кэндзо не мог не ощущать, что все остальные люди, кроме него, грязны, нечисты. И ещё одна черта его личности выясняется при чтении его дневников — он испытывал сильные эмоциональные взлёты и падения, другими словами, не выходил из экстремальных состояний. Его представления о любви и ненависти были далеки от нормальных. В глазах Кэндзо всё преувеличивалось. Невозможно выразить, насколько серьёзно он ко всему относился. Я это понял, когда увидел, как небрежно он бросался фразами вроде «мой смертельный враг». Также в этом человеке было необычно очень сильное чувство справедливости. При нормальных обстоятельствах это одна из добродетелей, но в случае с Кэндзо, мне кажется, это надо счесть одним из недостатков. Это чувство было беспощадно и не давало поблажек. Он был суров к себе за любую недобросовестность и обман и слишком строг с другими. А потом ему пришлось столкнуться с новой проблемой — по рождению он был обречён стать землевладельцем, властным над целой общиной. И это находилось в полном противоречии с его чувством справедливости и глубокой неприязнью к феодальной идеологии и обычая. Но ирония заключалась в том, что, отвергая систему, в чём-то он был самым надменным аристократом среди всех Итиянаги. Это было результатом того, что он родился могущественным главой клана, потомком владельцев хондзина и крупным землевладельцем — если кто-то не выказывал ему должного уважения, он смертельно обижался. Другими словами, Кэндзо был соткан из противоречий.
Рюдзи-сан молча, уставившись в пол, слушал монолог Киндаити-сана. Отсутствие замечаний с его стороны подтверждало всё сказанное. Будучи врачом Кэндзо, я достаточно хорошо его знал и чувствовал, что Киндаити-сан рисует точный портрет этого человека.
Киндаити-сан продолжал рассказ.
— У такого человека нет иного выбора, кроме одиночества. Он не мог доверять никому, кроме себя, будет даже лучше сказать, что он во всяком видел врага, и это было ещё заметнее по отношению к его ближайшим родственникам. Среди них ежедневно Кэндзо контактировал, прежде всего, со своей матерью, а также с двоюродным братом Рёскэ, родным младшим братом Сабуро и, наконец, младшей сестрой Судзуко. Последние двое — почти дети, так что можно предположить, что больше всего проблем он имел с матерью и двоюродным братом, и особенно с Рёскэ. Этот Рёскэ-сан — ещё один очень интересный персонаж. На первый взгляд он кажется полной противоположностью Кэндзо в личностном плане. На поверхности он кроток, беззаботен, почти легкомыслен, с ним легко ладить. Но если копнуть чуть глубже, станет понятно, что он не так уж непохож на Кэндзо. У него довольно вспыльчивый характер. Всё это есть в дневниках — многочисленные нервы и проблемы, создаваемые для Кэндзо и Рёсуке, и Итоко-сан. Единственной причиной, по которой всё это не имело последствий, был самоконтроль Кэндзо, которым он очень гордился, выработав его за годы получения высшего образования. Рёскэ знал это и с притворной невинность упорно старался своими действиями толкнуть Кэндзо на кривую дорожку. И тут в эту ситуацию входит проблема Кацуко. Не стоит напоминать кому-либо из вас, какое сопротивление встретила помолвка Кэндзо с Кацуко. Кэндзо заставил их принять его решение, и брак всё же был заключён. Но перед самой свадьбой Кацуко призналась Кэндзо, что она не девственница, что у неё однажды был любовник, и это ещё не всё. Она призналась, что недавно, почти случайно виделась с ним. Как Кэндзо отреагировал на эти новости?
Киндаити-сан замолк. Никто не отвечал. Все сидели с мрачным видом.
