Унгерн не давал продыху. Все крутилось вокруг с бешеной скоростью. Прибывший из Ван-Хурэ Рерих, узнав про приказ барона о заготовке бензина и керосина, огорчился. Теперь у нас не было шанса незаметно раздобыть для побега горючее.
– Подвела меня моя хитрожопость. А ведь тут и простой хитрости было достаточно! – неодобрительно кивал Рерих.
Он с аппетитом уплетал лапшу в дунганском заведении, которое как-то незаметно стало местом наших постоянных тайных встреч.
– А что, есть разница между хитрожопостью и хитростью? – спросил я его, отпивая чай. Свою лапшу я уже успел съесть.
– Хитрожопость – это когда ты перемудрил с хитростью и в итоге наебал сам себя. В данном конкретном случае нужно было сначала аккуратненько скупить для своих целей бензин и керосин у местного населения, а уже потом предлагать Унгерну переделку цивильных авто в боевой транспорт. Я же не сумел понять, что мое предложение получит у Дедушки такой резонанс. Теперь весь бензин и керосин тоже будут находиться в ведении Вольфовича, который отвечает за автопарк барона. А Вольфовича хитростью не возьмешь. Нам бензин с запасом нужен, понимаешь? До границы с Маньчжурией на автомобиле не меньше недели добираться. Я планировал спрятать бочку где-то в пригороде рядом с трактом, чтобы во время побега загрузиться топливом под завязку. Рассчитывал на то, что если погоня и будет, то только конная. А конная погоня нам на автомобиле не страшна. Теперь же, если автопарк вооружат пулеметами и горючего будет достаточно, за нами в погоню отправят автомобили! Представь, что у нас по дороге спустит колесо или, того хуже, случится неприятная поломка…
– Даже думать об этом не хочу.
– Ладно, посмотрим еще, сколько горючего удастся собрать у населения, торговцев и промышленников. На весь автопарк не меньше десятка сорокаведерных бочек топлива нужно, по моим расчетам, а нам для побега и десятка ведер может хватить, пожалуй. Если соберем всего бочки три, то вопрос с реорганизацией автопарка уйдет сам собой.
– Скажи мне, Рерих, а ты пути побега уже продумал? Тут, наверное, карта нужна хорошая, чтобы не заблудиться.
– Да, с картами пока туго. Местность на востоке малоизученная. Лисовский рассказывал, что был картографом в экспедициях по тем краям, вот с ним рассчитываю пообщаться аккуратненько по этому вопросу. По документам и деньгам вопрос тоже пока остается открытым. Вот об этом у меня сейчас голова болит. Весна на носу, нам до летней жары отсюда уходить нужно. Еще неизвестно, куда Унгерна к лету потянет. Он может и в Тибет отправиться, и на Русь войско двинуть, в Урге он уж точно отсиживаться не станет. Поэтому бежать нужно как можно скорее!
Скупка горючего шла совсем туго. Собрали две полные бочки керосина, а бензина и вовсе несколько ведер. Унгерн созвал офицеров в штаб и сильно шумел по этому поводу:
– Я очень четко поставил задачу перед тобой, Рерих, и тобой, Торновский! – При этих словах он ткнул Торновского в грудь ташуром, отчего тот побледнел. – Мне не нужны оправдания! Мне нужно топливо для автомобилей. Сумели же придумать стеклянные пули, сумейте теперь обеспечить дивизию горючим! На решение вопроса сроку даю три дня! Торновский, спрошу с тебя лично!
Опять собрались в мастерских у Лисовского. Рерих привез кристаллов и гашиша. Торновский заметно нервничал.
– Думаю, у нас остается лишь один вариант со скипидаром. – Лисовский вопросительно посмотрел на Рериха, тот утвердительно кивнул. – Так вот, можно пойти по пути создания скипидара из живицы. Это очень трудоемкий путь, требующий также затрат на строительство дистилляционной установки и печи. Еще нужно будет найти значительные хвойные массивы для сбора смолы, которая и служит сырьем при производстве скипидара.
– За три дня что-то сделать сможем? – угрюмо спросил Торновский.
– Ну, сможем рассчитать материалы и количество человеко-часов на заготовку живицы и последующий выгон из нее скипидара.
– Где взять хвойные массивы? – Рерих затянулся папиросой и на некоторое время задержал в легких дым.
– Самый ближайший хвойный массив расположен прямо в Урге. Гора Богдо-Ула вся покрыта хвойными деревьями. – Лисовский бросил взгляд на Рериха, который задумчиво выпускал в потолок кольца дыма.
