Ужасные времена

Взад-вперед

Когда Тобайасу Рыгающему объяснили, в чем дело, он тут же согласился съездить на своем паровом глиссере на маленький островок — скорее напоминавший песочницу, чем настоящий остров, — где, как сообщил Эдди, ждали спасения его товарищи по несчастью. Было очевидно, что Эдди должен поехать на глиссере, поскольку только он знал дорогу к острову. Мистер Бриггс настоял на том, чтобы на борт взяли и его, так как он считал, что именно ему (как первому помощнику) подобает возглавить экспедицию по спасению капитана. Веселый был оставлен за главного на «Почтенной Свиноматке»; ему поручили строго следить за тем, чтобы Еще Более Безумная Тетя Мод ни до чего не дотрагивалась, а леди Констанция оставалась запертой в своей каюте, к двери которой был приставлен охранник.

Когда «Рыгающий-2» отправился в путь, Эдди получил наконец возможность сообщить мистеру Бриггсу, каким образом они с капитаном, помощником кока и третьим пассажиром исчезли с борта «Почтенной Свиноматки».

…В ту роковую лунную ночь Эдди не поверил собственным глазам, когда увидел, как его компаньонка леди Констанция обсуждает что-то с Гробсом.

— Они знают друг друга! — шепнул он бывшему сироте, который прятался рядом с ним в тени огромной бочки (на сей раз это действительно была бочка) с надписью «Корабельные бисквиты».

— Я не думаю, что это так, — прошептал ему в ответ бывший сирота (а теперь подручный кока). — Похоже, они знакомятся.

Мальчик оказался прав. Подкравшись к ним как можно ближе, Эдди услышал слова леди Констанции:

— …и хотя я не знаю вашего настоящего имени, мне известно, что вы беглый преступник по прозвищу Гробс.

— Вы думаете, что сильно меня напугали? — спросил Гробс голосом, от которого у Эдди побежали мурашки по телу. — Вы знаете это со слов мальчика. Только и всего. Его слово против моего слова.

— Но никто не сказал об этом капитану. Пока, — многозначительно намекнула леди Констанция. Трудно было не понять ее намека.

Эдди не расслышал, что ответил Гробс, но он явно не обрадовался. (В смысле: не производил впечатления самого счастливого на корабле человека.)

— Конечно, если мы поделим доход от маленькой вещицы, которой вы располагаете… — На этом месте леди Констанция сделала паузу.

— У меня нет того, что вам нужно, леди, — ответил Гробс; он произнес слово «леди» совсем не джентльменским тоном; если хорошенько подумать, у него были для этого все основания. Компаньонка Эдди оказалась совсем не тем человеком, за которого себя выдавала (тот, кто внимательно читает эту книгу, поймет, на что я намекаю); однако она еще не проявила самых худших сторон своей натуры. Иными словами, это были еще цветочки; ягодки — впереди.

— У вас есть то, что мне нужно, мистер Гробс, — возразила леди Констанция. — Но я готова поделиться. Клянусь могилами всех моих нанимателей, алмаз «Собачья кость» у вас. Если вы согласитесь разбить его на кусочки, продать по частям и разделить со мной доход, ваш секрет останется секретом.

Гробс повернулся лицом к морю, и Эдди снова не расслышал его реплики, но он совершенно отчетливо увидел, как леди Констанция движением опытного вора-карманника запустила руку в нижний карман пальто беглого преступника и вытащила оттуда алмаз.

Когда Гробс понял, что случилось, он поднял руку — очевидно, намереваясь ее ударить, но леди Констанция крепко схватила его за запястье.

— Если вы думаете, что я пришла на эту встречу вооруженная лишь шляпной булавкой, то серьезно меня недооцениваете! — прошипела она.

Эдди решил, что сейчас самое время сообщить о том, что происходит, капитану. Поручив помощнику кока не сводить глаз с Гробса и леди Констанции, мальчик бросился к каюте капитана. Несмотря на поздний час, тот все еще сидел за покрытым географическими картами столом, одетый в свою великолепную форму. Но его поза была менее впечатляющей, чем днем: он уснул, уткнувшись лицом в тарелку с холодной «пастушьей запеканкой». (Сообщаю невеждам, что так называется картофельная запеканка с мясным фаршем и луком.)

