Поворотным моментом в ходе подготовки к штурму Урги стало похищение богдо-гэгэна из-под ареста. Несомненно, эта операция, проведенная за день до самого штурма, значительно укрепила боевой дух бойцов Азиатской конной и вселила страх в сердца китайских гаминов, нервы которых были и без того на пределе.
Сам штурм я описывать не стану. Он, безусловно, достоин отдельного рассказа, но детали его подготовки и проведения лучше меня сможет раскрыть Резухин, один из главных действующих лиц и очевидцев этого эпического действа. В резухинской версии штурма я нашел много интересного и необычного. Сам же я был свидетелем и участником подготовки к операции по похищению хутухты и его жены из плена, а также доставки обоих в монастырь Манджушри.
Унгерн поручил мне ведение переговоров и переписки между администрацией монастыря, при котором я состоял ламой, и резиденцией богдо-гэгэна. Нужно было заручиться поддержкой хутухты и получить согласие на проведение военной операции по его освобождению, и с этой задачей мне удалось справиться. В Манджушри все подготовились к тому, чтобы принять правителя Халхи и разместить его в стенах дацана, сам хутухта к назначенному сроку тоже оказался готов, о чем сообщил Унгерну тайной запиской, переданной через лам.
План операции разрабатывался в мельчайших деталях. Задача по похищению сначала казалась невыполнимой. Сложный рельеф местности и многочисленная охрана укрепленного здания оставляли мало шансов на незаметное проникновение. Зимнюю резиденцию называли еще Зеленым дворцом, по цвету крыши этого двухэтажного строения, обращенного фасадом на юг в сторону священной горы Богдо-Ула и текущей у ее подножия реки Тола. Сразу за дворцом было безлесное неглубокое ущелье, которое в этих краях называют падью. По этой пади с трудом, но можно было бы вскарабкаться наверх и выбраться на дорогу, ведущую в монастырь Манджушри, однако на фоне припорошенных снегом прогалин любые передвижения не остались бы незамеченными. Приблизиться же к реке под прикрытием деревьев мешала крутизна горных склонов. От самой резиденции открывался прекрасный обзор окружающей местности, включая и замерзшую поверхность реки. Всадники и пешие воины не имели тут никаких шансов для удачного штурма. С противоположной стороны Зеленого дворца простиралась плоская пустынная долина, открытая со всех сторон, без единого кустика, деревца или строения. С этого бока никто не смог бы тайно подобраться ко дворцу. Из Урги резиденция отлично просматривалась как в дневное, так и в ночное время, в силу чего китайские военные чины чувствовали себя вполне спокойно и были готовы отразить любую попытку штурма дворца.
Для осуществления хитроумного плана барона Унгерна понадобились и особые исполнители. Было решено, что операцией будет руководить Тубанов, предводитель тибетской сотни. Тибетцы Тубанова, называемые в дивизии тубутами, как нельзя лучше подходили для этого задания сразу по нескольким причинам. Прежде всего, они были фанатичными ламаистами, присланными самим далай-ламой для восстановления власти богдо-гэгэна. Они готовы были беспрекословно сложить головы за святое дело, не имея корыстных мотивов и не думая о личной безопасности. Кроме этого, тубуты привыкли жить в горах, с изумительной ловкостью передвигались по горным кручам и были способны при этом переносить на себе значительное количество грузов. По комплекции тибетцы казались несколько крупнее монголов, выше ростом, шире в плечах, лицо имели не столь широкоскулое, а нос у них был с непременной горбинкой. Обликом тубут напоминал хищника, которым в своем роде и являлся. Выносливость горцев не знала границ, они были неприхотливы, умелы в ведении как конного, так и пешего боя, отлично стреляли из любого положения, точно поражая даже движущиеся цели. Из черепов своих врагов тубуты выпиливали чаши-габалы, обрамляли их серебром и ели всегда только из них. Эти суровые, аскетичные воины отличались молчаливостью, что также являлось значительным плюсом при разработке тайной операции.