– Это священная гора, там запрещено срубать деревья, – отрицательно замотал головой Рерих.
– Ну, рубить их и не придется. Нужно лишь сделать насечки, по которым смола будет стекать в контейнеры. Насечки ведь не повредят дереву. Сбор живицы с одного дерева может осуществляться годами, так что теоретически ничего кощунственного тут нет.
– Теоретически… – Рерих улыбнулся и передал папиросу Торновскому.
Тот взял ее и сделал мощную затяжку, отчего папироса уменьшилась практически вдвое.
– Хорошо, я поеду в Манджушри и поговорю с настоятелем о возможности сбора смолы. – Рерих окинул взглядом присутствующих. – Лисовский, мне почти наверняка откажут, поэтому наметь, пожалуйста, на карте, где еще есть хвойные леса.
– На карте? Ее сначала нужно составить. У нас нет в дивизии карт местности, достаточно достоверных.
Я посмотрел на Рериха и слегка улыбнулся. Он заметил мою улыбку. Похоже, удача наконец повернулась к нам лицом.
– Ну ты же бывал в экспедициях и картографом работал, тебе будет несложно составить карту.
– Я был в восточных районах, кое-что, конечно, смогу нанести, но недурно бы еще проштудировать труды Потанина и Певцова. Без этого карта будет изобиловать слепыми пятнами.
– Штудируй, Лисовский! – Рерих был неумолим. – У тебя есть еще два дня. Потом нам держать ответ перед Унгерном.
– А где я, по-вашему, найду эти книги?
– Я тебе их достану, – пообещал Рерих. – На немецком, правда, но ты ведь расшифруешь?
– На немецком смогу, конечно, – заверил Лисовский.
Я вспомнил наш недавний разговор с Рерихом, когда он описывал богатую библиотеку генерала Чэнь И, теперь было понятно, откуда Рерих планировал позаимствовать книги.
Торновский после раскура стал поспокойнее. Он даже улыбнулся и неожиданно бодренько хлопнул в ладоши:
– Ну, может, и вынесет нас нелегкая! Скипидар… кто бы мог подумать! И много скипидара можно получить из этой смолы?
Лисовский поглядел на Рериха, который, судя по всему, знал о технологии производства скипидара больше, чем он сам.
– Процентов тридцать можно выгнать из сырья, много побочного продукта остается.
– Что за побочный продукт? – уточнил Торновский у Рериха.
– Канифоль. На ведро скипидара пуда три канифоли выйдет.
– Ее можно в дело пустить или продать?
– Если получится продать, то нам будет полегче у Унгерна людей на сбор смолы выпросить, но кому такая прорва канифоли нужна, даже и не знаю.
– С китайцами пообщаюсь на Захадыре, – пообещал Торновский. – Есть у меня там торговые связи, если будет большой объем, наверняка и покупатели найдутся.
– Из канифоли можно делать дымовые шашки! – Мозг Лисовского неутомимо работал в новом направлении. – Для нашей дивизии, думаю, пригодятся. Я попробую кассеты с шашками установить на автомобили сзади. Если, к примеру, будет погоня, дым собьет врага со следа.
Я бросил взгляд на Рериха, тот идею немедленно одобрил:
– Давай, братец, думаю, дымовые шашки лишними тоже не будут, только не увлекайся второстепенными проектами. У тебя стеклянные пули уже в производстве? Я их Казагранди для его военной школы обещал в ближайшее время, вот Торновский тоже ждет их.
– Да, уже дня через два отливку начнем, сейчас песок завозим в мастерскую.
– Что по снарядам с синильной кислотой? Обещал вроде, что испытывать будем.
– Я изготовил несколько штук, можем испытать.
Назначили испытания на следующий день. Торновский пригнал табун лошадей, привезли два орудия разного калибра. Лисовский в сопровождении Рериха и Дубовика принес снаряды. Для каждого из них он соорудил специальный деревянный ящик, объясняя необычную конструкцию тем, что снаряды нельзя переворачивать или трясти. Торновский посчитал это серьезным неудобством и заметил, что в условиях боя никто с такими снарядами возиться не будет.
Табун отогнали на приличное расстояние и, прицелившись, дали залп сразу из обоих орудий. Снаряды упали кучно, кони с диким ржанием разбежались в стороны, один завалился набок и стал дергать ногами, пытаясь подняться. Похоже, особого ущерба разрыв снарядов табуну не нанес. Перезаряжали и били прицельно по отдельным скоплениям лошадей, пока не кончились снаряды. Дубовик стоял, поджав губы, и неодобрительно качал головой. Он же добивал раненых животных, коих оказалось не больше десятка.
