В горячих сердцах сохраняя

Случай в деревне Эль—Гомаль

Сначала появился запах. Им повеяло сразу же, едва мы поднялись на несколько шагов по склону горы Виолента. А потом показалась стая стервятников. Она заслоняла собой часть неба и дороги. Было видно, как птицы взмывали чуть не под самые облака, а оттуда, паря кругами, устремлялись вниз. При этом их оперение глянцевито переливалось в лучах солнца.

— Похоже, сегодня нам придется свидеться с покойничком, — проронил Магуара.

— А может, это тянет какой—нибудь падалью, лейтенант? — отозвался Торсеро.

— Нет, брат, от зверья так не смердит. Это все—таки человек.

Мы продолжали подниматься…

Его бросили в сухом чахлом бурьяне, росшем редкими клочками на обочине дороги. И когда птицы улетели — а их была целая туча, — мы наконец смогли его разглядеть, а точнее, то, что осталось от него.

Магуара приказал осмотреть труп:

— Ну—ка, сходите взгляните. Вдруг там остались какие вещи или документы. Надо же узнать, кто он такой.

Остриями штыков мы стали ворошить траву…

Некоторое время спустя отряд продолжил путь вверх по горе в сторону Эль—Гомаль. Открывавшийся перед нами пейзаж являл собой довольно унылую картину. На его фоне разве что выделялись острые камни, устилавшие дно лощины. С обеих сторон вплотную к дороге подходили отвесные склоны, которые, казалось, кто—то до самого низа сровнял ножом. Куда ни поглядишь — ни куста, ни деревца, лишь пожухлая, покрытая налетом серой пыли трава, едва—едва шевелившаяся от прикосновения горячего ветерка.

Когда до перевала оставалось совсем немного, Магуара велел сделать привал:

— Стой, ребята! Наверху нас караулят. — И он скинул с плеча карабин.

Мы тоже сняли винтовки и поставили их на боевой взвод. Лощина усилила звук металла и вернула его нам.

— В цепь здесь не развернешься. Поэтому дальше будем пробираться, как подскажет обстановка, — объяснил Магуара, пригибаясь как можно ниже.

Все последовали его примеру.

Так мы и шли, согнувшись чуть ли не в три погибели, — один за другим все тридцать шесть человек, а впереди Магуара. От раскаленной насыпи исходил запах пепла. Спустя какое—то время начались заросли сухого, когтистого чертополоха, в которых кучками стояли люди. Каждая семья держалась обособленно. Стояли они как раз там, где проходил перевал и начиналась деревня.

В тишине лишь разносились гулкие звуки шагов, которые солдатские ботинки печатали о сухой, затвердевший грунт.

Магуара приостановился.

— Вечер добрый! — поздоровался он с крестьянами.

— Здравствуйте! — почти в один голос протянули крестьяне.

— Ну, что тут у вас нового? Не случилось ли чего? — спросил Магуара, снимая фуражку.

Он стоял прямо посередине дороги. Резвый ветерок мигом налетел на него, надул, словно паруса, его брюки и тут же, поднимая за собой целый вихрь пыли и мусора, ринулся дальше, за деревню, в сторону соседней рощицы, и пропал в ней.

— Да уж случилось, много чего случилось. Сразу, поди, и не поверите, — ответил дочерна загоревший мужчина.

— Ну а что именно? — насторожился Магуара.

— Что именно? А вон полюбуйтесь, пожалуйста. Вся семья Родобладо тут.

Тот, кто отвечал Магуаре, развернулся и, ковыляя, направился к каким—то тюкам, сваленным бесформенной грудой у входа в одну из лачуг. Чей—то пес, приподняв носом край мешковины, принялся было что—то под ней вынюхивать.

— Вот. Почти все здесь, — продолжал мужчина. Стоило Магуаре шагнуть в сторону убитых, как крестьяне толпой двинулись вслед за ним. Какая—то старуха, опередив всех, вырвалась вперед с криком:

— Аларкан, пошел вон! Кому говорят, проклятый, пошел вон!

Собака обежала вокруг груды и исчезла в дверях лачуги.

Тела были прикрыты джутовой мешковиной. Над ними роились тучи мух. Магуара прошел вдоль убитых, откидывая накрывавшую их мешковину, а затем обратился к мужчине, который заговорил первым:

— Вот вы сказали «почти все здесь». Значит, кого—то не хватает? Я правильно вас понял?

— Так я про то и толкую. Нет того самого, которого вы видели в ущелье около де—ла—Круса, — объяснил мужчина.

— Тот, кого вы нашли там, внизу, наверняка даже не подозревал, что всех его родственников перебьют, — вступил в разговор другой крестьянин. — Ведь он был из той же шатии—братии, что наведалась сюда. Он к ним перекинулся то ли в январе, то ли в феврале. Правильно я говорю, Чано?

