Мы шли к дому Сэм. Тодд отстал, чтобы позвонить своим родителям и сказать, куда он уходит. Я держала Сэм за руку, и мы перепрыгнули через трещину в тротуаре. Где-то начала квакать лягушка-бык[16], а солнце зашло за горизонт. Небо стало оранжево-красным, и в воздухе повисла та самая влажная прохлада, которая приходит с последними летними вечерами.
— О чем ваш проект? — спросила Сэм.
— Это долгая история, — ответила я.
— Расскажи мне.
Я никогда не могла скрывать что-то от Сэм.
— Мы должны притворяться, что женаты. Делать кое-что вместе. Выяснить, как зарабатывать деньги и как их тратить. Это ужасно глупо.
— Почему он твой муж? А не тот парень, который тебе нравится, как там его зовут? О, Гейб! Почему ты не замужем за Гейбом?
Сэм отвернулась, когда я попыталась зажать ее рот рукой.
— Шшшшш, — прошипела я. — Пожалуйста, не говори ничего об этом, когда рядом Тодд, — прошептала я.
— Хорошо. Прости, Фиона, — сказала Сэм. — Думаешь, он услышал?
Я оглянулась назад посмотреть, показывает ли Тодд какие-нибудь признаки того, что он нас слышит. Он больше не разговаривал по телефону, но шел не слишком близко.
— Надеюсь, что нет, — ответила я.
— Где это место? — позвал Тодд довольно громко, поэтому я подумала, что он был слишком далеко, чтобы услышать нас.
— Это здесь, — сказала Сэм, отбегая от меня и поднимаясь к двери. Когда мы вошли внутрь, она помчалась на кухню. Мы с Тоддом последовали за ней. Я зашла в кладовую и схватила упаковку попкорна.
— Куда мы поедем сегодня вечером? — спросила я.
— Поедем? Что ты имеешь в виду? — спросил Тодд.
Я объяснила Тодду, что каждый раз, когда мы с Сэм смотрим фильм (и так на протяжении всего времени, что я работала няней), мы делаем попкорн, приправленный какой-нибудь иностранной специей или приправой. Мы называем это Международная Кукуруза. Иногда мы находим победителя, как в тот раз, когда приготовили попкорн в кунжутном и арахисовом масле и приправили его китайской смесью из пяти специй. Но иногда его приходится выкидывать. Как тогда, когда нам захотелось побывать в Германии, поэтому мы сделали попкорн с жирными колбасками и бросили его в квашеную капусту. Это было тошнотворно.
— Я думаю, Италия, — сказала Сэм, вращая ленивую Сьюзен[17], где ее мама хранила специи. — Где-то здесь есть пакет сухой итальянской заправки. Вот он.
— Ммм, — сказала я, — ты знаешь, что будет хорошо сочетаться с ним? Мини-пицца. Мы можем использовать хлебные корки. У тебя есть сыр?
Сэм открыла холодильник и проверила полки.
— Нет. Хотя, постой, есть творожный сыр.
Я пожала плечами.
— Можно попробовать. Что насчет соуса для пиццы?
Сэм обыскала кладовую.
— Нет. Соуса для пиццы нет.
— Соус для спагетти? — предложил Тодд.
— Нет.
— Томатная паста? — спросила я.
Сэм снова открыла холодильник.
— У нас есть кетчуп.
Я помолчала, прикидывая вкусовые качества хлеба, заправленного кетчупом и творожным сыром. Сомнительно.
— Мы бросим много чесночной соли и орегано. Ты делаешь пиццу. Я займусь попкорном.
Я вытащила кастрюлю, налила в нее оливкового масла, насыпала слой зерен кукурузы, накрыла крышкой и поставила на средний огонь. Тодд облокотился на стойку и смотрел. Разумеется, он не станет помогать готовить.
— Эй, Сэм, как прошли твои первые дни в школе? — спросила я.
— Ну. Самое главное, мы с Джинни больше не друзья.
