Ураган соблазнов

24

Эндрю проснулся раньше и лежал рядом, любуясь на спящую Ноэль. Он поцеловал ее в губы, и Ноэль открыла глаза.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, ты знаешь.

— Вчера ты мне что-то сказала. Повтори. — Эндрю откинул одеяло и провел рукой по животу Ноэль. — Ты действительно ждешь ребенка?

— Да. Жду. Тебя это пугает? — Она вся светилась счастьем.

— Как это случилось?

Ноэль рассмеялась.

— Я думала, ты знаешь, как это случается. Тут не было исключения. Мы оба не очень-то думали о предохранении, когда первый раз занимались любовью.

— Не предохранялись? Отлично! Я уже ее люблю.

— Почему ты думаешь, что будет девочка.

Эндрю пожал плечами.

— Знаю, и все. Она будет красивая, как ты. Скажи мне… как ты это ощущаешь?.. Беременность…

— Схожу сума от счастья. Я всегда этого хотела.

— Тогда давай поженимся… Ты ведь согласна?..

— Я подумаю над твоим предложением.

— Тогда подумай еще над одним. Давай назовем нашу дочь… Кэтрин? Когда она родится?

— Тебе придется подождать еще восемь месяцев.

— Я знаю, чем мы займемся, пока будем ждать. — Эндрю обнял Ноэль и поцеловал.

Ноэль отодвинулась от него и наигранно сурово спросила:

— А как же твоя свобода, плейбой?

— К черту свободу! — И он с жадностью вновь принялся ее ласкать.

Они решили, что Ноэль переедет к Эндрю, когда они заново обставят квартиру и приготовят детскую. Тем более, Ноэль заплатила за свою квартиру еще на два месяца вперед.

Эндрю заехал к себе домой забрать вещи и почту. Он прослушал на автоответчике записанные сообщения. Звонила секретарь мэра. Джин передала ему приглашение своего босса вместе поужинать в восемь часов в ресторане "Тропикано". Мэр также просил его срочно связаться с шерифом Дейтоном, Джин продиктовала номер прямого телефона.

Слегка озадаченный, Эндрю, не откладывая дела в долгий ящик, набрал номер управления полиции.

— Мистер Макдональд? Прошу вас приехать ко мне. — Эндрю в сердцах чертыхнулся, вспомнив обещание мэра не впутывать его в эту историю.

— Зачем?

— Мэр лично просил меня разрешить вам встречу с вашим братом. Завтра его отправляют в Вашингтон. Вы сможете быть у меня в двенадцать часов?

У Эндрю перехватило дыхание, невозможно было поверить в то, что он услышал.

— Да… в двенадцать, — с трудом выговорил он.

Эндрю пристально вглядывался в его лицо, все еще не веря в происходящее. Ничего не было в этом человеке похожего на юношеское лицо его брата, которое запечатлелось в памяти.

Пожалуй, только глаза. Эти карие глубоко посаженные глаза. Теперь — опустошенные, отрешенные, без всякого выражения.

— Все еще не можешь поверить, что это я? — с усталым сарказмом спросил Дуглас.

— Это невозможно. — Эндрю сел напротив на стул.

— В этом деле был свой риск. Тебе было четырнадцать, когда меня забрали в армию и отправили во Вьетнам. Мне было двадцать. Мы оба сильно изменились с тех пор.

— У тебя были светло-каштановые волосы… Теперь ты блондин. Другая форма носа, овал лица. Уши прижаты, а я помню, они были чуть оттопырены. Я уверен…

Дуглас презрительно усмехнулся.

— Чудеса пластической хирургии! Мне даже ноги на семь сантиметров вытянули…

Он замкнулся в себе.

— Что случилось с тобой во Вьетнаме? Скажи Бога ради, как с тобой все это случилось?

— Какого черта ты мне задаешь такие идиотские вопросы? Правительство Соединенных Штатов убило моего отца. Они посылали сотни тысяч таких же сосунков, как я, умирать за тридевять земель в страну, которую генералы с трудом находили на карте. Какого же лешего ты спрашиваешь меня, что случилось?

— Да, это была идиотская война, и американские парни гибли ни за что, но те, кто выжили, вернулись, и каждый по-своему старался приспособиться к мирной жизни. Да, наш отец умер, но он был скорее всего виновен, ты сам это утверждал. Он знал, чем рискует. При чем здесь правительство?

