17 мая, понедельник
г. Шелково
Как Карпатский и опасался, новая поездка на озеро результата не дала. Ни Федорова, ни Зайцева не сообщили ничего дельного.
То, что первая не опознала медальон, ровным счетом ничего не значит. Она почти не общалась с Осиповой лично и могла просто не обратить внимания на ее украшения. Или могла снять медальон с убитой ею девушки, отмыть и использовать как послание самой себе, но решила до последнего притворяться, что видит его в первый раз.
Про Зайцеву и говорить нечего. Карпатский был уже сыт по горло историями с предчувствиями, предсказаниями, вещими снами, экстрасенсами, ведьмами… За время службы в полиции он, конечно, со всякими свидетелями и потерпевшими сталкивался. Хватало чудиков, начинавших рассказывать о тайных знаках, что были ими пропущены, а теперь стали очевидны, о порче и сглазе, о черной магии, которую практикует соседка. Но обычно это случалось дозированно, а тут с ума сходит буквально каждый второй. Причем все как на подбор хорошо образованные и не особо пьющие, вполне современные и весьма молодые люди. Сюр какой-то.
По крайней мере, он вернулся в город довольно быстро и даже успел нормально пообедать, прежде чем идти в кофейню, где предложила встретиться Диана. Там он взял только кофе и занял весьма приятное место за столиком в углу – ему не нравилось сидеть ни на проходе, ни у окна. Поскольку пришел он все равно раньше, у него оставалось время изучить подробнее распечатанный файл.
Диана появилась в кофейне без двух минут четыре, чем несколько удивила. Обычно красивые женщины – и уж тем более юные девушки – любят заставлять себя ждать. Она остановилась у входа, обвела зал ищущим взглядом, и Карпатский махнул рукой, привлекая к себе внимание.
Пока девушка шла к его столику, он непроизвольно отметил, что сегодня она выглядит несколько скромнее, чем накануне. Темные волосы собраны в хвост, на лице весьма сдержанный макияж, а на ногах – удобные кроссовки, а не туфли на каблуке. Темно-синие джинсы, светлая футболка, черный пиджак. Вчера ради встречи с Савиным она оделась более нарядно. Впрочем, ничего странного в этом нет: тогда она ехала к мужчине, которому, вероятно, хочет понравиться, сейчас встречается с полицейским, который явно нарушил ее планы на день. Еще и извиняться отказывается. Знать бы еще, за что надо извиниться, – он бы извинился. Ему жалко, что ли?
Диана подошла к столику, тихо поздоровалась, села напротив и выжидающе посмотрела на него. Она не улыбалась, хотя еще вчера приветствовала именно так. Во взгляде – ни единого следа благодарности за недавнюю помощь, хотя прежде было и это. Она ничего себе не взяла, и Карпатский предложил угостить ее любым напитком на выбор, но она лишь мотнула головой и заявила, что не голодна. Да, вчера девушка вела себя совсем иначе вплоть до их разговора на пристани. Тогда Диана даже нашла для него слова поддержки. Не то чтобы он в них нуждался, но все равно было приятно.
Соболев мог считать его логику кривой, но выводы Карпатский делать умел. Очевидно, Диана осталась очень недовольна их разговором на пристани. Вероятно, считает, что он был неоправданно резок. Не исключено, что она отчасти права. Ему не всегда удается контролировать тон и выражения, а к тому моменту он две ночи почти не спал, второй день почти не ел, был крайне зол – на ситуацию, на себя, на отца Марианны. А Диана к тому же пристала с дурацкими разговорами про сон…
Впрочем, сегодня, на фоне выяснившихся обстоятельств, тот сон выглядит уже не такой глупостью. И получается, что девушка не побоялась рассказать ему о том, что показалось ей важным, доверилась, надеясь, что Карпатский выслушает и разберется, а он просто наорал на нее в ответ. Да, как-то нехорошо получилось, если задуматься.
– Вы о чем-то хотели поговорить, – напомнила Диана, когда молчание затянулось. – Я вас слушаю.
– Прежде всего, я действительно приношу вам свои извинения.
– Неужели? – она выразительно выгнула темную бровь. – За что?
– Я был резок вчера, а мне стоило больше внимания уделить вашим словам, ощущениям и предположениям.
– Вот именно! – неожиданно эмоционально заявила Диана, все еще выглядя обиженной. – Потому что вы сами в прошлый раз сказали, что это ваша работа – проверять зацепки и с любой информацией нужно идти к вам, а не разбираться самой!
