Урга и Унгерн

Стеклянные пули

Прискакав в Ургу, мы с Рерихом планировали сразу же отчитаться перед Унгерном об удачно проведенной дипломатической миссии. Дедушки не было в городе, он еще не прибыл с запада, и вестей от него никаких не поступало. В Урге готовились к коронации богдо-гэгэна. Государственный оракул, чойджин-лама, установил благоприятный для этого день, который в соответствии с результатами многочисленных гаданий выпадал на 26 февраля.

Ко мне в штаб прикатил на авто Сипайло, он был чем-то чрезвычайно встревожен.

– Ивановский, где Унгерн? Ты не с ним был эти дни?

– Нет, мы ездили в Ван-Хурэ на встречу с Казагранди и его отрядом.

– Казагранди? Это тот известный в округе партизан, который караваны прямо перед нашим носом к себе заворачивает? – Сипайло задергал головой и начал себя нервно ощупывать. Он что-то забормотал под нос, потом вдруг перестал трястись и на некоторое время безмолвно замер. – Срочно Дедушка нужен! Ко мне от богдо-гэгэна в Комендантскую команду послы приехали. Требуют, чтобы казни гаминов и евреев в городе прекратились, говорят, что мертвых с улиц и реки нужно убрать, а то коронация хутухты не состоится.

– А я тут при чем? – Мне совсем не хотелось заниматься очисткой города от трупов. – Это точно не ко мне!

– Да я на тебя не перекладываю! Думал, что ты про барона в курсе. Уже неделю как уехал, а тут столько всего скопилось. – Сипайло опять задергал головой, и глаза его начали бешено вращаться.

– Думаю, Дедушка не одобрит отмену коронации богдо-гэгэна. Это же прямая угроза зарождению монгольской монархии!

Я решил заставить Макарку Душегуба поволноваться всерьез. Может, этого кровожадного пиздюка удар сейчас хватит, и всем жить станет гораздо легче.

– Блядь, Ивановский, ну разве ж я не понимаю?! – Сипайло теперь нервно хлопал себя по ляжкам и начал раскачиваться всем телом взад-вперед.

– Тогда советую прекратить казни до прибытия Унгерна, а тела по городу собрать и закопать в степи или сжечь.

– Ну ты скажешь тоже, прекратить казни! – Сипайло хохотнул, потом еще, странный его смех был неестественен и просто отвратителен. – Казни прекращать нельзя, особенно сейчас. А вот трупы, наверное, придется убрать хотя бы с улиц. Пока Дедушка не приедет, мы мертвяков соберем и к реке свезем, может, этого окажется достаточно.

После Сипайло ко мне в штаб приехал Рерих. Я рассказал ему о беседе с Макаркой.

– Да, монголы – народ суеверный. Тут вообще казни редкость, а уж проливать кровь в местах, откуда видны субурганы, дворцы богдо-гэгэна, храмы или хотя бы священная гора Богдо-Ула, считается полнейшим святотатством. Вообще, в городе никогда никого не казнили по этой причине. Отвозили осужденных за сопки в долину реки, оттуда не видно монгольских святынь. Зря Сипайло рассчитывает отвертеться, свалив трупы на берегу. Я уже Дедушке сообщил, что доктор Клингенберг всерьез опасается чумной эпидемии, из Толы воду ниже по течению животные с выпасов пьют. Да и вонища уже и здесь ощущается, а ближе к реке трупный запах настолько невыносим, что невозможно находиться рядом. Что я тебе рассказываю, ты и сам видел!

– Унгерна все ищут, не случилось с ним чего, как думаешь?

– Не поверю, он заговоренный, или что-то в этом духе. После штурма двенадцать пуль из седла его выковыряли, халат весь в дырах от картечи, а ему хоть бы что. И Машка ни царапины не получила!

– Имя странное для лошади. Какое-то неблагородное. Бог войны неужели не мог поинтереснее имя дать своему скакуну?