— Да, примерно так. Где—то в феврале, — ответил тот, к кому обратились с вопросом, сдвигая на затылок плетенное из соломы сомбреро. — Но в этот раз он объявился у нас дня за три до их прихода. Сказал, что ушел от них. Однажды увидел, сколько они положили народу, и решил с ними завязать. Понял, что они за подонки. Так он нам объяснял.

— Искали его, а заодно порешили всех — отца, мать, сестру, — подхватил его сосед с желто—зеленым лицом и прищуренными глазами. Он стоял, скрестив на животе руки, изборожденные крупными узловатыми венами.

— По—моему, он знал, что за ним должны прийти. Дома почти не появлялся, ночевал в Поса—Онда: там у него живет какая—то родня. Сюда приходил ни свет ни заря и быстро сматывался. Все спрашивал, не заходил ли кто за ним, а потом снова исчезал.

— А вчера они наконец его заловили. Он кинулся вниз, в обход ущелья, но ведь отсюда, сверху, все просматривается. Вот они его и перехватили. Если посмотреть отсюда, то видно все как на ладони аж до самого подъема на гору, — стал объяснять, указывая рукой на холм внизу, другой мужчина, покрытый иссиня—черным загаром. — К Поса—Онда он пройти не смог — эта мразь как раз оттуда и шла. Причем они обложили его со всех сторон и так шли, сжимая кольцо. Поэтому бедняге Улисесу ничего не оставалось, кроме как попытаться уйти низом.

Ветер ворвался в Эль—Гомаль, поднял сухие листья, закрутил их вихрем, запорошил пылью и стал бросать ее людям прямо в глаза… Женщины схватились за подолы юбок, а мальчишки припустились вдогонку за покатившимися колесом клочьями перекати—поле.

— Его перехватили в поле, на открытом месте, — продолжал рассказывать мужчина. — Когда начали стрелять, отсюда было видно, как он запетлял, словно заяц, потом вдруг подпрыгнул, дернулся и упал как подкошенный.

— А двое пошли туда и прикончили его, — добавила женщина, показывая на холм внизу.

Дорога делает поворот и, еще попетляв немного, теряется из виду. С высоты Виоленты видны камни, которыми Магаура приказал обложить мертвеца. По ним важно разгуливают стервятники. Они что—то клюют и недоуменно крутят своими красными головами на длинных общипанных шеях.

— Нас всех выгнали на улицу. Один из них сказал: мол, это для того, чтобы мы видели, что с ними будут делать. «Голову оторвать им мало — этому Родобладо и его родне», — сказал другой. Потом вывели всю его семью и стали в упор расстреливать. Бабы запричитали…

— Не напоминай, хватит, прошу тебя! — всхлипнула стоявшая рядом женщина, прикрывая лицо руками.

— …Их выволакивали силком прямо на улицу и тут же приканчивали… — продолжал мужчина.

— Сейчас же прекрати! — истерически закричала женщина и бросилась к мужчине, пытаясь закрыть ему рот своей покалеченной смуглой рукой. — Ну, ради бога, Каэтано! — рыдала она.

Следом зарыдали и все остальные. Перекрывая их рев, другой крестьянин добавил:

— Старая Хосефина и ходить—то уже не могла: ее как раз прихватил радикулит. Еле двигая ногами, она только ступила на порог, и ее тут же прикончили.

С трудом борясь со сном, Магуара слушал рассказы крестьян. Он сидел на табуретке, привалившись спиной к стене лачуги. Наконец встал и принялся расхаживать взад—вперед. Крестьяне следовали за ним по пятам. Кое—кто из женщин отправился готовить еду, но большинство продолжали стоять вместе с мужчинами, которые припоминали все новые и новые подробности, касавшиеся жизни семьи Родобладо.

Магуара приказал выставить по двое часовых на основных подходах к деревне, а остальным велел располагаться на отдых. Но большинство из нас не уходили, по—прежнему теснились среди крестьян и вокруг Магуары.

— А почему вы допустили, чтобы стервятники надругались над убитым? — спросил Магуара, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Они предупредили: если, вернувшись, не найдут его на прежнем месте, то лежать там нам всем. Это сказал один из них…

— Да, так он сказал. А другой бандит добавил, что вернутся они скоро.

— А кто именно это сказал? — спросил Магуара.

— Да тот, должно быть, кто у них самый главный. Он все бандитами распоряжался да командовал, а они его слушали.

— Звали—то его как, не помните?

— Как же, кто—то называл его Альфонсо или что—то вроде этого.

— Может, Альфонсо Суарес, а? — спросил Магуара, впиваясь взглядом в обветренные, покрытые сероватым налетом лица крестьян.

