В долине белых черемух

2

Оранжевые береговые кручи, стремительные аквамариновые воды горной речки, на сотни верст вокруг дикая, нехоженая тайга, и на этом фоне бесконечно милый силуэт Зои. Как это здорово! Как хорошо!

Сергей прервал на полуслове разговор с Орлецким и Шатровым и восторженно посмотрел на Зою. Но она не замечала его взгляда, увлеченная каким-то разговором с Наташей.

- Где больше двух, там говорят вслух,- попробовал вмешаться Орлецкий.

- Мы вам не мешаем, и вы нам не мешайте,- недовольным тоном ответила Зоя и продолжала вполголоса что-то рассказывать.

- Чего вы все к ней вязнете? - поморщился Шатров.

«Слепой ты, что ли? - удивился про себя Сергей.-

Да разве можно не любоваться Зоей?»

Три года назад встретил солдат Сергей Белов Зою Савельеву на молодежном диспуте в армейском клубе. Шел горячий спор: каким будет человек коммунизма. Поднимались на сцену один за другим бойцы, студентки, рабочие парни. Белов обратил внимание на сидевшую в президиуме девушку. Пышная прическа из русых вьющихся волос, огромные синие глаза и нежное белое лицо. На розовой жакетке приколка с цепочкой. Слушая ораторов, девушка недовольно и скептически поджимала губы.

«Маменькина дочка. В пуховых пеленках выращена»,- подумал с невольной неприязнью Сергей.

- Слово имеет студентка пединститута Зоя Савельева,- объявил председательствующий.

Гордая и красивая, Зоя взошла на трибуну и заговорила сдержанно и убежденно.

- Я вижу мысленным взором,- говорила она,- что труд при коммунизме станет легким и чистым…

«Ну и ну!» - ожесточился сидевший во втором ряду Белов и, не дожидаясь приглашения, полез на трибуну. Он высмеял студентку Савельеву. Если исчезнет физический труд, люди потеряют красоту, это будут головы на ходулях! Физический, труд доставляет человеку радость. Человек, отрицающий пользу простого труда, не способен на преодоление трудностей…

- Вас, Зоя, на целину не пошлешь,- рассекая ладонью воздух, заключил Сергей.

Зоя слушала, не перебивая, обворожительная улыбка обнажала ее белые зубы.

Когда Сергей, стуча сапожищами, пошел к своему ряду, Савельева поднялась и ответила с места.

- Придется огорчить горячего оратора,- сказала Зоя и достала из белой сумочки бумагу, -Это назначение. Хотите знать, куда? В якутское Заполярье!

Грохот аплодисментов потряс своды большого зала. Зоя выждала и учтиво добавила:

- А для такого героя, как вы,- обратилась она к Сергею,- могу дать адрес даже точнее. Говорят, там очень нужны настоящие ребята.

В раздевалке Зоя и Сергей «случайно» встретились. «Случайно» они пошли рядом и оказались в огромном городском парке Приокска. И весь тот вечер они спорили. Он клялся, что никогда не перестанет работать физически. Зоя с издевкой парировала: «Конечно, не умеешь головой - работай руками».

Вскоре Зоя уехала. Через год демобилизованный минометчик Белов предстал перед ней на прииске. И снова их спор продолжился. Не окончен он и сейчас. Стесняется Зоя написать матери, что ее жених простой токарь. «Пока техник, скоро станет инженером»,- врала она в письмах.

Зато Сергей был твердо убежден, что до тридцати лет каждый мужчина обязан заниматься физическим трудом. После десятилетки, во время службы в армии, он приобрел пять рабочих специальностей: токаря, слесаря-монтажника, машиниста экскаватора, шофера, электросварщика. Захотел изучить геологию - сел и перечитал десятки книг. Увлек его Орлецкий радиотехникой - и в ней он малость разобрался. Предлагали Белову стать начальником мастерских- не согласился. Неловко ему будет со своей медвежьей силой «руками водить»…

Разногласия с Зоей лишь изредка огорчали Сергея. Он любил Зою и восхищался ее красотой, ее умом. Это она наполнила его жизнь поэзией. Ему казалось, что все лучшие песни слагаются о ней и об их любви. Если бы Зоя попросила его перенести скалу на другое место, повернуть речку, он, пожалуй, смог бы - такие силы она разбудила в нем. И сейчас, в лодке, глядя на дикие берега, он пел про себя:

Сергей один раз уже доказал это. Когда он приехал в Золоторечье и увидел, что нет по дороге в клуб тротуара и, значит, Зоя не может в хороших туфлях пойти на танцы, он предложил парням вымостить гравиевую дорожку. Парни то приходили, то отлынивали, а Сергей не унывал - возил тачкой из отвалов промытый галечник, копал канавки. Получился замечательный тротуар. Он и водяное отопление в общежитии учителей смонтировал бесплатно, в неурочное время. Смеялись Зоины подружки: «Вот это настоящий рыцарь!»

