В бой на штурмовиках

«Прикрой, атакую!»

В марте 1945 года немецко-фашистское командование предприняло контрнаступление в районе озера Балатон.

Главный удар гитлеровцы нанесли между озерами Балатон и Веленце. Кроме того, последовали два вспомогательных удара. Один из них — из района Дольний Михоляц — Валпово на участке обороны 4-го корпуса болгарской армии и частей 3-й югославской армии.

В ночь на 6 марта гитлеровцам удалось в некоторых местах форсировать реку Драва и развернуть наступление на позиции болгарских и югославских войск.

Гитлеровское командование считало, что болгарские войска, не имевшие боевого опыта, не окажут серьезного сопротивления. Однако солдаты болгарской армии сражались стойко. Они не пропустили вражеские дивизии в тыл войск 3-го Украинского фронта.

Большую помощь болгарским частям оказывали артиллерия, авиация, реактивные минометы и танки советских войск. В этих боях принимал участие и 707-й авиаполк.

Группы штурмовиков вылетали на боевые задания под прикрытием истребителей 194-й авиадивизии. Летчики здесь были молодые, не имеющие достаточного опыта. Зато они отлично пилотировали машины. Смело шли на врага.

Наиболее часто штурмовикам приходилось выполнять боевые задания под прикрытием эскадрильи истребителей, которой командовал старший лейтенант Селиванов. Высокий, светловолосый, крепко сложенный, спокойный и выдержанный, он по срокам службы в авиации был самым старшим, но, несмотря на это, чутко прислушивался к замечаниям и советам более молодых летчиков.

Заместитель Селиванова лейтенант Николай Благов подстать своему командиру — такой же высокий, веселый, неунывающий человек, любитель острой шутки, он и воевал лихо. Остальные летчики этой эскадрильи, прибывшие на фронт недавно, стремились «наверстать упущенное»: война идет к концу, и каждому хотелось отличиться в бою, получить заслуженную награду.

— Летчик без ордена, что самолет без двигателя, — подшучивал над ними Благов.

Каждый вылет летчики тщательно разбирали. Выискивали недостатки в работе штурмовиков, истребителей, Не раз жаркие споры затягивались и после ужина. Это был поиск новых тактических приемов воздушного боя. Ведь все прекрасно понимали, чего стоят ошибки или оплошности в воздухе. Значит, надо изучить свою технику и владеть ею в совершенстве.

Выполнить любое боевое задание в самых сложных условиях и без потерь — незыблемое правило для истребителей и штурмовиков. Но бой есть бой, от потерь не застрахуешься. И если за всю Будапештскую операцию третья эскадрилья потеряла только трех летчиков, хотелось, чтобы в дальнейшем и этого не случалось.

189-я авиадивизия, действовавшая на левом фланге, не раз вылетала на поддержку войск болгарской армии, которые прикрывали фланг и тыл войск 3-го Украинского фронта.

Раннее утро. Механики и вооруженцы готовят машины к вылету. Летчики собрались в домике на краю аэродрома, они готовы, получив боевую задачу, взлететь в любую минуту. Все уже знали, что гитлеровцы перешли в наступление.

Скрипнула дверь, в помещение вошел посыльный и крикнул с порога:

— Командир эскадрильи Озеров, на КП!

Евгений встал из-за стола, натянул шлемофон и выбежал следом за посыльным.

— Кажись, перекуру конец, — оглядывая товарищей, сказал лейтенант Пащенко, когда Озеров скрылся за дверью.

— Да уж пора бы, — пробасил Петр Орлов. Лейтенант раскрыл планшет: — Прикинем вероятное направление.

— Поздно гадать, — отозвался Сербиненко, стоявший у окна: — Командир уж назад бежит, сейчас узнаем.

Озеров быстро вошел в комнату, подошел к столу.

— Касатики, все сюда. Получен приказ, раскройте свои карты. — Выждав минуту, он продолжал: — Немцы подтянули тяжелую артиллерию, бьют по нашим войскам. Наша задача — уничтожить эти батареи. — Командир обвел карандашом кружочки на карте. — Видите? Итак: слева от меня пойдет Орлов, справа — Пащенко, далее — Романцов, Сербиненко, Ивакин, Дорохов, Косарев. Вторая восьмерка выделяется от первой эскадрильи.