Тубутов экипировали одеяниями лам из монастыря Манджушри. В соответствии с планом, часть тибетцев должна была при свете дня проникнуть в резиденцию богдо-гэгэна под видом делегации паломников. По прибытии тубутам ставилась задача обезвредить охрану и, завладев оружием, организовать оборону и беспрепятственный отход второй группы, отвечающей за доставку хутухты в монастырь у южного подножия Богдо-Улы.
Разведчики тубутов за неделю до старта операции начали исследование склонов горы, тщательно изучили все тропы и участки местности, которые могли бы служить укрытием до момента решительного броска. Тубанов, руководивший своими людьми, пробрался в город, где в общине тибетских ростовщиков с несколькими тубутами скрытно вел рекогносцировку подъездных путей к резиденции и знакомился с распорядком дня охраны и периодичностью смены караулов. Время от времени он выбирался из города к Унгерну, передавал важные сведения и получал новые инструкции.
В мои задачи входило обеспечение тибетской сотни оружием, лошадьми, фуражом и провиантом. Кроме того, за неделю до назначенной даты я передал тибетцам метамфетамин. Для проверки его действия небольшие дозы выдавались бойцам – в качестве стимулятора при изнурительных тренировках. Результат оказался настолько впечатляющим, что Унгерн дал приказ при осуществлении операции увеличить дозу вещества, выдаваемого тубутам, в полтора раза и заранее заготовить препарат в необходимом количестве для всех участников штурма Урги на следующий после похищения богдо-гэгэна день.
По сведениям, собранным Тубановым, китайцы, ожидая штурма столицы, усилили охрану дворца хутухты до 350 солдат и офицеров. По всему периметру стен были выставлены круглосуточные караулы, у ворот установлен пулемет, а к штабу китайской армии проведена для связи телефонная линия.
Начало операции было намечено на четыре часа дня 31 января 1921 года. Именно в это время первая группа тубутов, одетых ламами, распевая тибетские гимны, прошла через главные ворота дворца, минуя пулемет и небольшой гарнизон охраны. Вторая группа тибетцев под предводительством Тубанова еще с ночи заняла позиции в лесу у северного подножия священной горы и ждала теперь того момента, когда из дворца будет дан сигнал к началу наступления.
Проникшие на территорию Зеленого дворца тубуты незаметно рассредоточились по всей территории, а ударная группа двинулась к входу в резиденцию, где была встречена ламами из свиты хутухты. Они своими силами сумели бесшумно обезвредить охрану во внутренних помещениях дворца. В назначенную минуту бойцы гарнизона были перебиты сразу на нескольких участках резиденции… Трофейным оружием тубуты открыли огонь по противнику, который не ожидал нападения. Пулемет был захвачен и дан сигнал к наступлению второй группе. Все произошло настолько стремительно, что перепуганные караульные пытались спастись бегством и практически не оказывали сопротивления. Очень скоро все стратегические точки в резиденции были заняты, телефонная линия к штабу перерезана, а основные силы гарнизона охраны изолированы в многочисленных пристройках пулеметным огнем и точной стрельбой тибетцев со стен по всему их периметру.
Под усиленной охраной тубутов богдо-гэгэн и его жена были выведены из Зеленого дворца и переданы подоспевшей второй группе, которая по команде выстроилась в живую цепь. Передавая хутухту с супругой с рук на руки, группа подняла освобожденных узников по склону горы задолго до того момента, как китайские гамины успели опомниться.
Первая группа переодетых ламами тубутов еще некоторое время держала оборону в Зеленом дворце, после чего практически беспрепятственно покинула его пределы, не забыв прихватить по дороге пулемет и ящик патронов к нему.