…Лодку легко покачивало, по днищу легонько барабанили камешки и песчинки, поднимаемые со дна клубящимся потоком. Сергею нравилась крутая напористость реки. Он всегда любил и гудящий встречный ветер, и разгулявшиеся волны, которые требовали подтянуться, напрячь мускулы и волю. Всегда в минуты испытания ему казалось, что Зоя рядом, он чувствовал ее теплое плечо, ее ободряющий взгляд. У него совершенно выветрился из памяти тот случай на вечере в Приокске, когда он сам назвал ее маменькиной дочкой, взлелеянной в пуховых пеленочках. Теперь он видел в ней только хорошее и удивлялся, как этого не замечают другие. Ведь поехала она в экспедицию, удивив маловеров. Оттого она еще дороже Сергею…

Сергей встал и, перешагнув через мешки, подсел к Зое.

- Не помешаю? -спросил он.

- Раньше спросил бы, а потом шел,- улыбнувшись, мягко упрекнула Зоя.

- Пойду-ка я к ребятам,- заговорщически переглянувшись с Зоей, сказала Наташа и мигом перебралась на корму к парням.

Зоя вопросительно посмотрела Сергею в глаза, и тот подумал, что они такие же светлые, как небо над речным плесом.

- Говори, что хотел сказать,- тихо предложила Зоя, сбрасывая с его гимнастерки невидимые пылинки.

- Какая ты красивая!

- Я уже это слышала,- лукаво усмехнулась Зоя.

- Мне хорошо с тобой…

- И мне…

- Но учти, после этой встречи с медведем я тебя не оставлю ни на минуту,- погрозил Сергей.

- Только рада буду.

- Всегда будем так, да?

Зоя прислонилась щекой к груди Сергея, пряча взгляд, взяла его руку и прижала к груди:

- Слышишь, как бьется?

Белогривый конь зацокал копытами, высекая искры из цветистой гальки. Сначала Кыллахову показалось, что ,у. него рябит в глазах, но, повернув голову вправо, он увидел Красную скалу. Старик хотел крикнуть, чтобы приставали, но спазмы сдавили горло. Тогда он придержал коня и махнул рукой Кирьке, а тот звонко подал команду:

- В-вот и Красная скала! П-причаливай!

Едва дождавшись, когда лодка коснется берега, Вадим Орлецкий с киноаппаратом выскочил на берег и заснял выступы, на которых белели кусты рябины. Потом взял в объектив верховых Кирьку и Ксенофонта. Пораженный экзотической красотой скалы, принялся снимать ее со всех сторон. Так он очутился в узеньком распадке. По каменистому дну весело журчал говорливый ручеек, а над ним склонялись отяжеленные цветами рябины и густые, праздничной белизны кусты черемухи. Вадим жадно вдохнул и захлебнулся ароматом.

- Сюда! Сюда!-позвал он.- Ну идите же скорее!

- С-самородок Орлецкий нашел с конскую голову, сам не поднимет,- сострил Кирька.

- Братцы, вы только взгляните! - взмолился Вадим.

Первым все же поддался соблазну Кирька Метелкин.

«А вдруг нашел самородок? Тогда, чур, пополам!» За Кирькой вслед направились девчата. Кыллахов, помня еще с детства это красивейшее место и надеясь хоть чем-нибудь отвлечься от мучительного приступа, медленно поковылял вдогонку. Только Сергей и Ром, разгружая дощаник, остались на месте.

Как только Кирька подбежал к Орлецкому, тот сунул ему в руки кинокамеру и приказал снимать его и девушек среди цветущих рябин и черемух. Орлецкий кинулся к Наташе и Зое и, восторженно жестикулируя, повел их навстречу объективу, а потом повернул в густые заросли над узеньким ручейком.

Увидев белое облако цветов, Наташа всплеснула руками и остановилась. Ничего подобного она не ожидала встретить в суровом студеном краю. Она видела буйное цветение вишневых садов на Украине. Но ведь там юг, и та красота взлелеяна человеческими руками, людскими сердцами, влюбленными в землю. А здесь творила чудо сама мать-природа. Рябины и черемухи переплелись, словно сестры. Но цветы на рябинах группировались пучками, отливая мутной желтизной. А черемуховые кисти, словно вылепленные из теплых, снежинок, висели над ручейком белыми-белыми рушниками. «Мне бы хоть такой простенькой рябинкой выглядеть рядом с черемуховой красой Зои»,- невольно подумалось Наташе, но она тут же выругала себя за нехорошую зависть и кинулась обнимать кипенно-белые кусты, пряча в них свое смуглое лицо. Необъяснимая радость охватила Наташу, хотелось сделать что-то необыкновенное. Сияя черными глазами, она оглянулась. Будь Сергей Белов рядом, она бросилась бы к нему глупой девчонкой и расцеловала при всех. Пусть глядят. Но Сергей возился с палаткой, а здесь, рядом стояла Зоя, полновластная хозяйка Сергеевой любви. Красивая и спокойная, Зоя странно отчужденно и даже, кажется, чуть насмешливо взглянула в сторону Наташи. И Наташа подумала: «Зоя красива, но сердце ее как эти прохладные черемуховые кисти». И ей стала даже неприятна пышно цветущая черемуха над ручьем.

