В бой на штурмовиках

Как родные братья

Лейтенант Пащенко изо всех сил дернул рукоятку, но фонарь не сдвинулся с места: очевидно, его при ударе заклинило. В кабину уже набралось много воды. «Неужели конец?» — с тоской подумал летчик.

Убедившись, что открыть фонарь невозможно, он снял парашют, протиснулся в узкую форточку, изгибаясь, с огромным трудом выбрался наружу. В обычной обстановке сделать это, может, и не удалось бы, но угроза гибели заставила совершить невозможное.

Иван кинулся к кабине воздушного стрелка, откинул фонарь. Комбинезон на Илье тлел, правая рука беспомощно висела. Из разорванного рукава сочилась кровь. Добрынин стонал.

Пащенко быстро вытащил своего боевого друга из кабины, положил на крыло, до половины ушедшее под воду.

Затушив тлевшую одежду, он разрезал рукав, снял комбинезон, дрожащими от волнения руками наложил жгут, а затем повязку.

Добрынину стало легче. Он сел, открыл глаза. Лицо его в масляных потеках, с пятнами копоти было бледно.

— А где мы находимся? — приходя в себя, спросил Илья.

— Как где? — стараясь шуткой ободрить товарища, ответил Пащенко. — В лесу и в воде.

Губы Добрынина дрогнули в улыбке. Он огляделся, посмотрел на воду, окружавшую самолет, и с трудом улыбнулся.

— Откровенно говоря, сам не представляю, где наши, где немцы, — признался летчик и стал торопливо опускаться в ледяную воду. — Давай автомат и быстро пошли подальше от самолета. Если мы сели недалеко от фашистов, то они могут нас схватить.

Вода доходила до пояса. Лейтенант осторожно взвалил Добрынина на спину и сделал первый шаг. Идти было тяжело. Сухие ветки, поленья, мусор — все, что лежало на земле, всплыло на поверхность и мешало движению.

Откуда-то справа доносились пулеметные очереди. Видимо, там шел бой. Пащенко решил идти прямо. Вода местами была по грудь. В молчании, шаг за шагом он пробирался по воде сквозь лесные завалы. Хлюпала вода, да слышались далекие выстрелы.

Прошло около часа. Пащенко смертельно устал, а конца разливу не было видно. Но вот среди деревьев показался маленький островок — не более десяти квадратных метров. Летчик выбрался на сушу, снял комбинезон, положил на него Илью.

— Замерз я, Ваня, покурить бы, — выбивая зубами дробь, произнес стрелок.

— Хорошо, Ильюша, сейчас что-нибудь придумаем, — ответил Пащенко.

У Добрынина через бинты проступила кровь. Надо бы подбинтовать рану. Летчик снял с себя мокрую нательную рубашку. Выжал воду, разорвал на куски и еще раз перевязал стрелку окровавленные ногу и руку.

Вдруг совсем рядом раздались всплески воды. Кто-то шел. Летчик схватил автомат и лег за дерево. Наконец он разглядел пришельцев, ухмыльнулся и облегченно вздохнул:

— Дикие кабаны, вот черти! А что, если…

Летчик хотел выстрелить, но сдержался. Вдруг рядом враги? Можно выдать себя, и тогда гибель. Он спугнул кабанов, и те, метнувшись в сторону, скрылись.

Пащенко залез на дерево, наломал сухих сучьев, достал зажигалку, которую подарил ему отец перед отъездом на фронт, отломил от планшета кусок целлулоида, зажег его, затем подпалил собранные в кучу сучья.

Иван подтащил Добрынина поближе к огню. Легкий пар пошел от их мокрой одежды.

— Закурить бы, — дрожа от холода, снова проговорил Добрынин.

Иван вынул пачку папирос. Они размокли и расползлись. Закурить так и не пришлось. Немного пообсохнув и обогревшись, он решил идти дальше. Лейтенант снова понес стрелка на себе.