— Может, и так. Но то, что его называли Альфонсо, — это точно.

— Точно, Альфонсо.

— А как он выглядит?

— Как выглядит?

— Да.

— Ну… невысокий такой…

— Чернявый крепкий мужичок…

«Это действительно Альфонсо Суарес», — отметил про себя Магуара.

— Так вот. Тот, про кого вы рассказываете, — это Альфонсо Суарес, — сообщил он крестьянам. — Он главарь банды, которая была здесь.

— Была, да сплыла, лейтенант.

— Они ушли в сторону горы Эль—Пико через Лос—Асулес. Вон в ту сторону пошли. — Человек, который говорил это, показал рукой на запад.

— А не ошибаешься? — переспросил его Магуара.

— Они двинулись туда, точно.

— Мы, по крайней мере, видели, что они уходили в ту сторону.

— Так—так… — оживился Магуара.

К тому часу, когда тени начали подступать к деревне Эль—Гомаль, мы уже похоронили убитых. Магуара приказал спуститься в ущелье за Улисесом Родобладо. Всех четверых похоронили рядом.

— Этого не надо бы класть с семьей, лейтенант, — проворчал кто—то из крестьян.

— Он сгубил свою семью, — подхватил другой.

— На небесах они вместе не будут. Он пойдет наверняка в преисподнюю, — перекрестясь, добавила какая—то старуха.

— На том свете все равны, а скоро будут все равны и на этом, — ответил Магуара и, ударив черенком лопаты, чтобы стряхнуть с нее землю, повернулся к старухе: — А что касается небес, то это все бабушкины сказки.

— Помилуй тебя господи! — еще раз перекрестилась старуха.

— А вот кто и когда наведет порядок в ваших мозгах, а? — продолжал Магуара. — Очнитесь же наконец! Революция дала вам землю, так защищайте ее! Защищайте от тех, кто снова хочет загнать вас в кабалу. Хоть зубы в ход пускайте, но умейте постоять за нее! Если мы не сбережем ее, никакой господь бог нам не поможет. — И он бросил еще один ком земли на могилу Родобладо. — Эти уже отвоевались, но вы—то живы. Не дайте и с вами так же расправиться…

На следующий день, когда мы спускались по противоположному склону Виоленты, который вел в сторону Лос—Асулес, до нас доносился голос Торсеро, подававшего команды там, на перевале. И сразу следовали выстрелы. Стреляли крестьяне — шла огневая подготовка.

— Помилуй тебя господи! — проговорил Магуара. Все дружно расхохотались.

Мыс Спокойствия (из сборника «Пограничники»)

Агент ЦРУ Андрее Насарио Сархент был одним из создателей и руководителей «Альфа–66» — организации кубинских контрреволюционеров. Пользуясь поддержкой американского правительства, «гусанос» из «Альфа–66» стали вынашивать планы активизации своей преступной деятельности, в том числе засылки на территорию Кубы вооруженных групп, обученных в специальных лагерях на территории Соединенных Штатов. Американская пресса поместила информацию о том, что еще до конца этого года Висенте Мендес, один из главарей «Альфа–66», и его люди начнут боевые действия на Кубе.

В декабре «гусанос» пытались высадиться на южном берегу провинции Орьенте. Однако из—за сильного шторма эта попытка закончилась неудачей. И все—таки главная причина провала заключалась в том, что «гусанос» сразу обнаружили. От разгрома и пленения они спаслись на американском корабле, доставившем их в Майами.

Висенте Мендес был одним из тех бандитов, которому удалось бежать с Кубы. В Майами он поначалу вел полуголодное существование, перебиваясь случайными заработками. Но однажды появился на людях за рулем нового, сверкающего лаком автомобиля с огромной сигарой в зубах. Мендес стал завсегдатаем различных увеселительных заведений, роскошных ночных клубов, обедал и ужинал в самых дорогих ресторанах города. А затем началась подготовка в лагере в Эвер—Глейд. Местная пресса запестрела его воинственными заявлениями. Газеты поместили даже его фото. Нелепые усы и клочковатая борода придавали ему какой—то неестественный вид.

Подготовка к высадке велась с особой тщательностью: ежедневные тренировки с использованием современного оружия, подробнейшее изучение местности, на которой планировалось осуществить высадку. В целях обеспечения успеха операции ЦРУ использовало в первую очередь то, что знал и умел Висенте Мендес.

Высадку намечалось произвести несколькими мелкими группами. Кроме того, Вашингтон обещал «гусанос», что их суда не будут перехвачены кубинскими сторожевыми кораблями. Американское телевидение прокрутило фильм, в котором рассказывалось о перипетиях подготовки к высадке. Авторы до того разоткровенничались, что показали даже значительную часть маршрута экспедиции наемников, которая начиналась в некоем местечке во Флориде, а заканчивалась в миле от кубинского берега. Затем наемники должны были пересесть с корабля—базы на катер, который доставит их на побережье.

