В горах северного Прибайкалья

тром 12 июля мы выехали к устью реки Малой Солонцовой и вскоре приблизились к неглубокой лощине; отсюда удобнее всего начать подъем в горы. Мы вышли на берег и углубились в тайгу, но еще долго над Байкалом был слышен шум возвращавшейся к лагерю лодки.

Путешествуя по Байкальскому хребту, очень скоро перестаешь удивляться тому, что в любом уголке здесь можно быстро обнаружить множество торных звериных троп. Местные тропы, по одной из которых сейчас пробирался наш отряд, выбиты маралами и медведями, чьи следы и свежие экскременты встречались на каждом километре пути.

Вскоре тропа разделилась на несколько тропинок, каждая из которых была менее торной, чем ведущая от Байкала главная магистраль, но все же идти по ним много удобнее, чем пробиваться как попало через тайгу.

С севера к лощине подходил пологий горный отрог, покрытый сосновой и лиственничной тайгой. Дно лощины поросло лиственницей, березой, кустарниковой ольхой и даурским рододендроном. Там, где этот кустарник рос не особенно густо, леса напоминали старые парки. По таким местам мы быстро продвигались вперед.

Неожиданно прямо у нас из-под ног выпорхнул выводок рябчиков. Эти доверчивые птицы настолько обычны в лиственничных лесах побережья, что без встречи с ними не обходится ни одна из наших экскурсий.

Рябчата, уже достигшие величины дрозда, с шумом бросились врассыпную и расселись на кусты и деревья вокруг нас. Один птенец оказался совершенно рядом. Он сильно вытягивал вперед шею; хохолок на его голове поднимался дыбом. Мы долго любовались затаившимся рябчонком. Кто-то попытался спугнуть его, слегка подбросив хворостину. Но рябчик лишь немного повернулся на суку и еще сильнее вытянул шею. Рябчиха тревожно квохтала совсем рядом с нами, но она скрывалась в таких густых зарослях рододендрона, что мы не смогли ее увидеть.

Может быть, именно потому, что рябчики обычны, а местами и многочисленны в Прибайкальских лесах, что их чаще других лесных птиц добывают охотники, их образ жизни здесь еще не изучен. Мы склонны увлекаться чем-нибудь редким и экзотичным и поэтому плохо знаем то, что нас окружает в будничной жизни. Мы до сих пор почти не изучили биологию байкальской белой трясогузки — ландшафтной птицы берегов и населенных пунктов. Так же мало, и даже гораздо меньше, мы знаем жизнь сороки, живущей в Баргузинской долине. А что нам известно о воробьях и воронах, обитающих в ближайшем соседстве с нами? И уж, конечно, мы почти ничего не знаем о жизни скалистого голубя, освоившего карнизы и чердаки наших домов. Изучение биологии именно этих видов представляет наибольший интерес для человека, так как многие из них или приносят ему большую пользу, уничтожая паразитов и вредителей, или, наоборот, приносят вред, распространяя всевозможные заразные заболевания.

В густом кустарнике из ольхи и березы на опушке соснового леса перекликался выводок рыжих овсянок. Перелетая с ветки на ветку, птицы громко и часто цыкали. В их позывках было много общего с позывками овсянок-дубровников.

Самцы и самки этих таежных овсянок, типичных представителей сибирского типа фауны, имеют примерно одинаковый вес — от шестнадцати до восемнадцати граммов. Самцы окрашены настолько своеобразно, что их трудно спутать с каким-нибудь другим из одиннадцати видов овсянок, найденных нами в северном Прибайкалье. Яркая каштановая голова этих птиц резко отличается от лимонно-желтого брюшка. Но самки и молодые рыжие овсянки очень похожи на самок дубровника, и при определенно этих птиц мы часто становились в тупик.

В северном Прибайкалье рыжие овсянки населяют светлохвойные леса с примесью березы и с густым подлеском из рододендрона или болотного багульника. Чаще всего они встречаются в прибрежной тайге на гнездовье, но в начале августа их можно в большом количестве наблюдать в самом верхнем течении реки Лены. Одна из характерных особенностей этой птицы — неравномерное распространение. Рыжую овсянку в значительном количестве можно встретить в районе мысов Малой и Большой Косы. Во всех же других местах северо-западного побережья Байкала они попадаются только отдельными парами. На меридиане Байкала и немного северо-западнее, у правых притоков Енисея, проходит западная граница распространения рыжей овсянки.