– Да эту кобылу ему атаман Семенов подогнал по случаю. А в ту пору при Семенове баба была. Машкой звали… Развратная, беспутная бестия. Шалава редкостная, так охмурила атамана, что тот чуть не женился на этой курве. Каждый день пьянки, кокаин, музыка и веселье. Наш Дедушка ее презирал. А она, представь, его домогалась… впрочем, не только его. Ее, пожалуй, только барон и не еб, а она, со своей стороны, слух распустила, что он педераст. Семенов об этом Унгерну по пьянке сболтнул, так они после того очень серьезно рассорились. Вот в честь этой семеновской блядищи он свою кобылу Машкой и назвал. Он рассказывал мне, что первое время бил ее ташуром за любые мелкие провинности и в бою не щадил, ожидая, что она не сдюжит. А она его выносила из таких гиблых мест и так ему честно служила, что теперь он и не мыслит себя без нее, и ташуром бойцов бьет значительно охотнее, чем свою любимую кобылу.

– Ну, раз Унгерн такой заговоренный, то откуда же у него шрам сабельный через всю голову? Я сам его видел недавно.

– Старая история… Она барону настроение портит, так что упаси бог тебе с ним об этом шраме разговоры заводить! – Рерих достал из кармана папироску, послюнявил ее и, раскурив от спички, передал мне.

– У тебя запасы бесконечные?

– Пока еще есть, надеюсь, до лета на наши нужды хватит!

– И что за шрам? Унгерна спрашивать нельзя, так ты хотя бы расскажи. – Я несколько раз затянулся от папироски и, задержав в легких дым, выдохнул его густой струей в потолок.

– Я всех деталей не знаю. Унгерн вроде тогда служил в 10-й Уссурийской дивизии, она входила в полк, которым командовал Врангель. Дедушка в то время водку пил ведрами и во хмелю был буйным. Вот в очередной пьянке он какого-то есаула проституткой обозвал. Ну, тот ему шашкой по голове. Мог сильнее, пожалуй, тогда уж барона с нами бы не было. Из-за этого происшествия, а может быть, и не из-за него, Унгерна в Забайкалье перевели. Клингенберг утверждает, что Дедушкины припадки бешенства связаны с частыми головными болями, которые ему доставляет этот старый шрам. С тех пор барон совсем бросил пить и перестал кокаин нюхать. Кристаллы мои он пробовал, но, в отличие от других офицеров, на них не подсел. Чарас и гашиш покуривает время от времени, как всякий, кто может его тут достать. – Рерих хитро улыбнулся и, подмигнув мне лукаво, сделал несколько быстрых затяжек, говоривших о том, что папироса выкурена до конца. – Я к тебе по делу забежал, Ивановский. Тут на складе у меня залежи гильз и пороха, если помнишь, я об этом говорил уже. Лисовского озадачил, так он вроде решение нашел по этому вопросу. Хочу тебя с собой взять в мастерские и аккуратненько прощупать Лисовского на предмет ремонта «броневика». Нам ведь нужно транспортное средство, а тут авто без дела стоит. Думаю, Лисовского надо использовать в своих целях, но говорить ему о нашем побеге пока не будем. Надеюсь, нам хватит ума подготовить все своими силами и убраться отсюда еще до лета.

– Мне казалось, ты Лисовского хотел взять с собой. Думаю, он не будет против присоединиться к побегу и может стать полезным на всех этапах этого рискованного предприятия.

– Ну, спешить тут не стоит, чем позже он узнает о наших планах, тем для всех будет лучше! Запирай свой штаб, поехали в мастерские.

В мастерских, кроме Лисовского, были подполковник Дубовик и только что назначенный на пост начальника военной школы при штабе Резухина полковник Торновский. Они сидели над какой-то документацией при свете керосиновой лампы и шумно спорили. При нашем появлении Торновский вскочил из-за стола, заваленного бумагами, и радостно замахал руками, предлагая нам присоединиться к обсуждению. Лисовский в нескольких словах описал технологию, которую придумал.

– Прежде всего, я посчитал, сколько металла необходимо для отливки четырехсот тысяч пуль под имеющиеся гильзы, – начал Лисовский и, раскопав в ворохе бумаг нужную, стал тыкать в нее пальцем, подтверждая сказанное цифрами. – Примем за вес пули калибра 7,62 три золотника. Таким образом, если округлить в меньшую сторону, то отливка тысячи пуль потребует примерно пуд металла.

– Ну ты лихо округлил, братец! Четверть пуда округлил, не меньше. – Дубовик неодобрительно кивал.