Американские газеты поместили следующую информацию: «По сообщениям из города Майами, штат Флорида, который стал прибежищем для более чем трехсот тысяч кубинских эмигрантов, здесь циркулируют слухи, что высадкой, которая будет осуществлена около Баракоа, командует капитан Висенте Мендес, по кличке Гуахиро. Он является членом руководства организации «Альфа–66». Ее лидер — Андрее Насарио Сархент, имеющий большой опыт вооруженной борьбы. Согласно другим сведениям, Гуахиро — Висенте Мендес находится в горах Никаро одноименной провинции Кубы и командует силами, точная численность которых неизвестна. Люди Висенте Мендеса уже имели стычки с войсками коммунистов, убив и ранив нескольких солдат и офицеров Кастро. Здесь поговаривают также, что руководители «Альфа–66» имеют в своем распоряжении скрытые резервы. Это местные крестьяне, с которыми отважный капитан Мендес поддерживает постоянную связь».

Маршрут пограничного патруля проходил по холмистой местности. Было безветренно. Ни единой звезды нельзя было разглядеть в черноте безлунного неба. Собака, словно почуяв что—то, тянула проводника вперед. Бойцы внимательно наблюдали за береговой линией. Неожиданно они заметили в море свет, который быстро приближался к берегу. Оказалось, неизвестный катер нарушил границу. Завязалась перестрелка, однако катеру без видимых потерь удалось уйти в открытое море.

Никто из бойцов не предполагал, что нарушители осмелятся вновь подойти к берегу. Но некоторое время спустя они вернулись и, быстро покинув борт «V–20», высадились на берегу маленькой бухты, в одном из пустынных участков побережья.

…Я был на своем ранчо в тот момент, когда вдруг послышались выстрелы. Я сразу понял: происходит что—то серьезное. По звуку определил, что стрельба велась из автоматов АК и автоматов системы «Спрингфилд». Они тоже есть у нас на вооружении.

Я быстро оделся и направился к двери. Вдалеке продолжалась перестрелка. Но звуки выстрелов были более редкими, чем вначале.

— Роза, — сказал я жене, — пойду—ка я дойду до устья реки, посмотрю, что и как.

Вскоре мне повстречался пограничный патруль.

— Вы слышали выстрелы? — спросил я. — Где—то на берегу недавно стреляли, и не только наши…

— Ты, Акоста, видать, рехнулся. Какие выстрелы? Никто, кроме тебя, ничего не слышал.

— Нет, — возразил я, — выстрелов было много. Стреляли из автоматов АК и «Спрингфилд» — я их прекрасно различаю по звуку. Но стреляли еще из какого—то незнакомого оружия… Дайте мне на всякий случай автомат. Я дойду до холма и осмотрю местность…

Командир патруля ответил отказом и еще раз поинтересовался, в своем ли я уме.

— Да что вы заладили одно и то же? Ведь если я встречу бандитов с автоматом в руках, то смогу помешать им уйти в горы!

Но мне так и не удалось убедить пограничников.

Не успел я дойти до своего ранчо, как вновь услышал выстрелы. «Не нравится мне все это», — подумал я и бросился в сторону пограничного поста. Первым, с кем я столкнулся, был сержант, стоявший на ступеньке лестницы.

— Что случилось, Акоста? — спросил он.

А я сразу и ответить не мог — так запыхался от быстрого бега, в горле у меня словно ком застрял.

Молодой милисьяно удивленно посмотрел на меня: мол, что это я ни слова не могу произнести? Может, не отдышусь никак, а может, просто испугался, услышав выстрелы? Я же был уверен, что перестрелку затеяли «гусанос», высадившиеся где—то в районе мыса Спокойствия.

— Дайте мне оружие! — наконец отдышавшись, обратился я к сержанту.

Тот повернулся к молодому милисьяно:

— Хуанито, дай ему автомат.

Мне вручили автомат и несколько запасных магазинов с патронами. Обрадованный таким оборотом дела, я отправился к тому месту, где река Юмури впадает в море. Добравшись туда, я увидел лодочника, старика Энрикеса, кривого на один глаз. Его работа заключалась в том, что он перевозил людей на другой берег и обратно.

На море, которое лишь изредка освещала тусклым светом луна, был прилив. Лодки, еще недавно стоявшие у самого берега, теперь оказались почти на середине реки.

— Слушай, Энрикес, перевези—ка меня на другой берег, — обратился я к старику.

— В своем ли ты уме, Акоста? Разве не слышал, что там стреляют? — ответил он.