Невдалеке от места встречи рыжих овсянок мы увидели быстро прошмыгнувшую в кустах небольшую бурую птицу. Беспрерывно передвигаясь в густом кустарнике, она не переставала издавать свое монотонное «чок». Нам удалось выследить ее, когда она бежала по земле, почти полностью сливаясь окраской с лесной подстилкой. Это была самка синего соловья, одного из четырех видов соловьев, найденных нами на северном Байкале, — синего, красношейки, свистуна и варакушки.

Мы вошли в чистый березовый лес с редкими молодыми пихтами в подросте. Через несколько сот метров он резко сменился смешанными пойменными насаждениями из душистого тополя, сибирского кедра, пихты и березы. Здесь из-под большого куста смородины поднялся крупный глухарь и, задевая крыльями по кончикам веток, исчез в гуще леса. Клюв его был очень светлый, это определительный признак обыкновенных глухарей. Они в этих местах довольно редки. За два года мы встретили их всего несколько раз.

В сосновых лесах наше внимание привлекло большое количество грибов — подберезовиков, подосиновиков, маслят; изредка попадались и белые.

Невдалеке от реки на трех сучьях толстого старого тополя располагалось крупное гнездо какой-то хищной птицы. Вокруг гнезда на сучьях тополя был виден пух, а трава и кусты вокруг дерева забрызганы пометом птенцов. Признаки обитаемости гнезда были явными. Мы стали подбираться к нему по рядом стоящему кедру с удобным расположением сучьев.

Забравшись на вершину кедра, мы очень удачно сфотографировали птенцов и измерили гнездо, которое представляло собой довольно массивное сооружение из ветвей лиственницы и тополя. Большое, овальной формы, оно имело в длину девяносто сантиметров, а в ширину всего тридцать семь. Его высота достигала сорока шести сантиметров, лоток выложен веточками кедра и лиственницы с зеленой хвоей. Это говорило о постоянном подновлении подстилки во время выкармливания птенцов. Под ветвями кедра мы нашли около двадцати погадок, состоящих из шерсти различных животных. Их-то и закладывали родители свежей хвоей, чтобы птенцам не было сыро. В гнезде было два птенца. Увидев нас, они начали громко кричать и пятиться к краям гнезда, рискуя вывалиться из него. У более крупного птенца на крыльях уже появились перья, тогда как меньший был еще в сероватом пуху. Разница в размерах и развитии птенцов объяснялась тем, что птица, по-видимому, начала насиживание с откладки первого яйца.

Примерно около часа не появлялся ни один из родителей. Где-то рядом у реки несколько раз раздавались громкие крики ястреба-тетеревятника, но птица была занята охотой и близко к гнезду не подлетала. Наконец появилась большая сизая птица, неся в когтях добычу. Она села на соседнее дерево в тридцати метрах от нас и громко закричала.

Несмотря на широко распространенное мнение о вредности ястреба-тетеревятника, в погадках птенцов преобладала шерсть мышевидных грызунов, и ни в гнезде, ни на земле вокруг тополя не было заметно следов уничтожения пернатой дичи. Впрочем, поедая мышевидных грызунов в таежных охотничьих угодьях, ястреба могут вступать в конкуренцию с соболем. Однако почти все дневные хищные птицы на зиму улетают из этих мест, и поэтому вред от них совершенно неощутим.

В полдень, когда погода прояснилась, мы устроили привал на берегу — над высоким обрывом. Отсюда открывался красивый вид на крутой изгиб реки. Пока в котелке закипала вода, наслаждались отдыхом. Под нами мчалась к Байкалу река, круто исчезая за поворотом. Мы быстро привыкли к ее беспрерывному шуму и вскоре перестали замечать его.