Его несколько удивило, что она это запомнила, но Карпатский только кивнул, подтверждая прежде сказанное.
– Да, все так. И я уже извинился. Мы вернемся с вами к этой теме, но сначала я хочу, чтобы вы взглянули на одну вещицу.
Он протянул ей упакованный в пакет медальон. И то ли уже простив, то ли на время забыв о своей обиде, Диана с интересом подалась вперед, торопясь рассмотреть его.
– Что это?
– Я надеялся, вы мне скажете. Видели такой когда-нибудь?
Как следует изучив старинное украшение, она покачала головой.
– Может, у вашей подруги? У Екатерины Осиповой? – подсказал Карпатский.
Диана невольно вздрогнула, услышав имя, и подняла на него растерянный взгляд.
– Я у нее никогда такого не видела. Что это? Та самая монета, которую передали Ткачевой? Ну, то есть, Федоровой.
– Да, только не монета, а медальон. Ему ушко для цепочки откусили.
– И почему вы думаете, что такой мог быть у Кати?
– Простите, я не могу об этом говорить, – улыбнулся Карпатский, убирая пакетик обратно в карман. – А вот эту девочку вы знаете?
Он взял распечатку и сложил лист так, чтобы была видна только приложенная к файлу фотография. Черно-белый принтер распечатал ее не особо четко, но лицо оставалось вполне узнаваемым.
Однако Диана не торопилась узнать себя.
– Возможно, именно ее я видела во сне, очень похожа, – тихо и немного неуверенно заявила она, словно боялась снова разозлить его. Посмотрев на него исподлобья и убедившись, что в этот раз он реагирует спокойно, поинтересовалась: – Как вы ее нашли?
Карпатский в свою очередь внимательно смотрел на нее, глаза в глаза, и не видел в них и намека на ложь. А лгать эта девочка особо не умеет, в этом он убедился еще в прошлом месяце.
– Это вы, Диана, – мягко пояснил Карпатский, продолжая следить за ее реакцией. – Вы себя не узнаете?
– Я? – удивилась она. – Да как я могу себя узнать в таком возрасте? Сколько мне здесь?
– Шесть лет. У вас что, дома нет альбомов с вашими детскими снимками?
Диана пожала плечами, нетерпеливо разворачивая сложенный им листок.
– Нет, а что, должны быть?
У него не нашлось слов для ответа. Дома и сейчас лежали альбомы с бесчисленным количеством фотографий Гели: первый год жизни, первые шаги, утренники в детском саду, первый класс, каникулы на море, второй класс…
– Что это значит? – удивленно пробормотала Диана, уже развернув листок и пробежав взглядом первые строчки файла.
– Что девочкой, потерявшейся в лесу на Медвежьем озере много лет назад, были вы. Вы разве не помните этого? Вам было шесть – в этом возрасте дети обычно себя помнят. Вы отсутствовали целую неделю, даже чуть больше. Достаточно серьезный стресс, весьма запоминающееся событие.
Диана отложила распечатку, кажется, так и не дочитав. На ее лице были написаны шок, неверие и непонимание. И все это снова выглядело исключительно искренне.
– И тем не менее, я ничего этого не помню. Как мы ходили с родителями в лес – помню. Это было не раз и не два. Не знаю, всегда ли мы ездили сюда, как-то само озеро мне не запомнилось, но они любили собирать грибы, ягоды. Иногда меня брали с собой, иногда нет, но в целом я это помню. Но чтобы потеряться на неделю? Как я выжила?
– Хороший вопрос. – Карпатский забрал распечатку и заглянул в нее, хотя и так помнил суть написанного. – Здесь сказано, что у вас не наблюдалось следов истощения или переохлаждения, хотя по ночам было уже не жарко. Создавалось впечатление, что все эти дни вы провели не в лесу. К тому же его полностью прочесали, когда искали вас. Там ведь не такая большая территория. У полиции… точнее, тогда еще милиции даже возник ряд вопросов к вашим родителям. Было две версии: либо они врут, что вы потерялись именно там, либо кто-то нашел вас раньше и забрал. Но в итоге неделю спустя нашлись вы все-таки в лесу. Какой-то грибник случайно наткнулся на вас. Это отчасти подтвердило заявление ваших родителей, но тогда так и не удалось выяснить, где же вы пропадали. Вы ничего не объяснили, а потом дело и вовсе закрыли.
Диана удивленно приподняла брови, карие глаза возмущенно вопрошали: «Как так?» Карпатский лишь пожал плечами.