— Что? — Джинни Геновэзе была лучшим другом Сэм. Ее единственным настоящим другом. Джинни была для Сэм тем же, кем для меня является Марси. — Что случилось?
Сэм швырнула три ломтя белого хлеба на противень мини-печки, выдавила на них кетчуп и начала размазывать его ложкой.
— Ну, это все новенькая, Оливия Парди. Она живет в огромном доме с бассейном, большущим телевизором и много чем еще. Думаю, она действительно богатая. Поэтому Джинни решила, что хочет быть лучшей подругой этой девчонки, и тогда она сможет пользоваться ее бассейном и всем остальным. В общем, она подошла к Оливии и сказала, что другие девчонки, в том числе и я, плохо о ней отзываются. И что покажет Оливии всё вокруг и всё такое. И что не будет дружить с кем-то еще. Они могли бы быть лучшими друзьями.
— Как ты услышала обо всем этом? — спросил Тодд. Как будто его это волновало.
Она впилась взглядом в Тодда и затем ответила ему.
— Джинни рассказала мне.
Она посыпала чесночную соль и орегано на кетчуп.
— Она сказала тебе? — закричала я. — Она рассказала тебе о ее словах, о том, что все девчонки плохо говорят о новенькой?
— Ну, нет. Эту часть я узнала от Доминика Мансусо. Он услышал об этом на автобусной остановке от старшей сестры Оливии. Но Джинни рассказала мне о части, где она и Оливия становятся лучшими друзьями и все такое.
Сэм вытерла глаза тыльной стороной ладони и затем встала у стойки со скрещенными на груди руками. Он плакала. Я оставила кастрюлю и прижала ее к себе, обнимая.
— Мне так жаль, дорогая, — сказала я.
Я слышала, как попкорн зашипел в масле и стали разрываться первые ядрышки. Прежде чем я смогла вернуться к плите, Тодд подошел к ней и начал двигать кастрюлю вперед и назад. Хлопки следовали в бурном темпе, и, когда они наконец утихли, он переместил кастрюлю на холодную конфорку и выключил плиту.
Я поцеловала Сэм в затылок и подошла к плите. Скрестила руки на груди и постукивала ногой по полу до тех пор, пока Тодд не отошел. Я убрала крышку и посыпала на горячий попкорн итальянскую приправу, затем снова закрыла кастрюлю и потрясла ее.
— Не могу поверить, что Джинни так с тобой поступила.
Сэм выпрямилась и вынула ложку из контейнера с творожным сыром.
— Это было действительно непорядочно.
Она добавила сыр на пиццу и затем поставила ее в мини печку, чтобы поджарить.
— Это было действительно непорядочно, — повторила я, — и любой, кто может так поступить, не друг Саманты Пиклер.
Она пожала плечами.
— Эй, знаешь, что ты должна сделать? — спросил Тодд. — Тебе следует наложить на нее проклятье.
Я закатила глаза, а Сэм повернулась к Тодду и улыбнулась.
— Правда?
— Конечно, — сказал он. — Нашли на нее какое-нибудь плохое заклятье.
Лицо Сэм засияло.
— Дааа, стиль вуду. Ты знаешь, как это сделать? Или, может, ты знаешь, Фиона?
Я пожала плечами. Затем одарила Тодда испепеляющим взглядом. Я не верила ему ни на секунду. Тодд сказал:
— Мы можем сымпровизировать. У тебя есть что-нибудь, принадлежащее ей?
— Нет, — сказала Сэм. — Хотя да! Пару недель назад я взяла у нее браслет на время. Это сработает?
— Может быть, если мы попробуем, — сказал Тодд.
Сэм побежала на второй этаж за браслетом.
— Есть какие-нибудь свечи? — спросил Тодд.
Я резко повернулась к нему.
— Почему ты такой милый?
— Я не милый, — сказал он. — Я просто устал, Принцесса.
Я ткнула пальцем Тодду в лицо.
— Послушай, Сеньор Недержание. Если ты сделаешь что-нибудь, что огорчит этого ребенка, я лично тебя кастрирую.
