В бой на штурмовиках

Воздушный парламентер

Человек в летном комбинезоне просунулся в узкую дверь землянки, отряхнул перчаткой снег с унтов. Это был лейтенант Петр Орлов.

— Погодка нелетная! — ворчливо сказал он. Летчики, сидевшие вокруг стола, сколоченного из необструганных досок, потеснились, чтобы дать место вошедшему.

— Сдается мне, что много будет работы нашим «илам», — сказал он, снимая шлем и не очень-то восторженно отвечая на приветствия друзей. Ворчливый тон его как-то не вязался с его молодым, приятным лицом, высокой и статной фигурой.

Озеров, хорошо знавший этого веселого, неунывающего парня, с любопытством посмотрел на него и спросил:

— Чем недоволен, Петр Иванович?

Орлов заговорил не сразу, хотя отлично понимал, что от него ждут каких-то новостей.

— Говорят, что Гитлер перебрасывает крупные резервы на наш фронт, — глянув на товарищей, сказал он. — Грозит нам устроить «котел».

Разом заговорили все, кто был в этой тесной землянке. Летчики, как заправские стратеги-полководцы, принялись разбирать обстановку на фронте, предлагать свои решения, рассуждать о замыслах врага. А обстановка была сложной. И хотя было ясно, что судьба группировки предрешена, гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление, надеясь на помощь извне.

Аэродром 707 ШАП располагался на берегу Дуная, у деревни Мадоча, южнее Будапешта. До города было рукой подать.

Штурмовики уже летали в район Будапешта и хорошо знали обстановку, так что пошуметь да поспорить им было о чем. Но вдруг в землянку вбежал посыльный из штаба и громко выкрикнул:

— Старший лейтенант Озеров здесь?

— Здесь, — отозвался Евгений.

— Вас вызывает генерал Белицкий.

— Ого, к самому генералу! — проводил Евгения недоуменно Петр Орлов. — Что-то будет!

Озеров вышел из землянки, глянул на небо. Низко-низко, над самой землей, висели седые облака. Казалось, они и не двигались вовсе, повиснув белесыми космами. Идет снег — и довольно густо. О полетах и речи быть не может.

Когда он вошел в землянку командного пункта, командир дивизии генерал-майор авиации Геннадий Иванович Белицкий стоял у стола. Высокий, слегка сутулый, седой человек с чисто выбритым строгим лицом, он быстро посмотрел на Озерова, знаком приказал обождать и снова углубился в изучение карты.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился наконец генерал к Озерову, — сегодня в одиннадцать часов вам надлежит пролететь над Будапештом и разбросать листовки с ультиматумом советского командования о капитуляции гитлеровского гарнизона. При выполнении задания оружия не применять. Ведомый — по вашему усмотрению. Ставлю вас в известность, что в это же время с двух участков фронта от наземных войск в расположение противника направятся для вручения ультиматума офицеры-парламентеры. Готовьтесь к выполнению задачи. Команду на вылет дам лично. — Помолчав, он добавил: — Задача важная, ответственная, почетная. Поручаем ее вам, коммунисту. Решается судьба тысяч людей. Многих тысяч.

Пролететь над Будапештом… Озеров хорошо знал, что это значит. Генерал тоже знал, и Евгению показалось, что взгляд его, несмотря на официальный тон, говорил ему то, чего нельзя сказать по уставу: «Держись, браток! Это надо сделать, сынок. И постарайся вернуться обратно…»

— Товарищ генерал, все ясно. Разрешите готовиться?

В ультиматуме говорилось о том, что войска 3-го Украинского фронта, выйдя к реке Дунай и заняв город Естергом, соединились с действующими в этом районе на другом берегу Дуная войсками 2-го Украинского фронта и завершили полное окружение немецких и венгерских войск, находящихся в районе Будапешта.

Одновременно части Красной Армии развивали наступление в Чехословакии, близилось полное очищение от немецких войск всей Венгрии.

В этой обстановке дальнейшее сопротивление не имело никакого смысла и привело бы к многочисленным жертвам и разрушению столицы Венгрии — Будапешта.

Это был акт величайшей гуманности. Ради спасения города и сохранения жизни сотен тысяч людей советское командование предлагало гитлеровским войскам сложить оружие.