Дуглас глянул на Эндрю с яростью.

— Я еще до Вьетнама знал, еще до смерти отца, что есть другая система ценностей, более справедливая, чем здесь, в Штатах. Ты думаешь, в Вашингтоне не знали, что мы там творили во Вьетнаме? А я это видел своими глазами. Сожженные напалмом деревни со всеми жителями, ямы с кучами трупов, вырезанные человеческие органы. Убитых вьетнамцев считали по отрезанным ушам и платили за это деньги!

— И ты нашел лучшую систему в Советском Союзе? — Эндрю даже вскочил со стула. — В стране, где миллионы людей были расстреляны и погибли в лагерях. И эту справедливую систему коммунисты хотели распространить на весь мир!

Дуглас был мрачен, руки у него нервно подрагивали.

— Сталинизм был ошибкой, отступлением от идеалов революции. Я верил, что социализм принесет освобождение народам.

— Большинство русских вряд ли с тобой согласятся.

— Откуда тебе знать, что думают русские, ты их не знаешь и не понимаешь. Для вас это всегда была только "империя зла". А я жил среди них, они стали мне близки.

— Тогда возвращайся в Россию и голосуй за коммунистов. — Эндрю в бешенстве отвернулся от брата, он не мог его видеть таким.

— Я не смогу вернуться, — услышал он глухой голос Дугласа. — Меня отправляют в Вашингтон, там выжмут как губку в Лэнгли.

— Разве тебя не вышлют из страны? — Эндрю в удивлении повернулся к нему снова.

— Теперь вряд ли. Меня признали американским гражданином.

— Как ФБР удалось тебя так быстро раскусить?

— Проще, чем я мог предполагать. Ввели в компьютер мои данные, запросили архив Пентагона. И идентифицировали — по зубам, группе крови, другим характеристикам… Все это сейчас не важно… Ты — юрист. Что меня ждет? Электрический стул?

— Дезертирство, шпионаж, по крайней мере два убийства, подлог, финансовые махинации. Полный джентльменский набор! Это в лучшем случае — пожизненное заключение. В России срок дают по наиболее тяжкому преступлению, а у нас сроки суммируются за все, вместе взятое. Не думаю, что присяжные найдут в твоей жизни смягчающие обстоятельства… В худшем случае…

— Я сам выбрал этот путь и не боюсь смерти. Мне приходится умирать уже не в первый раз. Жаль, что мне не удалось довести до конца то, к чему меня столько лет готовили.

Да, это не был тот Дуглас, которого Эндрю знал. Перед ним сидел совершенно чужой человек. Зомби. Убийца. Зашоренный до идиотизма.

— Плевать мне на твои сожаления! Я думаю, как мать все это перенесет. Два посаженных за решетку предателя — слишком много для нее, она этого не вынесет. Мне с таким отцом и братом тоже мало что светит…

— Я хотел, чтобы жизнь сложилась иначе для нас обоих, — неожиданно сказал Дуглас.

— Ты сделал все, чтобы этого не случилось.

Дуглас печально покачал головой.

— Жизнь не дает нам выбора. Даже американцы начинают понимать, что свобода — это только иллюзия.

Эндрю старался не поддаваться подступившей слабости.

— Я любил тебя, Дуглас. И гордился тобой. И мать тебя любила. Чего тебе не хватало? Неужели русские заменили тебе семью?

— Не приходи на суд и мать не пускай, — снова резко заговорил Дуглас. — Для нее я умер. Давно умер. Я не хочу вас никого видеть, мне нужно быть сильным.

— И ты ни о чем не жалеешь?

— Поздно жалеть, уже ничего нельзя исправить.

— А мне тебя жаль — того, который погиб во Вьетнаме. И хочется плакать, как в детстве, хотя я не сентиментальный человек. И детство прошло. Прощай. — И Эндрю, не оборачиваясь, быстро вышел из камеры.

Его брат Дуглас умер. Во Вьетнаме. Григорий Иванович Сотников не мог его заменить.

…Дождь лил, не переставая, с тех пор, как они покинули отель в Оксфорде. Туман и стена ливня затрудняли езду, и Эндрю пришлось дважды останавливать машину, сверяясь с картой. Но когда они приехали в Ричмонд, облака немного рассеялись.