— Прекрати говорить о моих мячиках. Ты заводишь меня.
— Ты отвратителен.
Он отбросил мой палец.
— Просто дай свечи. Где здесь бумага? И маркер или что-то еще?
Я указала на ящик со всякими мелочами, но не спускала с Тодда глаз.
— Там.
Я смотрела на него с негодованием, пока шла в столовую, чтобы поискать в комоде свечи. Всё, что я смогла найти, — это клюквенный и клубничный ароматизаторы.
— Душевный дом.
Никаких материалов для вуду. Ну ладно. Мы — не жрецы вуду. И даже не ведьмы или колдуны. Или кто-то еще. Тодд нашел лист бумаги и черный маркер и нарисовал большой круг с пентаграммой внутри него.
Сэм забежала в кухню.
— Вот.
Она вручила браслет Тодду. Серебряная цепочка с болтающимися фиолетовыми камешками.
— Симпатичный, — сказала я.
— Ну, я не собираюсь его оставлять. Давайте наложим проклятье на браслет, и затем я верну его Джинни, и она получит двойную порцию зла.
— Мне нравится ход твоих мыслей, — сказал Тодд.
Я зажгла свечу, и Сэм выключила свет. Мы сели на пол вокруг пентаграммы. Я поставила свечу в центр звезды. Понятия не имею, что я должна делать, но выглядело достаточно жутко. Тодд протянул браслет.
— Возьмите его все, — сказал он.
Мы подняли его над пламенем.
— Теперь склоните головы. — Затем он дал волю явной нелепости. — Внимание, духи параллельного мира! Мы взываем к вам в это трудное время. Юной Саманте был нанесен вред владельцем этой мирской вещи.
Мы подняли браслет выше. Сэм вмешалась.
— Эй, боги дружбы и лояльности.
— Да, боги! — выкрикнул Тодд. — Мы смиренно просим вас покарать вашей разрушительной силой, как там ее зовут?
— Джинни Геновэзе, — прошептала я сквозь сжатые зубы.
— Джинни Геновэзе! И заставьте ее встать на колени!
— Накажите её! Накажите её хорошенько! — закричала Сэм.
Мы протянули руки так высоко, как могли. Тодд начал опускать браслет, и мы с Сэм последовали за ним. Я решила подключиться:
— Раскрой свою силу, о великий, — сказала я, — принеси Джинни Геновэзе боль, которую она принесла нашей сестре Саманте, используя этот браслет как вместилище проклятья и всего твоего гнева. Доставь его Джинни, когда мы вручим ей эту безделушку.
— Никакого милосердия! — закричала Сэм.
Тодд сказал:
— Силами всего хорошего, справедливого и правдивого, мы заявляем, что этот браслет и его владелица Джинни Геновэзе прокляты навечно.
— Или пока мы не позволим ей освободиться от проклятия, — добавила Сэм.
Мы положили браслет на пентаграмму и все вместе задули свечу.
— Дело сделано, — сказала я.
— Как ты думаешь, что с ней случится? — спросила Сэм.
Я захихикала и потерла ладонями друг об друга.
— Время покажет.
Зазвенел таймер мини-печки. Пицца готова. Сэм вздохнула и улыбнулась.
— Пойдемте смотреть фильм.
Но на середине фильма мы услышали звук открывающейся входной двери. Миссис Пиклер убежала вверх по лестнице. Вскоре после этого вошел мистер Пиклер, отсчитывая купюры из бумажника.
— Прости, Фиона. О, привет. Тодд, правильно? — Тодд встал и пожал ему руку. — Джейк Пиклер. Послушайте, у мамы Сэм мигрень. Вы больше не понадобитесь сегодня вечером.
Он держал деньги вне моей досягаемости, поэтому я встала, чтобы получить их. Небольшой намек, чтобы не забываться.
— Здесь немного больше — за причиненные неудобства.
— Но, папа, мы смотрим фильм, — заскулила Сэм.
— Не сегодня, Сэм. Иди в кровать.
— Но…
— Сэм, — рявкнул он. — В кровать.