Но я стал настаивать, грозно размахивая при этом автоматом. Старик нехотя слез с бревна, на котором сидел, по грудь в воде медленно добрался до причала и, отвязав лодку, возвратился. Затем, продолжая возмущаться, он перевез меня на ту сторону.

Вот и другой берег. Я остановился в раздумье. Отсюда в горы вели две дороги: одна огибала большую скалу, а другая шла поверху. По какой же из двух направиться?

Вдруг невдалеке раздался чей—то голос. Кто же это? Неужели враг? Голос раздался снова, и на этот раз мне показалось, что кто—то произнес мое имя.

— Луис Акоста, подожди меня! — повторил голос, и я услышал, как кто—то направился в мою сторону.

— Стой! — крикнул я, когда этот «кто—то» приблизился ко мне.

Но мое волнение оказалось напрасным. «Враг» оказался сыном лодочника. Выяснилось, что старый Энрикес послал его спросить у меня, что я собираюсь делать на этом берегу. Я объяснил, что хочу устроить засаду на холме на случай появления «гусанос».

С того времени как я покинул пограничный пост в Баригуа, у меня, признаться, было время поразмыслить. И постепенно я пришел к выводу, что вряд ли все эти выстрелы как—то связаны с высадкой врага. Вероятнее всего, стреляли охотники. Изредка они приезжали в эти места. И все же… кто стрелял — охотники или высадившиеся «гусанос»? «Как бы там ни было, надо приготовиться к худшему», — решил я.

Вдвоем мы тронулись в путь. Сын лодочника шел немного позади. Ярко светила луна. Через некоторое время мы достигли небольшого холма. Отсюда были хорошо видны дома и другие строения небольшой деревушки. Посовещавшись, мы решили пройти через деревушку по дороге, которая ее пересекала.

Кругом тишина. Казалось, деревня вымерла. Но не успели мы подняться повыше, как послышались какие—то непонятные звуки. Мы мгновенно залегли и затаились. С места, где мы находились, хорошо просматривалась деревня и ее окрестности.

Я чувствовал прерывистое дыхание сына лодочника, распластавшегося рядом со мной. Вздрагивая при малейшем шорохе, он глухим шепотом спрашивал меня, что бы это могло быть там, в зарослях кустарника, откуда слышались такие странные звуки.

В сомнениях, неуверенности, смутном ожидании опасности прошло неизвестно сколько времени, когда вдруг какой—то человек бесшумно вышел из зарослей и остановился посередине дороги, кинув взгляд в сторону холма, где, затаившись, лежали мы. Затем неизвестный поднял руку и сделал кому—то знак. И почти сразу из зарослей вышел еще кто—то. С нашего места можно было разглядеть, что он коренаст и широкоплеч. На голове у него была темная шляпа с большими нолями, за плечами — рюкзак и автомат. Он, как и первый человек, сделал знак рукой и зашагал к подножию холма. Еще один силуэт возник из зарослей. И так много раз. В общем мы насчитали, что из зарослей вышли и исчезли в сумерках одиннадцать человек.

— Энрикес! — сдавленным шепотом обратился я к парню. — Скорей беги к пограничникам, расскажи сержанту обо всем, что мы здесь видели, и проси подкрепления.

Но парень вдруг заупрямился:

— Будет лучше, если на пограничный пост отправишься ты, а я буду продолжать наблюдение.

— Ну что же, я так я, сейчас не время для споров, — процедил я сквозь зубы и крадучись пошел назад к реке.

У самого берега мне повстречался местный крестьянин. Я объяснил ему, в чем дело, и попросил не мешкая связаться с пограничниками. Затем я быстро возвратился на то место, где мы расстались с младшим Энрикесом, но его там не оказалось. Куда же он, черт возьми, подевался? Тогда я не мог знать, что в мое отсутствие сюда другой дорогой подошел сержант и они вдвоем с Энрикесом отправились к берегу моря, чтобы вместе с пограничниками и милисьянос организовать патрулирование близлежащих районов.

Сейчас я стоял один, всматриваясь туда, где растворились одиннадцать теней. Однако мое одиночество длилось недолго. На подмогу мне сержант прислал милисьяно, смышленого и ловкого парнишку.

— Займи позицию вон за тем большим деревом, — приказал я ему. — А для себя я поищу другое место. Как только они достигнут поворота, я открою огонь.

Милисьяно одобрил мой план.

