В песках пустыни

1 На пороге пустыни

Если вы взглянете на карту Азии, то увидите, что центральная часть этого великого восточного материка вся зарисована желтой краской.

Эта желтая краска обозначает не что иное, как место сплошных сыпучих песков. Иногда эти пески расположены по низменностям материка, иногда они достигают вершины самых высоких плоскогорий.

От Средиземного моря до Великого океана, с запада на восток Азии тянутся эти зыбучие пески. Они то переходят в громадные пустыни, то прерываются изредка оазисами и реками.

Неприступные горы Памира и Тибета, страшные пустыни Такла-Макан и Гоби издавна привлекают к себе внимание европейских путешественников. Все это находится там, в этих песках Центральной Азии, почти всегда безлюдных и бесплодных.

Восток и Центральная Азия всегда манили к себе взоры исследователей и путешественников, так как в этих областях можно было найти следы исчезнувших народов, развалины древних городов. По этим следам ученые стараются восстановить историю древнего мира.

Конечно, не один только этот интерес привлекает людей смелой воли и духа к пустыням Центральной Азии. Еще и теперь живут в них народы, мало известные нам, еще и теперь существуют в них места и города, куда не ступала нога европейца.

Таким местом являются, например, страшные пустыни Такла-Макан и Гоби.

Человеческий ум пытлив и настойчив, и люди разных стран и национальностей с риском для жизни устремляются в эти места. Они хотят поднять завесу таинственности, скрывающую эти области от глаз человечества, сделать их известными для всего мира, открыть новые области, познакомиться с новыми народностями.

Одним из таких людей является путешественник Свен Гедин. Он уже в юности своей мечтал о путешествиях, жизнь исследователя манила его к себе с раннего детства.

Он мечтал следовать примеру Ливингстона и Стенли — знаменитым исследователям Африки.

Но как осуществить мечту? Как претворить желание в дело? У двадцатилетнего юноши было много энергии и воли, но кошелек был пуст. Денег ждать было неоткуда. Он бросался от одного богача к другому; но всюду его встречали либо закрытые двери, либо, еще того хуже, презрение и насмешка.

Но кто ищет, кто добивается с такой энергией, с какой это делал Гедин, тот достигает своего.

В приемной одного из шведских капиталистов, в то время владельца нефтяных промыслов в царской России, юноша встретил инженера, только что приехавшего из Баку с докладом к своему хозяину. Восторженный, богато-одаренный юноша произвел сильное впечатление на инженера своими рассказами и проектами, и инженер предложил Свену поехать с ним в Баку в качестве учителя его сына.

Свен с радостью согласился. Ведь от Баку недалеко и до Азии. И Гедин торжествовал. Хотя он и знал, что семь долгих месяцев придется прожить в Баку, прежде чем он сумеет переступить заповедный порог Азии — мечты его жизни.

Отбыв срок своего добровольного мученичества, как Гедин называл семь месяцев жизни в Баку, Гедин решил, наконец, отправиться в путь.

Ранней весной в сопровождении молодого татарина Баки-хана отправился он в Азию. Весь багаж путешественников заключался в двух сменах белья, теплой куртке и сумке через плечо. А в сумке находились револьвер, тетрадь для заметок и рисунков и две географические карты.

Деньги, которые были у них, они разделили пополам и зашили в пояса. Татарин на всякий случай прихватил еще кинжал и ружье с серебряным украшением.

Чтобы добраться до знаменитых пустынь, им предстояло пройти много сотен километров. Предприятие это было очень рискованное, почти невыполнимое. Но их окрыляли юность и надежды, и с ними они пустились в путь. Они были более уверены в себе, чем иная вооруженная и снаряженная специально для такого путешествия экспедиция.

Переправившись на судне через Каспийское море, друзья высадились на азиатском берегу и, не дав себе ни времени; ни сроку для отдыха, немедленно отправились в путь.

Выбрав двух крепких, небольших лошадок и подвязав свой скромный багаж к седлам, они двинулись в путь. Начало путешествия было легким и приятным. Дорога шла по густым лесам, по благоухающим оливковым рощам. Друзья, сидя на лошадках, радовались тому, что все так благоприятно складывается. Но это было только начало и — увы! — очень кратковременное! Вскоре друзья вступили в горную область Эльбурс.

Переночевав в небольшой горной деревушке, юноши, проснувшись поутру, увидели, что все кругом покрыто снегом, выпавшим, очевидно, за ночь. После оливковых рощ путешествие по снегу не очень-то улыбалось юношам, но они были готовы ко всему, и это первое предостережение природы их не очень-то испугало. Переменив лошадей, они пустились в путь.

Снег бесшумно падал большими хлопьями. В долине он таял, чуть прикасаясь к земле и платью. Выше же на открытых местах, где холодный ветер гулял на просторе, снег замерзал. Платье путников скоро превратилось в ледяной панцырь, сковывавший движения путешественников.

Как менее привыкший, Свен первый почувствовал, что примерзает к седлу. Руки у него закоченели до того, что он должен был выпустить поводья, а вдобавок ко всему мятель стала засыпать глаза и ледяными сосульками резать лицо.

Свен принужден был слезть с лошади и пойти пешком, придерживаясь, однако, за хвост лошади, чтобы не сбиться с дороги.

Неизвестно долго ли друзья смогли бы подвигаться вперед при таких условиях, если бы по пути им не встретилась маленькая деревушка, состоявшая из нескольких полузанесенных снегом избушек. Остановившись у первой же лачуги, они, стряхнув с себя снег, вошли в нее. Внутри на земляном полу, за костром, разложенным тут же, сидели несколько персов и татар.

