Я провела оставшуюся часть дня за чтением. Я закончила «Гордость и предубеждение» и решила, что Элизабет Беннетт — идиотка. Она влюбилась в Дарси только потому, что он сделал втихаря пару милых вещей. Разве это компенсирует то, что он был мудаком по отношению к ней все это время? Она должна была выйти замуж за парня, который заботился об имуществе ее отца. Ладно, он ее двоюродный брат. Это немного неприятно. Но он был хорошим парнем. И, вероятно, не слишком страшным. Вежливым. И, в конце концов, он достаточно хорош, чтобы быть другом Элизабет.
Мне показалось, что Элизабет Беннетт сама немного сноб. Они с Дарси оба слегка туповаты.
Но, возможно, это и было главным. То, что они вовремя осознали ошибочность своего тупого снобского поведения. И Дарси, втайне от всех решающий проблемы сестры Элизабет, — это очень классно. Ладно, возможно, даже немного романтично, в конце концов.
Я точно не могла обвинить Джейн Остин в том, что она романтик. Что еще, черт возьми, в ее время можно было делать для развлечения?
В воскресенье я как могла откладывала звонок Тодду насчет письма с извинениями. Когда я, наконец, нашла время, мама как раз заканчивала разговаривать по телефону на кухне, помешивая кипящую кастрюлю с фрикадельками и соусом на ужин.
Спагетти с фрикадельками — мое любимое блюдо. Это была бы хорошая уступка за то, что приходится заниматься этим тупым письмом. Мама сказала:
— Отлично, Сибил. Все готово. Увидимся завтра. — И повесила трубку. Я попросила у нее телефон и пошла в свою комнату для уединения. Я не рассказывала родителям о проблемах в школе — и не собиралась.
Я набрала номер Тодда. Он ответил:
— Йо, алло?
— Ола, Сеньор.
— Привет, Принцесса. Звонишь насчет письма?
— Ага.
— Эй, я слышал, ты вчера была с Мерсером, — сказал он.
— Как ты узнал?
— У меня везде шпионы, — сказал он. — Вы двое встречаетесь?
Мой желудок сжался в орех, когда я поняла, что не могу сказать да.
— Я не знаю. В смысле… нет. Я не знаю. Думаю, нет. Нет.
— Ты должна, — сказал Тодд. — Мерсер — хороший парень. Гораздо лучше, чем этот хрен Уэббер.
— Давай без шуток, — сказала я.
— Я пытаюсь тебя предупредить. Аманда терпеть его не может. Она говорит, что он эгоистичный ублюдок.
— Да, я слышала, — сказала я.
— Слушай, что мы напишем в этом письме?
— Я не знаю. Каждый раз, когда я думаю об извинениях, я ужасно злюсь. Мы не сделали ничего плохого. Технически.
— Так давай не будем его писать, — сказал он.
— Что, просто забьем на все?
— Да. К черту письмо. Как они могут не дать нам выпуститься? Наши родители устроят еще больший ад. Боже, твоя мама, вероятно, добьется увольнения директора Миллер, и она знает это. Мне наплевать, если я завалю курс. Я не жалею ни о чем, что случилось. Они нас вынудили.
— И, думаю, мы проделали очень хорошую чертову работу, если учесть, как сильно мы ненавидим друг друга, — добавила я. — Я не сожалею ни о чем.
Тодд засмеялся:
— Я действительно не жалею о той надувной кукле.
— А я не сожалею о сосиске. И кусках дерьма.
Мне немного стыдно за фальшивое объявление, но только потому, что у Джонни были из-за этого проблемы.
— Да, но это было круто. Тебе определенно не стоит жалеть об этом.
— Ну, тогда ладно, не буду.
— Я не сожалею о том, что тебе пришлось вступить в группу поддержки.
— А мне не жаль, что тебе пришлось потратить так много времени, чтобы научить меня чирлидингу.
Мы молчали в течение нескольких секунд. Не жалея ни о чем.
— Ладно, тогда мы не пишем письмо? — спросил Тодд.
— Неа. Но я думаю, что они должны узнать причину. Нам надо настоять на своем, и все.
— Похоже на план, — сказал Тодд. — Увидимся завтра.
— Нет, если я унюхаю тебя раньше.
Щелк.
Я мало спала этой ночью, пытаясь придумать, что сказать директору Миллер и Мэгги Кляйн. Даже спагетти с фрикадельками не заставили меня чувствовать себя лучше. Но всякий раз, когда я думала о написании проклятого письма, мне становилось только хуже. Так что я знала, что мы с Тоддом делаем все правильно. По крайней мере, я на это надеялась.
На следующее утро мы с Тоддом первым делом пошли в офис директора Миллер. Тодд хлопнул по стойке, и миссис ДелНеро подпрыгнула и схватилась за грудь с такой силой, что красноносый олень на ее свитере перестал подмигивать.
— Ладно, дорогуши. Сделайте вдох, сейчас.
Ее толстые пальцы дрожали на клавиатуре телефона.
— Директор Миллер, здесь дети, хотят вас увидеть, — сказала она, задыхаясь, в телефон. Она повесила трубку. — Входите.
Мэгги Кляйн уже была в кабинете, стояла у стола директора Миллер.
Директор Миллер сидела в кресле рядом с ней.
— Здравствуйте, мисс Шиан и мистер Хардинг. Полагаю, вы здесь, чтобы отдать письмо с извинениями.
Мэгги Кляйн усмехнулась. Она протянула к нам руку, чтобы взять письмо.
— Не совсем, — сказала я.