– Тут механические повреждения, следов отравления нет, – констатировал Торновский, оглядывая трупы лошадей. – Можно еще понаблюдать за выжившими, может, яд медленно действует.
– Нет, – отвечал Рерих. – Если не подействовал сразу, то ждать бесполезно. Концентрация кислоты недостаточная. Я тоже не очень-то верил в успех, но попробовать, конечно, следовало.
Унгерна весть о проведенном неудачном испытании химического оружия не огорчила. Выслушав доклад о возможности производства скипидара, он одобрил проект, назначив ответственным Торновского. Лисовскому вынес благодарность за идею создания дымовых шашек и дал задание начать установку пулеметных турелей и бронепластин на автомобили.
– До конца мая обеспечьте мне горючее в полном объеме, и чтобы мобильная бригада транспортеров с пулеметами к этому же сроку была готова. Рерих, ты ответственный за это направление. О любых препятствиях в осуществлении проектов докладывать мне незамедлительно! Это вопрос стратегической важности, вам понятно?
Все кивали. Всем было понятно. Нам пришлось еще не раз собираться у Лисовского, чтобы наладить работу по производству скипидара, с которым все оказалось не так просто. Рерих прочитал нам целую лекцию о том, как собирать живицу с деревьев:
– Все начинается с подготовки инструментов для подсочки и сбора живицы. Подсочка – это нанесение диагональных каналов на ствол дерева после снятия с него верхнего слоя коры. Эти каналы называются каррами. Нам понадобится команда из тридцати человек, которая будет осуществлять сбор живицы и каждый день прочищать карры от наплывов загустевшей или засохшей живицы.
– Много этой живицы сможет насобирать отряд из тридцати человек? – Торновский заносил важные сведения в свой полевой блокнот.
– За месяц – до сотни ведер. Это в производстве даст тридцать ведер скипидару. До конца мая можно будет произвести под сотню ведер горючего.
– Нам ведь нужно почти в два раза больше. – Торновский перестал делать пометки и, почесывая подбородок, смотрел на Рериха.
– Поэтому будем применять химическое стимулирование деревьев. Серная кислота, которую Лисовский предлагал использовать в своих химических снарядах, тут очень пригодится. Мы создадим пасту на ее основе. Эту пасту необходимо будет наносить на карры. При такой стимуляции производительность сбора можно будет увеличить на шестьдесят процентов.
– Понятно. – Торновский делал расчеты в блокноте. – Сейчас у нас на отливке стеклянных пуль в мастерских задействовано семь рабочих. На инженерных работах по переделке кузовов и привариванию пулеметных турелей – еще пять человек. Тридцать на добычу живицы? Это притом, что бои в пригородах продолжаются, а прибывающих новобранцев необходимо обучать. Откуда возьмутся эти тридцать человек?
– Я говорил с настоятелем монастыря Манджушри. Как и ожидал, мне отказали в просьбе о сборе живицы на склонах священной горы Богдо-Ула. Но вот выделить монахов на сбор живицы в других местах там готовы. Разумеется, тут у настоятеля и чиновников монастыря имеется свой интерес. Они хотят получить часть добытого скипидара в количестве трех десятков ведер и всю канифоль, которую мы выработаем при перегонке скипидара. Поэтому норму сбора придется увеличить и команду расширить еще на десяток человек, чтобы уложиться в срок.
– Триста пудов канифоли и еще тридцать ведер скипидара! Некисло так они в твоем монастыре махнули. – Торновский закончил подсчеты и обратил взор к Рериху.
– Дедушка нам столько людей все равно не выделит. Других вариантов пока нет.
– Я пообщался с торговцами. На канифоль есть покупатели. Все триста пудов заберет Харбинская типография, они для склейки картона ее используют и готовы дать хорошую цену. Скипидар они не требуют, так что количество народа на сборе можно не увеличивать. Я найду работников в артель из вольнонаемных, заплатим им из денег, вырученных за реализацию канифоли. Только вот подводы нужно будет еще организовать для вывоза, инструментами обеспечить, едой, оружием и патронами, чтобы люди могли охотой прокормиться во время заготовки, ведь все три месяца им в лесу торчать придется. Остается открытым вопрос, где будет осуществляться сбор этой живицы.