Богдо-гэгэн был доставлен в монастырь Манджушри, и весть об этом сразу же облетела лагерь. Боевой дух дивизии на столь благоприятном фоне поднялся до неимоверных высот. В гарнизоне Урги китайские генералы начали усиленно готовиться к отражению штурма. По мнению гаминов, теперь он был неизбежен.
Ну и как видишь, Кирилл, штурм закончился поражением китайских военных, которых оказалось значительно больше предполагавшихся десяти тысяч. Выяснилось, что в столицу успели стянуть еще до пяти тысяч штыков из соседних гарнизонов.
– Да уж, все, что ты рассказал, поражает воображение.
По моим представлениям, с начала нашей беседы с Рерихом прошло несколько часов, при этом я чувствовал бодрость, кристальную трезвость ума и тягу к активной деятельности. Зуб мой перестал болеть, и ощущение какой-то запредельной легкости и эйфории говорило о том, что действие метамфетамина еще не прекратилось.
– После трех дней штурма я вступил в город в составе обозов. Урга представляла собой в это время ужасающее зрелище. Убийства, грабежи и пожары, беспорядочная стрельба, стаи собак-трупоедов, группы чахар и тубутов, под действием метамфетамина вершащих правосудие на свой лад… Унгерн выдал мне один из шести захваченных автомобилей с водителем. Я сразу махнул в тюрьму, практически не надеясь застать кого-нибудь в живых. Был рад и удивлен, встретив там тебя. Бурдукова я пока не отыскал. Дом его разграблен китайцами, которые, судя по обстановке, сделали из жилища временные казармы. Наверное, Бурдуков покинул город вместе со своей семьей, что вполне разумно. Теперь давай обсудим твое положение… Согласись, что без документов и денег тебе лучше не пытаться выбраться из Урги. Барон организовал на выездах посты, по городу ходят патрули, хватают всех мужчин без разбору и ведут к барону. Намечается массовый призыв боеспособного населения, а отказников ждет расплата. Зная Дедушку, могу догадаться, что наказание будет суровым и беспощадным.
– Владимир, я бы не хотел быть призванным и, пожалуй, попытаюсь покинуть столицу. Пока еще не поздно уйти в Маньчжурию, ну а если уж попадусь, тогда деваться некуда, присоединюсь к дивизии Унгерна, хоть я человек и не военный.
– Попадешься, будь уверен! – Рерих, улыбаясь, налил нам в пиалы чая, сделал из своей глоток, поменял позу, вытянув перед собой затекшие ноги. – У меня есть более разумное предложение. Рано утром мы с тобой пойдем к барону, я представлю тебя как толкового и честного человека, который выражает желание добровольно вступить в ряды Азиатской конной и, несомненно, принесет ей огромную пользу. Это даст тебе шанс получить от Дедушки назначение на хорошую должность и быть поближе ко мне. Вместе мы придумаем, как раздобыть деньги и документы, выберем момент и навсегда покинем дивизию. Как тебе такой вариант?
– Слушай, но ведь ты сам рассказал мне о том, как поступает барон с дезертирами. Одно дело – свалить из города частным порядком, и совсем другое – бежать из дивизии в качестве бойца или, хуже того, офицера. Я не горю желанием быть сожженным заживо.
