Укради его удачу

Глава 11. Вика

Тимур мчит в сторону туалета, распахивает дверь для меня. Я вбегаю внутрь, Тимур — за мной. Он быстро задвигает защелку, и тут снаружи в дверь кто-то врезается. Раздается отборный мат и грозный стук.

— Эй, але? А ну открывайте! Хуже будет! Я сначала вышибу эту дверь, а потом и ваши зубы! — яростно кричит Валера.

Дверь угрожающе шатается. Я с тяжелым чувством жду, что она вот-вот распахнется: хлипкая задвижка просто не выдержит такого напора. Тимур, видимо, подумав о том же, отодвигает меня к противоположной стене и заслоняет собой. Я прижимаюсь к его теплой широкой спине, в порыве чувств обнимаю за талию. Тимур напрягается, удивленный моим жестом, а потом поворачивается ко мне. Нежно обхватив мой подбородок, он медленно тянет его вверх, чтобы наши глаза встретились.

— Эй, ну чего ты? — Он подбадривает меня улыбкой. Мне кажется, эта улыбка тяжело ему далась. — Они сюда не ворвутся. Мы тут вдвоем, удача и неудача. Плюс и минус выйдут в ноль.

Я киваю. Сама это понимаю, но как же страшно, когда неприятели вот так ломятся в ненадежную дверь, чтобы до тебя добраться!

Тимур с нежностью осматривает мое лицо.

— Знаешь, а я ведь первый раз в такой ситуации, — шепчет он. — Нет, вообще, сто раз сталкивался с таким: парни цыпочек, которых я клеил, хотели набить мне рожу. У кого-то получалось, у кого-то нет. — Тимур криво улыбается. — И я много раз прятался от их возмездия в похожих местах. Но знаешь… — Он поджимает губы и умолкает. Смотрит на меня, словно я картина, у которой под слоем краски есть второй, более древний шедевр. — Я впервые убегаю от мести парня с девчонкой, которая мне нравится… И которая тоже под ударом.

Я не отрываясь смотрю на Тимура. Чувствую, как в солнечном сплетении что-то сжимается.

Тимур грустно улыбается и снимает с меня шапку, освобождая волосы. Затем проводит рукой по ним и пропускает пряди через пальцы.

— Пацанесса моя, — с нежностью говорит он.

У меня подгибаются ноги. Я готова растечься, как моцарелла в пицце.

Почему он так на меня действует? В одну секунду я согласна простить ему все обиды и унижения просто за то, что он погладил меня по волосам, посмотрел с нежностью и прошептал ласковые слова… Мои чувства к Тимуру, превратившиеся в лед после того, как он отдал удачу Майе, начинают оттаивать.

Мы находимся в не самом приятном помещении. Старый унитаз с потеками ржавчины, из бачка непрерывно льется вода, колотая плитка на полу и стенах, маленькая раковина с зеркалом, украшенным мишурой. Пахнет лимонным чистящим средством и лавандовым мылом. В дверь ломятся, стоит жуткий грохот, в наш адрес летит множество проклятий и отборных ругательств. Слабая задвижка вот-вот сломается, и когда это случится, нас обоих утопят тут же, в этом самом унитазе.

Но между нами с Тимуром сейчас что-то произошло. Что-то вспыхнуло и теперь разгорается из маленькой искорки в большой костер. Это невозможно не почувствовать.

И несмотря на всю нелепость и весь кошмар нашего положения, я бы хотела продлить этот момент, запомнить каждое свое ощущение, законсервировать его, чтобы потом спустя времени доставать из глубин сознания и заново проживать. Мне кажется, я никогда не испытывала такой спектр бурных эмоций в один момент. Это и страх, и тревога, и безнадега, и одновременно — спокойствие, абсолютное умиротворение, нежность и… острое чувство влюбленности…

«Предатель, обманщик, вор, мерзавец, бабник», — перечисляю я в голове, чтобы рассеять чары.

Это срабатывает. Чувства к Тимуру, почти успевшие оттаять, снова покрываются коркой льда.

Я напрягаю все мышцы, грозно вытягиваюсь. Отбрасываю руку Тимура. Он удивленно смотрит на меня, но не успевает ничего сказать, потому что снаружи вдруг раздается строгий голос Арсения Ивановича:

— Молодые люди, что вы тут устроили? Вы место не перепутали? Тут не бойцовский, а книжный клуб!

— Прости, дядь! Мы это самое, книги уважаем! — говорит Валера с достоинством. — Только вот сюда два пацанчика забежали. Эти пацанчики таких дел наворотили и ответить должны. Мы их ща вытащим и уйдем, слово даю!

— Не знаю, каких дел они наворотили, но если сюда пришли, значит, они гости нашего клуба. Тут я несу за них ответственность, и они под моей защитой! А снаружи делайте что хотите. Так что давайте, мальчики, если вы не члены клуба и не пришли сюда читать книги, то подождите своих товарищей снаружи!

Тимур сердито топает ногой, поняв, что Арсений Иванович совершил ошибку и подал недалеким качкам блестящую идею.

— А что? — оживляется Валера. — Это мысль! Дядь, мы хотим вступить в твой клуб! И книжки будем читать! Мы очень любим читать и до самой ночи будем это делать!

Последние слова Валера произносит громко и грозно и сопровождает их ударом в дверь.

Арсений Иванович молчит. Тоже понял, что подкинул идею.

— Сегодня Новый год, — холодно напоминает он.

— И что? Мы так любим книжки, что никакой Новый год нас не остановит!