– Я составил карты. Есть в нескольких сотнях верст на восток три крупных хвойных массива. Туда нужно отправить экспедицию и взять образцы сырья. – Лисовский достал карту, нарисованную от руки на склеенных вместе тетрадных листах.
– Ого, какая замечательная работа! – похвалил Торновский. – Впервые вижу такую толковую карту Халхи! Сможешь, братец, и для меня нарисовать такую? Я тебе бумагу хорошую достану, если нужно.
– Ну это еще только наброски, – смутился Лисовский. – Мне Рерих книги привез из китайской библиотеки бывшего генерал-губернатора Чэнь И. Там на немецком труды наших путешественников собраны. Времени теперь у меня совсем немного, но думаю, что в течение недели я более подробную карту составлю.
– А бумагу, Торновский, ты привози. – Рерих улыбался, доставая свою непременную папиросу, и, послюнявив ее конец, поднес к ней горящую спичку. – Вот и Ивановскому для штаба карты понадобятся. Так что вези бумагу с запасом!
Торновский нахмурился, внес что-то в свой блокнот, бросил беглый взгляд в мою сторону и произнес:
– Ну, для штаба, разумеется, смогу немного бумаги достать. Но вы губу особо не раскатывайте, у меня возможности ограниченные. Если с реализацией канифоли в Харбин вопрос решим, то из типографии можно будет, пожалуй, бумаги получить авансом в необходимом количестве. Я поговорю с тамошним представителем.
– Поговори, конечно! – Рерих передал Торновскому папиросу, и тот, приняв ее, сделал мощную затяжку. – Поговори, дружок, общее дело ведь делаем. А лучше этого своего человека в штаб к нам на чай пригласи. Унгерн планировал наладить в Урге печать бумажных денег. Типография у нас в убитом состоянии, материалов нет. Вот заодно и по этому вопросу пообщались бы.
Торновский перестал улыбаться. Видно было, что он не горит желанием сводить «своего человека» с Рерихом.
– Даже и не знаю. Китайцы после расстрелов очень пугливые стали. К нам в дивизию их вытянуть вряд ли удастся. Я дела очень осторожно с ними веду, если спугнем, то могут и плюнуть на нашу канифоль. Останемся у разбитого корыта.
– Торговые люди… Если в Урге остались, значит готовы с рисками мириться и выгоду свою не упустят. Можем организовать встречу на нейтральной территории, у дунган, например, лапшу покушать. Я барону доложу о твоем предложении, думаю, он одобрит.
Торновский вздохнул и уткнулся в блокнот. Спорить с Рерихом – это одно, а вот с Унгерном не поспоришь.
Позже мы сидели в лапшичной, обсуждая детали нашего плана. Рерих объяснял мне необходимость наладить связи с китайской типографией:
– Типография была бы нам полезна. Если мы найдем себе паспорта, можно будет изготовить полиграфическим методом выездные визы, и на таможне к нам вопросов не возникнет. Я не знаю, какие там у Торновского связи, но не исключено, что за деньги можно будет решить вопрос с изготовлением для нас этих самых виз. Это будет провернуть проще, если мы закупим у типографии значительный объем продукции. Бумага для новых монгольских долларов действительно нужна, поэтому можно договориться о закупке гербовой бумаги или обмене этой бумаги на канифоль для типографских нужд.
– Не проще ли найти документы с уже готовыми выездными визами?
– Иностранцы с такими визами уже покинули Ургу. А в нынешней ситуации кто будет выдавать визы? На границе уже знают, что столица Халхи захвачена Унгерном. К лету ситуация только ухудшится, к визам, выданным в Урге, будут относиться с подозрением, вероятно, даже не будут считать их действительными. В идеале получить такие визы можно было бы в Кобдо или любом другом, удаленном от Урги городе с иностранным консульством. У меня таких связей нет, поэтому единственный пока путь – это подделка документов и выездных виз. В любом случае нужны документы. А вот где их взять, это пока вопрос открытый.
– А если купить у колонистов? Остались ведь иностранцы в городе. И вообще, чем русские документы хуже?
– С русскими документами возникнут вопросы. С иностранными вопросов не будет точно, возможно, удастся избежать и досмотра. Купить паспорта у иностранцев, конечно, можно было раньше. Они бы просто заявили о пропаже и со временем их восстановили. Нынче, думаю, желающих продать свои документы не найдется. Ситуация в городе взрывоопасная, расстрелы, изъятие собственности в пользу дивизии. Кто захочет остаться без хороших бумаг в такое время? Кроме того, денег на покупку документов у нас тоже нет. Этот вопрос нам еще предстоит решать. Насколько мне известно, весь запас золота, серебра и валюты перевезли в одно место. Этим местом является банк, в котором крепко засел Сипайло с Комендантской командой. Хранилище наверняка расположено в подвальных помещениях, где Макарка пытает узников.