Тодд сказал:
— Нет никакого письма.
Мэгги Кляйн сжала пальцы в кулак и медленно убрала руку. Директор Миллер выпрямилась.
— Объяснитесь, — сказала она. Снаружи мегафоны РПОБО начали выкрикивать свою кричалку недели:
— Брак — это выбор! Дайте нашим детям право голоса!
— Нам не за что извиняться, — сказала я.
Мэгги Кляйн неодобрительно фыркнула самым недостойным образом. Я проигнорировала ее.
— Мы играли в ваш курс. Следовали правилам. Делали все, о чем вы просили, потому что вы трясли нашими аттестатами у нас над головой. И да, мы смеялись над этим. Да ладно, вы действительно думаете, что убережете нас от разбитого сердца в будущем, заставляя притворяться сейчас?
Директор Миллер отвела взгляд и посмотрела над моей головой.
— Потому что, судя по тому, что я вижу, в браках и отношениях нет никаких правил. Вы имеете дело с тем, что происходит, как и во всем остальном в вашей жизни. Нет шаблона. Нет долбанных набросков. И это то, что делает отношения интересными, не так ли? Элемент сюрприза.
Тодд добавил:
— Как найти любовь в шкафу уборщика.
Мой желудок опустился. Я не могла поверить, что он произнес это, но я не дрогнула. Неважно, что сказал Тодд, я все исправлю. Я посмотрела на директора Миллер, ожидая, что она кипит от ярости. Но ее лицо не было злым. На нем было написано что-то другое. Что-то более мягкое.
Но не Мэгги Кляйн. Ее трясло. Ее челюсть сжалась, а глаз дернулся. Затем она взорвалась.
— Как ты смеешь высказывать такие обвинения? Вы двое не более чем наглые и несовершеннолетние!
Директор Миллер подняла одну руку и закрыла глаза.
— Мэгги, хватит.
— Хватит? Что ты имеешь в виду под «хватит»? Почему никто не принял мою сторону? Когда мои чувства начнут принимать во внимание? Что насчет меня? Почему все меня ненавидят?
Директор Миллер прошептала:
— Мэгги! Достаточно. Иди в свой кабинет и соберись!
Мэгги Кляйн явно не хотела, чтобы ее сдерживали. Она вся кипела и испытывала необходимость выпустить пар. Она фыркнула, пискнула и, наконец, вышла за дверь. До меня вдруг дошло, что ей, похоже, нужно заняться сексом.
Директор Миллер открыла глаза, а затем рот, чтобы что-то сказать, но внезапно растущий электрический барабанный бой заглушил пение мегафонов. Директор развернулась и открыла жалюзи.
Я перестала дышать.
Огромная группа пикетчиков РПОБО, одетых в радужные футболки, во главе с моей мамой, миссис Беофорт и президентом родительского комитета Сибил Хаттон, шли — хм, танцуя, — и махая радужными флагами и радужными плакатами. Прямо за мамой отец вел радужный фургон со стерео-оборудованием, подключенным к длинному кабелю. Из колонок вырывался техно-ремикс на «It‘s Raining Men».
«Увидимся завтра», сказала вчера мама. «Все готово».
Я понятия не имела, что готовилось. Хотя должна признать, что со стороны моих родителей довольно смело сделать это, так же как и альтруистично. Лично у меня нет никакого способа пережить это. Как вы можете выжить в обществе, если ваши родители ведут гей-парад на глазах у всей старшей школы?
Тодд положил руку мне на плечо и сказал:
— Ну, по крайней мере, я знаю, откуда ты этого набралась.
Директор Миллер подняла руку и снова закрыла глаза.
— Фиона и Тодд, вы свободны. Пожалуйста, вернитесь в класс. Сейчас прозвенит звонок.
Мы с Тоддом, как зомби, вышли из кабинета через кабинет секретаря и дальше по коридору. В каждом помещении, через которое мы проходили, учащиеся и учителя прилипли к окнам, как репейник.
Мы вошли в класс в тот самый момент, как прозвенел звонок, и мистер Тамбор начал кричать на всех, чтобы они отлепились от окон и сели. Я шлепнулась рядом с Мар. Тодд сел со своими приятелями. Я приготовилась ловить шепот и взгляды, вызванные фрик-шоу моей семьи. Когда этого не случилось, я заметила… там были почти все родители. Кажется, даже мама Келли Брукс.
Возможно, я переживу все это.
Через некоторое время из системы оповещения послышался голос директора Миллер:
— Доброе утро, учащиеся. Во-первых, напоминаю, что в пятницу состоится зимний бал для старших классов, и я надеюсь на присутствие там всех старшеклассников и гостей.
Она сделала паузу, и система оповещения щелкнула и завизжала, когда она включила и выключила ее.
— По некоторым причинам я решила отменить программу брачного обучения. Мое внимание привлекло то, что курс слегка… избыточен в своем развитии навыков и узок по своим масштабам. Поэтому я объявляю, что учебные браки в старших классах аннулируются. Все собранные призовые деньги будут возвращены в полном объеме.
Радость разнеслась по школе так, что, возможно, сорвала крышу. Мы были словно приговоренные к смертной казни, которые получили условно-досрочное освобождение. Военнопленные, которых, наконец, освободили. Извивающаяся рыба, которую сняли с крючка и бросили обратно в пенящееся море. И, поскольку динамики системы оповещения есть и снаружи, демонстранты тоже радовались.
Мы свободны.
Я посмотрела на Тодда. Он подмигнул мне. Я тоже подмигнула, улыбнулась и показала ему средний палец. Он засмеялся.