— У нас сегодня сокращенный день, работаем до семи. И да, паспорта у вас есть? — спрашивает с вызовом Арсений Иванович, надеясь, что документов не окажется.

— Конечно! — радостно отвечает Валера. — У нас же теперь без паспорта бухло никому не продают! Всегда берем с собой.

— Ну, пойдемте регистрироваться.

Через какое-то время я снова слышу голос Арсения Ивановича. Он проводит компанию по помещению, рассказывает, где какие книги стоят.

— Все понятно, дядь! — говорит Валера и отдает приказ: — Пацаны, все быстро схватили по книге — и читать!

Судя по грустному вздоху, пацаны Валеры не очень хотят читать. Им куда больше по душе поточить о кого-нибудь кулаки. А затем уже уйти отсюда и отправиться наконец праздновать.

Наступает тишина.

Тимур опирается о стену и скользит вниз, садится на пол. Хлопает по плитке рядом с собой.

— Ждать долго придется.

Я сажусь напротив. Пишу маме, что возник форс-мажор и я буду дома позже.

Мы молчим очень долго, минуты кажутся вечностью.

— Слушай, я не знал, что Чехов такой юморной чувак! Его рассказы — это что-то с чем-то! — спустя продолжительное время слышится восторженный голос Валеры.

— Да, мне тоже зашло! — подхватывает другой парень из компании. — Особенно это, ну, «Лошадиная фамилия!» Я оборжался. А у меня как раз похожий случай был: с девчонкой второе свидание, а я напрочь забыл, как ее зовут! Помню, что как жратву какую-то! И что я часто это ем. Вот и перебираю в уме все содержимое холодильника.

Валера смеется.

— И как, оказалось, ее зовут?

— Виола! Как сыр!

Парни взрываются хохотом. Арсений Иванович сердито на них цыкает.

И снова за стенами наступает тишина, только слышно, как периодически шелестят страницы, кто-то ерзает на месте и вздыхает.

— Вот уроды, вцепились в нас как клещи и никак не слезут, — ворчит Тимур.

— Интересно, что будет с Майей? — задумчиво спрашиваю я. Тревожусь за эту девушку. Может ли Валера в гневе ударить ее?

— Она умная девчонка, у нее хватит мозгов не попадаться на глаза своему возлюбленному, пока он не поостынет и не оторвется на ком-то, кто доступнее, — хмыкает Тимур.

— Но что, если он до нас не доберется? Тогда все шишки достанутся Майе.

Тимур задумывается.

— Давай так. Выберемся сами — и тогда уже поищем ее, разузнаем, как дела. Но сейчас, поверь мне, она в лучшем положении, чем мы.

Я киваю.

Снова повисает пауза. Тимур не смотрит на меня, разглядывает стены, напевает что-то. От той атмосферы, которая была между нами, когда компания Валеры ломилась в туалет, ничего не осталось. Ни костра, ни искры, ничего. Сейчас мы с Тимуром снова чужие друг другу люди. Соперники, враги — можно назвать как угодно. Соперники, временно оказавшиеся в одной лодке, которая идет ко дну.

— Ты сказал, что уже отсиживался в этом туалете, — прерываю я тишину. — Значит, часто тут бываешь?

Тимур неохотно кивает.

— Я родился и вырос в этом районе.

— Что? — удивляюсь я. Он жил здесь? И мы могли даже пересекаться? — А в какую школу ходил?

— В тридцать шестую.

И снова я удивляюсь. Мы с Тимуром говорили о школьных годах на кухне, но я тогда не думала, что мы ходили в одно учреждение.

Еще мы выяснили, что Тимур учился на класс старше.

— Но я тебя совсем не помню, — сказала я.

— В школе я был довольно незаметной личностью, — хмыкает Тимур, и я понимаю, что за этой фразой скрывается целая история.

— Да ладно тебе. Почти двухметровый парень, периодически убегающий от очередного разгневанного обладателя красивых ветвистых рогов, у которого он увел девушку. Такое сложно не запомнить.

Тимур молчит, поджав губы.

— Ну хорошо, я немного изменил исторические факты. Я прятался тут не потому, что кого-то у кого-то увел. Да и, как я уже говорил тебе, рост у меня в школе был чуть за сто пятьдесят… Это потом, в колледже, вымахал, когда уже тут не жил.

— От кого же ты убегал?

— Да от всяких задир. Я был мелким, но острым на язык, можно сказать, сам нарывался на неприятности. Бегал быстро. И чуть что — сразу сюда, в свое убежище.

— А что было, когда тебя догоняли? Били?

— Ну, могли просто поиздеваться, оскорбить. — Тимур рассказывает обо всем спокойно и легко, как будто говорит о скучных школьных буднях. — Иногда били, да. Могли просто лицом ткнуть в какую-нибудь кучу. Или заставить есть грязный снег.

Есть грязный снег. В моей голове бешено закрутились шестеренки.

— Погоди! — осеняет меня. — Тот мальчишка в гаражах, которого заставляли есть снег, — это был ты?

Тимур удивленно смотрит на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Как-то я хотела спасти одного паренька. Его обидчики затащили в гаражи. Я тогда еще в свисток дунула, чтобы их спугнуть. Но никого не распугала, потому что…

— Поскользнулась и растянулась на единственной оставшейся ледяной лужице, — заканчивает Тимур с улыбкой.

Он смотрит на меня новым взглядом.

Сердце быстро колотится. Это был он! Как тесен мир. В то время, значит, Тимур еще не был удачливым. Его тогда было трудно назвать везунчиком.

— Вот это да! Так это была ты. Я бы тебя не узнал, — признается Тимур.

Пожимаю плечами.