– Дисциплина у Макарки в команде слабая, но бойцов там всегда два-три десятка, не меньше. – Я припомнил свою встречу с этим жутковатым типом. – Вот если бы выждать момент, когда в здании банка народу не будет, и вынести часть золота.
– Я считаю, что двадцать шестого февраля народу там будет совсем немного. А те, что окажутся, наверняка напьются в говнище! – Рерих подмигнул мне и улыбнулся.
– Пьянки в дивизии запрещены, кто же им даст напиться? – удивился я.
– Двадцать шестого февраля состоится коронация богдо-гэгэна! Офицерам дивизии будут жаловать посты и звания, я слышал, что Унгерн в этот день сделает исключение и разрешит бойцам немного расслабиться. Представь себе, что, кроме спирта, в Комендантской команде появится и опиум.
– Опиум из мака с фиолетовой коробочкой? – Мне вспомнились тюремные рассказы Рериха о его чудо-маке, который давал отменный урожай убойного опиума.
– Ага, у меня есть запас этого вещества. Если во время пьянки вся команда примет опиум, то почти наверняка забудется крепким сном или уж, по крайней мере, не сумеет нести охрану.
– Мы ведь не знаем точно, где расположены хранилища, да они еще и заперты, не иначе. Как же мы их откроем?
– Вот этот момент и предстоит выяснить. Тебе нужно сдружиться с Макаркой. Думаю, это сделать несложно… Желающих вызваться ему в друзья нет даже среди совсем уж отъявленных негодяев. Так что постарайся наладить с ним дружеские отношения, наведывайся в комендатуру и аккуратненько вынюхивай, что там и как. Самое главное, какой там режим охраны, где расположены сейфы и как их открыть.
– Мне противен этот тип! А его подручные – это же горстка палачей. И ты хочешь, чтобы я наведывался к ним и наладил дружеские отношения?
– Ивановский, я не заставляю тебя становиться им другом. Но создать некое подобие дружеских отношений ты сможешь. Я выделю тебе свой чарас. Ты потихоньку подсадишь на него команду. Двадцать шестого февраля дам тебе усиленную версию, в ней опиума будет значительно больше. Подумаю, что можно сделать с водкой, уверен, снотворное туда несложно подмешать. Начни наведение мостов прямо сегодня. Только сам чарасом не увлекайся, в прошлый раз тебя серьезно с него срубило. Перед употреблением обязательно принимай противоядие, это позволит сохранить твое сознание незатуманенным.
– Противоядие?
Рерих достал из кармана гимнастерки склянку со своими кристаллами и поставил передо мною на стол:
– Противоядие. После метамфетамина действие чараса ты даже не почувствуешь.
Я взял склянку с кристаллами и спрятал ее в карман шинели. До коронации оставалось еще целых три недели. В плане Рериха присутствовала логика, но было и очевидное слабое место.
– После того как мы вынесем часть золота из подвалов банка, нам нужно будет заметать следы? Пропажу ведь сразу обнаружат, всех начнут трясти. Охранники вспомнят, что я им подогнал чарас, и Макарка очень быстро сообразит, откуда ветер дует. Кроме того, нам придется где-то спрятать золото или, еще лучше, вывезти его из города и закопать.
– Я уже думаю об этом! Ты выполни свою часть плана, а я позабочусь о нашем алиби и о том, где спрятать золото. – Рерих был спокоен и улыбался своей невозмутимой улыбкой.
Конечно, ему ведь не нужно затевать дружбу с палачами Сипайло из Комендантской команды!
– Слушай, Рерих, давно хотел тебе сказать, да все забываю. У меня в штабе есть сейф. Он не заперт и в нем есть деньги. Насколько я понял, довольно много денег.
– Не продолжай, надеюсь, у тебя хватило ума их не трогать? – Рерих перестал улыбаться.
– Только заглянул внутрь. Как-то уж больно подозрительно мне показалось, что сейф с деньгами открытый стоит.