Лес здесь рос узкой лентой вдоль реки. Слева его прижимал к реке гигантский курумник, справа теснил очень крутой берег. Звериные тропы исчезли, ушли куда-то далеко вверх по склону. Местами берега были так круты, что обойти их не представлялось никакой возможности; тогда мы шли прямо по ложу реки, над клокочущим потоком, переходя по камням с берега на берег.

Подъем становился круче, и все чаще приходилось отдыхать. Неоценимую поддержку оказывало превосходное настроение, не покидавшее нас всю дорогу.

Наконец мы вышли к первому снежному пятну. Летники, или снежники, которые часто встречаются под вершинами гор с юго-восточной стороны, — любопытное зрелище. Странно видеть плотные снежные сугробы в самый разгар календарного лета среди цветущих фиалок, горечавок и аквилегий. Поверхность снежников сплошь изъедена солнцем, отчего ее своеобразная ячеистая структура напоминает вафлю. Правда, выемки на снежнике не так глубоки и, как правило, они не расположены в определенном порядке. Если снежник залегает не очень круто, по нему удобно взбираться вверх и быстро глиссировать вниз, опираясь на крепкий посох. По снежному пятну с большим углом наклона идти довольно опасно, особенно когда на вас надета тяжелая паняга. Поскользнувшись, трудно удержаться на месте и почти не приходится верить в счастливый конец, так как внизу вас всегда поджидают камни или бурлящий поток воды. Во многих местах Байкальского хребта поверхность снежников покрыта микроскопическими водорослями. Они окрашивают снега в красновато-розовый цвет.

Подъем стал очень крутым; мы шли, выбиваясь из сил. Пот лил градом. Наконец после одиннадцатичасового подъема отряд вышел на перевал.

Мы стояли на перевале из долины реки Малой Солонцовой в долину реки Малой Лены, на высоте 1485 метров над уровнем моря. Немного южнее возвышалась гора Елбыр, высота ее 1876 метров. Внизу виднелся один из левых истоков. Правые истоки реки замыкал невысокий сглаженный отрог, за которым ничего не было видно. Горы здесь, как и везде, покрыты кедровым стлаником; в узкой долине реки Малой Лены видны заросли березок, ив, и всюду щебнистые и каменные осыпи оживляются светло-зелеными пятнами лужаек и белыми полянами ягельников. Так начинается один из правых притоков реки Лены, верховья которой мы надеялись посетить в этом году. Мечта побывать в истоках Лены не покидала нас уже два года.

Нужно было спуститься к воде и приготовиться к ночлегу. Спуск оказался легким, и уже через тридцать минут мы вышли на берег реки. Небольшой ручей шириной всего в три метра быстро и шумно мчался в ложе из больших камней. Он был окружен ерником, кедровым стлаником и тальниками.

На одной из ровных площадок, покрытых щебнем, удобно было устроить ночлег — вода совсем рядом, место сухое и кругом много стланика для костра.

ОЛЕНИ НА СНЕГУ

Пока Оводов разводил костер, мы осмотрели в бинокли один из наиболее крупных снежников, дающий начало реке Малой Лене. На нем стояло два молодых оленя. Мы невольно вспомнили наш прошлогодний ульканский поход, когда, едва успев преодолеть перевал, мы увидели много оленей. В этих местах невозможно, побывав в гольцах, не встретиться с северными оленями. Мы сказали об оленях Оводову и продолжали наблюдать за ними, обдумывая план охоты.

Для продолжительных исследований в гольцах Байкальского хребта нужно на месте запасать мясо. Здешние перевалы непроходимы для лошадей и вьючных оленей, а затаскивать все продукты в панягах не всегда возможно. Добыча одного или двух оленей в тех местах, где человек бывает крайне редко, не может принести никакого вреда воспроизводству этих животных. В подобных местах рационально разрешать отстрел крупных зверей только экспедиционным отрядам, так как добыча зверя здесь— часто единственная возможность обеспечить отряд продовольствием.

Внезапно олени быстро помчались по снежнику, и мы решили, что охота пропала. Но животные не собирались совсем покидать снежник: пробежав по нему метров триста, они так же внезапно остановились. До оленей было не менее семисот метров, и они вряд ли могли нас обнаружить, тем более что ветер дул по направлению к нам.