Одновременно гитлеровцы были предупреждены, что в случае отказа сложить оружие на них ложится вся ответственность за уничтожение окруженных войск, разрушения в Будапеште и гибель мирного населения.

Сейчас доподлинно известно, что в штабе 3-го Украинского фронта к 28 декабря 1944 года из показаний пленных и данных разведки было известно, что немецко-фашистские войска готовились к контрнаступлению из района юго-восточнее Комарно. В то же время было установлено, что окруженная группировка противника в Будапеште готовится к нанесению удара из района Буды в северо-западном направлении с целью выйти из окружения.

Эта обстановка требовала от командования 3-го Украинского фронта немедленных действий по уничтожению окруженной в Будапеште группировки с целью высвободить войска, окружившие непосредственно город, и подготовить их для отражения готовящегося наступления противника на внешнем кольце окружения.

Затягивать сроки ликвидации окруженного гарнизона было невыгодно. Но несмотря на это советское командование сочло возможным обратиться с предложением о капитуляции.

— Готовься к вылету, — сказал Озеров Петру Орлову, возвратившись в землянку.

Коротко объяснив Орлову задачу, Евгений вопросительно глянул на товарища. Озеров знал, что Орлов не дрогнет даже в самую трудную минуту. Этот отважный парень умел ценить доверие командира. Он отлично понимал, что участие в таком ответственном полете может быть поручено далеко не каждому летчику.

— Давай уточним обстановку! — просто сказал Орлов, вынимая карту из планшета. — И подумаем, как нам лететь.

Друзья прикинули, что при снегопаде и плохой видимости им легче будет пройти над городом на бреющем полете, над самыми крышами домов, — это затруднит вражеским зенитчикам вести огонь по их самолетам, особенно из зенитных установок, которые стоят на крышах. Но бреющий полет — опаснее: можно удариться о тросы аэростатов заграждения или врезаться в шпиль какого-нибудь костела или большого здания, которых в Будапеште достаточно. Но иного варианта у них просто не было.

— Петя, стрелять нам запрещено, — предупредил командир своего друга.

— Вот тебе раз! И это — боевое задание, — недоумевал Орлов. — А как же зенитные пулеметы? Заградительный огонь? Они тебя бьют, а ты смотри?

— Нельзя, Петя! Мы — воздушные парламентеры. Командир дивизии сказал: «Вы — коммунисты!» Понял, Петя?

Прикинув и рассчитав все как следует, они изложили свои планы командиру дивизии, и он разрешил им — в случае явной угрозы срыва выполнения задачи — применять оружие.

— Но только для обороны — и не больше! — добавил генерал.

Парламентеров-штурмовиков подготовили к вылету. Их бомбовые люки «заряжены» на этот раз далеко не боевым грузом — листовками. Можно бы уже запускать моторы. Но вдруг дали команду: «Отставить!»

Командир полка не решается выпустить их в полет, когда видимость в районе аэродрома всего 300–500 метров. Не видно даже половины взлетно-посадочной полосы, к тому же очень узкой. Об этом командир дивизии доложил командующему 17-й воздушной армией генерал-полковнику авиации Владимиру Александровичу Судец. Командующий подтвердил свой приказ — выполнять задачу, несмотря ни на что.

В начале одиннадцатого у двух самолетов собрались друзья — летчики, техники, механики. Пришли представители политуправления фронта, которые ночью привезли на аэродром листовки с текстом ультиматума, а также товарищи из соседних частей, в том числе летчики-истребители. Легкий снежок заносил капониры, падал на радиостанцию, на невысокие бугры землянок.

Взволнованные сердечными напутствиями друзей, летчики запустили моторы. На старте Орлов почти вплотную подрулил к Озерову, пристроился справа, и через мгновение они, будто связанные, пошли на взлет.

Скованный льдом, Дунай широкой белой лентой вьется под самым крылом. Долетели до длинного и узкого острова Чепель. За ним находится Будапешт. Снежные облака почти полностью закрывали берега Дуная.

Пара делает небольшую горку и поднимается над руслом реки. Показались городские кварталы. Снизились, прижимаясь к самым крышам. Вдруг перед Озеровым из белесого мрака выросли силуэты двух башен с высокими шпилями, неотвратимо мчавшиеся прямо ему навстречу. В какую-то долю секунды он поставил самолет на крыло и буквально проскочил между шпилями.