— У меня тогда были длинные волосы, и я красилась в темный. А еще сложно представить, но у меня тогда были щеки. И жуткие прыщи.

— Я не помню прыщей, — мотает головой Тимур. — Помню, что та девчонка показалась мне хорошенькой. Но уж очень недоступной, потому что между нами была целая голова.

Я смеюсь.

— Я бы тоже тебя не узнала. Тот мальчик был таким мелким, с писклявым голосом. Что с тобой потом стало? Ты упомянул, что ушел в колледж?

— Ага. Кое-как дожил до конца года, наступили летние каникулы, а с нового года я стал учиться в колледже, там познакомился с Димоном и Игорем. Мы вместе устроились на подработку, съехали из дома и стали снимать комнату. Спасибо тебе за мое спасение. Я иногда вспоминал тебя.

Тимур серьезно смотрит на меня, и я смущаюсь.

— Да ладно, я же не спасла. Просто тебе повезло, что я сломала ногу и твои обидчики переключили на меня все внимание.

— Что там было с ногой?

— Не спрашивай! — морщусь я. — Жуткий перелом, так долго срасталось, всю весну просидела дома, да и летом отзывалось, болело еще.

— Значит, тот поцелуй у загородного клуба — это не первое наше знакомство, — усмехается Тимур. — А первое произошло гораздо раньше.

— Да уж. Бывает в жизни и такое.

Я говорю спокойно, но у самой потеют ладони. Это действительно так странно и волнительно: у нас с Тимуром есть общая история из прошлого! Кто бы мог подумать!

Из-за этой новой информации мое отношение к Тимуру в очередной раз изменилось, лед злости и отчуждения вновь стал таять под теплыми лучами ностальгии.

Мы смотрим друг на друга, и я вдруг отчетливо чувствую, что между нами на каком-то невидимом уровне возникло взаимопонимание. И думаю, Тимур тоже это ощутил.

— В тот момент тебя было трудно назвать везунчиком, — говорю я. — Значит, ты не всегда таким был?

— Видимо, да. Если удача переходит с поцелуями, и то не ото всех, то, скорее всего, это произошло со мной только к концу колледжа. А с тобой как?

— Ну, раз ты помнишь тот случай в гаражах, можешь сам ответить на свой вопрос, — мрачно усмехаюсь я. — Невезучей я была всегда. С поцелуями все было провально: никакая удача ни от кого мне не передавалась. Только от тебя в первый раз. И то потому, что мне осточертело так жить и я решила: пора что-то менять. Спасибо Березину за пинок под зад.

— Интересно, как это происходит? — спрашивает Тимур. — Каждый раз, когда мы кого-то целуем, мы меняемся удачей и неудачей?

— Не думаю. Я все время была неудачницей, хотя много с кем целовалась.

Тимур кивает.

— Я тоже много с кем — и всегда был везунчиком.

Он смотрит на меня.

— Значит, это происходит не со всеми. Только с некоторыми, как мы с тобой. — Тимур выдерживает паузу, а потом спрашивает: — Ну и каково тебе — быть везучей?

— Классно! — улыбаюсь я. — Все само плывет в руки, не нужно ни о чем тревожиться. Но я стала так панически бояться потерять эту удачу, что в каком-то смысле завидую себе прежней — тому ощущению, когда нечего терять.

— Согласен, — грустно улыбается Тимур. — Ко мне тоже пришел этот пофигизм, когда я потерял все.

Я смотрю на него прищурившись.

— Ты так боролся с Мироном за Майю, это нельзя назвать пофигизмом.

Тимур думает.

— В тот день, на барбекю, я правда решил сдаться. И отдать наконец тебе эту удачу. Наверное, ты думаешь, что это очередная моя хитрость и гадость, но нет. Если бы ты сама не предложила одолжить мне удачу на время, она бы осталась у тебя. Навсегда.

Сейчас я в растерянности. Ведь считала, что это был очередной обман. Смотрю на Тимура, пытаясь понять, врет он или нет.

— Мне незачем врать тебе сейчас, — отвечает он на мои невысказанные мысли и показывает на дверь. — Мы не в том положении.

Поверить или нет? Поверить или нет? Но я уже знаю: поверила. И мои чувства к Тимуру оттаивают еще немного.

— И я не знаю, как так получается, — говорит Тимур с восхищением, — но ты даешь мне силы на борьбу. Когда я понял, что ты собираешься воевать за Майю, то ощутил такой подъем. Понял, что снова хочу бороться.

Мне становится неловко. Мы враги, находящиеся по разные стороны баррикад. В перерыве между битвами мило болтаем, но как только сражение возобновится, снова попытаемся «убить» друг друга.

— Странно вести такой диалог двум соперникам, не находишь? — говорю я. — Когда жизнь каждого из нас зависит от победы или поражения другого.

— Ну почему же? — не соглашается Тимур. — Ведь нам нужно что-то делать взаперти! Не цапаться же в этом туалете. Тем более сейчас мы не соперники, а товарищи по несчастью. И наша жизнь зависит от того, как быстро дзюдоисту Валере надоест читать Чехова.

Валера словно слышит мысли Тимура.

— Эй, Шлеп! Шлеп! — зовет он кого-то. — Шлепа! — Пауза. — ШЛЕ-Е-ЕПА! — Снова пауза. — Ну все, потеряли Шлепу, в книгу с концами ушел. Шлепа, ты оглох?

— А? — раздается растерянный голос.

— Ты во что там такое интересное ушел?

— Да я это, «Преступление на Казани» читаю.

— «Преступление на Казани?» — не понимает Валера. — Может, «Преступление и наказание?»