За десять минут олени повторили свой нехитрый маневр еще несколько раз. Наблюдая за такими странными на первый взгляд передвижениями животных, мы наконец поняли, что олени пытались избавиться от гнуса, который, как удалось установить потом, вился над ними густыми роями.

Нужно было обойти оленей слева и выйти на гребень хребта выше того места, где лежал снежник. Подъем здесь довольно легкий, горы полого спускаются к долине реки, и вскоре мы вышли к гребню последнего увала. Олени оказались там, где их не додали — они успели покинуть снежник и сейчас стояли на крошечном летнике, не далее чем в ста пятидесяти метрах от нас.

Скрываясь за крупными камнями россыпи, мы стали подходить к оленям на верный выстрел. Россыпь оказалась очень пологой, мы с Оводовым должны были лечь на камни и пробираться ползком — олени могли легко нас увидеть. Когда уже можно было стрелять, оказалось, что камни скрывают от нас туловища животных; над россыпью виднелись только их головы. Тогда одному из нас пришлось лечь на камни, а другому целиться с его спины. Первая пуля ударилась о верхний край россыпи, сорвав с камня облачко пыли. Животные отбежали на несколько метров и снова остановились. После второго выстрела один из оленей стал сильно оседать на левую переднюю ногу и через несколько шагов рухнул на снег. Второй олень сбежал с россыпи на лужайку и остановился, глядя на нас, Одного оленя было вполне достаточно, и мы не стали больше стрелять. Когда мы подошли к убитому оленю, второй побежал к вершине горы и вскоре скрылся за россыпью. К этому времени густые сумерки окутали распадки; нужно было торопиться к лагерю. Там, внизу, хорошо виден огонек костра.

В полночь мы подбросили в костер побольше топлива, накрылись плащами и легли спать. Но костер из тонких стланиковых ветвей грел очень неравномерно, а плащи совсем не спасали от холода. Несмотря на середину июля, ночью очень холодно. Мы совершенно замерзли и не могли заснуть. Каждые десять минут приходилось подбрасывать в костер новую порцию стланиковых ветвей. Но в общем это довольно обычная ночевка в горах, и на этот раз не было основания жаловаться на судьбу. На небе пылали крупные звезды, обещая назавтра хороший день. Мы мечтали целиком посвятить его пополнению орнитологической коллекции.

В ПЛЕНУ У ТУМАНА

Встали мы очень рано и уже в пять часов утра начали коллекционирование птиц. Во время завтрака Лазаренко увидела самку северного оленя с крошечным олененком. Животные подошли совсем близко к костру, но, по-видимому, не замечали нас. Они медленно поднялись к зарослям стланика и не спеша скрылись в одном из проходов. Приходилось только удивляться такому неосторожному поведению животных — на них тянуло дымом от нашего костра, им наверняка были слышны наши разговоры. Еще и еще раз мы убеждались в том, что звери здесь совершенно непуганы и многие из них никогда не видели человека.

Наученные опытом, мы решили «законсервировать» оленя в ключе, где его не смогли бы обнаружить вороны и медведи.

Уложив наши неразлучные паняги, мы зарядили ружья самой мелкой дробью и стали подниматься по склону к месту вчерашней охоты. Но, как сплошь и рядом бывало в гольцах Байкальского хребта, дальнейшие события помешали нам выполнить наши планы.

Не успел отряд подняться к первому пологому увалу, как неизвестно откуда навалился густой туман. Продолжать подъем в горы не было никакой возможности, так как в нескольких шагах уже не видно камней россыпи. Идти наугад — безрассудно: можно заранее предвидеть, что оставленного в нескольких стах метрах от костра оленя все равно не удастся найти.

Мы легли на склоне горы и стали ждать, когда рассеется туман. Вскоре пошел сильный дождь. Мы забились под чаши стланика, завернулись в плащи, но все эти усилия оказались напрасными. Дождь не прекращался в течение нескольких часов, и за это время, под надежной защитой наших плащей, мы промокли и продрогли, как никогда.

