Началась пустыня Такла-Макан. Пески становились все глубже и глубже. Песчаные холмы (так называемые "барханы") достигали уже шести метров высоты, и обходить их стало невозможно: приходилось перебираться через них.
Верблюды и люди начинали изнемогать и в день проходили всего лишь по двадцати километров. А между тем далеко впереди, на много сотен километров, простиралась безнадежная, безводная пустыня, лишенная каких бы то ни было следов жилья и растительности. Местами лишь виднелись следы диких верблюдов, лошадей и антилоп.
Свен Гедин очень берег воду и расходовал ее с большой бережливостью, поэтому все всегда страдали от жажды. Особенно мучались собаки, которые, чтобы хоть немного освежиться, разгребали верхний раскаленный слой песку и ложились в вырытые ямы на неуспевший еще накалиться нижний слой.
Однажды эти собаки сослужили каравану большую службу. В один из особенно тяжелых дней в пути, когда и верблюды и люди очень страдали от жажды, а вокруг, несмотря на самые тщетные поиски нельзя было найти ничего, напоминающего жидкость, — вдруг собаки куда-то исчезли. Ислам-бей сначала предположил, что они, предчувствуя близкую смерть, предпочли отдалиться от каравана, но Касим уверял его, что собаки ищут воды. И, действительно, через несколько часов они, радостно лая, вернулись по брюхо мокрые. Караван сейчас же пошел за ними и скоро набрел на небольшой пруд с прекрасной холодной водой. Люди, собаки, бараны — все бросились утолять жажду. Тут же решили разбить лагерь и простоять целый день, чтобы вдоволь насытиться водой, может быть последней в пустыне.
Но на этот раз они ошиблись. Через несколько дней однообразного и тяжелого пути караван перевалил через песчаные барханы, высотой в шесть или восемь метров, и подошел к небольшому озеру, лежавшему в совершенно обнаженных берегах.
К югу, востоку и западу, куда ни глянь, тянулся бесконечный желтый песок. Только на севере возвышалась одинокая, угрюмая, растрескавшаяся от зноя гора.
Предвидя на этот раз, что это была последняя стоянка с пресной водой, караван решил простоять здесь целый день. В последний раз верблюды досыта наелись камыша и напились воды.
Проводник Джолги уверял, что от этого места до конечного пункта Хотан-Дарьи — не более четырех дней пути на восток. Но Свен Гедин, зная превратности пустыни, приказал набрать воды на десять дней. Он с удовольствием бы наполнил резервуары дополна, но не сделал этого лишь потому, что не хотел обременять верблюдов, так как итти предстояло по очень глубоким пескам.
Как мы увидим после, это распоряжение Гедина не было выполнено, что и явилось причиной многих несчастий каравана.
На следующий день караван оставил последнюю стоянку с водой. День был страшно жаркий. К полудню песок накалился до 58°.
"Я не сомневался в успехе своего предприятия, — говорит Свен Гедин, — и шел без колебания. Я хотел победить пустыню. В звоне колокольчиков слышал уже победный звон и, чтобы меня ни ожидало, решил итти вперед, ни на минуту не думая о возвращении кратким путем".
Будь на месте Свен Гедина кто-либо другой, он наверное подумал бы о возвращении. Песчаные валы вздымались все выше и выше и доходили до 8 метров в высоту. Путники брели по ложбинке между ними. Когда они забирались на их верхушки, то с них открывался вид, который мог бы заставить побледнеть и нетрусливого человека: кругом безбрежное море песку с гигантскими волнами — желтыми барханами — и ни малейшего кустика, ни былинки, — полное царство смерти…
Высота барханов стала доходить уже до восемнадцати метров и склоны были так круты, что невозможно было сходить по ним: приходилось заступами прокладывать дорогу со ступеньками и по ним сводить животных и людей по колено.
Молча, понурив головы, двигался караван по этой пустыне смерти, оживая немного по вечерам, когда становилось чуть-чуть прохладнее. При солнце, которое, казалось, сжигало и мертвило все способное к жизни, люди теряли всякую надежду.
"С каким-то странным необъяснимым чувством, — говорит Гедин — мы разбили наш первый лагерь в самой пустыне на песке".
Люди мало разговаривали, никто не смеялся. Около огня, поддерживаемого корнями тамариска, образовался необычайно молчаливый кружок.
Верблюдов на ночь привязали, чтобы они не вздумали уйти назад к озеру. Могильная тишина царствовала кругом. Иногда замирал даже звон колокольчиков верблюдов, и слышалось только их тяжелое, медленное и мерное дыхание.
Перед тем, как улечься спать, проводники спохватились, что одной из собак Гамро — не было. Стали свистать, звать ее, — но никто не откликался. Магомет-Шах высказал предположение, что животное, предчувствуя смерть, вырыло где-либо в песке яму и легло там.