Луна, зависнув над темными горами, блестела холодным светом. Я был уверен, что именно здесь, у поворота Дороги, которая огибала нависшую над ней скалу, лучшее место для засады. Там, наверху, они сейчас стремились как можно быстрее углубиться в горы. Моя же задача состояла в том, чтобы не позволить им этого. Я быстро пересек пастбище и занял позицию. Поднимающаяся со стороны дороги каменная стена служила мне хорошим прикрытием. Она возвышалась над старым, давно высохшим руслом реки. Правда, до поворота дороги было далековато, но луна мне помогала: вся местность в районе поворота видна была как на ладони.

Я прикинул, что открывать огонь надо, как только «гусанос» достигнут поворота. Ведь чтобы выбраться отсюда, им нужно карабкаться по скалам — иного выхода у них не было. Я продолжал внимательно осматривать каждую кочку на тропе и думал, что здесь нет густых зарослей, в которых они могли бы укрыться, и только отсюда они могут подняться в горы. Поэтому я здесь их и поджидал, приготовив автомат к бою. И когда я услышал там, внизу, чьи—то осторожные шаги, я понял, что это они.

В этот момент я наблюдал за поворотом дороги, где, по моим расчетам, вот—вот мог появиться первый «гусано». Ну а если это подкрепление, которое привел молодой Энрикес, или пограничники во главе с сержантом, или какая—нибудь другая группа милисьянос? Мысли галопом проносились в голове, и весь я обратился в слух и зрение. «Нельзя допустить, чтобы бандиты ушли в горы», — повторял я себе, готовя автомат к бою.

Неожиданно послышался свист, а мгновение спустя где—то неподалеку треснула сломанная ветка. Всмотревшись, я понял, что это не те одиннадцать, высадившиеся с Висенте Мендесом. Очевидно, число высадившихся соответствовало отделению армии США. Значит, в той группе не хватало арьергарда — вот этих двоих.

Неизвестный осторожно продвигался вперед, поминутно оглядываясь и держа автомат на изготовку. На голове у него была темная шляпа. Второго я не разглядел.

Когда я окликнул «гусано», он, увидев у меня оружие, стал уверять меня, что он—де милисьяно, хотя я его об этом не спрашивал. Чтобы показать, что со мной шутки плохи, я для острастки дал короткую очередь в воздух. Это так его напугало, что он скорчился и упал как подкошенный. Ему, наверное, показалось от страха, что в него стреляет дерево, растущее у дороги, или палка, торчащая из забора. Словом, он был так напуган, что плохо соображал, что же происходит.

— Я из ополчения, из ополчения! — завопил вдруг он.

— Что ты орешь? Какое ополчение? — И я на всякий случай еще раз выстрелил в воздух.

— Не убивай меня! — вопил он.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать! Все будет хорошо, если ты бросишь оружие.

Оставаясь на земле, он быстро отбросил в сторону свой автомат.

— А теперь вставай! — приказал я.

— Нет, я не встану, иначе ты убьешь меня! — вопил он.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать. Вставай, слышишь?

Однако он не поднялся, а быстро пополз ко мне. Когда он находился рядом с полем, усеянным большими обломками скал, где—то в стороне послышалась стрельба. Я отвлекся лишь на мгновение. Но этого оказалось достаточно, чтобы неизвестный огромными прыжками, которые я, пожалуй, видел только в приключенческих фильмах, достиг тех обломков и исчез за ними. Очередь из автомата мне не помогла.

Я стал всматриваться в ту сторону, откуда слышались выстрелы. По всей вероятности, стреляли со скал, и весьма интенсивно.

Укрывшись за камнями, я дал несколько очередей по позициям, где предположительно находились бандиты, а также по камням, за которыми исчез тот детина. Но вряд ли мои выстрелы достигли цели.

Ответ «гусанос» не заставил себя ждать: я чувствовал, как пули впиваются в окружавшие меня камни, вздымая белесые фонтанчики. Стоило мне чуть высунуться, как сразу раздавались выстрелы. Не знаю почему, но это привело меня в ярость.

— Эй вы, ублюдки! — крикнул я.

В ответ опять загремели очереди. Но главная опасность пришла чуть позже: дал о себе знать прятавшийся в камнях «гусано» — он бросил в меня гранату.

Вжавшись всем телом в землю, я чувствовал, как она летит и падает совсем рядом со мной. Меня спасло то, что граната разорвалась в проеме между двумя камнями. Но от взрывной волны мне досталось. На какое—то время я оглох и ослеп. Мои попытки прозреть поначалу ни к чему не приводили. Тогда я решил вести огонь в том направлении, где находился враг. Иногда я стрелял одиночными патронами, иногда давал короткие очереди. Неожиданно в голову пришла идея обмануть «гусанос» — заставить их поверить, что я здесь не один, что нас много и мы их окружаем.

— Товарищи бойцы, слушайте мой приказ! — громко крикнул я. — Первой группе — окружить противника с правого фланга, второй группе — с левого. Ни один не должен уйти!