— Чего? Ох, блин, точно, — расстроенно отвечает Шлепа. — А я думал, наткнулся на книгу, по которой сериал сняли!

— Во ты лошпед! — ржет Валера.

— Ну все равно интересно! Я добью ее! Это будет моя первая прочитанная книга! — гордится Шлепа. — Чего хотел-то?

— Да дед отвлекся, видишь? Больше не палит. Может, пойдем по-тихому туалет взломаем?

Внутри все леденеет. Мы с Тимуром пересекаемся взглядами. Он напряжен.

Нас снова спасает Арсений Иванович.

— Молодые люди, потише! — строго говорит он, и голоса качков смолкают. Они молча шелестят страницами.

— Как ты собирался справлять Новый год? — спрашиваю я, чтобы убить время.

— Дома. С Игорем и Димоном. Также соседки придут и еще пара ребят. А ты как?

— У себя дома, с семьей.

— Мои, наверное, уже все собрались, разгоняются пивом. И доставка из рестика наверняка пришла… — с тоской протягивает Тимур и трогает свой живот. — Черт, я голодный. А твои что сейчас могут делать?

Я задумываюсь. Мама — главная по новогоднему столу. Сейчас она фарширует утку — каждый Новый год делает утку с апельсинами. И всегда ругается, что, как ни перевяжи ее, в духовке все равно веревка слезет и ноги опять будут в раскоряку.

Оля и папа у мамы в подчинении, помогают.

Костик рисует: он всегда так ждет праздник, его нетерпение растет с каждым днем, и в последний, чтобы не сойти с ума и чем-то себя занять, делает календарь ожидания, в котором каждый час рисует новую картинку.

Дедушка смотрит балет «Щелкунчик» по интернету.

Слава, скорее всего, бегает по магазинам: наверняка упустил что-нибудь важное. Как-то он забыл купить подарок для Оли и вспомнил об этом только в новогодний вечер часов в восемь. Все уже расселись за столом и открыли шампанское, и тут брат сделал такие испуганные глаза, а затем, ничего не говоря, выскочил из-за стола, оделся за полминуты и выбежал из квартиры. В следующие два часа его отсутствия за столом все чуть ли не делали ставки, куда это он сорвался. По телефону Слава не отвечал. Когда же вернулся, все на него накинулись с расспросами. И тогда он ответил, мол, бегал за шампанским: вспомнил, что купил меньше, чем нужно. И в качестве доказательства показал бутылку. Мне брат потом признался, почему на самом деле отлучался, и я долго хохотала. А Оля ничего так и не узнала и была очень рада новым сережкам, которые он ей подарил.

Все это я рассказываю Тимуру. Он слушает с огромным интересом, как будто забыл про все остальное.

— Здорово, — говорит Тимур с завистью и грустью. — У тебя классная семья. Как бы я хотел…

Его признание прерывает голос Арсения Ивановича:

— Молодые люди, клуб закрывается!

— А как же эти? — возмущенно спрашивает Валера.

— Для них тоже закрывается! Сейчас они выйдут, подождите их снаружи.

— Хо-хо-хо! Эй, вы, упырки, слышите? Будем вас ждать! — довольно кричит Валера.

Минут через пять в дверь туалета стучат.

— Они ушли! Можете выходить! — говорит Арсений Иванович.

Мы с Тимуром выбираемся наружу. Жалюзи на окнах опущены, снаружи нас не видно.

Тимур осторожно выглядывает в щелку.

— Еще там, — тяжело говорит он.

— Что нам теперь делать? — спрашиваю я.

— Можете остаться здесь, — предлагает Арсений Иванович. — Уйдете, когда им надоест сторожить. Вряд ли высидят долго, ведь праздник же.

— А как же вы?

— За мной приедет сын.

Когда Арсений Иванович уходит, мы смотрим ему вслед через щелку в жалюзи. Его качки пропускают без проблем. Только говорят ему, судя по лицам, явно что-то недоброе. Наверное, возмущаются, что он укрывает преступников у себя. Но Арсений Иванович на их тирады разводит руками — может, отвечает им, что мы вырыли подкоп и в туалете никого не было.

Проводив Арсения Ивановича, Тимур, насвистывая, отправляется в каморку, где стоят чайник и холодильник. Заглядывает туда.

— О, колбаска! — радостно восклицает он. — Будешь?

— Как ты можешь быть таким спокойным? — осуждаю я. Сама хожу по помещению туда-сюда и не могу найти себе места.

— А что не так? — Тимур отрывается от исследования полок в холодильнике и смотрит на меня непонимающим взглядом. — Все обошлось! Мы тут, они там. Мы в выигрышном положении: у нас есть колбаска!

Он протягивает мне кусок, словно собачке.

— Съешь! Ам-ам!

Я отмахиваюсь.

— Не хочешь — как хочешь. Мне больше достанется. А то тут и так три кусочка…

Тимур отрезает ломоть хлеба и заглатывает бутерброд в один момент.

— Я не наелся, — говорит он обиженно.

Я раздраженно вздыхаю.

— Опа! Я что-то вижу! — Тимур проходит по залу и заглядывает под елку. — Смотри! Тут корзинка с вкусностями!

— Это Арсению Ивановичу подарили, — говорю я. — Не трогай!

Но Тимур уже запустил руки в корзинку.

— Если бы он хотел, то забрал бы ее. Раз не забрал, значит, она ему не нужна. Ой, тут тоже колбаска! Сырокопченая, целый батон! Живем. Чего тут еще есть? О, мандаринки…

Я подхожу к окну и выглядываю.