– Вас нашли живой и здоровой, никаких следов насилия – физического или сексуального. Родители просто забрали вас и не стали ничего требовать. Других детей в это время в тех местах не пропадало. В общем, никаких оснований для расследования.
Она откинулась на спинку кресла и какое-то время сидела, задумчиво глядя в одну точку, после чего снова посмотрела на него.
– Тогда не знаю, что имелось в виду в том послании, где предлагали найти девочку, которая потерялась когда-то давно. Я ничем не могу помочь, потому что ничего не помню.
– Уже не «ничего», – возразил Карпатский. – Думаю, ваш сон – это подавленное воспоминание, которое каким-то образом прорвалось из глубин подсознания. Вероятно, что-то подстегнуло память…
– Что именно? – Диана всплеснула руками. – Я ничего не знала о пропавшей девочке до того, как он приснился. И вряд ли меня триггернуло озеро: на тот момент прошло недели три с тех пор, как я была там в последний раз.
– Может, что-то другое пробудило воспоминания? Может, вы встретили того, кто… у кого вы провели ту неделю, но не узнали этого человека?
Она растерянно покачала головой, с досадой потерла лоб и повторила:
– Простите, я не могу помочь. Я пока даже осмыслить все это не могу.
– Хорошо, я понимаю, – не стал давить Карпатский. На нее ему никогда не хотелось давить. – Тогда мне нужно поговорить с вашими родителями. Они наверняка смогут рассказать больше. А вам будет полезно послушать.
– Плохая идея, – без особого энтузиазма отозвалась Диана, внезапно сосредоточив взгляд на собственных ногтях.
– Почему?
– У нас не очень-то хорошие отношения. Если пойду с вами, они не захотят с вами разговаривать.
Карпатский против воли улыбнулся.
– Знаете, со мной вообще редко кто действительно хочет поговорить. Но как правило, люди вынуждены.
Диана не стала сильно сопротивляться. Только посмотрела на время, сказала, что мать должна быть уже дома, мол, редко задерживается в школе после трех часов. А вот отец будет только после шести, но ждать его особого смысла нет. До дома, где жили ее родители, можно было дойти и пешком, но на машине получалось быстрее. Диана оставила свою Мазду на парковке, и они доехали на его Ниссане.
Волнение девушки трудно было не заметить, но он не мог понять, что в большей степени стало тому причиной: шокировавшая новость или предстоящий разговор. Только когда она замешкалась, прежде чем войти в лифт, стало очевидно, что прежде всего ее все же нервирует визит в отчий дом. Диана как будто даже стала меньше ростом, и свойственная ей уверенность в себе тоже испарилась. Если бы Карпатский видел ее только сейчас, то ни за что бы не поверил, что она могла в одиночку отправиться посреди ночи в заброшенный дом на озере с одним только шокером в кармане.
На звонок Диана тоже нажала не сразу и, едва услышав раздавшуюся трель, обняла себя руками за плечи.
В квартире послышались шаги, в глазке мелькнуло движение, после чего человек за дверью замер в нерешительности. Однако замки все же щелкнули, и дверь приоткрылась.
– И чего пришла? – без всякого намека на теплоту в голосе поинтересовалась выглянувшая в образовавшуюся щель женщина. Ее взгляд скользнул по Карпатскому, губы скривились в презрительной усмешке. – Что, уже нового мужика себе нашла? Так мне это неинтересно, а тебе мое благословение сроду не было нужно.
Она попыталась захлопнуть дверь, но Карпатский успел задержать ее и сунуть женщине под нос раскрытое удостоверение.
– Майор Карпатский, я из полиции. Мне нужно с вами поговорить.
– Ну, этим должно было рано или поздно закончиться, – проворчала женщина, отпуская дверь и уходя вглубь квартиры.
– Другого приглашения не будет, – тихо пояснила Диана.
Карпатский понимающе кивнул и толкнул дверь, открывая ее шире, после чего махнул рукой, предлагая Диане войти первой. Та послушно переступила порог.
Они оказались в крошечной, почти несуществующей прихожей. Разувшись, прошли вслед за матерью Дианы на кухню. Та уже села за стол, из-за которого ее, видимо, вытащил звонок в дверь, и взялась за чашку чая. На столе перед ней лежала книга в потертой обложке, но Карпатский не стал присматриваться ни к автору, ни к названию. Его больше интересовала собеседница.