Зою Савельеву не взволновал свадебный наряд таежной красавицы черемухи. Ей невольно вспомнились родные места в Приокске. Там по берегам степных речушек тоже растут высокие заломанные кусты черемухи. Но лучше всего запомнился Зое черемушник вокруг избы ее деревенской бабушки - папиной мамы. Бабушка почему-то называла черемуху засадихой или колоколушей. Она любила угощать внучку-горожанку пирожками с черемуховой ягодой. Но Зое редко приходилось бывать у бабушки в селе, мама обычно сопротивлялась этим поездкам. Она вообще говорила о «деревне» с пренебрежением, а отец заступался за свою деревенскую родню. Может, потому, что с деревней, а значит, и с черемухой, было связано много неприятных разговоров между отцом и матерью, Зоя с детства невзлюбила черемуху. Только поддакивала подружкам, когда они восторгались, чтобы не выглядеть белой вороной. Она не любила ездить в пригородных автобусах, пропахших по весенним воскресным дням черемухой. Опять-таки это мама внушила, что черемуховые букеты приносят вред,- от них можно до смерти угореть. Вот и сейчас ей пришла мысль, что надо подальше отодвинуть табор, а то, чего доброго, от черемухового угара уснешь так, что и не встанешь…

Кирька задирал голову и прикидывал в уме, какой урожаище ягоды - черной, сладкой, терпкой - можно будет собрать здесь осенью.

- В-вот это сад!

У каждого свои воспоминания. Орлецкому пришла на память последняя институтская весна, роща на Красной Пахре. Вспомнились доверчивые серые глаза Аси и ее жаркие слова: «Ты теперь мой, ты не должен меня бросить…» Он уверял, что они не расстанутся никогда. А сам вскоре уехал. На ее письма, которые Ася посылала в адрес его родителей, так как он не сообщал ей своего, не ответил ни строчкой.

Ася, Ася! Как она была робка в начале их встреч. Но то ли цветущая черемуха, то ли вера в счастье переменили ее, сделав отчаянной, озорной. Вместе с Вадимом она пела бесшабашную песню:

Впервые за все время, только вот здесь, в диком ущелье, чувство вины перед Асей неприятно кольнуло Вадима. Но он тут же заглушил его, оправдывая себя тем, что и ему тогда опьянила кровь, вскружила голову белая черемуха…

Кыллахов, сняв шапку и заложив руки за спину, бродил, не поднимая седой головы, по черемуховой роще. Он даже не замечал, как Кирька снимал его на кинопленку.

- Что ты делаешь?! - заорал Вадим на паренька. Но он спохватился слишком поздно: пленка была целиком отснята. Вадим с яростью накинулся на Кирьку:

- Кретин! Думаешь, Ксенофонту нужны эти белые черемуховые веники?

Старик повернул удивленное лицо, в его узеньких глазах сверкнули молнии, но тут же угасли.

- Я, Однако, не просил Кирилла снимать,- сказал тихо Кыллахов, обиженный до глубины души.

Откуда Вадиму знать, что у человека с глубокими морщинами и седой, почти белой головой в эти минуты сладко сжималось сердце, как и в ту давнюю весну полвека назад, когда он, юный и робкий, повторял бесконечно дорогое имя, имя черноглазой Дайыс-Дарьюшки. Слова Вадима больнее стрелы ранили старика. Он сердито сплюнул и направился к лодке, бормоча по-якутски что-то в адрес Орлецкого.

Отобрав у Кирьки аппарат, Вадим подошел к Зое и недовольно сказал:

- Заставь дурака богу молиться, лоб расшибет…

Сжав кулак и пронзив Орлецкого косым взглядом, Кирька было собрался достойно ответить обидчику, но, тряхнув головой, круто повернул вслед за стариком.

- Пойдем побродим,- предложил Вадим Зое и закинул кинокамеру за спину. Зоя с усмешкой кивнула в сторону ручья. Там, с трудом держась на краю крутого берега, стояла Наташа и вглядывалась под белый свод черемушника.

- Рисуется!-произнес Орлецкий, подняв правую бровь и глядя через прищур редких золотистых ресниц.

- И тебя не трогает черемуха?- как-то обрадованно спросила Зоя.

- Нисколько. Все это сентименты.

- Значит, и ты урод? - сказала Зоя и пошла к лодке.

Вадим проводил Зою ошеломленным взглядом. «Что она сказала? Ну, уж это слишком!»