— Там один остался, — радостно говорю я. — Остальные ушли!

Одинокий качок стоит, переминаясь с ноги на ногу, лицо недовольное. Понятное дело: вместо того, чтобы пить шампанское в теплой компании, он сейчас торчит один на холоде. Интересно, почему на него пал выбор? Так решил Валера, лидер их компашки? Или тянули спички и ему досталась короткая?

Парень, кстати, довольно хилый. Наверное, самый хилый из всей тусовки. У меня появляется безумная идея…

— И чего ты такое задумала? — Тимур отвлекается от корзинки и смотрит на меня.

— Он один, нас двое. Ни на что не намекаю, но… — Я поигрываю несуществующими бицепсами.

— Это тебе наша победа над Майей так в голову ударила? — Тимур скептически оглядывает меня с ног до головы.

— А что? — обижаюсь я.

— Ничего. Если хочешь отмечать Новый год в челюстно-лицевом отделении, то вперед!

— Я не буду отмечать Новый год в челюстно-лицевом, — ворчу я. — Я с тобой, а у тебя удача!

— Отлично! — с напускным восторгом говорит Тимур и приглашающим жестом указывает на входную дверь. — Всегда было интересно, где ее границы.

Я с сомнением кошусь на выход.

— И ты мне не поможешь?

— Я? Нет, спасибо! Я хочу встретить праздник в компании шампусика и икорки. — Тимур достает из корзинки бутылку шампанского и банку икры и с победной улыбкой трясет ими в воздухе, словно трофеями.

— Но меня семья ждет, — растерянно говорю я и смотрю на часы: уже почти одиннадцать! Домашние наверняка сели отмечать. — Там накрыт стол…

— А тут тебе чем не стол? У нас целая корзина! — возмущается Тимур.

— Но там холодец! — говорю я так, будто это главный аргумент.

— Холодец! — ржет Тимур. — Полукарова, ты просто комик.

Я снова выглядываю в окно.

— Он что, всю ночь там торчать будет? — тихо говорю я сама себе.

Тимур тем временем готовится к празднованию. Он двигает стол поближе к телевизору и елке, выкладывает на него угощения из корзинки.

— Ты чего делаешь? — хмурюсь я.

— Собираюсь провожать старый год, — спокойно отвечает он. — Чего такая кислая? Были другие планы на этот стол?

Последнее предложение Тимур произносит игривым тоном. Звучит двусмысленно, и я вспыхиваю.

— Я не хочу отмечать здесь, — упрямо повторяю я, как будто эти слова что-то решат.

Тимур игнорирует мое ворчание. Напевая Cheri, Cheri Lady, он достает откуда-то два бокала и ставит на стол.

— Хлеб кончился, икру придется есть ложкой, — говорит он.

В очередной раз выглянув в окно, я радостно кричу Тимуру:

— Ушел! Он ушел, путь свободен!

— Да? — спрашивает Тимур недоверчиво и подходит к окну, чтобы убедиться. — Хм… Лучше выждать немного.

Я сажусь за стол и барабаню по нему пальцами.

Тимур смотрит в экран телефона.

— Черт, такси не вызывается, — грустно говорит он. — А пешком я приду домой уже после всех салютов.

Мне нет до этого дела. Мне нет до этого никакого дела.

Эти слова я повторяю про себя как мантру.

— Ну все, выждала! — Я вскакиваю и тянусь к парке. В отличие от Тимура, такси мне не нужно: до дома идти пятнадцать минут.

— Ви-и-ик! — с мольбой стонет Тимур мне в спину. Я догадываюсь, что он скажет.

Мне нет до него дела. Мне нет до него дела… Это только его проблема.

— Ви-и-и-ка! Пожалуйста!

Я застегиваю парку и делаю вид, что не слышу его.

Тимур обходит меня и встает спереди, перекрывая мне путь к выходу.

Я все еще упрямо на него не смотрю.

— Не оставляй меня, — шепчет он. Голос тихий и серьезный, в нем чувствуется… страх.

Я нахожу в себе сил взглянуть на Тимура. Его глаза как у бездомной собаки. Что с ним? Он сам на себя не похож. Настолько боится остаться один? Сердце сжимается. Я ничего не понимаю, но вдруг остро чувствую, что должна быть с ним.

Не отрывая взгляда, я достаю телефон и звоню маме. Говорю ей, что у меня не получается вызвать такси и что я останусь справлять Новый год с соседями: мама ведь считает, что я нахожусь в другом районе.

В глазах Тимура вспыхивает надежда. Когда я убираю телефон, он вскрикивает от радости, хватает меня, поднимает и кружит в воздухе.

— Поставь меня на место! — возмущенно верещу я.

— Спасибо! — Он целует меня в макушку. Я недовольно высвобождаюсь из его объятий, поправляю прическу.

— Ты просто псих, — ворчу я. — Понимаю, что это традиция: справлять Новый год с кем-то, но ведь нельзя бояться ее нарушить до такой степени! Или у тебя фобия одиночества? — усмехаюсь я.

Вообще-то, это шутка, но Тимур вдруг как-то поникает. Его глаза потухают, и он отворачивается от меня к столу — якобы вытащить что-то из корзинки.

Но я вижу: дело в другом. Он просто не хочет, чтобы я сейчас смотрела на него.

Пахнет мандаринкой.

— Как встретишь Новый год, так его и проведешь, — весело говорит Тимур, сует что-то в рот и поворачивается ко мне. Во рту у него долька, он улыбается мандариновой улыбкой. Я чувствую: Тимур просто прикрывается своим дурачеством, словно щитом. Он прожевывает фрукт и добавляет: — Просто не хочу весь год провести один за книгами! Это звучит так уныло и… пыльно!

