В горах северного Прибайкалья

ы живем на берегу большого залива, в изумительно живописной местности, у подножия гор, рядом с холодной, прозрачной водой — словом, мы живем на очарованном берегу. Наш берег имеет все необходимое, чтобы сделать пребывание здесь много интереснее, чем нам представлялось в мечтах до экспедиции.

Время от времени мы нагружаем паняги и уходим за перевалы, но неизменно возвращаемся к нашему базовому лагерю, где нас поджидает дежурный, вкусный домашний обед и самозабвенный отдых. Несколько дней передышки мы используем для того, чтобы привести в порядок свои вещи, обработать собранные материалы и набраться сил для нового подъема в горы.

В свободные часы мы выходим на берег, для чего достаточно сделать два шага, ложимся на гальку и наслаждаемся красотой озера.

Длинной косой, со временем превратившейся в полуостров, залив почти отрезан от озера. Суда находят здесь великолепный отстой — даже сильные волнения никак не отражаются на его всегда спокойной поверхности.

Восточный берег залива крут и глубок. Там водятся крупные хищные щуки и ползают по дну зеленые налимы. Залив у западного берега значительно мельче; тут и там выступают из воды груды камней, между которыми много мелких проливчиков, хорошо прогреваемых солнцем. Здесь настоящее раздолье для мальков многих рыб.

Небольшими стайками между камнями проплывают окуньки, быстро проскакивают мальки черного хариуса, а на самых мелких местах резвятся огромные косяки сибирских гольянов.

Местами вода как будто кипит от множества резвящихся рыбешек. Плотные табунки гольянов сбиваются в несколько рядов друг над другом, вылезают на камни, переворачиваются вверх брюшками, и тогда мелькает такой изумительно яркий красный цвет, какой не смог бы создать ни один художник.

Сибирские гольяны населяют заливы и соровые озера по берегам Байкала. Это одна из наиболее красочных байкальских рыб. Гольяны небольшого размера, всего по шесть-десять сантиметров в длину. Спинка у них темная, почти черная, бока золотистые, как у золотого карася, а все брюшко красное. В такой же интенсивно красный цвет окрашена их нижняя губа.

Когда мы подходим к резвящимся гольянам, вся стая с шумом и плеском отплывает от камней, но многие рыбки застревают между ними, и их можно легко поймать руками. Стайки гольянов насчитывают тысячи особей. Мы пытаемся сосчитать их точнее, но это невозможно — каждая рыбка находится в постоянном движении, а вся их масса напоминает клокочущую в котле воду. От нашего неосторожного движения стайки бросаются в стороны, и тогда рыбки выстраиваются в длинные прямые линии.

Велижанин ловит одну самку гольяна, и мы видим, как у него по руке течет желтая икра. Пока рыбка извивается, пытаясь улизнуть с ладони, мы любуемся одним из красивейших созданий. Почувствовав воду, рыбка метнулась и исчезла среди камней.

Здесь, на очарованном берегу, мы были свидетелями многих интересных явлений, о которых можно написать отдельную книгу.

Однажды мы наблюдали вокруг луны сильнейшее гало. Луна, будучи почти полной, находится как раз над Байкалом, на юге, в верхней части нижней трети небесного свода. Вокруг луны ярко светятся несколько разноцветных колец. Сперва ее окружает белое кольцо, имеющее желтый оттенок у наружного края. Затем идет коричневое кольцо, которое светлеет к внутреннему краю. Последнее, самое внешнее кольцо имеет неясный, голубовато-зеленый цвет. Г ало то увеличивается, то сокращается, причем это происходит за счет исчезновения голубоватого кольца. Среднее, коричневое кольцо иногда светится исключительно ярко.

На берегу Байкала мы часто встречаем восход солнца. Особенно прекрасными зори бывают в конце июня, когда у птиц начинается разгар гнездового периода.

Два часа тридцать минут утра. «Серебром холодной зари озаряется небосвод». Вы сидите с часами и дневником наготове и ждете, когда проснется тайга. Вскоре раздаются первые голоса пеночек — еще редкие, одиночные, но уже полные страстной силы. Откуда-то с вершины высокой лиственницы слышится хриплая песня юрка.

На востоке, за озером проясняется матовая панорама гор. Еще сумерки, и трудно увидеть птиц, но в это время к хору присоединяются уже многие новые голоса.

В четыре утра полнеба пылает розовым цветом. Раздается голос глухой кукушки. Все ярче и ярче пылает небо, и вот в четыре часа пять минут из-за горизонта выплывает солнце. Оно кажется огромным и таким ярким, что на него невозможно смотреть.