Вскоре шестнадцать штурмовиков двумя восьмерками прошли над аэродромом. К ним пристроились двенадцать «лавочкиных». Истребителей вел старший лейтенант Селиванов.

— «Радуга-восемь», я «Орел-один», — докладывал Озерову по рации Селиванов, — места свои заняли, к сопровождению готов…

Под крылом холмы, поля, перелески, голубая ленточка реки.

— Слева впереди артиллерийские батареи, — передал Озеров летчикам. — За мной!

«Ильюшины» друг за другом начали пикирование. Сброшены первые бомбы. Черные клубы разрывов вспухли в расположении огневых позиций фашистских батарей. Летчики быстро замкнули круг. Истребители надежно прикрывали штурмовиков. Четверть часа штурмовали грозные «илы» артиллерийские позиции врага. Батареи были подавлены.

— С запада вижу большую группу самолетов противника, — оповестил Селиванов Евгения Озерова.

— Атаку закончить, сбор! — приказал Озеров.

Самолеты заняли места в общем строю. В это время летчики отчетливо увидели над собой около двадцати «юнкерсов» и пятнадцати истребителей, летевших в сторону реки Дравы.

— Атакуй «юнкерсов»! — приказал по радио Озеров командиру группы истребителей Селиванову. И чтобы тот не беспокоился, добавил: — Не бойся, мы продержимся сами.

«Лавочкины» с разворота устремились на перехват бомбардировщиков. Следом за ними пошла и группа штурмовиков Озерова. Завязался воздушный бой.

Истребители парами атаковали «юнкерсов». Небо исполосовали огненные трассы, черными кляксами повисли в воздухе разрывы снарядов. То тут, то там начали падать сбитые машины. Но фашистские бомбардировщики упрямо шли в сторону оборонявшихся вдоль берега реки болгарских частей, чтобы обрушить на них бомбовый удар.

— Благов, прикрой, атакую! Бью ведущего! — передал Селиванов своему заместителю и направил самолет в пикирование.

Расстояние между ведущим бомбардировщиком и истребителем Селиванова быстро сокращалось. Вот он поймал в сетку прицела «юнкере» и нажал гашетку. Трасса пронзила бомбардировщик. В тот же миг из вражеского самолета была выпущена ответная очередь. Машину затрясло, в моторе что-то застучало. Истребитель Селиванова задымил, но летчик продолжал сближение. До вражеского самолета оставалось метров пятьдесят. Селиванов отчетливо видел стрелявшего по нему воздушного стрелка. Он нажал на гашетку, но пулеметы молчали: кончились боеприпасы.

А пламя уже пробивалось в кабину. Резким движением Селиванов откинул фонарь. Упругие потоки воздуха ворвались в кабину. И тут же раздался треск. От сильного таранного удара Селиванова выбросило из горящей машины.

Через несколько минут он опустился на парашюте прямо на реку. На его счастье, болгарские солдаты были рядом, они и помогли летчику выбраться на берег. Когда Селиванов пришел в себя, то увидел невдалеке догоравший вражеский бомбардировщик, который он таранил.

Потеряв ведущего, гитлеровцы растерялись. Строй их распался. Они начали беспорядочно сбрасывать бомбы. В это время на них обрушились штурмовики.

За Озеровым шел Пащенко. Следом — Орлов, Романцов, Сербиненко. На выходе из атаки к штурмовику Озерова пристроился «фоккер». Пащенко, прикрывавший командира, ударил по врагу из пушек и пулеметов. «Фоккер» попытался увернуться, но было поздно. Вспыхнув, он повалился вниз.

Пащенко спас Озерова. Но в воздушном бою неожиданности подстерегают летчика каждую минуту. В этот момент другой самолет противника открыл огонь по самолету Пащенко.

— Боеприпасы кончились! — доложил ему воздушный стрелок младший сержант Илья Добрынин. — Я ранен в руку и ногу.

Вражеский истребитель дал еще одну очередь по штурмовику.

— Командир, разбит руль поворота и часть стабилизатора! — срывающимся голосом снова доложил по СПУ Добрынин.

Штурмовик сильно накренился вправо и пошел вниз. Казалось, вот-вот бронированная машина перевернется.

Еще два вражеских снаряда ударили по броне, повредив мотор. Пащенко каждую секунду ждал пожара. С большим трудом он вел израненный самолет на посадку.