Я обиженно надуваю губы.

— Обещаю, ты не пожалеешь, что осталась! — Тимур хватает три мандарина со стола. — Я буду тебя развлекать!

Он жонглирует тремя мандаринами, и все три падают и укатываются в разные стороны.

Я сажусь в кресло. Оно предательски скрипит.

— Давай без развлечений. Лучше просто посидим.

Тимур пожимает плечами. С интересом оценивает стол, открывает банку икры и хватается за ложку.

В животе урчит. Режу колбасу и съедаю несколько кусочков.

— Это самый странный Новый год в моей жизни, — ворчу я. — А все из-за тебя.

— Я вообще проживаю из-за тебя свою самую странную жизнь, — философски замечает он. — Но не жалуюсь!

Тимур передает мне икру. Смотрит, чего бы еще съесть, и берет банку маслин.

Отправив в рот маслинку, Тимур внимательно и с хитринкой меня разглядывает. Мне неприятно, меня словно оценивают.

— Чего? — бурчу я.

— Скажи, а я бы тебе понравился, если бы мы не были знакомы и ты бы встретила меня где-нибудь?

Я смотрю на Тимура с недоумением.

— Как может понравиться гад и подлец, мерзкий пикапер, раздающий в интернете дурацкие советы, оскорбляющие женщин?

— Спасибо за комплимент, — довольно усмехается он. — Значит, понравился бы!

Я вспыхиваю.

— Где в моих словах ты услышал ответ «да»?

— Я умею читать между строк, Полукарова! — Он расплывается в хитрой улыбке Чеширского Кота.

Я делаю каменное лицо и никак не комментирую его выпад.

— Ты вот меня бы не зацепила, — довольно вещает Тимур с набитым ртом. — Не мой типаж!

— Очень рада слышать, — сквозь зубы цежу я.

— По своей воле я бы даже не обратил на тебя внимания, — продолжает он. — Но!

Это «но» меня заинтересовывает. Я жду, когда Тимур что-нибудь добавит.

— Но? — переспрашиваю я.

Он важно поднимает палец вверх, показывая, чтобы я покорно ждала, когда Его Величество прожует, и не торопила.

Наконец Тимур продолжает:

— Но если бы мы с тобой не воевали, а, скажем, где-то случайно столкнулись и были вынуждены провести время вместе…

— Застряли бы в лифте? — хмыкаю я.

— Ага, типа того. Тогда да. Ты бы мне очень понравилась.

Тимур смотрит на меня серьезно.

— Стоило бы мне только нарушить свои принципы и получше узнать пацанессу, которая не подходит ни под один мой стандарт, и я бы влюбился, — тихо и проникновенно говорит он. — Да так, как никогда не влюблялся.

У меня учащается пульс, щеки вспыхивают. Почему он так говорит? Это что, признание? Он влюбился в меня? Я скрываю волнение за каменным выражением лица. Всеми силами делаю вид, что на меня его слова никак не повлияли.

— Но, к счастью, мы с тобой познакомились при других обстоятельствах. — Тимур говорит уже другим, насмешливым, тоном. — И в этих обстоятельствах сложно друг в друга влюбиться, правда?

Он смотрит на меня с хитрой усмешкой, проверяя.

— Да, — сухо отвечаю я, чувствуя, как внутри все обрывается. — Ты прав.

Я просто идиотка. Такие, как он, не влюбляются в таких, как я.

Тимур включает на смарт-телевизоре видеозаставку-имитацию камина с фоновой новогодней музыкой. Смотрит на часы на стене: без двух минут полночь.

Открывает бутылку шампанского и разливает его по бокалам.

Мы сидим с поднятыми бокалами в ожидании.

— Наши сверстники сейчас отрываются по полной, — улыбается Тимур. — Изводят соседей громкой музыкой, блюют в окно, целуются, раздевают друг друга, занимаются сексом. И им совершенно плевать на бой курантов. Мы же с тобой встречаем Новый год как престарелые муж и жена, которые уже давно справили золотую свадьбу.

— И разве это плохо? — отвечаю я, откидываясь в кресле. — У этой пары было в жизни все, и теперь они просто хотят тишины.

Тимур задумывается, а потом смотрит на меня так, будто я открыла ему какую-то истину.

— Черт, да ты права!

Что бы загадать? Удачу, любовь, мир во всем мире, успех, деньги? Пробую покрутить в голове каждое из перечисленных желаний и впадаю в ужас. Удача ассоциируется у меня с изматывающей борьбой, любовь — с сайтами знакомств, от которых бросает в дрожь, мир во всем мире — банально, да и нужно загадывать что-то личное, успех и деньги ничего не значат без счастья…

Значит, я загадаю просто быть счастливой.

С улицы доносится взрыв фейерверка. Все, полночь.

— С Новым годом! — Тимур протягивает свой бокал. Я чокаюсь с ним.

Он смотрит на меня со смесью из нежности и хитрости. Интересно, что загадал? Наверняка удачу.

— С Новым годом, — отвечаю я прохладно и с опаской, не зная, чего ожидать от него.

Тимур включает на телевизоре подборку рождественских клипов восьмидесятых.

Играет Last Christmas. Тимур подходит ко мне и протягивает руку. И я все еще не знаю, чего от него ожидать. Руки в ответ не даю.

— Я не укушу, — усмехается он.

— Чего тебе? — бурчу я.

— Классная песня же! Пойдем танцевать.

Что? Он хочет танцевать со мной?

— Не хочу.