— Типичная английская весенняя распутица. Ноэль пыталась сориентироваться, выглядывая в окно, где они находятся.

— Не преувеличивай, два последних дня в Оксфорде были солнечные. И в дожде есть своя прелесть, мир обновляется. Посмотри, какая свежая зелень. Своеобразный климат дополняет необычный английский пейзаж.

— Слякоть и сырость! Фу! Каталина так страдала от нее, спустившись с корабля на английскую землю.

Эндрю удивленно обернулся.

— Ты долгое время не вспоминала о ней.

— Просто не говорила об этом. Я часто вспоминаю ее, когда Кэтти рядом.

Эндрю подъехал к парку, окружающему Хэмптон-корт.

— У тебя есть последний шанс отказаться от этой экскурсии. Ты действительно уверена, что хочешь этого?

— Уверена. — Место вызывало у нее большой интерес, они проезжали по аллее, усаженной гигантскими старыми дубами. — А тебе здесь нравится?

— Очень красивое место, но я беспокоюсь за тебя… О'кей, если ты этого хочешь. — Они въехали в массивные железные ворота дворца. — Как там Кэтти? Она выдержит такую прогулку?

Ноэль с улыбкой посмотрела на дочь.

— С ней все в порядке, хотя она уже начинает причмокивать. Неужели опять надо ее кормить?

— Она всегда голодная. Удивляюсь, сколько влезает в это маленькое существо.

— Она не толстая, — запротестовала Ноэль, — она совершенно в норме для своего возраста.

— Кэтти хорошенькая, мужики будут сходить от нее с ума, — согласился Эндрю, посмотрев в зеркальце на дочь, дремавшую в пристяжном детском чехле.

Он гордился дочерью и считал ее самым красивым ребенком на свете. Кругленькая, розовощекая, со вздернутым носиком и уже длинными темными волосами.

Эндрю припарковал машину на пустой автомобильной стоянке, вышел из нее и раскрыл зонтик, загораживая Ноэль с Кэтти. Они пробежали ко входу во дворец, практически не изменившийся за последние триста лет.

Строительство Хэмптон-корта началось в первой четверти XIV века, первым его владельцем был могущественный кардинал Уолси, архиепископ Йоркский. Однако ему недолго пришлось наслаждаться выстроенным на берегу Темзы загородным домом. После его опалы в 1529 году дворец стал собственностью Генриха VIII, который тут же стал перестраивать и расширять его, превратив в более богатую и величественную царскую резиденцию, чем Сент-Джеймский дворец или Уайтхолл.

Карл II любил Хэмптон-корт. Рассказывают даже, что этот король, вечно ссорившийся с лондонским народом, пригрозил однажды перенести свою резиденцию из Лондона и не возвращаться до тех пор, пока непокорные горожане не смирятся с его волей. Лорд-мэр Лондона ответил на угрозу, что весьма сожалеет о столь неосмотрительном поступке монарха, но высказал надежду, что Темзу король при этом все же оставит городу, а тогда уж Лондон как-нибудь сумеет снести этот жестокий удар.

…Двор пребывал в Хэмптон-корте вплоть до 1760 года. Астрономические часы, установленные в надвратной башне в 1540 году, показывают время, месяц, число, количество дней от начала года, фазы Луны и время подъема воды у Лондонского моста…

Эндрю и Ноэль поднялись по пышной лестнице в парадные апартаменты, образующие две длинные анфилады. В интерьерах широко использовалась лепнина и резьба по дереву, потолки были расписаны изображениями античных богов и героев.

— Отличная погода для уток, — приветствовала их пожилая смотрительница с крашенными хной волосами. Молодая парочка смущенно улыбалась, наблюдая, как стекающие с одежды капли образуют небольшие лужицы. — Вы, наверное, американцы?

— Да, мы из штата Огайо, это на Среднем Западе Америки, — ответил Эндрю, доставая деньги на билеты.

— Я побывала во Флориде, Диснейленд и все такое, если вам нравятся подобные развлечения.

Поскольку Ноэль и Эндрю бывали в Англии раньше, они восприняли это заявление почти как комплимент. В этот момент Кэтти проснулась и заплакала, Ноэль сунула ей соску.