К восьми часам птиц уже почти не слышно, и только юрки протяжно тянут свои однообразные скрипучие мелодии. Становится жарко. Хор совсем умолкает, один дубровник поет в продолжении всего дня, и даже тогда, когда козодой перестает говорить свои задумчивые сказы, слышна скромная, однообразная, но очень душевная песня дубровника.

Вокруг нашего лагеря буйно цветет даурский рододендрон, хотя уже самый конец июня. В то время как вдали от берегов, где гораздо теплее, он уже полностью отцвел, здесь, у самого берега озера, наблюдается его массовое цветение.

Лиственничные леса неповторимы благодаря цветущим кустам рододендрона. Хочется бродить и бродить по лиственничному лесу и любоваться фиолетово-розовым морем цветов. Отсутствие листьев во время цветения делает кусты рододендрона похожими на розовые шатры. Как-то севернее Заворотного нам впервые удается увидеть куст рододендрона с белыми цветами. Он хорошо развит, имеет до десяти ветвей, но цветы его снежно-белые и только кончики тычинок буроватые, а конец пестика желтый.

Лиственницы, окружающие наш лагерь, — настоящее царство пауков. На каждой, даже самой маленькой лиственнице можно увидеть несколько крупных пауков. На высоких деревьях их обитает по нескольку десятков штук. Между ветвями лиственниц протянуты нити сотен паутин. Они соединяют ветви соседних деревьев, и, пользуясь ими, пауки могли бы проходить тысячи метров, не спускаясь на землю.

В ловчих сетях паутин эти северные вампиры собирают богатые коллекции. Чаще всего в них погибают мелкие мошки, хирономиды, ручейники и комары. Они во множестве скапливаются в паутинах, а иногда их бывает так много, что они скрывают паутину. На обед паукам часто попадают мелкие бабочки, жуки-мягкотелки и даже небольшие стрекозы-стрелки. В лучах солнца паутины бывают очень эффектны, весь их богатый узор напоминает елочные украшения.

Пауки стараются не вмешиваться в нашу жизнь, и мы не терпим от их близкого соседства решительно никаких неудобств. Больше того, долгое время мы их вообще не замечаем, и только после того, как кто-то запутывается головой в паутине, мы уделяем им должное внимание и по достоинству оцениваем их многочисленность.

Но, видно, давно уже пришло время, когда со всем этим пора расставаться. Говоря откровенно, мы хотим расстаться с этим как можно скорее. Иногда кажется, что все это надоело нам до последней степени.

Работы закончены, пора подвести итоги. Вот что сказано по этому поводу в одной из работ, освещающей самые общие результаты наших двухлетних исследований:

«В течение двух летних периодов наши работы проходили на северо-западном побережье Байкала и на Байкальском хребте от мыса Рытого до мыса Мужиная. На этом участке обследовано большинство рек, впадающих в Байкал, включая верховья рек Рытой, Шартлая, Солнце-Падь, Малой и Большой Солонцовой, Южной, Северной и Средней Кедровой, Блохиной, Хибелена, Большой и Малой Косы, и многие ручьи, не имеющие названия на карте. Примерно третью часть полевого периода мы посвятили изучению фауны птиц верховьев рек ленской системы: Левого Улькана, Толококтая, Левой и Правой Киренги, Лены, Малой Лены, Левой и Правой Тонгоды, лежащих в пределах высокогорной области. Эти маршруты позволили довольно полно выявить состав высокогорной фауны Байкальского хребта. В обследованном районе была собрана коллекция птиц, насчитывающая свыше тысячи экземпляров. С восьмидесяти восьми видов птиц были собраны эктопаразиты и почти для всех найденных видов собраны данные по питанию, размножению, размещению по биотопам…»

Это — неплохие результаты, и мы не можем не чувствовать некоторого удовлетворения.

Наши многолетние исследования Прибайкалья, а также интересные и плодотворные работы предшественников показали, что мир пернатых Прибайкалья исключительно многообразен. Фауна птиц Прибайкалья уже насчитывает около трехсот тридцати видов, несмотря на то что она еще недостаточно изучена, и здесь, безусловно, будет сделано еще немало находок. Сейчас уже можно сказать, что фауна птиц северного Прибайкалья, за исключением некоторых отдельных его районов, изучена достаточно хорошо. Однако западное и восточное побережья этого озера почти не посещались орнитологами — для будущих орнитологов здесь открываются замечательные возможности.

Изучение фауны птиц Прибайкалья может дать пищу для самых глубоких размышлений, крайне важных и интересных выводов. Но всегда нужно помнить, что работа орнитолога на Байкале, как и во многих других горных странах, — одно из тяжелых и иногда опасных занятий. Только тогда, когда эта работа освещается страстью коллекционера и путешественника, она становится приятной и плодотворной, так как она уже не есть только физический труд, а захватывающее творчество.

В связи с исключительным многообразием орнитофауны Прибайкалья интересно вспомнить выводы из первых исследователей.