— Думаю, изначально Кэндзо привлёк ум Кацуко, её лёгкий характер. В этой лёгкости её натуры было что-то спокойное, эффективное и деловое. Во многом она была привлекательна для него именно поэтому, но, думаю, наибольшое обаяние ей придавало то, что она казалась невероятно добродетельной. Чистота имеля для Кэндзо огромное значение. А потом, прямо перед самой свадьбой, он обнаруживает, что она спала с другим мужчиной. Он думает, что кровь другого мужчины течёт в её теле. Я уже рассказывал вам, как Кэндзо спиртом дезинфировал печку, которой случайно коснулась рука гостя, а теперь это! Как бы это сказать?.. Другой мужчина, а для Кендзи все остальные люди запачканы… Женщина, образ которой он хранил в сердце, та женщина, которой он планировал отдать свою руку, привести в свою кровать… Для такого человека, как Кэндзо, одна мысль об этом заставляла его трепетать. Ему следовало разорвать помолвку. Но, увы, так поступить Кэндзо не мог. Для него отступление и разрыв помолвки перед лицом всех тех родственников, над которыми он имел власть, была равносильна тому, чтобы сорвать шлем и сдаться врагу. Он мог бы назвать Кацуко женой лишь формально и обмануть семью, но и так поступить было нельзя, и вот по какой причине — всего за несколько дней до свадьбы Кацуко встретила того человека по имени Тая в универмаге в Осаке. Мы мало знаем о том, какой человек этот Тая, и, конечно, Кэндзо не знал ничего. Но Тая мог быть из тех, кто бы пришёл и вымогал у Кэндзо деньги за молчание. Не было никаких гарантий, что этого не произойдёт. Представьте чисто гипотетически — Кэндзо женится на Кацуко лишь формально, чтобы скрыть правду, и тут появляется Тая. Какой позор для Кэндзо. Только представив это, Кэндзо сразу решил, что не может рисковать. Но всё это было не только способом решить чисто практическую проблему. Думаю, истинный мотив лежит куда глубже, глубоко в сознании Кэндзо. Должно быть, он чувствовал яростную ненависть к Кацуко, поставившей его в столь безнадежное положение. Эта женщина с осквернённым телом пыталась стать его женой. Он не мог не впасть в неописуемый гнев. Но, учитывая личность Кэндзо, он должен был стараться никак не выказать эту ненависть и гнев Кацуко. Напротив, взрыв эмоций, проявленный его отцом и дядей, был погребён глубоко в сердце Кэндзо и настойчиво бурлил, наконец вылившись в виде этого зловещего плана. Мотив для этого убийства-самоубийства непостижим для любого нормального человека, но человеку вроде Кэндзо, да и в глазах такой семьи, семьи гордых наследников хондзина, он становится вполне естественным и разумным. Да, я, не колеблясь, скажу, что убийство было неизбежно. Кэндзо должен был убить Кацуко, иного пути не было. По всей видимости, пройти свадебную церемонию пришлось бы, учитывая, ак он на ней решительно настаивал, но у него не было ни малейшего желания жить семейной жизнью. Так что не было и другого возможного момента для убийства, кроме как момент консуммации брака.
— Так это было двойное самоубийство?
— Самоубийство влюблённых?.. Нет. Уверен, что нет. Это обычное убийство, вызванное гневом, злобой и ненавистью к Кацуко за то, что она поставила его в столь невозможную ситуацию… И он, конечно, преуспел в своём плане убийства Кацуко. Но этот убийца был очень умён. Он знал, что, каким гениальным бы ни был план убийства, в конце концов всё обнаружится. И, даже если не обнаружится, человек с такой совестью, с таким сильным чувством справедливости не мог бы жить, зная, что он убийца. Кэндзо знал себя хорошо. Поэтому, прежде чем полиция всё поймёт, прежде чем совершённое преступление будет осознано им самим, он убил себя, веря, что именно так и должно поступить. Другими словами, это дело противоположно обычному убийству из детективного романа. При обычном ходе вещей, первым делом происходит убийство, затем делают свою работу полиция или частный сыщик и, наконец, убийца кончает с собой, чтобы не быть пойманным. Таков обычный ход вещей. В нашем случае второй и третий пункты поменялись местами. Убийца уже убил себя, но это не значит, что мы должны отнестись к делу более легкомысленно. С самого начала убийца старался убедить нас, что гибель Кацуко — не его вина. Он даже пытался скрыть факт своего самоубийства. Противно говорить, но это очень грязная уловка. Но почему он не желал, чтобы самоубийство стало известно? Не желая признавать поражение от родственников? Не желая выглядеть нелепым в глазах родственников, особенно, Рёскэ? Об этом он думал? Да. Именно об этом. Вся эта загадка, вся таинственность дела вызваны одной-единственной вещью. Родословной. Трагедия хондзина.