В долине белых черемух

6

Ранним утром они подъехали к долине Юргачана в том месте, где склон круто обвисал над рекой и не укрывался ни лесом, ни кустарником. Кыллахов приложил бинокль к глазам и тут же передал его Кирьке. Первым Кирька увидел Сергея. Он стоял в корме долбленки и сильными движениями шеста толкал лодку против течения. Немного впереди шли по разным берегам Наташа и Ром. Кирька готов был голову сломать, лишь бы скорее очутиться возле них. Но Арфа семенит ногами, попробуй ее поторопить, споткнется, и сразу очутишься под ее копытами.

- Вст-тречайте, ч-черти! - заорал Кирька во всю глотку.

Подъехав, он даже не слез с кобылы, ожидая почестей.

- Кирюшенька, как мне скучно было без тебя! - кинулась к нему Наташа.

Но он даже не дрогнул: «Заслужил геройством, вот и почитает!»

Снова начался пир горой, снова запахло шашлыком. Сергей уплетал больше всех.

- Ну, угодили! - восхищался он.

Ребята рассказали, что ночью видели на склоне Туркулана огни. Что бы это значило?

- Ч-четыре? - поинтересовался Кирька.

- Да!

- Видно, Ксенофонт потерял свои глаза,- огорчался старик,- проглядел я… Люди зовут нас в гости, до них сорок верст… Очень хорошо, если зовут огнями.

А мы боялись,- призналась Наташа.

Через час Кирька собрал «тайный совет»: показывал обломки слюды и призывал хранить государственную тайну строжайше. Ксенофонт, иззябший в лоскутьях изодранной медведем полудошки и не спавший всю ночь, отдыхал и не слышал, как Кирька рисовал свой подвиг: сперва вытурил из берлоги медведя, а потом обнаружил этот необыкновенный богатый клад.

- Флогопит - черная слюда,- разглядывая пластинки, пояснила Наташа.- Прозрачная слюда - мусковит, конечно, ценнее, но и это здорово. Молодец, Кирька! - Девушка обняла и расцеловала его в щеки. Кирька окинул парней победным взглядом и подбоченился: кто теперь дотянется до его славы?!

В это время на поляне показался крупный верховой олень. Из-за ветвистых рогов выглядывал мальчонка в нарядной меховой шапке тугутовой праздничной дошке и расшитых бисером унтах. Олень быстро вымахивал ногами, словно спешил к палатке. Но метрах в ста он круто повернул и кинулся наутек. Напрасно соскочил ездок и тащил учуга за повод. Тот упирался: он уловил запах медвежьего мяса.

- Надо пацаненку помочь,- важно произнес Кирька и с гордой осанкой направился к незадачливому ездоку. Оказалось, ездок не добирает до Кирькиного роста на целые полголовы. Мелочь!

- Что, губастик, не справляешься? - снисходительно произнес Кирька и, не обращая никакого внимания на недружелюбные взгляды, взял повод в свои руки. Учуг словно только этого и ждал. Приняв по запаху Кирьку за новую медвежью породу, он рванул вскачь. Понесся Кирька Метелкин через кочки и кусты. Плюнуть бы ему на этого черта дикого, да повод морским узлом на руке захлестнулся. Хоть руку отсекай. Вдруг на пути встало дерево. Олень решил проскочить по одну сторону, Кирька - по другую. Хлоп - полетел парнишка кувырком и радуется на лету, что живой, а учуг по другую сторону дерева шлепнулся, пыхтит, отдышаться не может.

Подбежал хохоча ездок. Кирьку взорвало. Так бы он еще полежал, но задета мужская гордость! Потряхивая малость вывихнутой рукой, он грозно приказал:

- Б-бери, сопляк, своего д-дурака и к-катайся на нем мимо нас!

Но тут перед ним раскрылось такое, что у него подбородок отвис-

Маленькая смуглая рука покопалась за воротником дошки и вытащила две косищи чуть не до колен. На Кирьку гневно уставились глазенки, словно нарисованные черной тушью. И без того маленькие, а еще с прищуром глядят: почто, мол, обзываешься? Эх, спутать такую девчонку, назвать ее сопливым пацаном! Другой бы на Кирькином месте захныкал, а он взял и расхохотался. Сначала, правда, не получалось, вроде прокашливался, а потом наладился:

- Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Девчонка смотрела на него, как на дурачка, брезгливо оттопырив алые бантики пухлых губ. Такой оборот Кирьку не устраивал, в дурачках ходить ему не к лицу.

- Т-тебе нисколько не смешно?-заикаясь, со скорбным лицом обратился к ней Килька.

- Т-теперь смешно!-подхватила незнакомка и разразилась удивительно звонким смехом.

Он одобрительно хлопнул ее по плечу.