Когда Эдди разбудил Скримшенка и рассказал ему о двух злоумышленниках, охотящихся за «Собачьей костью», капитан вскочил со стула и вылетел из каюты прежде, чем Эдди успел обсудить с ним план действий.

— Может быть, нам понадобится подкрепление? — спросил он, с трудом поспевая за капитаном.

— Я справлюсь с этой парочкой голыми руками, — заверил тот мальчика весьма самоуверенным тоном.

Как вскоре выяснилось, самонадеянность капитана оказалась ничем не обоснованной. К тому времени когда Эдди и капитан Скримшенк настигли леди Констанцию и Гробса, эта сладкая парочка (неплохо сказано, не правда ли?) уже обнаружила стоявшего на стрёме подручного кока. Не имея под боком Эдди, который постоянно осаживал его, бывший сирота из Приюта святого Вурдалака стал вести себя слишком самоуверенно (видимо, он невольно подражал капитану: плох тот помощник кока, который не мечтает стать капитаном!) и утратил бдительность. Гробс обнаружил мальчонку и схватил его за шиворот в тот самый момент, когда на сцене появились Эдди и капитан.

— Оставьте мальчика в покое! — приказал капитан.

Гробс поднял мальчика, перенес его через край борта и пригрозил:

— Еще одно движение, и мальчонка окажется в воде.

— У меня есть основания полагать, что в вашем распоряжении имеется нечто, принадлежащее доктору Эли Баузеру, — проговорил капитан гораздо более тихим голосом. — Опустите мальчика на палубу и верните алмаз. Если вы не окажете сопротивления, я позабочусь об облегчении вашей участи.

Леди Констанция засмеялась.

— У меня есть идея получше, — сказала она.

Вскоре они поняли, что это была за идея. Преступники решили заставить их всех — под страхом гибели помощника кока — сесть в маленькую шлюпку, а шлюпку оставить в открытом море.

Эдди принудили спуститься в лодку первым. Следующим был капитан. Он не оказал сопротивления — не только потому, что Гробс все еще держал бывшего сироту над водой, но также и оттого, что считал своим капитанским долгом разделить судьбу пассажира (то есть Эдди), заплатившего за проезд. За ними последовал Гробс с яростно трепыхавшимся бывшим сиротой под мышкой. Когда они оказались в лодке, спущенной на воду, Гробс достал из-за пазухи огромный нож и, угрожая им мальчику-заложнику, добился того, чтобы Скримшенк связал руки за спиной бывшему сироте и Эдди, а затем сам связал капитана, действуя зубами и свободной от ножа рукой. Затем он отрезал концы веревок своим ножом, устрашающе блестевшим в лунном свете. (Вообще-то говоря, лунный свет не является лунным, поскольку это всего лишь свет солнца, отразившийся от луны. Об этом стоит подумать. Луна не излучает энергию, как солнце, являющееся раскаленным шаром. Образно говоря, в луне нет батарейки. Так откуда, по-вашему, может взяться такая вещь, как «лунный свет»?)

Так на чем мы остановились? Ах да: Эдди, Скримшенк и помощник кока связаны; пока я рассуждал о проблеме лунного света, Гробс заткнул им рты кляпами, чтобы они не смогли позвать на помощь, когда окажутся в открытом море. Когда с этим делом было покончено, Гробс стал карабкаться по веревочной лестнице обратно на борт «Почтенной Свиноматки». Но на верхней ступеньке лестницы его ждал сюрприз. Леди Констанция изо всех сил стукнула его по голове алмазом «Собачья кость» (все ли читатели знают, что алмаз — это самое твердое из известных человечеству веществ?).

Беглый преступник упал в море; раздался всплеск, такой громкий, что его услышал бы любой вахтенный матрос. Беда в том, что в эту ночь на вахте стоял бывший сирота, от которого в данной ситуации было очень мало толку.