– Я же для удобства счета, чтобы вы смогли за мыслью моей проследить. У меня в расчетах все точно, а это я округляю для наглядности, – объяснил Лисовский. – Вот смотрите, если тысяча пуль – это пуд, то четыреста тысяч – это четыреста пудов металла. Вычтем ту четверть, которую я округлил, выйдет все равно триста пудов!

– Да, немало, – закивал Рерих. – У меня на складах столько металла не будет, как ни ищи. Но ты же вроде как нашел решение?

– Ну да, я подумал о том, что у нас под ногами есть материал, который можно использовать для производства пуль!

– Камушками предлагаешь стрелять? – Дубовик нахмурил лоб, не понимая, куда клонит Лисовский.

– Не камушками, а песком! – Лисовский выждал пару секунд, наблюдая за реакцией собеседников, а затем продолжил: – Мы можем плавить песок и отливать пули из стекла. В песке-то у нас нет недостатка.

– Стеклянные пули? – Торновский задумчиво почесал подбородок. – Что-то мне эта затея не кажется разумной.

– Не спешите с выводами, – замахал руками Лисовский. – У меня технология! Вот и образцы я изготовил под разные калибры.

Ученый достал жестяную коробку из-под конфет и высыпал из нее на стол множество патронов с разноцветными стеклянными пулями. Стекло было мутное, с разводами, тем не менее сомнений в природе материала не возникало. Лисовский предложил осуществить сравнительные стрельбы с использованием стандартных патронов и патронов со стеклянными пулями по фанерным мишеням и деревянным доскам. Торновский, Рерих и Дубовик выразили желание пострелять диковинными пулями, и минут через пятнадцать весь запас из жестяной коробки был выпущен по целям.

– Погрешность значительная, но на малом расстоянии довольно неплохо, – резюмировал Торновский.

– Убойная сила несомненно уступает металлической пуле, тут и обсуждать не стоит. – Дубовик держал в руках кусок деревянной доски с застрявшими там пулями. – Признаюсь, удивлен, что они не взорвались еще в воздухе. Некоторые даже первую доску прошили!

– Это ведь не обычное бутылочное стекло? – Рерих, улыбаясь, глядел на Лисовского.

– Нет, я же говорю, по технологии отливали. Я свинец сюда примешал, из расчета того свинца, который есть на складе. Должно хватить на всю партию пуль. Если трех-четырех мастеров мне дадут в помощь, то за три месяца можно будет снарядить все гильзы.

– А если десять мастеров, то за месяц? – уточнил я, чтобы тоже поучаствовать в обсуждении.

– Нет, за месяц и даже за два не получится. Тут не от людей зависит, а от оборудования. Хоть десять человек, хоть двадцать, меньше чем за три месяца весь объем не укомплектовать.

– Первая партия патронов будет изготовлена для нужд военной школы, – безапелляционно заявил Торновский. – В условиях стрельбища курсантам будет достаточно и таких пуль, отпадает необходимость тратить на тренировку стандартный патрон.

– Думаю, прежде нужно согласовать с Унгерном. – Рерих повертел в руках оставшийся патрон со стеклянной пулей, после чего положил его себе в карман. – Лисовскому выражаю благодарность! Решение нашел необычное и толковое! По снарядам идеи есть? Тоже из стекла отливать будем?

– По снарядам из стекла не получится. – Лисовский отрицательно замотал головой. – Технология не позволяет. Тут металл нужен по-любому. Так что насчет артиллерийских гильз вопрос пока остается открытым. Но на складе мы обнаружили около полутора пудов цианистого калия.

– Да, можно всю Халху отравить при желании, – подтвердил Рерих. – Уж не знаю, зачем гаминам столько яду понадобилось.

– Я вот подумал о том, что можно на основе цианида произвести снаряды с синильной кислотой. Помните, в Великую войну германцы для своих бомбометов фабриковали ручные гранаты отравляющего действия? Если мы разрядим шрапнель и вложим в стакан снаряда цианистый калий и небольшую стеклянную трубку с серной кислотой, то можем получить отравляющий снаряд с усиленным поражающим действием. Перед выстрелом такой снаряд нужно перевернуть. Стеклянная трубка с кислотой будет запаяна цинком, кислота при переворачивании цинк растворит и, соединившись с цианистым калием, образует синильную кислоту.