Было низко, тесно, сыро и дымно, но было тепло, — а это в ту минуту было самое главное. Когда же Баки-хан сварил яйца, приготовил чай и достал хлеба, стало совсем хорошо, и путники, насытившись, до утра пробыли в тепле…

По истечении трех недель такого путешествия, юноши добрались, наконец, до Тегерана. Здесь путник Свена, татарин Баки-хан, тяжело заболел, и Свену пришлось искать для себя нового проводника.

Денег к тому времени оставалось еще достаточно — за три недели друзья истратили лишь пятнадцать рублей, и это им казалось баснословно много.

От Тегерана Свену хотелось спуститься на юг, пересечь всю Персию, добраться до Персидского залива. Оттуда он думал вернуться в Тегеран, и затем отправиться в пустыню. Таковы были его замыслы…

Новый провожатый Гедина оказался далеко не таким преданным другом, как Баки-хан. И Свен почувствовал это на первом же переходе по дороге в Куруд.

Из двух лошадей, приобретенных для Гедина новым проводником, одна оказалась хорошим ходоком, другая же, доставшаяся Свену, — просто клячей. Она далеко отставала от лошади проводника, и Свену стоило больших усилий догнать его и заставить перемениться лошадьми.

Но положение от этого ничуть не улучшилось. Теперь отстала кляча проводника, который ничуть не был заинтересован в том, чтобы стараться нагнать европейца. Свен Гедин вскоре очутился один на неизвестной дороге, застигнутый ночью. В течение четырех часов он подвигался по узким тропинкам в совершенной темноте.

Наконец, и он и лошадь выбились из сил. Верен ли путь, куда итти дальше, — Свен не знал. Боясь заблудиться в горах, он решил уже сойти с лошади, привязать ее к дереву, а самому, завернувшись в плед, уснуть, пока не наступит рассвет.

Только что он собрался привести свое решение в исполнение, как вдруг вдали замаячил огонек. Вообразив, что перед ним, наконец, долгожданный Куруд, обрадованный Свен быстро двинулся по направлению к свету. Оказалось, что то был не Куруд, а палатка кочевников, откуда тонкой полосой и проникал свет.

Но Свен был рад и этой встрече. Подойдя к палатке, он крикнул, но ответа не последовало. Однако, в палатке были люди, и Свен это видел по теням, отраженным на холсте. Когда и второй оклик остался без ответа, Свен слез с лошади, отдернул завесу, закрывавшую вход, и спросил, где дорога в Куруд. Из палатки вышел старик и, не говоря ни слова двинулся по дороге, извивавшейся в темноте между кустами. Свен понял, что должен следовать за ним и, взяв лошадь под уздцы, пошел.

Молча дошли они до небольшого ручья, бежавшего в чаще оливкового леса. Тут старик-кочевник остановился, указал рукой на город и безмолвно исчез в темноте.

Свен понял, что старик указал ему направление. Он сел на лошадь и предосторожности ради предоставил лошади итти самой…

Ни старик, ни инстинкт лошади не обманули Гедина. Через несколько часов перед путником маячили огни Куруда, где его ждал и отдых и еда — в чем Свен больше всего нуждался теперь.

Проводника своего он не дождался: очевидно, тот предпочел вернуться обратно в Тегеран.

Из Куруда Свен направился в Испагань, прежнюю столицу Персии, где еще и теперь мечети с высокими стройными минаретами, базары, украшенные коврами и шелками, говорят о былом величии города. Из Испагани, через развалины древнего Персеполиса, где две с половиной тысячи лет тому назад тираны Ксеркс и Дарий угнетали персидские народы и где теперь среди величественных колонн пастухи пасут свои стада, — Свен Гедин проник в один из самых поэтических городов Персии — Шираз, утопающий среди роз и фонтанов.

Чем дальше к югу, чем ближе к Персидскому заливу, тем жарче становился климат, и Свену большую часть пути приходилось делать по ночам.

Последнюю часть пути он проделал один, без проводника, и когда, наконец, в одно прекрасное майское утро солнце осветило перед Свеном зеркальную поверхность Персидского залива, Свен, не зная, с кем поделиться своей радостью, громко, точно птица, запел какую-то песнь, какую сам после никак не мог вспомнить.

Итак, Персия от Каспийского моря до Персидского залива первый раз за все время была пройдена европейцем.

Но Свен свою задачу считал еще невыполненной: он хотел пересечь ее снова, в обратном направлении, но только по другому пути.

На северо-восточном берегу Персидского залива находится небольшой порт Бушир — куда иногда заходят европейские пароходы.

На одном из таких пароходов Свен переехал залив, составляющий глубоко вдающуюся бухту Индийского океана, омывающую с одной стороны берега Персии, а с другой — Аравии.

Несмотря на страшную жару в 45°, которую Свену никогда в жизни еще не приходилось испытывать, он чувствовал себя превосходно.

И было отчего. Он совершил половину дела, которое до него никто не совершал. Он видел Персию, которую так жаждал видеть, и теперь перед ним проходили берега Аравии, о которой он читал лишь в книгах да в сказках Шехерезады. Особенно ярко он это чувствовал, когда пароход вошел в устье древней реки Тигра, на берегах которой полунагие арабы с пиками в руках гарцовали на своих великолепных неоседланных лошадях и пасли стада овец.

Через несколько дней пароход доставил Свена в Багдад, бывший тысячу лет тому назад столицей магометан.