Известный натуралист Густав Радде летом 1855 года совершил путешествие почти вокруг всего Байкала, одной из главных целей которого было изучение птиц. Однако Радде навсегда вошел в историю Байкала не своими орнитологическими коллекциями и наблюдениями, а ошибочным мнением о чрезвычайной бедности Байкала в отношении животного мира. Для нас же самым интересным является тот факт, что Радде считал Прибайкалье крайне небогатым птицами. Он писал, «что не может быть и речи о видовом разнообразии, к это особенно оправдывается на пернатых». Радде в полной уверенности утверждал, что летом «при Байкале водятся» только два вида овсянок, из которых белошапочная овсянка «держится попарно на высотах», а второй вид, овсянка-дубровник, «водится небольшими стаями по всему побережью озера». В перечне Радде для Байкала встречается едва ли около семидесяти видов птиц.

Любопытный парадокс — именно по своей гидрофауне Байкал превосходит все пресные водоемы мира и именно орнитофауна Прибайкалья чрезвычайно многообразна по сравнению со всеми другими группами позвоночных, а род овсянок по разнообразию видов представляет собой уникальное явление для всей нашей страны и, кажется, для всей Палеарктики.

Здесь не место разбирать подробно причины ошибок Густава Радде, но следует сказать, что одной из причин было использование старых экспедиционных методов работы.

Если для некоторых других районов страны такие методы до сих пор не потеряли своего значения, то на Байкале их нужно чередовать, а иногда и полностью заменять стационарными и полустационарными. Только многолетнее стационарное изучение фауны птиц может удовлетворить запросы современной зоогеографии, особенно при изучении колебаний границ распространения птиц и для изучения многих других проблем. Эти методы исследования могут очень полно выявить фаунистический состав и точно наметить границы распространения отдельных форм.

ПРОЩАЙ, ОЧАРОВАННЫЙ БЕРЕГ

В одном из стихотворений Гейне сказал, что мир постоянно меняется и может казаться нам то молодой красавицей, то ведьмой, в зависимости от того, через какие очки мы на него посмотрим — выпуклые или вогнутые.

Во время экспедиций по Байкальскому хребту мы объединяли в себе два разных мира — мир цивилизации и мир безлюдья. К концу пашей работы между ними возникали конфликтные отношения.

В-последние дни путешествия мир цивилизации начинал превращаться для нас в молодую красавицу. В гольцах уже лежал ослепительно яркий снег. Это было непередаваемо красиво, но по утрам спальные мешки покрывались толстым слоем инея, и красота не находила больше в наших душах благоприятной почвы для посева.

Постепенно кончались продукты, и наше меню превращалось в сплошное недоразумение. Кончались боеприпасы, мы вынуждены были беречь каждый заряд. Все кончалось, и, может быть, поэтому кончалось терпение. На все, что нас окружало, мы смотрели сквозь вогнутые очки, а на все, что нас ждало впереди, мы смотрели как на спасение. Но катер, как всегда, сильно опаздывал.

Мы мечтали о том счастливом времени, когда сможем снова — как всегда ровно в девять — войти в свои лаборатории, сесть на теплые стулья и взять в руки теплые ручки.

Мы мечтали о том, что в будничной обстановке городской жизни остается незамечаемым. Множество вещей приобрело для нас новую меру.

Теплые, чистые простыни стали нашей навязчивой идеей. Мы с нежностью думали о тех местах, где человеку всегда бывает тепло: где ему не нужно неделями бродить по горам, чтобы добыть на обед кусок мяса; где нет тысячекратно проклятого гнуса — самого страшного бедствия тайги; где от дождя можно спрятаться в одном из ближайших подъездов и где можно обойтись без специально экспедиционных плащей.

Чаще всего мы вспоминали книги — книги, помогавшие до конца понять то, что давали нам личные впечатления; книги, объяснявшие нам все движения человеческой души. Мы тосковали по ним, как по близким людям.

Мы вспоминали чудесные полотна, которые постоянно будут напоминать человеку о том, как необходим для него зеленый шум листвы и как невыразимо прекрасна жизнь гор и осенние байкальские закаты.

Только преходящее прекрасно, сказал какой-то мудрец. Преходящее! Оно может быть прекрасным только тогда, когда вы уверены, что еще вернетесь к нему и оно будет вашим. В постоянном возвращении к самому дорогому в жизни и состоит высшая радость перемен.

Однажды в полдень на берегу раздался радостный клич. Мы высунулись из палаток. Из-за мыса, покачиваясь на крутых волнах, выходил белобокий катер. Далеко в море, обогнув опасную мель, он круто завернул к берегу и взял курс на наш лагерь.

Мы все, как по команде, «надели» выпуклые очки.