– Это нерабочая идея! – Дубовик сразу же перешел на повышенные тона, – видимо, именно из-за этого вопроса и разгорелся спор, который мы наблюдали, придя с Рерихом в мастерские.

– Но германцы ведь использовали! – не сдавался Лисовский.

– Да пойми же ты, горемычный, у снаряда обязательное рассеивание осколков при взрыве. Твою кислоту разнесет в пыль. В гранатах кислота выделялась постепенно, заполняя окоп и убивая все живое. Для помещений и окопной войны разумно использовать гранаты, воду заражать взрывом, шинель тоже кислоту надолго впитывает, можно отложенный эффект заражения получить, когда солдаты в отравленных шинелях по теплым блиндажам бегают и травят всех вокруг… Но не в снарядах же! В снарядах французы против немцев кислоту, кстати, пробовали в шестнадцатом году. Успеха испытания не имели. Там концентрация должна быть значительно выше, чтобы вред нанести. У нас же тут степи, да еще ветер!

– А если заряжать в снаряд побольше? – Торновскому идея создания химического оружия, похоже, понравилась.

– Ну, тут есть технические ограничения, – пожаловался Лисовский. – Но попробую создать прототипы. Вот только на ком испытывать будем?

– На пленных гаминах теперь нельзя, монголы к коронации богдо-гэгэна готовятся, нервничают чрезвычайно, – сообщил я собравшимся, считая, что кто-нибудь из присутствующих может предложить именно этот вариант испытаний.

– Можно на овцах опробовать, – предложил Торновский.

– У овец масса тела, отличная от человеческой, тут лучше уж брать животное покрупнее, лошадь например, – ответил Лисовский.

– Хорошо, – подытожил Рерих. – Как Дедушка прибудет в город, порадуем его стеклянными пулями и обсудим создание химического оружия на основе найденного цианида. Лисовский, у меня к тебе еще разговор есть. Ивановский, тоже останься, пожалуйста. Остальных не задерживаю, спасибо за то, что поучаствовали!

– Пули в первую очередь для военной школы, не забывайте, пожалуйста! – напомнил Торновский.

Он вышел из мастерских вместе с Дубовиком и закрыл за собой двери.

– Ну, Лисовский, ты просто умница! – Рерих поставил на стол склянку с кристаллами. – От меня тебе премия за усилия и труды!

Лисовский заулыбался и скромно отвел глаза от склянки с метамфетамином.

– Есть еще к тебе задание! Тот фанерный броневик, что отволокли на радиостанцию, сможешь в строй поставить в ближайшее время?

– Да можно, конечно, – легко согласился Лисовский. – Вы учтите только, что его Вольфович уже по описи принял. Как даст добро, я за недельку починю, если спешки нет.

– Я с Вольфовичем поговорю, мне для моих интендантских задач автомобиль нужен. Можно ли его переделать в грузовой? Чтобы я со склада на склад мог перевозить грузы?

– Думаю, получится, только там придумать конструктивное решение придется. А много ли грузов предполагается перевозить? Какие габариты?

– Малогабаритные грузы, тяжелые, – ящики с патронами, к примеру.

– Хорошо, я подумаю, только вот есть проблемка.

– Что еще? – Рерих приподнял бровь, выражая озабоченность.

– Да по топливу. На складах бензина пара бочек всего, есть еще керосин, но его совсем немного. Вольфович строго-настрого запретил расходовать горючее. Сейчас только Унгерн на авто ездит, да еще Сипайло. Но тот бензин сам где-то достает, а может, и на керосине ездит.

– А что, если попытаться закупить бензина? – размышлял вслух Рерих.

– Попытка не пытка, да кто продаст теперь, не знаю. Город-то в кольце фактически, караваны теперь перестали ходить. Если только у населения поспрашивать, у промышленников и купцов со складами.

– А заменить бензин и керосин чем-то другим можно? – спросил я, не надеясь получить положительный ответ.

– Надо подумать, – сказал Лисовский и исподтишка бросил взгляд на склянку с кристаллами.

– Подумай, братец, – улыбнулся Рерих, заметив, куда смотрит Лисовский. – Хорошенько подумай, за мной не заржавеет!