– Вот и не трогай! Это Макарка подлянки расставляет. У меня Клингенберг чуть не залетел с таким вот сейфом. Здание под госпиталь выделили, и там Клингенберг, как и ты, обнаружил хранилище ценностей в несгораемом шкафу, тоже незапертом. Ну, он человек порядочный, мне сразу доложил. Персонал-то у него разношерстный, могли запросто шкаф этот обнаружить. Мы комнату с ценностями заперли, а в тот же день Макарка с помощниками приехал. Сразу к шкафу, а в руках списочек, где все эти ценности перечислены. Достает, считает, сверяется. Слава богу, все на месте было. Так я тебе скажу, у него этих списочков целая пачка была. Слышал, трех офицеров повесили, имели легкомыслие ценности присвоить из таких вот незапертых сейфов.
– Значит, и ко мне наведается в ближайшее время?
– Уж будь уверен. Обязательно наведается. Макарка любит нос во все дела совать. Ты его, кстати, зови Сипайловым, он себе недавно так фамилию исправил. В дивизии он все равно остается Макаркой Душегубом, но офицеры по старинке Сипайло называют, его это бесит почему-то. Так что, если хочешь дружбу с ним наладить, учти этот момент.
Я учел. Первым делом съездил на Захадыр и купил там папирос и недорогой китайский портсигар. Выпотрошив сигареты, я, как умел, накрошил чарас и, смешав с табаком, заколотил все это в них же. Кристаллы Рериха высыпал на блюдце и размял в порошок, чтобы можно было без предварительных манипуляций быстренько его вынюхать в нужный момент. Надо еще завести себе трубочку из бамбука, как у Рериха, – весьма удобный инструмент.
Вечерело, и меня тянуло в штаб, там, наверное, Дуся уже приготовила поесть, поставила самовар. Однако успею заскочить еще к Макарке с визитом дружбы.
В здании банка горел свет. На первом этаже в просторном холле собралось человек десять из Комендантской команды. Сгрудились перед столом, играя в карты, курили табак и шумно обсуждали новости дня. Меня заметили не сразу, а когда заметили, внимания практически не обратили.
– Сипайлов на месте? – поинтересовался я, глядя на спины играющих.
– Иди, иди. Тама он. – Один из казаков указал в направлении второго этажа.
Поднимаясь по лестнице, я споткнулся в темноте. Никто не догадался повесить здесь лампу, на всем этаже освещение тоже отсутствовало, в самом конце коридора из-под двери была видна узкая полоска света, и я двинулся к ней не спеша, ведя рукой по стене, чтобы не споткнуться снова. Шагал я тихо, но, подходя к нужной двери, ступил на скрипнувшую половицу и вслед за этим услышал неприятный, уже знакомый голос Макарки:
– Заходи давай!
Помещение, в которое я вошел, напоминало архив. Множество шкафов с папками было свезено сюда из других мест. Разновеликие шкафы стояли впритык друг к другу, свободного пространства между ними было так мало, что приходилось протискиваться боком. Путь, лежавший среди шкафов, был устроен как лабиринт. Автор этой загадочной инсталляции весьма постарался, я постоянно натыкался на развилки, где приходилось делать выбор, в какую сторону двигаться дальше. Свет керосиновой лампы, висевшей у входа, не проникал сюда, и я пожалел, что не взял ее с собой. Чтобы не плутать среди шкафов вечно, я применил правило левой руки, совершая повороты только в левую сторону, и довольно быстро вышел на «опушку», где располагался огромный стол, обитый зеленым сукном. На нем стояла красивая лампа, огонек тускло мерцал и вот-вот мог погаснуть. Я покрутил винт, давая фитилю возможность разгореться, и на «опушке» леса из шкафов сразу стало светлее. Свет от лампы отражался от множества стеклянных дверец. Вдруг мне померещилось чье-то лицо за стеклом. Я взял лампу, подошел ближе, чтобы разглядеть получше, и чуть не выронил свой светильник. На полках шкафа в стеклянных банках были отрезанные человеческие головы. Их залили каким-то прозрачным раствором и снабдили бумажными наклейками с номерами. Зрелище было настолько жутким, что я невольно сделал несколько шагов назад и, развернувшись на месте, обнаружил, что снова оказался перед витриной с отрезанными головами.
– Большевики и евреи, – раздался за спиной у меня противный голос Макарки.
Я, вздрогнув, отшатнулся и задел локтем шкаф. Тяжелая конструкция не сдвинулась с места, но жидкость в банках чуть всколыхнулась, и головы слегка качнулись.
– Не бойтесь, они нам уже не навредят! – Сипайло был доволен произведенным эффектом. – Не ожидал, Кирилл Иванович, встретить вас у себя в этот поздний час. Сюда вообще мало кто заходит. Не желаете ли чаю?