Выкрикивая таким образом команды, я ползком продвигался между камнями, ведя время от времени огонь из автомата. Что и говорить, положение мое было хуже некуда. Все еще не прозревший, оглушенный, я больше всего боялся, что если они меня подстрелят, то некому будет их задержать. Может, поэтому, я продолжал выкрикивать команды воображаемым бойцам:

— Левый фланг, правый фланг, они не должны уйти! Приказываю захватить стрелка, который находится наверху! — Последнюю команду я выкрикнул потому, что стрелявший сверху «гусано» был самым опасным для меня.

Там, на скалах, продолжалась интенсивная перестрелка. Бандиты занимали выгодную позицию. Они держали под обстрелом тропу, которая вела в горы, а также поле, где находился я, потерявший счет времени.

Но вот до меня откуда—то издалека донесся голос. Я еще плохо соображал и не мог составить достоверную картину происходящего. Я, например, не мог даже вообразить, что подкрепление из Баракоа находится всего в двух шагах от меня, что наши завязали бой с «гусанос», блокировав проход у скал, который вел в горы.

Как потом выяснилось, голос принадлежал Утриа. Но в тот момент я подумал, что это бандит, и решил держать ухо востро, хотя и недоумевал, почему он ведет себя столь неосмотрительно. Ведь он стоял не таясь наверху, над тропой, и я мог скосить его в один миг.

Стрелять я не стал, и тот человек, очевидно, подумал, что я мертв. И хотя я еще не пришел окончательно в себя, в голове неотступно вертелась мысль, что между камней скрывается убежавший от меня «гусано», а дальше, ближе к горам, затаился в зарослях его напарник.

Мои размышления были прерваны криком:

— Луис Акоста, почему не поднимаешься? Ты ранен?

— Нет, я цел! — обрадовался я, хотя перед глазами у меня расплывались зеленоватые круги.

— Ползи сюда!

Продвигаясь ползком, я достиг каменной стены. Перебросил свой автомат и оружие бандита, а затем перевалился через нее сам и попал в объятия молодого Энрикеса — это он кричал мне. Здесь же была и целая группа милисьянос. Я рассказал, что видел двух бандитов и что они скрываются там, дальше.

— Ты уверен в этом?

— Да. Одного я разоружил, но ему удалось убежать. Он скрывается где—то между камней. А другой ведет огонь сверху.

— Хорошо, сейчас мы ими займемся.

Я не понял, кому принадлежал этот голос: может, Утриа, а может, Куэрто, или капитану Толедо, или Вильямсу Мастране, или, может, Тотьеру, или еще кому—то.

В это время бандиты, не выдержав натиска наших, покинули свои позиции и пытались уйти в горы. Наша группа, в которой были капитан Толедо, Тотьер, Утриа, Куэрто и я, занялась ликвидацией двух «гусанос». И хотя моя контузия еще не прошла, я вызвался их захватить. В конце концов мы их изловили. Второй «гусано», как мы и думали, сказался тяжелораненым. Он жаловался на сильную боль в паху. Его передали в руки санитаров, а затем отправили на пограничный пост, где разместился медпункт. Но там выяснилось, что тяжелая рана — плод его фантазии, и ничего больше.

На заставе они пробыли недолго. Вертолетом их доставили в Сабану, где в это время находился команданте Томассевич. Первый «гусано» был толстяк с обрюзгшим лицом и заискивающими манерами. Пожалуй, ему было около тридцати, но вряд ли он когда—либо работал, и это сразу бросалось в глаза. Одним словом, это был типичный великовозрастный бездельник. Второй «гусано», тот, что притворялся раненым, был низкорослый, со светлой кожей и густыми волосами. Оба бандита были одеты в комбинезоны цвета хаки — типичная экипировка наемников.

Мне сказали, что я могу возвращаться на заставу, поскольку устал и нуждаюсь в отдыхе. Но я категорически отказался, заявив, что нисколько не устал и горю желанием участвовать в операциях до полной ликвидации высадившихся бандитов. В конце концов разрешение было получено. Я пополнил боезапас и вместе со всеми двинулся в горы. Рано поутру мы вошли в Сабану. Там узнали, что бандиты во главе с Висенте Мендесом бежали так быстро, что наша группа преследования потеряла с ними контакт. Потом, когда их обнаружили, оказалось, что они были в самом центре обширного малонаселенного района. Надеясь уйти от преследования, бандиты яростно отстреливались.

Команданте Томассевич пригласил меня к себе и подробно расспросил обо всем. Здесь же находился один из задержанных «гусано». Он всячески пытался демонстрировать свое безразличие к тому, что слышал, но это ему плохо удавалось. На его лице беспокойство было так прямо и написано. На вопрос о том, что он собирался предпринять против меня там, где мы с ним впервые встретились, бандит повернул свое луноподобное лицо и, со злобой посмотрев на меня, ответил, что собирался меня убить.