Леди Констанция перегнулась через борт корабля и обратилась к своим пленникам со словами:

— Мне очень жаль, что все так получилось, джентльмены. — Хотя она произнесла эту фразу извиняющимся тоном, никто из них ни на секунду не поверил, что ей действительно жаль. — А тебе, Эдмунд, будет приятно узнать, что я нашла идеальное место для хранения алмаза. Никому не придет в голову искать его там, а когда вашу драгоценную двоюродную бабушку отвяжут от кровати, никто не захочет к нему приблизиться. Я зашью алмаз в брюхо ее хорька!

— Оу-ау! — воскликнул Эдди; человек издает подобный звук, когда пытается сказать: «Горностая!» — с кляпом во рту, сидя со связанными за спиной руками на гребной шлюпке, дрейфующей в Атлантическом океане. По крайней мере, так получилось в случае с Эдди.

Как выяснилось впоследствии, жестокое обращение леди Констанции со своим сообщником Гробсом помогло спастись Эдди и его товарищам по несчастью. Поскольку у них были кляпы во рту, они не могли ни звать на помощь, ни разговаривать между собой. Поскольку у них были связаны руки, они не могли вынуть кляпы друг у друга изо рта или развязать зубами руки, не говоря уже о том, чтобы плыть. Но Гробс не был связан, и у него не было кляпа во рту!

Через какое-то время, показавшееся невольным пассажирам гребной шлюпки вечностью, все трое осознали тщетность своих попыток понять мычание друг друга через кляпы; между тем «Почтенная Свиноматка» почти скрылась из виду. Но хуже всего было то, что в лодке обнаружилась течь. На дне захлюпала морская вода (возможно, ее следовало бы назвать океанической, но когда человек тонет, это различие ускользает от его внимания), и ее уровень неуклонно повышался: ведь Эдди и его команда не могли вычерпывать морскую/океаническую воду ладошками!

И тут на поверхности воды, совсем близко от них, показался Гробс; он ухватился за борт и, подтянувшись, перевалился в лодку. Не тратя лишних слов, беглый преступник развязал капитана и в изнеможении рухнул на дно лодки. Скримшенк быстро развязал Эдди, который в свою очередь развязал помощника кока (или бывшего сироту, если хотите).

Взглянув на лежавшего в беспамятстве Гробса, Эдди увидел у него на лбу шрам от удара алмазом «Собачья кость» и проникся сочувствием к незадачливому похитителю драгоценностей.

— Возможно, он спас нам жизнь! — воскликнул мальчик.

— Это его не оправдывает, — изрек капитан суровым тоном. — Ведь это он вверг нас в испытания. (Что означает: «Это он накликал неприятности на нашу голову».)

— Боюсь, нас уже ничто не может спасти, — проговорил впавший в отчаяние сирота (бывший), который до сих пор испытывал угрызения совести по поводу того, что позволил себя схватить и использовать в качестве заложника: если бы не он, никому не пришло бы в голову выполнять приказы леди Констанции и Гробса. — Слишком поздно…

Однако автор придерживается другого мнения: он верит в мудрость поговорки «Все хорошо, что хорошо кончается». Главное — не раскисать. По счастливой случайности, когда всем четверым пришлось оставить затонувшую лодку и пуститься вплавь, невдалеке от них показался маленький островок, похожий на детскую песочницу.

Выбравшись на берег, они первым делом высушили красивую форму капитана Скримшенка, и вскоре она выглядела как новенькая. Гробс потерял свой нож при падении с «Почтенной Свиноматки», равно как и все свое криминальное достоинство. Ему пришлось оказать помощь людям, находившимся в лодке, потому что он нуждался в них так же, как они нуждались в нем. Теперь все они были как одна семья; впрочем — не единственная на острове. Я имею в виду очень дружелюбную семью гигантских морских черепах, которым, по-видимому, никогда раньше не приходилось встречать столь диковинных и забавных животных без панциря.

— Одна из этих черепах — самая большая — и довезла меня до «Почтенной Свиноматки», — закончил свой рассказ Эдди.

Как раз в эту минуту первый помощник капитана заметил на горизонте небольшой песчаный островок, и Тобайас Рыгающий направил к нему свой паровой глиссер. Таким образом Эдди снова всех спас!