При этих словах он протянул для приветствия руку, и мне пришлось ее пожать. Ладонь была прохладной, пожатие – вялым.
– Знаете, господин Сипайлов, у меня аппетит теперь не скоро появится. Чаю совсем не хочется.
– Привыкнете! Человек ко всему привыкает, – убежденно ответил Макарка. Он шагнул в сторону, достал из темноты стул, забрал из моих трясущихся рук лампу и водрузил ее на стол. – Вас Дедушка прислал?
– Нет, я по своей инициативе. У меня к вам дело.
– Какое же? – Макарка неожиданно забарабанил своими маленькими ладошками по столу, закатив к потолку глаза. После этого как ни в чем не бывало уставился на меня, ожидая ответа.
– В одной из комнат штаба я обнаружил сейф. Он был не заперт, и я заглянул внутрь. Там деньги, драгоценности и какие-то документы, не исключено, что важные. Я решил, что правильнее будет доложить об этом вам.
– Вы поступили разумно! – Макарка подошел ко мне вплотную, и я почувствовал перегар, перемешанный с запахом чеснока. – В такого рода случаях следует немедленно сообщать мне. Вы ведь только сейчас обнаружили ценности и сразу доложили мне?
– Нет, не сейчас и даже не сегодня. Дел было немало, и как-то вылетело из головы.
– А много ли там денег?
– Не считал.
– Хорошо, завтра утром я приму все по описи лично! У вас все? – Похоже, Макарка потерял ко мне всякий интерес.
– Ну, если вы не желаете выкурить чарасу, то, пожалуй, все…
– Чего?! – Макарка выпучил глаза и нервно затряс головой. – Вы сказали – чарасу?
– Да, я вечером, когда все дела уже окончены, выкуриваю немного. Нервы успокаивает, помогает заснуть.
– Рерих дал? – Макарка взял меня под руку и подвел к столу. – Давайте выкурим, я не против. Хотите водки? У меня и закуска есть.
Сипайло суетливо открыл один из шкафов, раздвинул банки с головами и извлек из мрачных глубин полупустую четверть и стакан. Поставив бутыль и стакан на стол, он снова запустил в чрево шкафа руку, и на столе появился бумажный сверток и еще один стакан. В свертке оказалось немного сала, пара головок чеснока и горсть сухарей.
– А разве можно? Дедушка же настрого запретил?
– Барон сюда не заглядывает! Не любит он казней и особенно пыток. Сразу морщится, как курсистка, и спешит уйти. Мои комендантские тоже сюда не заходят, считают это место жутковатым! – Макарка начал сотрясаться, закинув голову назад. Судя по звукам, которые он при этом издавал, это был хохот.
– Давайте сначала покурим. – Я достал портсигар, вынул папиросу и, послюнявив, прикурил от услужливо поднесенной Макаркой спички.
– Запах изумительный! А где Рерих хранит свои запасы? Вы ведь с ним дружите, он вам говорил?
Я сделал несколько затяжек, больше для виду, надеясь сохранить твердый ум. Кристаллы в этот раз я не принял, планируя ночью, после утех с Дусей, наконец хорошенько выспаться.
– Не знаю, он человек скрытный, да я и не интересовался. – Я протянул папиросу Макарке.
Тот послюнявил мизинец, провел им по папиросной бумаге и медленно стал втягивать дым. Делал он это умело, маленький уголек стал разрастаться и очень скоро дошел почти до середины. Сипайло зажмурился и протянул папиросу мне.
Я сделал несколько мелких затяжек и неожиданно для себя почувствовал их эффект. Голова закружилась, и комната пришла в некоторое движение. Сипайло, глядя на меня, широко улыбался. Я передал Макарке папиросу, тот докурил ее до конца. Некоторое время сидели молча, но молчание меня не утомляло вовсе. Сипайло потихоньку раскачивался из стороны в сторону, продолжая широко улыбаться, в какой-то момент он застыл на месте и стал вращать зрачками, как бы прислушиваясь. Было непонятно, прислушивается он к тому, что происходит снаружи, или ведет какой-то невидимый мне внутренний диалог. Мимика его быстро менялась: брови то хмурились, то удивленно поднимались, глаза, за секунду до этого хаотично метавшиеся, теперь совсем остекленели.
– Выпьем? – вдруг предложил мне мой странный собеседник. – Самогон из чумизы, дрянь, конечно, но градус порядочный держит.