— Почему же не убил? — усмехнулся команданте.

«Гусано» нервно мотнул головой:

— Да с ним был целый взвод. Будь он один, ему бы несдобровать.

Команданте снова усмехнулся. В конце нашего разговора он приказал мне идти обратно, к побережью. Мне, откровенно говоря, очень не хотелось уходить, но в то же время нельзя было не учитывать, что «гусанос» могут попытаться вернуться к морю.

Я прибыл на пограничный пост. Однако сидеть там в бездействии не собирался, о чем сразу довел до сведения командира. Он стал возражать против того, чтобы я участвовал в действиях боевой группы: по его мнению, я нуждался в отдыхе.

— Да некогда сейчас отдыхать! — сказал я ему. — Вот переловим всех бандитов, тогда и отдохнем.

На Юмури в это время находилось с полсотни бойцов. И в конце концов мне удалось—таки уговорить командира, и он поручил мне возглавить группу из восьми милисьянос, которая должна была нести патрульную службу на мысе Спокойствия.

В четыре часа дня над морем появился вертолет. Я пояснил ребятам, что, хотя у этой железной птицы кубинские опознавательные знаки, нужно быть готовыми ко всяким неожиданностям: враг способен на любые провокации. Облетев берег, вертолет сделал круг над мысом Спокойствия и сел рядом с нами. Из машины вышли несколько человек. Командир группы попросил меня провести их до нужного места. Так я снова очутился там. где произошла моя первая схватка с бандитами.

На протяжении тринадцати дней я все время был начеку. Мне, к сожалению, не пришлось участвовать в заключительных операциях по ликвидации банды Мендеса. Там отличились многие ребята, в том числе Лейли Перес, Вильяме и очень храбрый парень Йяйо из Гран—Пьедра.

Это были напряженные дни. Янки пытались запугать нас. Их боевые корабли крейсировали у наших берегов. А 4 мая власти Багамских островов, не имея на то никаких оснований, арестовали два кубинских рыболовецких судна, а третье повредили, открыв по нему огонь. Они хотели использовать рыбаков в качестве заложников, чтобы потом обменять их на контрреволюционеров. Угрожая рыбакам расправой, багамские власти бросили их на маленьком необитаемом острове без воды и пищи, не оставив им даже лодки, на которой они могли бы попытаться добраться до кубинских берегов.

Эта провокация вызвала на Кубе взрыв негодования. В Гаване перед зданием посольства США прошла мощная демонстрация протеста. Гнев народа был так велик, что казалось, возмущенные массы снесут с лица земли здание посольства.

Из захваченных у «гусанос» документов стало известно, что бандиты намеревались создать базу на другом берегу реки Юмури. В них содержались инструкции по проведению диверсий. В наши руки попали также пачки чистой бумаги — она предназначалась для тайнописи. Чего только не было у бандитов: и нейлоновые канаты для лазания по скалам, и сигареты «Кэмэл», и пищевые концентраты, и специальные тонизирующие таблетки. Было также много новейшего автоматического оружия и патронов. Не обошлось и без марихуаны.

В операциях по ликвидации банды Мендеса участвовали товарищи, хорошо знавшие этот район. Кроме того, у них имелись подробные карты местности, вплоть до Плая—Ларга. Можно с уверенностью сказать, что этот берег всегда был под надежной защитой.

Что касается Висенте Мендеса, то его последним прибежищем стала отдаленная пещера. В боях он потерял почти всех своих людей: за десять дней было ликвидировано десять «гусанос». И вот теперь, обложенный со всех сторон, словно хищный зверь, Мендес сидел в пещере. Он был опасен, так как занимал весьма выгодную позицию.

Справился с ним парень из Гран—Пьедра. В отчаянной перестрелке он меткой очередью сразил главаря банды наповал. Так на тринадцатый день мы узнали о смерти Висенте Мендеса. На тринадцатый день после того, как я увидел первого «гусано», выходящего из зарослей. И мне почему—то вдруг стало страшно. Потом я понял почему: я боялся не за себя, а за товарищей, которые, может быть, ведут сейчас смертельный бой. Поскорей бы они кончали с бандитами!

…Я не стал дожидаться отставшего сержанта и быстро шел по дороге. Охраняемые ополченцами, по тропе, ведущей со скалы вниз, тяжелым шагом брели пленные «гусанос». И мне представилась картина, которую я, наверное, никогда не забуду: как вот эти самые бандиты, один за другим, крадучись выходят из зарослей. А знаешь, товарищ, в первую минуту я так растерялся, что не мог сообразить, что же теперь делать…