Я прячу руки под столом, но Тимур все равно находит их и вытаскивает меня.

— Пойдем, пойдем! Чего такая зажатая? Праздник же! Давай немного подурачимся.

Я боюсь, что он крепко прижмется ко мне и наш танец будет похож на классический танец двух влюбленных. Но нет. Тимур держится на расстоянии, тянет меня то за одну, то за другую руку, вертя из стороны в сторону. Против воли я улыбаюсь. И не замечаю, как начинаю пританцовывать.

— Вот! — довольно говорит Тимур. — Мне удалось тебя растормошить!

После очередного выпитого бокала мы, обмотавшись гирляндами и мишурой, дурашливо пляшем под музыку. От прежней моей скованности не осталось и следа.

Вдруг музыка прекращается: видео зависает. Тимур пытается его перезапустить, но ничего не работает.

— Включим на телефоне? — предлагает Тимур. Но без музыки дурашливое настроение быстро улетучивается, и я отказываюсь.

— Тогда давай сыграем.

— Во что?

Тимур думает.

— Можно сыграть в «К счастью — к сожалению».

— Давай, — соглашаюсь я.

Тимур наливает нам по последнему бокалу, протягивает мне. Я стою, привалившись к спинке кресла. Тимур встает рядом. Начинает игру.

— Жила-была девочка, которой так надоело быть невезучей, что она решила украсть удачу.

Он смотрит на меня с прищуром, дерзко выставив подбородок. Я не понимаю, почему Тимур выбрал именно эту историю для игры. Но все выглядит так, будто он бросает мне вызов. Значит, так? Что ж, вызов принят!

— К сожалению, она решила забрать ее у самого хитрого обманщика в мире, — отвечаю я.

Тимур усмехается.

— К счастью, у нее все-таки получилось это сделать.

Он даже в игре пытается выставить себя жертвой.

— К сожалению, хитрый обманщик обвел ее вокруг пальца и вернул свое.

Я выгибаю бровь и с вызовом смотрю на Тимура. Как он сможет обелить себя после моего заявления?

— К счастью, обманщик не отнял, а одолжил у нее удачу на время и обещал вернуть. — Тимур улыбается и медленно придвигается ко мне. От близости с ним слегка кружится голова. Воздух вибрирует.

Тимур снимает с себя гирлянду с лампочками в виде колокольчиков, обматывает вокруг меня и себя.

Я молчу какое-то время. Не думаю над ответом, просто… Тимур действует на меня так, что все мысли из головы исчезают.

— К сожалению, он снова ее обманул, — после паузы тихо говорю я.

Теперь уже молчит Тимур. Он возвышается надо мной, стоит в одном шаге. Мы смотрим друг на друга не отрываясь. У меня слегка дрожат руки. Воздух становится густым и плотным. От Тимура пахнет луговыми цветами и чем-то свежим, резковатым — так в воздухе веет озоном перед бурей. И я действительно будто стою на лугу перед грозой.

— К счастью, нет, — в тон мне тихо говорит Тимур, приближаясь вплотную и делая еще один виток гирлянды вокруг нас. Голова кружится сильнее.

— К сожалению, да, он стоит рядом с ней, и у нее все еще нет удачи, — шепчу я и смотрю на его губы.

— К счастью, она может забрать ее сама. — Тимур улыбается уголками рта. Дразнит меня. Еще один виток. Мы в ловушке из светящихся колокольчиков. Не представляю, как потом будем выпутываться.

— К сожалению для него, — говорю я.

Тянусь губами к его губам. Тимур не дает мне его поцеловать: только почувствовав, как я подаюсь к нему, он сам меня целует — требовательно, жадно, невероятно умело. Я забываю обо всем на свете, растворяюсь в ласке. Мышцы расслабляются, внутри словно разливается теплая волна, заполняя собой все. Мне так хорошо в этот момент, я чувствую себя абсолютно счастливой. Это он, Тимур, дарит мне счастье. Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался, не хочу возвращаться в реальность.

И тут хрупкое волшебство нарушает громкая музыка: это прогрузилось видео, которое мы не поставили на паузу. Музыка уничтожила всю химию в воздухе, и мы неловко отскакиваем друг от друга, но гирлянда, туго обвившая нас, тут же резко останавливает, притягивая обратно. Мы неуклюже выбираемся из нее.

Чтобы не смотреть на Тимура и чем-то себя занять, я принимаюсь за уборку стола. Складываю в пакет мандариновые шкурки.

— Зачем это? — спрашивает Тимур настороженно.

— Уже три часа.

— И что?

— Праздник закончился. Мы можем вызвать такси и разъехаться по домам.

— Можем. Но я не хочу.

Тимур перехватывает мою руку с мандариновыми шкурками, разжимает мои пальцы, чтобы я положила все обратно на стол.

— И почему? — Я поднимаю взгляд на Тимура.

— Мне нравится тут с тобой, — говорит он с детской простотой. Смотрит на меня в ответ свысока, немного насмешливо, словно ставит надо мной эксперимент.

— Но я же могу уйти.

— Можешь. Но не уйдешь, — заявляет он нахально. На его губах появляется не то улыбка, не то усмешка.

— Почему ты так в этом уверен? — хмурюсь я.

— Потому что тебе тоже нравится со мной.

Теперь это точно улыбка: наглая и хитрая.

Его самоуверенность меня злит. Я решаю сбить с него спесь и вместо ответа показываю ему экран телефона. Мое такси приедет через семь минут.

У Тимура такое лицо, будто я нанесла ему удар в спину. Он поджимает губы. Ничего не говорит.