Пора подумать и об обеде. Все наши надежды на сегодняшний день рухнули. Из-за плохой погоды в гольцах мы потеряли очень много драгоценного времени. В июле и августе не было ни одного похода, в котором бы нас не застигал дождь. В лучшем случае приходилось отсиживаться в палатках; чаще, как это было и сейчас, мы мерзли, мокли и мучились от безвыходности положения.

Был момент, когда туман рассеялся, и тогда рядом с нами показалось стадо оленей. Животные не спеша поднимались к снежнику, на котором остался убитый вчера олень. Несколько раз они смотрели в нашу сторону и, конечно, видели нас, но это не произвело на них никакого впечатления. Мы подумали о том, что запах крови может напугать оленей, и они покинут этот распадок. Предположение это вскоре подтвердилось.

Во второй половине дня туман начал быстро рассеиваться, его последние бледные хлопья ветер унес за гребни гор. Перенести оленя к ручью, бросить мясо в воду было делом одного часа. Вскоре можно было начать обратный спуск к Байкалу по долине реки Малой Солонцовой.

На перевале мы снова увидели стадо оленей. Животные покидали опасные места. Они поднимались по склону к вершине горы Елбыр, отчетливо выделяясь на фоне неба. Иногда часть животных исчезала из глаз, но потом они снова выстраивались в цепочку, и снова на фоне неба были прекрасно видны пять знакомых силуэтов.

За перевалом в густых зарослях стланика Оводов обнаружил широкую медвежью тропу. Эта случайная находка помогла нам преодолеть самый трудный участок пути довольно легко и быстро. Долго, до границы леса тропа шла по левому берегу реки, теряясь в исполинских каменных россыпях.

Нам часто приходилось пользоваться россыпями из-за невозможности пройти в другом месте, хотя передвижение по камням мало напоминает прогулку по ровной тропе. Выйдя на россыпь, нужно смотреть только себе под ноги, сосредоточив внимание на том камне, куда должна ступить нога, иначе малейшая невнимательность грозит катастрофой. Камни часто переворачиваются, ноги застревают в глубоких расселинах — поэтому они украшены множеством ссадин и синяков. Особенно достается передней части голени выше стопы, по которой камни бьют с такой силой, что становится темно в глазах. К счастью, несмотря на беспрерывные походы в горы, до сих пор все обходится благополучно. За два года работы ни один из членов нашего отряда не получил ни одного серьезного увечья. И все же, несмотря на все неудобства, ход по россыпям часто единственно возможный способ передвижения в горах, а иногда и наиболее безопасный.

Страшно наблюдать друг за другом во время передвижения по круто наклонным подвижным россыпям. За маленьким осторожным шажком внезапно приходится делать огромный прыжок и ни на минуту не забывать о том, что неподвижность даже самых больших камней обманчива, вы постоянно находитесь как бы на плавучих льдах. О специфике прогулок по россыпям, кроме ссадин на наших ногах, могут рассказать многочисленные вмятины и зарубки на ружьях, биноклях и фотоаппаратах, которые приходилось носить открыто.

Наконец мы подошли к последним деревьям лесного пояса. Дальше дело пошло превосходно, время пролетело незаметно, и вскоре отряд очутился на берегу Байкала.

На приваде, невдалеке от устья реки Малой Солонцовой хозяйничал медведь, но в этот момент кто-то выстрелил в коршуна — зверь исчез. Привада, положенная за день до похода в горы, оказалась полностью уничтоженной медведями.

Галька расползалась под ногами, и мы потратили на переход до базового лагеря около полутора часов. Ввалившись в зимовье, мы застали Велижанина за великолепным занятием. Окутанный густым чадом, он стоял у плиты и бросал со сковороды на тарелку пышные оладьи.

Наш приход он отметил радостным кличем. Оводов заявил, что желает приобщиться к блаженству не теряя ни одной секунды, но получил по рукам. Все были очень голодны, однако пришлось сделать вид, что мы в состоянии спокойно, без паники снять паняги. Одинокий домик на берегу Байкала, заполненный дымом и чадом, показался нам уютным и родным.