С каждым шагом становилось все глубже и глубже. Пащенко вынужден был вернуться на «остров спасения».

— Выход у нас, Илья, один. Ты полежи здесь, а я пойду, может, разыщу наших, и тогда вернемся за тобой. Я быстро.

Добрынин одобрительно кивнул.

— Иди, Ваня, я уверен, что ты придешь за мной.

Пащенко вновь вошел в студеную воду. Словно тысячи ледяных иголок впились в тело. Три раза он переплывал глубокие места, держа автомат в левой руке.

Вскоре пошел мокрый снег. В лесу потемнело. Но вот лес кончился. Слева, почти у самой воды, Иван увидел повозки. Люди! С трудом преодолевая последние десятки метров, летчик вышел к дороге.

Солдаты уже заметили его. Они что-то кричали, махали руками. Непонятные слова насторожили Ивана.

«Неужели немцы?» — подумал он, разглядывая толпившихся людей.

«Нет, где-то я их видел? — спрашивал себя Пащенко, стараясь вспомнить что-то очень важное. — Да ведь это болгары! — обрадовался он. — Точно в такой же форме были солдаты, с которыми встречался в Ямболе, Софии».

— Летчик, братушка, летчик! — кричали два солдата, направляясь ему навстречу. — Болгар ми, болгар!

— Братушки, родные! — вырвалось из груди летчика. Он крепко обнял мокрыми руками первого подбежавшего солдата.

Новые друзья дали Ивану сухое белье, наскоро покормили, напоили. Командир роты с нескрываемой радостью сообщил летчику, что они вместе с советскими воинами бьют фашистов. Он очень гордился этим.

Вскоре Пащенко в сопровождении двух болгарских солдат отправился на «островок спасения». В сумерках они добрались до места.

Илья лежал на спине и стонал. Костер почти потух. Оглядевшись, один солдат объяснил, что неподалеку живет лесник. У него должна быть лодка.

Болгарин по имени Тодор пошел искать домик лесника. Вместе со вторым солдатом, назвавшимся Вылко, Иван развел костер, накормил Добрынина рыбными консервами.

Было совсем темно, когда вернулся Тодор. Он сказал, что домик лесника нашел, но хозяина убили фашисты.

— Лодка, где лодка? — спрашивал Пащенко.

Тодор утвердительно кивал головой. Летчик понял, что лодка есть.

— Давай лодку сюда, к островку!

Тодор снова кивнул, но при этом развел руками и сказал:

— Нема лодки.

Пащенко никак не мог понять его. С одной стороны, лодка вроде бы есть, а в то же время ее нет.

Наконец Вылко, немного понимавший по-русски, объяснил, что произошло недоразумение. И лодки действительно нет.

Ночью отправляться в путь, тем более с раненым Ильей, было рискованно, и потому все решили перекоротать до утра у огонька.

Как только рассвело, они соорудили из двух больших палок и шинели носилки для Добрынина и двинулись в уже известном направлении. Пащенко шагал впереди. Тодор и Вылко с носилками шли за ним.

За ночь у костра все согрелись, обсушились. И вот снова пришлось окунуться в холодную воду. Но ничего не поделаешь, надо спасать боевого товарища, спасаться самим.

Медленно, по пояс в воде брели через затопленный лес три воина, неся четвертого на плечах. Шли молча, отталкивая плавающие сучья и поленья. Начал накрапывать дождь.

Вдруг над верхушками деревьев стремительно пронеслось звено самолетов. Все остановились и подняли головы. Самолеты, промелькнув над лесом, были уже далеко.

— Наши! — радостно воскликнул Пащенко. — Вперед, ребята, только вперед!

— Наперэд, наперэд! — повторили болгары, и все тронулись дальше.

Вот и глубокое место, где лейтенант помогал Тодору и Вылке перебираться вплавь. Остановились. Раненого посадили на развилку между двумя сросшимися деревьями в полулежачее положение.