— У нас мало посетителей в это время, — продолжала хранительница. — Слишком сыро сейчас. Неудачный день, чтобы выносить ребенка на улицу. — Она осуждающе посмотрела на молодую маму.

— Да, пожалуй, — согласился Эндрю. — Моя жена приехала сюда на научный симпозиум, и у нас только один свободный день, чтобы осмотреть замок, нам очень хотелось попасть в Хэмптон-корт.

— Пройдитесь по залам, посмотрите. Лично я предпочитаю окрестности, здесь очень красивый парк, но сегодня вы вряд ли им полюбуетесь. — Женщина вернулась на свое место, недоумевая, как эти американцы равнодушны к английским паркам.

— Пойдем посмотрим королевскую спальню, — попросила Ноэль, опасавшаяся, что Кэтти вскоре потребует кормежки.

Они пошли по анфиладе.

— "Здесь располагались апартаменты королев", — прочитал на табличке Эндрю, и они вошли в обитую панелями комнату.

На стене висел портрет Марии-Генриетты работы Ван-Дейка. Паркет из ценных сортов дерева составлял восхитительный узор. В спальне королевы была восстановлена обстановка 1744 года, но камин из красного мрамора был сделан гораздо раньше. Стены были расписаны Джоном Балимором, получившим за свою работу огромную сумму по тем временам — шесть фунтов и десять шиллингов.

— Представляешь, Каталина сидела у камина и любовалась когда-то этими фресками?

— Ты так представляла себе это место?

— Здесь многое изменено. Кровать королевы стояла на возвышении, отделенная перегородкой от остальной комнаты, на окнах висели белые с голубым занавеси… Мебель и украшения, видимо, появились здесь позже. И нет резного кресла королевы, которое Каталина привезла с собой из Лиссабона.

— Тебе неприятно об этом говорить?

— У меня все прошло, остались только какие-то воспоминания, как о старом кино. Если я смогла прийти сюда, меня уже все это не мучит.

— А что сталось с Каталиной после смерти Карла II? Ты мне об этом не рассказывала, а я боялся спросить.

— После смерти короля трон унаследовал его брат, герцог Йоркский. Он царствовал не больше четырех лет. Его жена-католичка родила ему 10 июня 1688 года сына.

— Он и стал наследником?

— Нет, британский парламент был настолько напуган воцарением монарха-католика и рождением его сына, готового унаследовать престол, что объявили ребенка самозванцем, тайно принесенным во дворец в медном купальном тазу. Каталина разоблачила обман, так как присутствовала при родах жены Джеймса II и видела рождение мальчика. Тогда парламентарии изменили тактику. Они вынудили Джеймса покинуть Англию и пригласили на трон Мэри, старшую дочь Джеймса от первой жены, протестантку.

— А Джеймс?

— Он опасался повторения судьбы своего отца, погибшего на плахе, и бежал вместе с женой во Францию, спасая наследника. Начались долгие переговоры парламента с Мэри, и в конце концов она вместе со своим мужем Уильямом, принцем Оранским, приплыла в декабре 1688 года в Англию. Мэри стала английской королевой, права ее мужа были сильно ограничены.

— Каталина была вовлечена во все эти события?

— Да, только в марте 1692 года она села на корабль и отплыла в Лиссабон, где ее встречали восторженные толпы. Она уединилась в небольшом местечке Бемпошта в пригороде столицы, где вела спокойную, но насыщенную жизнь, оказывая значительное влияние на внешнюю политику Португалии. В 1703 году, когда тяжело заболел ее брат, она стала королевой-регентшей. При ее участии Португалия укрепила свой союз с Англией, было одержано несколько побед над испанцами, правление ее было очень успешным. Она умерла 31 декабря 1705 года, пользуясь уважением и любовью своих подданных… Спасибо, что ты привел меня сюда, мне важно было это все увидеть.

Эндрю положил ей руки на плечи, так что Кэтти оказалась между ними. Он чмокнул девочку в нос и поцеловал Ноэль.

— Ты ведь не жалеешь ни о чем, правда?

— Я очень счастлива и люблю вас обоих.

— Тогда пошли отсюда. Я тоже очень люблю тебя.

Кэтти чихнула и открыла глаза. Она хотела было всхлипнуть, но увидела мать и расплылась в улыбке.