– Видишь ли, Кирилл, шансов удачно покинуть Ургу у тебя практически нет. Готов все же допустить, что тебе удастся, не без моей помощи, это осуществить. Что же будет дальше? Караваны теперь из города не идут. На востоке – отступающие части китайской армии, на западе и севере – большевики, на юге – Тибетские горы, лезть туда в самый пик зимы самоубийственно. У тебя нет денег, документов, провизии и транспортного средства, а значит, нет никаких шансов на спасение. Ты можешь попытаться переждать в городе лихие деньки, но после приказа о призыве будешь вынужден явиться в штаб, чтобы стать рядовым, или понесешь суровое наказание. Кроме того, разговор с бароном по линии призыва у тебя наверняка не сложится. Он тебя отбракует, если и не как еврея, то как большевика или шпиона, после чего последует твой расстрел. Мое заступничество в этом случае может уже и не помочь. Другое дело, если ты прибудешь в штаб вместе со мной еще до приказа и сам – слышишь, Кирилл, сам! – выразишь желание вступить в ряды Азиатской конной. Унгерн ищет начальников штабов, для себя и генерала Резухина. Штаб – место спокойное, далекое от передовой, будет доступ к ресурсам дивизии, которые мы аккуратно используем в личных целях. Обещаю тебе, что, как только мы будем иметь на руках новые документы, достаточное количество денег и транспорт, мы покинем это гиблое место, доберемся до Маньчжурии, а дальше махнем в Харбин. Мой старший брат Николай обещал приехать ко мне и забрать в Америку, он там известный художник и, конечно, поможет нам обустроиться на новом месте.
– Мне нельзя в Америку. У меня дети во Владивостоке. Мне их нужно отыскать.
– Дети? Да ты семейный, выходит. И жена есть?
– Жена повесилась. Давай не будем об этом. До Маньчжурии нам с тобой, пожалуй, по пути. А дальше я в Приморье за детьми.
– Ну вот и славно. Как найдешь детей, махнешь с ними в Харбин, с деньгами это сделать будет несложно. Вместе не пропадем. – Рерих, улыбаясь, высыпал из склянки несколько крупных кристаллов, раздавил их лезвием ножа в порошок, сделал две маленькие горки и достал бамбуковую трубочку. – Не предлагаю! У тебя по первому разу еще на сутки запас ходу.
– Да я и не стал бы… Чувствую себя изумительно. Голова ясная, ощущения исключительно приятные, спать не хочется, есть тоже.
– Побочные эффекты возникнут только при систематическом употреблении. – Рерих повертел головой, разминая шею, несколько раз помял пальцами ноздри и, налив из термоса по очередной порции чая, принялся его пить. – Побочные эффекты я заметил не сразу. Они оказались очень кстати в сложившихся обстоятельствах. Раздражительность и агрессия, часто неконтролируемая, проявились у меня после нескольких дней безостановочного употребления кристаллов. Я теперь стараюсь давать себе передышку, привыкание к таким веществам опасно, очень легко перейти грань и оказаться зависимым от подобной стимуляции организма, ресурсы которого, к сожалению, не безграничны.
– А как же раздражительность и агрессия, особенно неконтролируемая, могут быть кстати?
– Могут, уж поверь! Первые два дня штурм осуществлялся бойцами под воздействием моих кристаллов. Механизм подобен реакции организма на адреналин… Адреналин является природным стимулятором, который выбрасывается в организм в моменты опасности, но очень быстро распадается в нашем теле. Метамфетамин же интенсивнее воздействует на центральную нервную систему и не распадается на протяжении нескольких часов. Все ресурсы организма начинают работать на пределе возможностей. Мозг, обманутый препаратом, считает, что тело в опасности, и переходит в режим получения ресурсной энергии из жировой ткани. Желудок слишком медленно перерабатывает пищу, поэтому в моменты, связанные с риском для жизни, его функционирование прекращается, а лишнее содержимое выводится наружу.