На этом, мои дорогие читатели, можно было бы и закончить третью, и последнюю, книгу трилогии об Эдди Диккенсе. Однако, прежде чем сказать вам «до свидания», я должен свести концы с концами, как сделал это в финале «Беспросветного Тупика» и «Смертельного номера».

Первый вопрос, на который я вынужден ответить (ведь если я не сделаю этого сейчас, вы замучите меня письмами и телефонными звонками), звучит следующим образом: «Добрался ли Эдди до Восточного побережья Америки и удалось ли ему навести порядок в издательстве газеты «Ужасные времена»? Ответ прост: нет, не добрался. Мне горько об этом говорить, но на этот раз он был вынужден оставить все попытки ступить на американскую землю. Он вернулся в Англию вместе со своей мамой, Безумным Дядей Джеком, Еще Более Безумной Тетей Мод, отреставрированным Малькольмом и (тогда еще просто мистером, а не сэром) Тобайасом Рыгающим на борту быстроходного парового глиссера «Рыгающий-2».

Как выяснилось, в работе издательства «Ужасных времен» действительно возникли, как выразился главный редактор, «некоторые шероховатости». Самой главной шероховатостью можно было считать то обстоятельство, что жена главного редактора попала под пресс печатного станка. Эта шероховатость привела не только к тому, что не вышли три номера газеты, поскольку пришлось ремонтировать пресс и собирать раскатившиеся бусинки ее ожерелья, но и к тому, что миссис Брокенфельд (не помню, сообщал ли я о том, что главного редактора газеты «Ужасные времена» звали мистером Брокенфельдом) так и не приобрела после этого инцидента свою прежнюю форму. Встречаясь с ней, люди не могли понять, стоит она к ним лицом (анфас, как говорят французы) или повернута профилем. Создавалось впечатление, что она представляла собой сплошной профиль. Впоследствии, уже в следующем веке, художник по имени Пабло Пикассо писал своих женщин именно таким образом и заработал на этом целое состояние (правда, небольшое).

Мистер Брокенфельд был так смущен этим инцидентом, что постеснялся сообщить о нем мистеру Диккенсу в Англию: он просто не знал, что написать. Если бы он был знаком с родственниками Эдди хоть немного лучше, ему не о чем было бы беспокоиться. Если бы Еще Более Безумная Тетя Мод работала в газете, она скорее всего нарочно залезла бы под пресс при первом удобном случае!

А что случилось с не слишком благородной леди Констанцией и Гробсом? Бывших соучастников отвезли в Америку на борту «Почтенной Свиноматки», но не позволили им сойти на берег. Когда все левые ботинки были разгружены и алмаз «Собачья кость» передан своему владельцу, их доставили обратно в Англию и передали в руки правосудия. Гробс, которого, как выяснилось, на самом деле звали Альбертом Граббом, был в конечном итоге снова сослан в Австралию на тридцатилетние каторжные работы, где и умер в каменоломне. Леди Констанция вышла замуж за судью, который умер вскоре после женитьбы. По словам леди Констанции, они с мужем играли в ножички, когда она поскользнулась на обмылке и нечаянно вонзила ему лезвие в самое сердце.

Алмаз «Собачья кость» был, как и следовало, вручен доктору Эли Баузеру, магнату кормов для собак. Узнав о выдающейся роли Эдди Диккенса в спасении драгоценности, магнат послал мальчику, «в порядке благодарности», конверт, набитый тысячедолларовыми банкнотами. К несчастью, этот конверт каким-то образом попал в руки Еще Более Безумной Тети Мод. Она разорвала деньги на узкие полоски и оклеила ими изнутри брюхо полой коровы Марджори. Сказать по правде, эти импровизированные обои выглядели намного лучше, чем потолок главного зала Беспросветного Тупика после того, как мистер Диккенс завершил работу над своими фресками.

Но знаете, что я вам скажу? Несмотря на то что у Эдди были самые несусветные родственники в истории человечества, вернувшись из своего последнего путешествия, мальчик вынужден был признать, что нет в мире места лучше родного дома… даже если этот дом — Беспросветный Тупик.

До свидания.

КОНЕЦ

трилогии об Эдди Диккенсе