Сэм потащилась к лестнице. Я последовала за ней, двигаясь к двери.
— Пока, Сестричка Ведьма, — прошептала я, когда она обернулась к нам и наступила на первую ступеньку. Но, казалось, это не приободрило ее.
— Увидимся, — пробормотала она и побрела вверх. — Пока, Тодд.
— Увидимся, Выскочка, — ответил Тодд, когда мы выходили наружу. Как только входная дверь закрылась, он протянул свою открытую руку. — Давай деньги, Принцесса.
— Что? Нет! Почему они должны быть у тебя?
— Потому что мужчина зарабатывает деньги, вот почему.
— Ха! Фигушки, — сказала я на пути к своему велосипеду. — Я буду единственной работающей. Всё-таки это моя настоящая работа.
Тодд последовал за мной.
— Настоящая работа, возможно. Но теоретически, я — кормилец.
Теоретически, ты толстый и ленивый, и целыми днями сидишь дома и смотришь телевизор, становясь всё толще и ленивей.
Я резко обернулась.
— Теоретически ты — тупоголовый неандерталец. Ой, прости, я сказала теоретически? Имею в виду, это на самом деле так.
На что он сказал с преувеличенным деревенским акцентом:
— Эй, женщина… или кто ты там… в моей семье я зарабатываю деньги.
Я зевнула.
— Ты несерьезно, это шовинизм?
— Хм… — сказал он нормальным голосом и резко потер подбородок. — Может быть, не в реальной жизни. — И снова с акцентом: — Но как твой фальшивый муж… да, думаю, я шовинист.
Я осмотрела его сверху вниз.
— Мне нужно позвонить в Книгу Рекордов Гиннеса или в Анатомию Грей или еще куда-нибудь, потому что я стою здесь и смотрю за одного из крупнейших придурков, известных человечеству.
Он щелкнул пальцами и снова протянул руку.
— Просто отдай мне деньги, дорогая.
Дорогая? Он действительно только что назвал меня дорогая? Я собиралась наехать на него снова, когда поняла что пытаюсь наподдать по заднице крысе или кому-то в этом роде. Я не получу деньги в фальшивом браке, и ненавидела это в настоящей жизни. Пусть бедный ублюдок имеет их.
— Отлично. — Я хлопнула деньгами по его руке. А это тяжело. — Но будет лучше, если в среду ты отдашь их консультанту.
Тодд пересчитал бумажки.
— 150 по 25… черт, у нас уже есть $3,750.
— Просто скажи мне, что ты только что сделала в своей голове?
— Что? Все просто. Разделила 150 на четыре, затем умножила на 100 и получила 3,750. Тупица.
Тодд рассмеялся.
— Бедная Аманда. Они с Гейбом вытащили 50. Им повезет, если они заработают за месяц столько, сколько мы сегодня.
— О, какая жалость, — сказала я и схватилась за руль, убирая подножку. — Думаю, встречаться с ней значит бродить по бедному району, да?
Тодд положил деньги в карман.
— Мне следует сказать об этом Гейбу?
Я застыла с одной ногой на педали. Святое дерьмо. Он все слышал. Чувствую, как кровь приливает к шее и лицу. Я попыталась легко рассмеяться, но вышло так похоже на свист пулемета.
— Что? Почему? Меня не волнует.
Тодд постучал кончиками пальцев друг об друга.
— О, разве?
— Да, — настаивала я слишком сильно.
— Отлично. — Тодд подмигнул. — Без разницы, что ты сказала. Я сваливаю отсюда. Увидимся, Принцесса Мокрые Штанишки.
Он зашагал вниз по подъездной дорожке.
Когда я стояла там на одной ноге, все мое тело гудело, будто кто-то вынул все мои внутренности и заменил их роем пчел. Я не могла двигаться. Не могла даже ответить на обзывание. Не то чтобы это имело значение. Потому что одно было правдой: быть названной Принцессой Мокрые Штанишки — ничто по сравнению с тем, что Тодд Хардинг знает о Гейбе.