- М-молодец, характер у тебя мой - никогда не унывать. Со мной, брат, не пропадешь. Сегодня м-медведя укокошил!

Услышав такое, девушка поглядела на него удивленными глазами и быстренько представилась:

- Меня зовут Кучуй. Катя значит. Туркуланова Катя.

Кирька протянул свою мужскую руку.

- Кирилл Метелкин.

Привязанный к дереву олень покосился им вслед и, чтобы забыть пережитый страх, принялся щипать отсырелый в ночных росах зеленоватый ягель. Парень вел Катю на стан, земли под собой не чуя. Даже пробовал брать ее под руку, да больно уж семенила она в своих расшитых красным и синим бисером унтах, не попадала в такт его широким шагам. Не будет же он, взрослый мужчина, перебирать лапками, как речной кулик…

Когда они пришли на стан, Катя достала из дошки бумажный треугольничек и передала вышедшему из палатки старику. «Непорядок!» - дал Кирька понять Кате своим строгим взглядом. Неужели не могла вручить ему? В экспедиции он не последний человек, а если потоньше разобраться, то поглавнее других-прочих.

- Оленеводы в гости зовут,- сказал с улыбкой Кыллахов, прочитав письмо.

- Приезжайте соревноваться в танцах и играх,- от себя добавила Катя.

- Т-тогда б-берегитесь!

- С радостью побываем у вас,- сказала Наташа. Ей никогда не приходилось видеть стойбище, и, судя по этой девочке в таком экзотическом наряде, там было очень интересно.

- Ты чья? - внимательно вглядываясь в лицо Кати, спросил Кыллахов.

- Я - мамина и бабушкина,- хитровато улыбнувшись черными глазками, ответила таежница.

- У вас в стойбище горбатая Варвара не живет? - поинтересовался старик.

- Ты, наверно, спрашиваешь про дикую Варвару? - переспросила Катя.- Она давно одичала и ото всех бежит. Говорят, она по ночам, как рысь, подкрадывается к стойбищу и подслушивает. Ее в старину хорошо знала моя бабушка Хачагай.

- Хачагай жива? - изумился Ксенофонт, и волнение охватило его стариковское сердце.- Передай ей поклон от бывшего батрачонка Кены. Она должна вспомнить мое имя. Увези ей подарок - кусок свежей медвежатины.

Катя пообедала и засобиралась в обратный путь. Сначала Ксенофонт, а затеял Кирька хотели проводить ее хоть до полдороги, но Катя отказалась от провожатых. Она ловко вскочила в седло и легким ветерком помчалась на своем резвом черном учуге. Кирька стоял на поляне и приветно махал ей вслед.

- Н-ну и д-девчонка! Ч-чистейший самородок!

Два дня с утра до ночи -они работали не разгибаясь. По всем признакам не должно быть русло Юргачана пустым, а в лоток ничего не попадает. Одна морока…

Шатров съездил к спрятанному в кустах дощанику и привез праздничные наряды для предстоящей встречи с оленеводами. Больше всех переживал Кирька, сам себя назначивший главным дирижером предстоящего концерта. Был бы ансамбль братьев Метелкиных в полном составе - первый приз наверняка достался бы геологам! А тут из кого склеишь музыкальный коллектив? Кинулся он к своей бруньке-балалайке, а та отсырела, гундосит, будто три месяца насморком болела. Гитара хрипела, как старый пропойца. Шатров заупрямился: не хочет цыганские пляски репетировать, он, мол, уже не цыган. Ксенофонт расхворался, ему и вовсе не до песен. Кирька от расстройства из себя выходил. «Во саду ли, в огороде» никто петь не соглашался, а «Бирюсинку» он не мог подобрать на своей бруньке. Но Кирька не собирался вешать голову. Греет сердце балалайке, лупит всей пятерней по струнам, подпевает: «Выйду, выйду я в рожь высокую»,- а у самого перед глазами все время стоит черноокая Катя Туркуланова. Отвел он в песне душу.

Уснули далеко за полночь, но встали с первыми признаками рассвета, быстро оседлали лошадей, подвязали вьюки. Ксенофонт и Наташа отправились верхом, парни зашагали вслед. Кыллахов, как и тогда, в устье Юргачана, ехал в лучшем своем костюме, при всех наградах. Путь им предстоял на перевал - все время в гору, но Кирька шел с балалайкой в руках, наяривал залихватские переборы и пускался чуть не в припляс. Сергей, выставив русую бороду, шагал широко и без устали, но и Шатров не отставал ни на шаг. Оба они молчали. Кирька догадывался почему, но сейчас его это абсолютно не интересовало: он радовался предстоящей встрече с Катей. А вокруг зеленела тайга, голубели склоны гор, чуть-чуть тронутые осенней позолотой.