Подсознательно он ожидал увидеть ровесницу, может быть, женщину на пару лет старше, поскольку Геля сейчас была бы почти ровесницей Дианы, лишь немного младше. Однако Анна Георгиевна – он запомнил имя из материалов дела – выглядела по меньшей мере лет на десять его старше, а то и на все пятнадцать. Что было вполне объяснимо: он женился в двадцать, а в двадцать один уже стал отцом, не у всех это случается так рано. Мать Дианы к тому же могла просто выглядеть старше реального возраста, поскольку не красила волосы, в которых уже хватало седины, и, судя по всему, не пользовалась декоративной косметикой. Или же просто не стала утруждать себя макияжем именно сегодня.
Им не предложили сесть, поэтому Карпатский прошел к кухонным шкафчикам у противоположной стены и остановился там. Ветровку снимать не стал, поскольку под ней пряталась плечевая кобура с пистолетом, а вид оружия часто нервировал людей.
Диана и вовсе предпочла остановиться в дверном проеме, скрестив руки на груди и привалившись плечом к косяку.
– И что она натворила? – мрачно поинтересовалась Анна Георгиевна, глядя на Карпатского.
– Почему ты сразу думаешь, что дело во мне? – с нотками вызова в голосе поинтересовалась Диана, не дав ему ответить.
Мать лишь бросила на нее быстрый взгляд и спряталась за чашкой чая.
– А что еще я должна думать? С кем поведешься, как говорится. А ты водишься с уголовниками, так что это закономерный результат. Что, думала, я еще ничего не знаю? Да уже весь город в курсе, что ты жила с убийцей. Как будто раньше мне было мало позора из-за твоих похождений…
Диана тихо фыркнула и покачала головой, отворачиваясь, чтобы не смотреть на мать. Карпатский поймал себя на том, что ему и самому крайне неприятно это слышать.
– Я здесь не из-за вашей дочери, – несколько резче, чем собирался, заявил он. – Вернее, не из-за каких-то совершенных ею сейчас поступков. Меня интересует две тысячи четвертый год, конец лета. Тот случай, когда Диана потерялась в лесу.
Анна Георгиевна нахмурилась и снова посмотрела на него. На лице ее читалось искреннее непонимание, и Карпатский заподозрил, что она сейчас тоже заявит, будто ничего такого не помнит. Однако женщина сказала совсем другое:
– И что это вы вдруг вспомнили? Что в том случае может быть примечательного и интересного? Потерялась и нашлась, на мою голову. Вот и вся история.
– Диана совсем ничего не помнит об этом, – пояснил Карпатский. – Не помнила даже о том, что вообще терялась на целую неделю. Но вы должны знать больше.
– С чего бы? – возмутилась Анна Георгиевна. – Она без меня где-то слонялась все это время. На нервах моих играла. Уже тогда родителей ни во что не ставила. Я ей говорила от меня не отходить, но какое там! Ушуршала куда-то… Мы с ног сбились, пока ее искали, всех на уши подняли. Нас с Толей уже в нехорошем заподозрили, а она потом явилась – не запылилась, как ни в чем не бывало…
Диана вдруг громко цокнула языком, оттолкнулась от косяка и, ничего не говоря, исчезла из поля зрения Карпатского, а несколько секунд спустя громко хлопнула входная дверь.
– Вот, полюбуйтесь! Хороша, ничего не скажешь! Нет, не так мы ее воспитывали… Откуда только что взялось?
– Диана ничего тогда не говорила о том времени, пока отсутствовала? – продолжил интересоваться Карпатский, стараясь игнорировать закипающий внутри гнев. – Может, упоминала человека или место…
– Только отнекивалась. Глаза вылупит и делает вид, что вообще не понимает, о чем ее спрашивают. Маленькая лгунья. Еще тогда надо было ее выпороть как следует, может, в итоге толк бы вышел…
Теперь Карпатский понял, почему Диана назвала его намерение поговорить с ее родителями плохой идеей. Ему здесь ничего не добиться. Даже если семнадцать лет назад Диана что-то и говорила, сейчас ее мать ничего не расскажет.
– Никогда не понимал этого в людях, – не удержался он от замечания, глядя на Анну Георгиевну, теребящую корешок книги и гневно поджимающую губы. – Даже в мужчинах, а в женщинах тем более. Вы же мать… Вы же ее девять месяцев под сердцем носили. Откуда столько злости? Ну, живет она сейчас не так, как вам того хотелось бы, но что с того? Она ж никого не убила, не ограбила, даже не обманула. Сама обманулась. И чуть жизнью за это не заплатила.