– Ну если совсем немного, мне уже пора в штаб…
Я хотел поскорее убраться отсюда, вдохнуть морозного воздуха, пройтись пустынными улицами до штаба и устало рухнуть в объятия Дуси, которая меня уже, наверное, заждалась.
– Конечно немного, – соглашался Макарка, разливая по стаканам мутную жидкость. – Сало попробуйте, такого сала во всей Халхе не найти!
Я машинально взял стакан и кусочек сала. Чокнулись, выпили, закусили. Сало было вкусным. Мне давно не приходилось есть его. В Урге почти не разводили свиней, а те, что были, больше походили на собак – худые, черные и волосатые. С таких свиней сала не добудешь.
– Кушайте, кушайте! У меня еще есть! – Макарка улыбался, он сейчас не казался монстром и напоминал гостеприимного хозяина.
Я взял еще сала и несколько ржаных сухарей. Сипайло подлил мне самогону. Выпили, закусили. Самогон приятно прогревал изнутри, и меня начало клонить в сон. Макарка о чем-то мне говорил, но я был погружен в какие-то мысли и не мог сконцентрироваться на диалоге.
Потом наступило утро. Я спал на боку, обернувшись шинелью. Макарки рядом не оказалось. Четверть с самогоном, стаканы и сало были спрятаны в жутковатый тайник. Поднимаясь на ноги, я прислушивался к ощущениям. Выпито было, наверное, немало, слегка подташнивало, и хотелось горячего чая. Еще хотелось выйти на свежий воздух. Проверил карманы, открыл портсигар и недосчитался в нем двух папирос с чарасом. Либо мы выкурили вчера, либо Макарка умыкнул их у меня. Ну и пусть. Это даже лучше для дела.
Я вспомнил, что у меня есть порошок метамфетамина. Нужно, пожалуй, немного принять, чтобы прийти в себя. Склянка должна была лежать в кармане гимнастерки. Я отчетливо помнил, как положил ее туда. Но сейчас ее там не было! Ах ты ж крыса, Сипайло! Наверняка он спер, гнусная тварь. Я подошел к шкафу с головами, открыл дверцы, раздвинул банки и пошарил в темноте. Нащупав четверть, я извлек ее на свет. Там еще плескалось немного самогона. Пошарил снова, нащупал стаканы и довольно крупный сверток. Сверток я аккуратно вынул и, положив на стол, стал разворачивать. Бумага была промасленная, изнутри пахло чесноком. Ну конечно, это сало. Можно было не распаковывать дальше, ведь не будет же Сипайло прятать склянку с кристаллами тут! Однако я продолжал разворачивать сверток автоматически, пока передо мной не появился довольно крупный просоленный кусок сала. Здесь мяса было побольше. Я перевернул сало на бумаге и обнаружил, что шкурка очень тонкая и бледная. Что-то ускользало от меня… И когда я понял, что именно, сразу же позабыл о своей склянке. Кристаллы теперь были мне не нужны, я мгновенно протрезвел. Отбросив сало на стол, я метнулся к проходу между шкафами и, протискиваясь между ними, старался оставаться спокойным. Меня рвало, не просто рвало, меня выворачивало наизнанку. Меня рвало до слез, до боли в желудке, я не мог остановиться. Перед глазами стоял этот кусок сала со светлой тонкой шкуркой. Нет, это была не шкурка, это была человеческая кожа, на которой отчетливо виднелась родинка! Рвотный спазм повторился снова, болезненный и ненужный, блевать уже было нечем.
Сбежав вниз по лестнице, я оказался в просторном холле, где вчера шумно играли в карты казаки. Сейчас тут никого не было. Это и к лучшему, я выскочил на улицу и побежал. Бежал не оглядываясь, долго, втягивая морозный воздух всей грудью, от стремительного бега у меня стало колоть в боку, но я не останавливался. А когда остановился, был уже далеко от Комендантской команды, от страшного душегуба Сипайло, от отрезанных голов и человеческого сала.
– Зачем так бегаешь? Хочешь, лошадь приведу? – Передо мной стоял Жамболон и с интересом глядел, как я ловлю ртом воздух, стараясь восстановить дыхание.
– Да нет, я так дойду.
– Хорошо, пойдем тогда!
– К Дедушке?
– Нет, Дедушка уехал тогда. Понимаешь? – Жамболон-ван махнул куда-то вдаль.
– Уехал? А куда идти-то?
– Резухин главный тогда! – Жамболон поднял вверх указательный палец и двинулся в сторону Маймачена.
Я пошел за ним.