– Да уж, я давно так не блевал…
– Основную энергию организм теперь получает из жировой ткани и воды, которую рекомендую даже при отсутствии жажды, хотя бы в виде чая. – Иллюстрируя свои доводы, Рерих снова наполнил наши пиалы из термоса, и я, последовав его примеру, выпил теплый чай одним глотком. – Так как желудок твой теперь работает в резервном режиме, организм перестает чувствовать голод. Грозящая тебе опасность, по мнению мозга, настолько велика, что и сон несет теперь риск потери контроля над происходящим, поэтому желания спать у тебя тоже не возникает. Зрачки расширяются, и сетчатка принимает значительно большее количество света… Глаза теперь лучше видят в темноте, ведь она, по мнению введенного в заблуждение мозга, способна скрывать неведомую угрозу… Слышать ты, кстати, тоже начал лучше. Боль воспринимается иначе, мелкие раны и неприятные ощущения отныне стали фоновыми, восприятие твое на пике возможностей, физическая выносливость тоже. Однако организм в таком ресурсном состоянии постоянной сильнейшей стимуляции получает огромную нагрузку. Использованные резервы должны быть восстановлены в естественных условиях с помощью сна и пищи. Но если ты несколько дней кряду не даешь организму еды и отдыха, продолжая принудительную синтетическую стимуляцию, ресурсы тела и мозга рано или поздно иссякнут. Физически ты обезвожен, внутренние органы устали от непрерывной работы в необычном для себя режиме, начинаются небольшие сбои, которые и выражаются в побочных эффектах.
Третьего февраля, после двух дней штурма, я по просьбе Дедушки перестал давать бойцам метамфетамин. Мы думали, что уставший организм успеет восстановиться и последнюю фазу штурма войска осуществят, набравшись за сутки отдыха свежих сил. Однако заснули немногие, кроме того, бойцы ели без аппетита выданное им по усиленному рациону мясо, на следующее утро их боеспособность была под большим вопросом. Подавляющая часть дивизии начала засыпать ближе к рассвету, как раз в то время, когда нужно было, собравшись с силами, идти на штурм Урги. Мне приказали выдать ударную дозу кристаллов, что я и сделал. Город был взят. Побочные эффекты наблюдались два следующих дня. С неописуемой жестокостью бойцы Азиатской конной, лишенные синтетической стимуляции, к которой так привык организм, начали истребление не только остатков вражеской армии, большевиков и евреев, но и мирного населения. Поджоги, погромы и расправы в столице повсеместно сопровождались необузданными зверствами, и местные жители в ужасе запирали дома, стараясь уберечься от кровавого террора. Сам барон Унгерн оказался не способен обуздать разбушевавшуюся стихию. Нескольких бойцов гвардии расстреляли, троих совсем озверевших в своем безумстве солдат повесили на Захадыре.
Из-за случая с пьяным Черновым весь алкоголь в лагере попал под строгий запрет. После штурма Урги мои кристаллы также стали препаратом, не рекомендованным к использованию. Барон предпочел выдавать бойцам гашиш, который в конечном счете проблем создавал куда меньше. Так что мы с тобой, Кирилл, сейчас нарушаем приказ нашего генерала.
– Я еще не боец Азиатской конной, так что не обобщай. Ты рассказал мне столько жутких историй, да и сам я успел кое-что увидеть своими глазами. Логика, конечно, в твоем предложении есть, но вот выбора у меня, похоже, на данный момент нет вовсе. Жестокость и бездумное насилие, которые в частях Унгерна стали нормой… все это так далеко от моего представления о морали.
– Ну, братец, я сам буддийский лама. Если ты не в курсе, то открою тебе, что барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг тоже с недавнего времени буддист. Насилие противно человеческой природе, но сейчас идет война. Ты находишься в самом центре боевых действий и либо станешь источником насилия, либо окажешься его жертвой. Мне удается пока соблюдать баланс, оставаясь лишь свидетелем насилия, но, если судьба поставит меня перед выбором, мне придется переступить черту, и я к этому уже психологически готов.
– Так ты теперь уже не православный христианин? Буддист, значит.
– И христианин, и буддист. Одно другого не исключает.
– Разве можно исповедовать одновременно две религии?
– Христианство – это религия, Кирилл, а буддизм – это философия. Разве ты не видишь разницы между этими двумя понятиями?
– Признаться, я об этом до сих пор не задумывался. Наверняка разница есть, раз ты задаешь этот вопрос, но для меня она не очевидна.
– Тогда тебе полезно будет о ней узнать…