В долине белых черемух

6

В погожий amp;apos;августовский день Игнаш и его спутницы, разглядывая с ягодной горы долину Ярхаданы, заметили на реке ниже порога большой катер, который тащил за собой баржонку, а на ней пестрели кофты, косынки и звенели голоса. Это поднималась к Игнатам первая экспедиция продснабовских заготовителей.

- Наконец-то! - радостно воскликнула Татьяна Васильевна.- А то сколько в тайге добра пропадает.

Палатку заготовители поставили чуть пониже порога и сразу рассыпались по тайге. Их повели Игнаши и Зоя. Рыбаков - по карасевым озерам, по горным ручьям и речкам, богатым хариусом, сигом, тайменем; грибниц, ягодниц и заготовителей орехов - по склонам сопок. Приехавшие сперва не признали в Зое фасонистую учительницу, задававшую тон всем приисковым модницам, но, приглядевшись к ней здесь, ахнули:

- А вы молодец! - откровенно хвалили ее женщины, любуясь, как Зоя легко гребет веслами, готовит обеды, разбирается в тайге.

Зою это еще больше подзадоривало. С некоторых пор она и сама поняла, что простая физическая работа бывает приятной. И теперь в диспутах о труде при коммунизме она готова была, как когда-то в Приокске Сергей, утверждать, что нельзя человека лишать радости физического труда. Эх, Сергей, Сергей!..

Пребывание Савельевой у Игнашей многому научило. Эта немолодая чета была озарена какой-то юношеской романтикой. Масштабы их деятельности необозримы, результаты - невероятно большие. Зимовье их не выглядело заброшенным, наоборот, казалось, стоит в самой середине планеты, и волны жизни плещутся вокруг. Здесь велись диспуты о книгах, танцевали под патефон, корпели над записями, составляли карты пушных, рыбных, пастбищных и ягодных угодий. Порой вспыхивали споры, жаркие, напористые. В спорах Татьяна Васильевна походила на курицу, налетающую на орла. Но если правда была на ее стороне, Игнаш уступал:

- Убедила! Согласен!

Поздно вечером Игнаш выходил на площадку над обрывом, усаживался в кресло и слушал в тишине голос гор, тайги, водопада.

- Он у меня лирик! - не без гордости говорила Татьяна Васильевна Зое.

Игнаш мечтал. В такие минуты перед его мысленным взором проходили картины его горячей нелегкой жизни. И всегда вспоминалась октябрьская ночь Петрограда. Перед утром он стоял в охране около Смольного. После грохота и пальбы во время взятия Зимнего, установилась к утру вот такая тишина. Это была необычная, величавая тишина, когда, казалось, слышны были еле уловимые голоса дальних звезд, голоса миров. Тогда впервые Игнашу захотелось побывать на дальних планетах, рассказать о радостях, которые завоевал в боях трудовой люд России под руководством Ленина…

Часто вспоминался Перекоп, ледяная осада под Амгой, гибель лучших друзей. И тогда он сожалел, что рассказал об их беспримерных подвигах, об их неповторимых жизнях лишь в маленьких газетных заметках… Революция ушла далеко вперед, ее волны плещут над всей планетой. Люди, свершившие революцию, стали легендой. Но ведь он, Ян Игнаш, знал этих людей в лицо, пожимал их крепкие руки, делился последним сухарем, последней щепотью махры. Потому так ревниво он всматривается в глаза молодых, мечтая увидеть в них отблеск тех живых огней революции.

И снова Игнаш вслушивался и тишину и явственно слышал звучание в ней неудержимой, как водопад, зовущей к подвигам и деянию величавой симфонии. Он готов был отдать свою кровь, каплю за каплей, лишь бы записать ее, ибо верил, что, услышав эту торжественную музыку жизни, человечество никогда бы не допустило черных гроз…

Однажды днем вдалеке от зимовья Зоя первой заметила всадника на гнедом коне. А потом втроем они замахали руками и закричали, чтобы всадник подъехал к ним. Незнакомец резко обернулся, быстро накинул накомарник и, пришпорив коня, скрылся за деревьями.

- Недобрый гость!-сурово проговорил Игнаш.- Мимо нашего зимовья крадется только дрянь.

Как ни уговаривала Татьяна Васильевна, Игнаш стоял на своем: идти в погоню. И он ушел, вскинув на плечо «тулку». Договорились сигналить кострами.

Прошла ночь. Татьяна Васильевна даже не сомкнула глаз, все вглядывалась в темень. Огонек не появился. Еще тревожнее стало во вторую ночь.

- С Ваней что-то случилось,- твердила Татьяна Васильевна.- Будь у него все благополучно, он бы дал о себе знать…

К середине ночи на дальнем перевале замигали непонятные огоньки. Хозяйка плеснула керосин на кучу хвороста, подожгла и, схватив факел, размахивала им, твердя одни и те же слова:

- Это ты, Игнаш? Ответь, Игнаш!

Но в ту же минуту надвинулись тучи, звездочки огней в горах исчезли, так и не ответив на тревожные вопросы. Горы дохнули сырым холодным ветром и таинственно смолкли.