— Без лодок или плота не обойтись, — сказал Пащенко.

Нервы его были натянуты до предела. Холод пронизывал все тело. Летчик сказал:

— Вылко, слушай, вы останетесь с Ильей здесь, а я пойду искать лодку, может, бревен для плота найду. Понял?

— Понял, — ответил Вылко.

Уже более часа Пащенко бродит по лесу. Окоченевшие ноги начала сводить судорога. Не найдя подходящего материала для плота, он повернул назад. Но вскоре понял, что заблудился. Силы совсем покидали Ивана, когда он вышел на залитую водой поляну, за которой на взгорке виднелся домик. Летчик выбрался на берег, упал и потерял сознание.

Два югославских партизана плыли на лодке к домику лесника. Они и увидели лежавшего на берегу без сознания советского летчика. Втащив его в лодку, принялись тормошить Ивана, приводить в чувства. Партизаны открыли Ивану рот и влили из фляжки немного ракии — сербской водки.

Открыв глаза, Пащенко увидел людей, перепоясанных пулеметными лентами.

— Кто вы? — спросил летчик.

— Серб, серб, партизан, — наперебой заговорили югославы.

— Братушки, плывем вон туда, — попросил он партизан. — Там, в лесу, мой стрелок, ранен он.

Партизаны повернули лодку в указанном направлении, где находились друзья Пащенко.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как летчик оставил их. Он радовался, что наконец все мытарства позади. Но когда они подплыли к знакомому дереву, то на месте никого не оказалось.

«Куда они делись? — тревожась, подумал летчик. Он кричал, свистел, но ответа не было. Пащенко махнул рукой.

— Правь туда, к берегу, — распорядился он. — Там должны быть наши.

Лодка пересекла протоку, которую он уже дважды переплывал, и уткнулась в берег. Мокрый, дрожащий от холода Пащенко выбрался из лодки. К нему уже подбежали советские бойцы.

— Товарищи, раненого стрелка с болгарами не видели? Здесь они не были? — дрожащим голосом спросил он.

— Один в правую руку ранен? — уточнил кто-то из бойцов.

— Да, да, — подтвердил летчик.

— Так час или два тому назад два болгарских солдата вместе с ним приплыли на бревнах. Их всех отправили в санбат. Вон туда. — И боец указал на деревню.

— Братцы, спасибо! — взволнованно поблагодарил Пащенко партизан и бегом бросился в деревню.

Вбежав в крайний дом, он увидел три койки. На одной лежал Илья Добрынин, на других — Тодор и Вылко.

Добрынина уже перебинтовали, сделали укол. Теперь он спокойно спал. Лицо его не было таким бледным. Тодор и Вылко тоже спали.

Силы покинули летчика. Иван опустился на пол и тут же, у койки, уснул…

Через несколько дней Иван Васильевич Пащенко уже водил группы штурмовиков на поддержку частей болгарской армии, которая вместе с нашими частями успешно отражала атаки фашистских войск.

В самый ответственный момент боя, когда 4-й корпус находился в тяжелом положении, на помощь болгарским воинам командование 3-го Украинского фронта направило 133-й стрелковый корпус. Совместными усилиями советских и болгарских войск фашисты были разгромлены.

Болгарский воин, участник боев на реке Драве, так писал в газете «Народна войска»:

«В нашей памяти никогда не померкнет геройство советских войск… Здесь болгарским частям выпало огромное счастье действовать плечом к плечу с непобедимыми советскими войсками, видеть своими глазами, с каким воодушевлением исполняют они свой воинский долг. Тот, кто в эти дни наблюдал боевое содружество между бойцами советских, югославских и болгарских частей, видел, сколь велико было уважение, проявлявшееся югославскими и болгарскими бойцами к советским воинам. Советские бойцы, как более опытные и старшие братья, личным примером показывали образцы геройства в бою своим младшим братьям, учившимся на их геройских делах».