Глянул назад: Орлов прошел правее. Сзади них запоздало застрочили зенитные пулеметы.

И вот они над Пештом — левобережной частью города.

Евгений бросает взгляд на часы. Да, в эти минуты там, по снегу, должны идти к противнику советские парламентеры.

Они действительно шли, простые советские парни.

Именно в это время на левом берегу Дуная в расположение противника выехал на легковой машине с большим белым флагом советский парламентер. Когда он приблизился к вражеским передовым позициям на юго-восточной окраине Кишпешта (пригород венгерской столицы), то был обстрелян фашистами и убит.

Второй советский офицер-парламентер, направленный с правого берега Дуная, тоже с большим белым флагом пересек линию фронта в четырех километрах восточнее населенного пункта Будаерш. Отсюда он был доставлен в штаб немецких войск. Ему завязали глаза. На обратном пути из штаба по нему фашисты открыли огонь; он был убит выстрелом в спину. Сопровождавший его переводчик остался жив только благодаря счастливой случайности.

Так гитлеровцы ответили на предложения советского командования. Но об этом летчики узнали значительно позже. А во время полета они думали только о выполнении своего задания.

Разрывая тишину, ревут моторы самолетов. Они летят на максимальной скорости над крышами Пешта. Под ними проносятся едва различимые контуры кварталов. Левобережная часть города чем-то напоминает Москву: концентрические кольца бульваров, сбегающиеся к центру, к зданию парламента, улицы.

Зенитные пулеметы и артиллерия молчат. Гитлеровцы не предполагают, что в такую погоду советские летчики смогут появиться над городом, где на каждой площади батарея эрликонов и на многих крышах домов смотрят в небо стволы зенитных пулеметов.

Штурмовики открыли бомболюки, в которых находились листовки, сразу, как только достигли Пешта. За ними потянулись белые полосы, едва различимые в снежной завесе. Тысячи листовок, кружась в воздухе, будто большие хлопья снега, медленно опускались на улицы города. Задание выполнено!

Описав над Будапештом дугу, снова вышли к Дунаю и взяли обратный курс. Вскоре подлетели к своему полевому аэродрому. Но из-за плохой видимости никак не могли обнаружить посадочную полосу, хотя знали каждый куст у своего аэродрома.

Как быть? Петр Орлов нашел выход из положения и тут же подсказал Озерову по радио:

— Надо поставить ракетчиков вдоль полосы и осветить ее!

По радио Евгений попросил командира полка осветить полосу ракетами. Его просьба была выполнена. Еще раз заходят на посадку и видят трассы светящихся ракет. Вот она — посадочная полоса. Идут на снижение и благополучно приземляются.

Зарулив на стоянку, Евгений откинул фонарь и облегченно вздохнул. Тяжело ступая унтами по снегу, он направился на командный пункт доложить о выполнении задания.

Здесь они узнали о подлом убийстве парламентеров.

Советское командование все еще не отдавало приказа о немедленном штурме Будапешта, решив продолжить разбрасывание листовок с текстом ультиматума. Надо было довести его смысл до каждого вражеского солдата и еще раз попытаться сохранить столицу Венгрии от разрушения, спасти жизнь ее гражданам.

30 декабря, 1 и 2 января Озеров и Орлов совершили еще четыре вылета. Снова из бомболюков на город сыпались листовки.

Каждый раз, когда они приземлялись и заруливали на стоянку, их встречал командир дивизии генерал Белицкий. Они выключали моторы и прямо с крыла самолета рапортовали о выполнении задания. И каждый раз генерал говорил им коротко:

— Хорошо!

Но вот совершен последний полет. Операция с листовками закончена. Выбравшись из кабин, летчики спешат доложить генералу, который уже ждет их невдалеке от посадочной полосы. Неожиданно Белицкий сам направляется им навстречу. Обняв летчиков, сказал взволнованно:

— Молодцы, ребята. Спасибо, сынки!

3 января в полку получили телеграмму. Ее зачитали всем летчикам полка. Телеграмма гласила:

Через несколько дней генерал Белицкий вручал отличившимся летчикам награды: орден Отечественной войны I степени вручил Озерову, а его ведомому Орлову— орден Отечественной войны II степени.

Войска готовились к штурму Будапешта, и в бомболюки самолетов-парламентеров оружейники подвешивали уже привычный для них груз — бомбы.