– Да прямо! Жизнью! – Анна Георгиевна возмущенно вскочила с места и всплеснула руками. – Диана – любительница драматизировать. И чуть что не по ней, так все с ней плохо обращаются и что-то там должны…
– Вообще-то, я был там. И все своими глазами видел. На две секунды опоздал бы – и убийцу взял с еще одним трупом на руках. А вы бы дочь похоронили…
– Не надо читать мне нотаций, молодой человек. Как вас там? Своих детей лучше воспитывайте, а в мои отношения с дочерью не лезьте!
– У меня нет детей, – процедил Карпатский, направляясь к выходу из кухни.
– Вот и нечего тогда других учить! – крикнула ему вслед Анна Георгиевна. – Она поди уже и перед вами хвостом покрутила, нового покровителя себе нашла… Но вы губу не раскатывайте, мелковаты вы для нее, бедноваты.
– Из города не уезжайте, – бросил Карпатский напоследок, после чего мать Дианы испуганно замолчала, а он наконец вышел из квартиры, тоже непроизвольно хлопнув дверью.
Гнев пылал в груди, не давая спокойно стоять на месте, дожидаясь лифта. Карпатский ходил по небольшой площадке из стороны в сторону, стискивая зубы и кулаки.
До чего ж несправедлив чертов мир! Ведь если задуматься, эта женщина точно так же недоглядела за ребенком, как и он. Геля даже постарше была, ей почти одиннадцать стукнуло, когда все это случилось, а в шесть ее к воде в одиночку не подпустили бы. И в лесу за руку держали бы… И вот к ней дочь живой и невредимой вернулась, а им с женой не повезло. Почему так? Почему не наоборот?
Нестерпимо захотелось курить, а лифт все не ехал, и Карпатский толкнул дверь на лестницу. Всего седьмой этаж, быстрее пешком спустится. Сигарету в рот он сунул еще в подъезде, но поджег, только выйдя на улицу, сразу жадно затянулся, хотя это не могло принести облегчения.
Взгляд скользнул по двору и задержался на Диане. Она не ушла, осталась дожидаться его, тоже нервно шагая из стороны в сторону. Ему сразу стало стыдно за посетившие голову мысли. Девочка-то хорошая и не виновата в том, что ей не повезло с родителями.
Диана тоже заметила его и остановилась. Карпатский направился к ней.
– Что-нибудь удалось узнать? – деловым тоном поинтересовалась она. Голос не дрогнул, и глаза были сухи. Значит, сбежала не потому, что боялась разрыдаться. Не хотела наговорить лишнего?
Он отрицательно качнул головой.
– Вы были правы насчет плохой идеи.
По ее губам скользнула печальная улыбка.
– Простите, что сбежала. Сегодня оказалась как-то не готова ко всему этому.
– Понимаю.
Диана опустила взгляд, словно ей стало неловко, и пробормотала:
– Она раньше такой не была. Может, не очень ласковой, но не такой. Просто злится на меня из-за Кирилла.
– Честно говоря, если бы моя восемнадцатилетняя дочь связалась с мужчиной вдвое старше, я бы тоже злился, – признал Карпатский. Но когда Диана удивленно посмотрела на него, уточнил: – На него. Возможно, даже ноги этому деятелю переломал бы, а ее просто в комнате запер.
– Вы прямо тиран, – улыбнулась Диана. – А если бы это была любовь?
– А это была любовь?
Улыбка моментально погасла, и Карпатский пожалел о заданном вопросе, но брать слова назад было уже поздно.
– Да, вы правы. Знаете, вы очень много курите.
Столь резкая смена темы сбила его с толку, и он с некоторым недоумением посмотрел на тлеющую в пальцах сигарету.
– И что?
– Это вредно. Продолжите в том же духе – не доживете до пятидесяти.
– Обещаете? – с улыбкой уточнил он, снова поднося сигарету к губам.
– Да ну вас, – недовольно махнула рукой Диана. – Что теперь будете делать?
– Поговорю с мужчиной, который вас тогда нашел. Шансов мало, что он помнит какие-то полезные детали, но… Раз уж пошли по пути этой подсказки, стоит отработать ее до конца.
– А мне можно с вами?
– Вообще-то, нет…
Она заметно сникла, и Карпатский продолжил, удивив самого себя:
– Но с другой стороны, вдруг он сможет рассказать что-нибудь, что вас тоже триггернет – и вы вспомните что-нибудь полезное.
Лицо Дианы снова просияло. И ему это понравилось.