— Пока ты ждешь машину, давай сыграем еще один раунд «К счастью — к сожалению?» — спрашивает он после паузы. Голос глухой, низкий. Слова почему-то даются ему тяжело. Я чую в этом предложении какой-то подвох, но соглашаюсь.

— Жил был-мальчик, который очень боялся справлять Новый год в одиночестве, — начинает Тимур и смотрит на меня тяжелым взглядом. Сердце тревожно сжимается: он собирается рассказать мне свою историю. И кажется, сожалений в ней будет куда больше, чем счастья…

— К счастью, этот мальчик не знает, что значит быть в одиночестве, — подхватываю я. — Он всегда в большой компании.

Тимур грустно улыбается, в глазах проявляется боль.

— К сожалению, когда мальчик был маленьким, родители часто оставляли его одного в Новый год.

— К счастью, никто не контролировал, когда ему спать, и он мог всю ночь смотреть новогодние фильмы, поедая вкусности с новогоднего стола, — говорю я бодро, с легкой улыбкой, чтобы разрядить напряженную атмосферу.

— К сожалению, у мальчика не было новогоднего стола, он ел чипсы, хлеб с сыром или варил себе макароны. — И снова эта не то улыбка, не то усмешка… И в ней сейчас боль. Очень много боли.

— К счастью, мальчик мог общаться в Новый год с друзьями по телефону, и потому не чувствовал себя одиноким. — Я напускаю на себя беспечный вид, будто не понимаю, что история ведет к какой-то трагедии. Но сама чувствую, как по венам медленно растекается страх.

— К сожалению, у мальчика тогда не было друзей, — спокойно, но с излишней серьезностью, которая так ему не свойственна, отвечает Тимур.

— К счастью, мальчик мог всю ночь сидеть под елкой и смотреть новогодние фильмы. — Я с трудом вымучиваю улыбку.

Тимур мотает головой. На мгновение закрывает глаза, а когда открывает их, я вижу, что они блестят от слез. Он собирается с духом, чтобы рассказать самую важную часть истории. Каждая моя мышца напрягается, я вся обращаюсь в слух.

— К сожалению, у него не было настоящей елки, — говорит Тимур надтреснутым голосом. — Только бумажная, которую он вырезал сам. Ему приходилось ее прятать, потому что его папа ненавидел Новый год и дома этот праздник был под запретом. Гирлянды, елка, подарки, праздничные угощения, новогодние фильмы — все это злило папу. Тридцать первого декабря он обычно напивался с самого утра так сильно, что отрубался на кровати до следующего дня. Мама страшно боялась перечить ему, поэтому подчинялась его правилам. Но убедившись, что папа спит, уходила куда-то и возвращалась утром. Мальчик прятал елку под кроватью и доставал, только когда папа крепко засыпал. Мальчик вырезал из бумаги все: елку, новогодний стол, семью. И играл. Это все, что ему оставалось, — играть в бумажную семью, когда своей… — Тимур делает паузу и тяжело сглатывает, — …толком и не было. Но один раз папа нашел елку. Это его ужасно взбесило, и он сильно избил мальчика.

Я закрываю глаза, словно это поможет мне защититься от страшной правды. Закроешь глаза — и никаких монстров нет, ведь так это работало в детстве? Жаль, мы выросли, и теперь этот способ бесполезен.

Внутри все обрывается. Я словно бегу по лестнице и, пропустив ступеньку, кубарем лечу вниз.

Ох, Тимур. Кто ты такой? Я ничего о тебе не знаю. Беззаботный парень, которому легко доставалось все, о чем только можно пожелать. Парень, не знающий бед, обожающий дурачиться и хвастаться. Парень, который меняет девушек, словно надоевшие игрушки. Каких монстров ты пронес в себе через всю жизнь?

Но мне нельзя показывать свои эмоции. Мы все еще в игре. Поэтому я всеми силами изображаю спокойствие.

— К счастью, это в прошлом, и теперь у мальчика много хороших друзей, которые не оставят его одного в Новый год, — говорю я бодро. — Мальчику больше нечего бояться.

Тимур встает ко мне вплотную. Берет меня за руки и кладет их себе на лицо. Теперь кажется, будто я нежно держу его в своих ладонях.

— К сожалению, мальчик боится, — шепчет он, подведя мою ладонь к своим губам и обдавая кожу горячим дыханием. — Очень. И он не может держать под контролем свой страх.

— К счастью, в этот Новый год у мальчика есть компания. — Я тоже перехожу на шепот. Не могу спокойно выносить присутствие Тимура так близко, у меня сразу кружится голова и подкашиваются ноги.

— К сожалению, эта компания его покидает, — с глубокой тоской говорит Тимур и отпускает мои руки. — Ее такси уже приехало.

— К счастью, она отменила такси и остается, — отвечаю я. — Но мальчик должен ей пятьдесят шесть рублей, списанных за платное ожидание.

Тимур удивленно на меня смотрит и выдыхает с облегчением. Торжествующе улыбается.

— К сожалению, у него нет пятидесяти шести рублей, — говорит он уже совсем другим тоном, веселым и озорным.

Я смотрю на его губы.

— К счастью, он сможет расплатиться натурой.

Тимур целует меня. Проходит вечность, прежде чем мы отстраняемся друг от друга.

— Мне придется поцеловать тебя еще раз, чтобы забрать удачу, — говорю я.

Тимур видит, что мне просто хочется еще, но удача теперь у него, и я сомневаюсь.

— Главное, следи за счетом, — усмехается он и целует меня еще раз.

Кто ты, черт возьми, такой, Тимур Мерзликин?