На земле также шел бой. На берегу вздымались разрывы снарядов. Впереди был лес, залитый водой. Разлившаяся река затопила всю долину.

Решение оставалось одно — садиться на лес. Бронированная машина, срезая верхушки деревьев, снижалась. Раздался треск. Самолет, ломая стволы, ударился о воду и стал погружаться.

— «Радуга-восемь», я «Кремний», бой закончить! Уходите домой! Молодцы, спасибо! — отдал приказ заместитель командира дивизии, находившийся на радиостанции наведения и хорошо видевший все происходившее в воздухе.

Штурмовики на бреющем полете шли к аэродрому.

Озеров связался по радио с командным пунктом полка, доложил о выполнении боевого задания.

Первыми, как всегда, садились штурмовики, за ними истребители. Только «ил» Озерова ходил по кругу.

В чем дело? В наушниках раздался знакомый голос радистки Тани:

— «Радуга-восемь», у вас не вышла «правая нога», уходите на второй круг!

Озеров и сам знал об этом. Он применил аварийный выпуск шасси, но и это не помогло. Все тяги были перебиты.

— «Кама-двенадцать», доложите командиру, прошу разрешения произвести посадку на левое колесо.

— Есть, доложить! — дрогнувшим голосом ответила радистка.

Волнение ее было понятно. Таня Дружинина, высокая, чернобровая сибирячка, была в курсе всех летных дел. Таня знала о поведении в воздухе каждого летчика, по голосу узнавала людей, хорошо представляла перипетии воздушных боев.

И сейчас она уже знала, что не вернулись Селиванов и Пащенко. А ведь всего лишь полчаса тому назад она слышала их голоса, команды. И вот их нет. Что с ними? Она остро переживала случившееся.

Теперь Озеров. Он просит разрешения посадить самолет на левое колесо. Тане живо представилась картина этой труднейшей посадки. Летчик ударяется о приборную доску, теряет сознание. Именно так было на днях, когда один летчик-истребитель посадил самолет на фюзеляж на границе аэродрома. Сегодня это предстоит испытать Озерову. Летчик Озеров. Тот самый, который сегодня вечером обещал прийти к ней на радиостанцию слушать радиомаяк… Неужели?..

— Товарищ подполковник, Озеров… шасси… Он просит разрешения садиться… убьется, товарищ командир.

Командир полка успокаивал Таню, как мог.

— Таня, все будет хорошо! Это же Озеров! Где Озеров — там победа! Запомни!

Командир полка, конечно, верил Озерову, но посадку на одно колесо на самолете Ил-2 в полку еще никто не производил. Чем это может окончиться?

— Озеров, я «Кама-двенадцать», посадку разрешаю.

Строгий и спокойный голос командира ободрил Таню. Она повернулась к стоянке, где обычно находился штурмовик Озерова. Там стояли летчики. Запрокинув головы, они пристально следили за самолетом. В стороне стояла санитарная машина. Озеров делал четвертый разворот.

— Иду на посадку, — спокойно передал он.

Штурмовик плавно снижался. Озеров выключил зажигание, перекрыл бензокран и увеличил левый крен. Самолет коснулся левым колесом земли и покатился, задрав кверху правую плоскость. Скорость гасла. Вот-вот самолет правой плоскостью коснется земли. Это самый опасный момент. Но Озеров проявил исключительную выдержку. Как только правая плоскость стала опускаться, он резко дернул кран шасси, поставил его в положение «Убрано». Левое шасси тут же подломилось, и самолет пополз на фюзеляже по слегка подмороженному грунту.

Санитарная машина, за ней грузовая и легковая помчались к месту приземления самолета. Врач капитан Брудный первым вскочил на крыло самолета и открыл фонарь. Озеров неподвижно сидел в кабине.

— Жив? Жив? — спрашивал доктор.

— Кажется, жив, — едва выдавил из себя Озеров. Крупные капли пота катились по его лицу.

Летчик выбрался из кабины. Боевые друзья окружили его, поздравляли с благополучной посадкой, хвалили за выдержку. А кто-то сказал, что, мол, в такой обстановке он имел право покинуть самолет и спуститься на парашюте.

— Да разве такого красавца можно бросить? — возразил Озеров и любовно окинул взглядом штурмовик.